Солнце или боги «ткут» мир. «Вселенная кем-то создана, — пишет Элиаде, — но это не все: она привязана нитями к своему творцу. Творение остается связанным с Творцом, оно соединено с ним пуповиной. Это означает, что ни миры, ни существа не „свободны" и не могут быть таковыми. Они не могут приходить в движение по собственной воле. Жизнь в них поддерживается благодаря той нити, что соединяет их с Творцом, с их Автором, но и он, Автор, зависит от этих миров и существ. „Жить" означает, таким образом, быть „сотканным" таинственной силой, что создала Вселенную, Время и Жизнь, или же быть соединенным невидимой нитью с Космократором (Солнцем, самим Богом)». Понятно, что в таком случае так называемые «боги-связыватели» (такие, как Один), владеющие нитями, путами, петлями и узлами, приобретают особое значение.
В кельтской мифологии «богом-связывателем» был Огмий. Имеется сообщение греческого писателя Лукиана (II в. н. э. ) о картине, изображавшей галльского Геракла, которого кельты называют Огмием. Эта картина очень удивила Лукиана, так как галльский Геракл напоминал греческого героя лишь обычными атрибутами (львиной шкурой, палицей, луком и колчаном). Он был изображен в виде лысого старика с дочерна загоревшей морщинистой кожей. Лукиану он показался похожим на Харона, перевозчика в царство мертвых. Еще больше поражало то, что этот старый Геракл тащил за собой большое число людей, скованных за уши; оковами служили тонкие золотые цепочки. Люди следовали за Гераклом, своим вождем, с сияющими и радостными лицами. Цепочки были протянуты через дырку в кончике языка бога. Геракл, улыбаясь, оборачивался к своим спутникам.
Когда Лукиан, изумленный, стоял перед этой картиной, к нему подошел мудрый кельт и объяснил, что кельты называют Слово не Гермесом, как греки, а Гераклом, потому что Геракл гораздо сильнее. «И не удивляйся, — сказал кельт, — что из него сделали старика: именно в старости люди становятся особенно красноречивыми... Мы думаем, что сам Геракл, став мудрым, совершил все свои подвиги благодаря силе красноречия и убеждением преодолел большую часть препятствий. Его стрелы — это речи, острые, быстрые, бьющие в цель, ранящие души. Вы сами говорите, что слова имеют крылья».
Нет оснований сомневаться в правдивости этого сообщения, так как Лукиан провел много времени в полугреческих городах Южной Галлии и там мог видеть описанную фреску. Картина была исполнена греческим или римским художником и представляла собой произведение аллегорического искусства позднеэллинистического периода. Галльские художники еще не владели подобной техникой живописи. Галлы же, глядя на это аллегорическое изображение, сразу вспоминали Огмия, хотя художник, скорее всего, не намеревался изображать божество «варваров».
Имея в виду рассмотренный выше символизм нитей и связей, истолковать эту аллегорию будет нетрудно. Здесь в наглядной и наивной манере античного антропоморфизма представлена идея о связи творений с их Творцом, существа и состояния проявленности с их Принципом, — идеи, о которой говорили Генон и Элиаде. Такое толкование описанной Лукианом галльской фрески объясняет и смысл изображений на некоторых армориканских монетах (Бретань): голова молодого безбородого человека, от которой отходят унизанные жемчужником веревочки, с прикрепленными на концах маленькими человеческими головами. Может быть, на этих монетах тоже изображен Огмий. Правда, юный персонаж, представленный на монетах, не похож на бога, описанного Лукианом. Однако в Южной Галлии и в Бретани Огмия могли изображать по-разному.
Выявленный таким образом символизм, характерный для образа Огмия, позволяет понять значение его имени. Это не кельтское имя, оно происходит от адаптированного греческого слова «огмос» (дорога, тропинка). Как мы видели, дорога является одним из символов той нити, которой творения связаны с Творцом. Огмий — это «тот, кто ведет»; греческое название позволяло кельтам избежать упоминания «истинного имени» бога.
Приписываемые Огмию функции зависят от его основного свойства: он «бог-связыватель» и этим напоминает германо-скандинавского Одина. Подобно Одину, Огмий владеет магией. Поэтому надписи на найденных в Австрии (Брегенц) свинцовых пластинках, так называемых «табличках проклятия», призывают Огмия, умоляя его о защите от всякого вреда. Как известно, для осуществления или рассеяния чар призывали особенно могущественных богов, владеющих магией. Огмий использует самый эффективный способ колдовства: так же, как Один, он связывает врагов «военными путами», зачаровывая и парализуя их. Таким образом, Огмий причастен к магическо-военной верховной власти.
В ирландской традиции Огмий-Огма, один из верховных богов Туата Де Дананн, выступает как воитель. Перед началом битвы при Маг Туиред Луг спрашивает его: «А ты, Огма, против кого обратишь свою мощь в этой битве?» — «Что ж, — отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов». Ему удается завоевать меч короля фоморов Тетры.
Ирландские предания подтверждают отождествление Огмы-Огмия с Гераклом. Рассуждения же собеседника Лукиана о том, что Геракл совершал свои подвиги исключительно силой слова, выражали, по-видимому, личное мнение этого образованного галла. В действительности Огмий является богом вроде Марса-Геракла. В случае Огмия в этом двуединстве Марс преобладает над Гераклом. Дело в том, что Огмий сам редко участвует в битве. Как галльский Марс Цезаря, он «руководит войной», направляет битву посредством своего магического искусства, сражаться же — дело военного героя, а не верховного бога.
Имея в виду военную функцию Огмия, можно предположить, что на галльской фреске он изображен в качестве военного вождя, а ведомая им толпа — это его дружина. Если вспомнить свидетельство Цезаря о галльских воинах, бесстрашно следовавших за своим вождем на смерть, то можно прийти к выводу, что галльская фреска не только изображает Огмия как полководца, но и создает образ, символизирующий верность дружины своему вождю.
С другой стороны, может быть, Огмий изображен как проводник душ в царство мертвых? Выражение радости на лицах ведомых в этом случае объясняется представлениями кельтов о потустороннем мире как о стране вечного счастья. На связь Огмия с потусторонним миром указывают и «таблички проклятия». Такие пластинки обычно зарывали в землю, посвящая их подземным богам. То, что в ирландских преданиях Огма имел прозвище Греан-айнех («солнечноликий»), отнюдь не противоречит его возможной связи с потусторонним миром. Как мы видели на примере Дагды, бог потустороннего мира мог быть и солнечным богом.
Многие считают описанную Лукианом фреску аллегорическим изображением красноречия. И в качестве бога красноречия Огмий связывает слушателей силой своего слова (поэтому на картине цепочка продета через кончик его языка). Вообще Огма-Огмий связан с духовной сферой. Недаром в ирландский мифологии он считается потомком Элаты, имя которого означает «поэтическое искусство» или «наука». И наконец, Огмий был изобретателем огама — сакральной кельтской письменности; огамическими знаками друиды записывали заклинания на камнях или дощечках. «Отец огама — Огма, — говорит древнеирландский трактат о письменности, — мать огама — рука или нож Огмы».
В целом Огмий-Огма в большей степени, чем Луг, соответствует темному аспекту верховного индоевропейского бога: Огмий имеет власть надо всем беспорядочным, неистовым, магическим. В Ирландии он составляет пару с Дагдой, «добрым богом»; одно из наиболее важных ирландских имен Огмия — Элкмар («злой» или «великий завистник»).
* * *
Таким образом, мы познакомились с божествами кельтов — как женскими, так и мужскими. Мы видели, что кельтские богини (при всем их разнообразии) выражают две фундаментальные идеи. Во-первых, все они восходят к культу богинь-Матерей, в основе которого лежит древнейший образ большинства религий и мифологий — образ Великой Матери-Земли. Во-вторых, все они вовлечены в символизм верховной власти. Это и прекрасная молодая женщина, вручающая власть королю Конну, и королева Коннахта Медб, персонифицирующие верховную власть: первая представляет идеальный образ власти, а другая — земной. Это и богиня войны Маха «с рыжей гривой», которая боролась за верховную власть в Ирландии всеми возможными и невозможными способами. И даже прекрасная Этайн, волшебная невеста и богиня Другого Мира, оказывается еще и богиней верховной власти.
Мужские божества кельтов не предоставляют возможности для такой четкой и ясной интерпретации. Мы видели, какие зыбкие грани отделяют одних богов от других, как разные боги выполняют одни и те же функции, смешиваясь между собой. Например, кельтских богов Тевтатеса, Езуса и Тараниса, имена которых называет римский поэт Лукан, средневековые комментаторы, а за ними и современные исследователи сравнивали то с Меркурием, то с Марсом, то с Юпитером. А имена Граннус, Мапон, Белен с равной степенью вероятности могли принадлежать самостоятельным божествам — ипостасями кельтского Аполлона или быть прозвищами верховного бога Луга.
Свидетельство Цезаря помогло нам в известной степени разобраться в этом запутанном лабиринте кельтских божеств. Мы видели, что во главе кельтского пантеона стоял юный и прекрасный верховный бог Луг, которого сравнивают со скандинавским Одином, представляющим классический образец верховного индоевропейского бога. В то же время если в скандинавской мифологии все характеристики верховной божественной власти сконцентрированы в одном образе Одина, то в кельтской традиции они прослеживаются и в образах других богов. Так, рядом с Лугом в кельтском пантеоне стоял великий Дагда, благостный, справедливый бог дружбы и гарант договоров. Дагда имел ряд функций, аналогичных тем, которые приписывают Одину. Так же как Один, Дагда — великий маг и в то же время великий воитель, бог поэзии и бог Другого Мира. У Дагды была несвойственная Лугу способность превращаться в различных животных. Сходство в некоторых отношениях Дагды с Одином настолько бросается в глаза, что один французский исследователь считал Суцелла, галльского двойника Дагды, верховным богом галльской религии. В свою очередь, бог Огмий обладал отсутствовавшим у Луга магическим «искусством связывания», которым был наделен в большой степени Один. Огмий относится к типу так называвмых «богов-связывателей». М. Элиаде заметил, что образы нити, веревки, узла соответствуют чрезвычайно глубинному опыту человечества «и, в конечном итоге, выявляют положение человека в мире, которое невозможно выразить другими символами и образами».
Помимо самых великих богов, воплощающих наиболее древние и. фундаментальные идеи мифологии, в кельтском пантеоне присутствуют и другие божественные персонажи. Это и юный герой ирландских мифов Энгус-Мак Ок — кельтский Аполлон «в его аспекте молодости». Это и мрачный и одинокий Донн — ирландский бог мертвых, напоминающий Диспатера Цезаря. Это и величественный ирландский бог моря Мананнан Мак Лир, путешествующий по морю на своей колеснице. Это и бог-ремесленник Гоибниу, главенствующее положение которого на потустороннем пире богов сближает его с Дагдой. Все эти божества органично существуют и действуют в мифологической реальности независимо от того, будем ли мы считать их изначально разделенными «по департаментам» и имевшими четко определенную специализацию или, наоборот, решим, что все они восходят к образу единого великого бога, появляющегося под разными именами и формами.
ГЕРОИЧЕСКИЕ МИФЫ
Большая часть кельтских мифов посвящена деяниям героев. Кельтские герои — это не просто воины. Им открыт доступ в Другой Мир, а наименьший из их подвигов намного превышает человеческие возможности. От богов же их отличает то, что герои не принимают участия в управлении миром людей.
«Героический век» и героический эпос соотносят с уладским мифологическим циклом, события которого ирландская ученая традиция относит примерно ко времени рождения Христа и связывает с королевством уладов, занимавшим тогда доминирующее положение в Уладе. Самая ранняя письменная его редакция принадлежит VII в., однако до этого он существовал уже несколько столетий в устной традиции. В сагах уладского цикла перед нами предстает аристократическое военное общество, культура которого во многом совпадает с латенской культурой кельтов. Как известно, в Ирландии, не затронутой римской цивилизацией, латенская культура сохранялась в более или менее целостном виде до установления христианства. Условия социальной жизни, описанные в уладском цикле, часто поразительно совпадают с условиями жизни в дорийской Галлии. Однако не следует увлекаться этим сходством и искать прямых аналогий между историческими персонажами и героями саг уладского цикла. К VII в. н. э. Уладское королевство уже давно перестало существовать, его прошлое воспринималось как героический идеал, который тем легче было мифологизировать.
Уладским правителем «героической эпохи» был Конхобар, сын Несс; его двор находился в Эмайн Махе. Среди служивших ему героев самыми знаменитыми были Кухулин, Конал Кернах и Фергус Мак Ройх. Другими выдающимися персонажами саг были друид Катбад, к советам которого прислушивался сам король, и мудрый Сенха Мак Айлелла, «усмиритель уладских воинов», чье вмешательство устраняло раздоры и даже предотвращало сражения. Его антиподом являлся Брикрен Немтенга, Злоязычный, который так же любил разжигать ссоры, как Сенха гасить их.
Как известно, героический эпос строится вокруг деяний героев, и в этом отношении уладский цикл не является исключением. Война между племенами и поединки, демонстрирующие личную доблесть героев, являются главными сюжетными мотивами саг уладского цикла. Главная сага цикла «Похищение быка из Куальнге» рассказывает о великой войне между уладами и Коннахтом, в которой принимали участие и все остальные королевства Ирландии. Королева Коннахта Медб предприняла военный поход против Улада, чтобы завладеть великим быком Донном Куальнге. Однако при приближении вражеской армии мужчин Улада поражал странный недуг, который наслала на них Маха. И пока они находились в состоянии полного бессилия, юный Кухулин один защищал провинцию от вражеских полчищ. Выстояв в длинном ряду поединков с героями армии противника, Кухулин сдержал натиск Коннахта, пока уладские воины восстанавливали свои силы. Затем они атаковали и разбили армию Коннахта и их союзников в большом сражении.
«Похищение быка из Куальнге» является самой важной из многочисленных саг героического уладского цикла. Некоторые из них называются «предсагами». Они излагают предысторию событий, разворачивающихся в «Похищении быка из Куальнге». Однако большая часть уладского цикла представляет собой независимые от главной саги рассказы о подвигах уладских героев. Несколько «предсаг» рассказывают о подготовке Айлиля и Медб к военному походу против Улада. Предсага «Как было найдено „Похищение быка из Куальнге"» рассказывает об истории и происхождении главной саги: в VII в. «Похищение быка из Куальнге» было совершенно забыто, однако филиду удалось вызвать дух одного из главных героев «Похищения... » Фергуса Мак Ройха, и тот поведал, как надо исполнять сагу и в какой последовательности расположены ее эпизоды.
Предсага «Изгнание сыновей Уснеха» (ее содержание мы уже излагали в заключительной части главы, посвященной женским божествам кельтов) объясняет, почему во время войны за быка из Куальнге Фергус Мак Ройх, бывший король уладов, и Кормак, сын короля Конхобара, оказываются в стане врагов вместе с тридцатью сотнями других уладских воинов. Фергус и другие воины вынуждены были просить в Коннахте убежища, потому что они выступили поручителями за сыновей Уснеха, дабы обеспечить их безопасность в случае возвращения в Эмайн Маху. Конхобар же велел убить сыновей Уснеха, как только они подойдут к стенам, тем самым бросив тень позора на Фергуса и других поручителей. В отместку Фергус и его люди сожгли Эмайн, убили многих уладов и ушли в изгнание. Это объяснение помещает «Изгнание сыновей Уснеха» в контекст событий войны между Уладом и Коннахтом, однако этот сюжет является периферическим для содержания саги, главная же ее тема — трагическая любовь Дейрдре.
Среди многочисленных ульстерских саг, специально не связанных с «Похищением быка из Куальнге», самой важной является «Пир у Брикрена». Главное действующее лицо саги — смутьян Бри-крен, ирландский двойник скандинавского трикстера Локи. Он пригласил уладов на большой пир, но те отказались, прекрасно зная о склонности хозяина ссорить гостей между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
В кельтской мифологии «богом-связывателем» был Огмий. Имеется сообщение греческого писателя Лукиана (II в. н. э. ) о картине, изображавшей галльского Геракла, которого кельты называют Огмием. Эта картина очень удивила Лукиана, так как галльский Геракл напоминал греческого героя лишь обычными атрибутами (львиной шкурой, палицей, луком и колчаном). Он был изображен в виде лысого старика с дочерна загоревшей морщинистой кожей. Лукиану он показался похожим на Харона, перевозчика в царство мертвых. Еще больше поражало то, что этот старый Геракл тащил за собой большое число людей, скованных за уши; оковами служили тонкие золотые цепочки. Люди следовали за Гераклом, своим вождем, с сияющими и радостными лицами. Цепочки были протянуты через дырку в кончике языка бога. Геракл, улыбаясь, оборачивался к своим спутникам.
Когда Лукиан, изумленный, стоял перед этой картиной, к нему подошел мудрый кельт и объяснил, что кельты называют Слово не Гермесом, как греки, а Гераклом, потому что Геракл гораздо сильнее. «И не удивляйся, — сказал кельт, — что из него сделали старика: именно в старости люди становятся особенно красноречивыми... Мы думаем, что сам Геракл, став мудрым, совершил все свои подвиги благодаря силе красноречия и убеждением преодолел большую часть препятствий. Его стрелы — это речи, острые, быстрые, бьющие в цель, ранящие души. Вы сами говорите, что слова имеют крылья».
Нет оснований сомневаться в правдивости этого сообщения, так как Лукиан провел много времени в полугреческих городах Южной Галлии и там мог видеть описанную фреску. Картина была исполнена греческим или римским художником и представляла собой произведение аллегорического искусства позднеэллинистического периода. Галльские художники еще не владели подобной техникой живописи. Галлы же, глядя на это аллегорическое изображение, сразу вспоминали Огмия, хотя художник, скорее всего, не намеревался изображать божество «варваров».
Имея в виду рассмотренный выше символизм нитей и связей, истолковать эту аллегорию будет нетрудно. Здесь в наглядной и наивной манере античного антропоморфизма представлена идея о связи творений с их Творцом, существа и состояния проявленности с их Принципом, — идеи, о которой говорили Генон и Элиаде. Такое толкование описанной Лукианом галльской фрески объясняет и смысл изображений на некоторых армориканских монетах (Бретань): голова молодого безбородого человека, от которой отходят унизанные жемчужником веревочки, с прикрепленными на концах маленькими человеческими головами. Может быть, на этих монетах тоже изображен Огмий. Правда, юный персонаж, представленный на монетах, не похож на бога, описанного Лукианом. Однако в Южной Галлии и в Бретани Огмия могли изображать по-разному.
Выявленный таким образом символизм, характерный для образа Огмия, позволяет понять значение его имени. Это не кельтское имя, оно происходит от адаптированного греческого слова «огмос» (дорога, тропинка). Как мы видели, дорога является одним из символов той нити, которой творения связаны с Творцом. Огмий — это «тот, кто ведет»; греческое название позволяло кельтам избежать упоминания «истинного имени» бога.
Приписываемые Огмию функции зависят от его основного свойства: он «бог-связыватель» и этим напоминает германо-скандинавского Одина. Подобно Одину, Огмий владеет магией. Поэтому надписи на найденных в Австрии (Брегенц) свинцовых пластинках, так называемых «табличках проклятия», призывают Огмия, умоляя его о защите от всякого вреда. Как известно, для осуществления или рассеяния чар призывали особенно могущественных богов, владеющих магией. Огмий использует самый эффективный способ колдовства: так же, как Один, он связывает врагов «военными путами», зачаровывая и парализуя их. Таким образом, Огмий причастен к магическо-военной верховной власти.
В ирландской традиции Огмий-Огма, один из верховных богов Туата Де Дананн, выступает как воитель. Перед началом битвы при Маг Туиред Луг спрашивает его: «А ты, Огма, против кого обратишь свою мощь в этой битве?» — «Что ж, — отвечал тот, — трижды девять друзей короля да его самого сокрушу я и вместе с ирландцами жизни лишу треть врагов». Ему удается завоевать меч короля фоморов Тетры.
Ирландские предания подтверждают отождествление Огмы-Огмия с Гераклом. Рассуждения же собеседника Лукиана о том, что Геракл совершал свои подвиги исключительно силой слова, выражали, по-видимому, личное мнение этого образованного галла. В действительности Огмий является богом вроде Марса-Геракла. В случае Огмия в этом двуединстве Марс преобладает над Гераклом. Дело в том, что Огмий сам редко участвует в битве. Как галльский Марс Цезаря, он «руководит войной», направляет битву посредством своего магического искусства, сражаться же — дело военного героя, а не верховного бога.
Имея в виду военную функцию Огмия, можно предположить, что на галльской фреске он изображен в качестве военного вождя, а ведомая им толпа — это его дружина. Если вспомнить свидетельство Цезаря о галльских воинах, бесстрашно следовавших за своим вождем на смерть, то можно прийти к выводу, что галльская фреска не только изображает Огмия как полководца, но и создает образ, символизирующий верность дружины своему вождю.
С другой стороны, может быть, Огмий изображен как проводник душ в царство мертвых? Выражение радости на лицах ведомых в этом случае объясняется представлениями кельтов о потустороннем мире как о стране вечного счастья. На связь Огмия с потусторонним миром указывают и «таблички проклятия». Такие пластинки обычно зарывали в землю, посвящая их подземным богам. То, что в ирландских преданиях Огма имел прозвище Греан-айнех («солнечноликий»), отнюдь не противоречит его возможной связи с потусторонним миром. Как мы видели на примере Дагды, бог потустороннего мира мог быть и солнечным богом.
Многие считают описанную Лукианом фреску аллегорическим изображением красноречия. И в качестве бога красноречия Огмий связывает слушателей силой своего слова (поэтому на картине цепочка продета через кончик его языка). Вообще Огма-Огмий связан с духовной сферой. Недаром в ирландский мифологии он считается потомком Элаты, имя которого означает «поэтическое искусство» или «наука». И наконец, Огмий был изобретателем огама — сакральной кельтской письменности; огамическими знаками друиды записывали заклинания на камнях или дощечках. «Отец огама — Огма, — говорит древнеирландский трактат о письменности, — мать огама — рука или нож Огмы».
В целом Огмий-Огма в большей степени, чем Луг, соответствует темному аспекту верховного индоевропейского бога: Огмий имеет власть надо всем беспорядочным, неистовым, магическим. В Ирландии он составляет пару с Дагдой, «добрым богом»; одно из наиболее важных ирландских имен Огмия — Элкмар («злой» или «великий завистник»).
* * *
Таким образом, мы познакомились с божествами кельтов — как женскими, так и мужскими. Мы видели, что кельтские богини (при всем их разнообразии) выражают две фундаментальные идеи. Во-первых, все они восходят к культу богинь-Матерей, в основе которого лежит древнейший образ большинства религий и мифологий — образ Великой Матери-Земли. Во-вторых, все они вовлечены в символизм верховной власти. Это и прекрасная молодая женщина, вручающая власть королю Конну, и королева Коннахта Медб, персонифицирующие верховную власть: первая представляет идеальный образ власти, а другая — земной. Это и богиня войны Маха «с рыжей гривой», которая боролась за верховную власть в Ирландии всеми возможными и невозможными способами. И даже прекрасная Этайн, волшебная невеста и богиня Другого Мира, оказывается еще и богиней верховной власти.
Мужские божества кельтов не предоставляют возможности для такой четкой и ясной интерпретации. Мы видели, какие зыбкие грани отделяют одних богов от других, как разные боги выполняют одни и те же функции, смешиваясь между собой. Например, кельтских богов Тевтатеса, Езуса и Тараниса, имена которых называет римский поэт Лукан, средневековые комментаторы, а за ними и современные исследователи сравнивали то с Меркурием, то с Марсом, то с Юпитером. А имена Граннус, Мапон, Белен с равной степенью вероятности могли принадлежать самостоятельным божествам — ипостасями кельтского Аполлона или быть прозвищами верховного бога Луга.
Свидетельство Цезаря помогло нам в известной степени разобраться в этом запутанном лабиринте кельтских божеств. Мы видели, что во главе кельтского пантеона стоял юный и прекрасный верховный бог Луг, которого сравнивают со скандинавским Одином, представляющим классический образец верховного индоевропейского бога. В то же время если в скандинавской мифологии все характеристики верховной божественной власти сконцентрированы в одном образе Одина, то в кельтской традиции они прослеживаются и в образах других богов. Так, рядом с Лугом в кельтском пантеоне стоял великий Дагда, благостный, справедливый бог дружбы и гарант договоров. Дагда имел ряд функций, аналогичных тем, которые приписывают Одину. Так же как Один, Дагда — великий маг и в то же время великий воитель, бог поэзии и бог Другого Мира. У Дагды была несвойственная Лугу способность превращаться в различных животных. Сходство в некоторых отношениях Дагды с Одином настолько бросается в глаза, что один французский исследователь считал Суцелла, галльского двойника Дагды, верховным богом галльской религии. В свою очередь, бог Огмий обладал отсутствовавшим у Луга магическим «искусством связывания», которым был наделен в большой степени Один. Огмий относится к типу так называвмых «богов-связывателей». М. Элиаде заметил, что образы нити, веревки, узла соответствуют чрезвычайно глубинному опыту человечества «и, в конечном итоге, выявляют положение человека в мире, которое невозможно выразить другими символами и образами».
Помимо самых великих богов, воплощающих наиболее древние и. фундаментальные идеи мифологии, в кельтском пантеоне присутствуют и другие божественные персонажи. Это и юный герой ирландских мифов Энгус-Мак Ок — кельтский Аполлон «в его аспекте молодости». Это и мрачный и одинокий Донн — ирландский бог мертвых, напоминающий Диспатера Цезаря. Это и величественный ирландский бог моря Мананнан Мак Лир, путешествующий по морю на своей колеснице. Это и бог-ремесленник Гоибниу, главенствующее положение которого на потустороннем пире богов сближает его с Дагдой. Все эти божества органично существуют и действуют в мифологической реальности независимо от того, будем ли мы считать их изначально разделенными «по департаментам» и имевшими четко определенную специализацию или, наоборот, решим, что все они восходят к образу единого великого бога, появляющегося под разными именами и формами.
ГЕРОИЧЕСКИЕ МИФЫ
Большая часть кельтских мифов посвящена деяниям героев. Кельтские герои — это не просто воины. Им открыт доступ в Другой Мир, а наименьший из их подвигов намного превышает человеческие возможности. От богов же их отличает то, что герои не принимают участия в управлении миром людей.
«Героический век» и героический эпос соотносят с уладским мифологическим циклом, события которого ирландская ученая традиция относит примерно ко времени рождения Христа и связывает с королевством уладов, занимавшим тогда доминирующее положение в Уладе. Самая ранняя письменная его редакция принадлежит VII в., однако до этого он существовал уже несколько столетий в устной традиции. В сагах уладского цикла перед нами предстает аристократическое военное общество, культура которого во многом совпадает с латенской культурой кельтов. Как известно, в Ирландии, не затронутой римской цивилизацией, латенская культура сохранялась в более или менее целостном виде до установления христианства. Условия социальной жизни, описанные в уладском цикле, часто поразительно совпадают с условиями жизни в дорийской Галлии. Однако не следует увлекаться этим сходством и искать прямых аналогий между историческими персонажами и героями саг уладского цикла. К VII в. н. э. Уладское королевство уже давно перестало существовать, его прошлое воспринималось как героический идеал, который тем легче было мифологизировать.
Уладским правителем «героической эпохи» был Конхобар, сын Несс; его двор находился в Эмайн Махе. Среди служивших ему героев самыми знаменитыми были Кухулин, Конал Кернах и Фергус Мак Ройх. Другими выдающимися персонажами саг были друид Катбад, к советам которого прислушивался сам король, и мудрый Сенха Мак Айлелла, «усмиритель уладских воинов», чье вмешательство устраняло раздоры и даже предотвращало сражения. Его антиподом являлся Брикрен Немтенга, Злоязычный, который так же любил разжигать ссоры, как Сенха гасить их.
Как известно, героический эпос строится вокруг деяний героев, и в этом отношении уладский цикл не является исключением. Война между племенами и поединки, демонстрирующие личную доблесть героев, являются главными сюжетными мотивами саг уладского цикла. Главная сага цикла «Похищение быка из Куальнге» рассказывает о великой войне между уладами и Коннахтом, в которой принимали участие и все остальные королевства Ирландии. Королева Коннахта Медб предприняла военный поход против Улада, чтобы завладеть великим быком Донном Куальнге. Однако при приближении вражеской армии мужчин Улада поражал странный недуг, который наслала на них Маха. И пока они находились в состоянии полного бессилия, юный Кухулин один защищал провинцию от вражеских полчищ. Выстояв в длинном ряду поединков с героями армии противника, Кухулин сдержал натиск Коннахта, пока уладские воины восстанавливали свои силы. Затем они атаковали и разбили армию Коннахта и их союзников в большом сражении.
«Похищение быка из Куальнге» является самой важной из многочисленных саг героического уладского цикла. Некоторые из них называются «предсагами». Они излагают предысторию событий, разворачивающихся в «Похищении быка из Куальнге». Однако большая часть уладского цикла представляет собой независимые от главной саги рассказы о подвигах уладских героев. Несколько «предсаг» рассказывают о подготовке Айлиля и Медб к военному походу против Улада. Предсага «Как было найдено „Похищение быка из Куальнге"» рассказывает об истории и происхождении главной саги: в VII в. «Похищение быка из Куальнге» было совершенно забыто, однако филиду удалось вызвать дух одного из главных героев «Похищения... » Фергуса Мак Ройха, и тот поведал, как надо исполнять сагу и в какой последовательности расположены ее эпизоды.
Предсага «Изгнание сыновей Уснеха» (ее содержание мы уже излагали в заключительной части главы, посвященной женским божествам кельтов) объясняет, почему во время войны за быка из Куальнге Фергус Мак Ройх, бывший король уладов, и Кормак, сын короля Конхобара, оказываются в стане врагов вместе с тридцатью сотнями других уладских воинов. Фергус и другие воины вынуждены были просить в Коннахте убежища, потому что они выступили поручителями за сыновей Уснеха, дабы обеспечить их безопасность в случае возвращения в Эмайн Маху. Конхобар же велел убить сыновей Уснеха, как только они подойдут к стенам, тем самым бросив тень позора на Фергуса и других поручителей. В отместку Фергус и его люди сожгли Эмайн, убили многих уладов и ушли в изгнание. Это объяснение помещает «Изгнание сыновей Уснеха» в контекст событий войны между Уладом и Коннахтом, однако этот сюжет является периферическим для содержания саги, главная же ее тема — трагическая любовь Дейрдре.
Среди многочисленных ульстерских саг, специально не связанных с «Похищением быка из Куальнге», самой важной является «Пир у Брикрена». Главное действующее лицо саги — смутьян Бри-крен, ирландский двойник скандинавского трикстера Локи. Он пригласил уладов на большой пир, но те отказались, прекрасно зная о склонности хозяина ссорить гостей между собой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37