— Стой! Как вы сюда попали? — По голосу Борщенко узнал в эсэсовце Генриха.
— Убери автомат, — спокойно сказал он. — Не видишь, что ли, кто мы?
— А кто вы? — продолжал допытываться недоверчивый эсэсовец, не опуская автомата.
— Мы пополнение для внутренней охраны. У вас введено чрезвычайное, положение. Не слыхал, что ли?
— Аа-а, только что слышал, — согласился эсэсовец, но автомата не опускал. — Не приближаться! Предъявите ваши пропуска!
— Да ты что, очумел?! — прикрикнул на него Борщенко. — Как же мы, по-твоему, прошли сюда? Пропуска у нас отобрали при входе. Иди и проверяй, если у тебя есть время. А нам надо срочно явиться к вашему шарфюреру. Где он?
Эсэсовец, сбитый с толку спокойствием и уверенностью Борщенко, сообразил, что без пропусков они действительно не могли пройти сюда через тройную внешнюю охрану. Он автоматом мотнул в сторону, откуда они пришли.
— Господин шарфюрер там. Вам надо назад…
— Ну, так и сказал бы давно! А то завел канитель. Нам надо срочно! Ну шагай, шагай своей дорогой! Да смотри в оба: чрезвычайное положение…
Борщенко круто повернулся и зашагал обратно. Силантьев последовал за ним, не забывая оглядываться.
Эсэсовец остался на месте, смотря им вслед, и только когда они уже подошли к повороту в первый коридор, встрепенулся.
— Погодите! — крикнул он. — А как же вы могли пройти мимо шарфюрера, если пришли оттуда?!
Борщенко и Силантьев, делая вид, что вопрос этот их уже не касается, продолжали спокойно уходить.
— Стойте! — крикнул эсэсовец и поспешил за ними.
Борщенко и Силантьев завернули за угол и сразу же бросились вперед.
Первый коридор был свободен, но пробежать его до появления преследующего их эсэсовца было невозможно. Куда бы свернуть?
Почти сразу же после поворота, против кабинета инженера Штейна, Борщенко заметил небольшой тупичок и светящийся красный шар с надписью «Аварийный колодец», а в конце тупичка — гофрированную дверь с такой же красной надписью.
Борщенко свернул в тупичок, подбежал к двери и ухватился за ручку. Дверь легко открылась. Красная лампочка тускло осветила тамбур аварийного колодца, с начинающимися отсюда металлическими ступенями в виде прочных железных скоб, вбитых в заднюю стенку.
— Давай сюда, Фома!
Они вскочили внутрь, и Силантьев прикрыл за собой дверь.
Надо было быстро, в секунды, решать, что делать дальше.
В застекленное круглое окошечко в двери, напоминающее небольшой иллюминатор, Борщенко стал наблюдать за видимой частью коридора.
Если эсэсовец не появится здесь, значит, он оставил их в покое, надеясь, что уйти им отсюда некуда и они будут проверены в зоне другого патруля. В таком случае, выждав благоприятный момент, можно будет сделать новую попытку добраться до тоннеля.
Если же эсэсовец появится в этом коридоре, значит, он решил их задержать. И тогда дело осложнится.
Борщенко через иллюминатор увидел, как эсэсовец пробежал мимо, беспокойно оглядываясь назад. Значит, преследование началось. И, пожалуй, вряд ли сейчас будет возможно выбраться отсюда незамеченными.
А может быть, воспользоваться колодцем?… Борщенко поднял голову и посмотрел вверх. Как высоко уходят эти ступеньки? И куда они выводят? Вверху колодца было темно, как в могиле. Но раз колодец приготовлен на случай аварии, значит, по этой лестнице можно перебраться в какое-то другое помещение, выше…
И Борщенко решил:
— Лезем, Фома!
— Лезем. — Силантьев, не желая расстаться с ломиком, засунул его за пояс.
Карабкались в темноте молча. Слышалось лишь шумное дыхание Борщенко.
Вдруг он остановился.
— Осторожно, Фома! Лестница кончилась.
Борщенко потрогал край колодца, а за ним — ровную каменную поверхность. Он стал на ощупь обследовать пространство впереди. Всюду — ровный каменный пол.
— Фома, вылезай сюда. Здесь просторно.
Они вылезли из колодца и прислушались. Внизу все еще было тихо.
Силантьев нащупал около себя холодную стену. «Что же тут такое?» Он вытащил фонарь и нажал кнопку. Яркий луч осветил небольшое каменное помещение кубической формы.
Быстрым движением Борщенко вырвал у Силантьева фонарь. Снова — тьма.
— Ты что, спятил? — зашипел он. — Ведь если снизу заметят здесь свет, — нас быстро найдут.
Однако пора двигаться дальше. Колодец должен иметь продолжение. Важно опередить погоню. Ведь эсэсовец сейчас ищет их там, внизу…
Эсэсовец действительно их искал. Он успел заглянуть в вестибюль и теперь устремился к аварийному колодцу — единственному месту, где они могли укрыться. Как гончая собака, почуявшая добычу, раздувая ноздри и держа наготове автомат, он подбежал к двери тамбура и открыл ее.
В тамбуре беглецов не было. Эсэсовец осторожно вошел внутрь и поглядел вверх. Темно. Но они там, только там! Теперь можно действовать. Дать тревогу или отличиться самому?
Поколебавшись несколько секунд, он вытащил из кармана электрический фонарь, повесил его на нагрудную пуговицу, включил и осторожно полез вверх, следя за цифрами, показывающими высоту.
Пять метров… десять… пятнадцать… Высоко, черт возьми! Страшно!… Но он всегда отличался смелостью.
И у него — свой гороскоп… Еще несколько метров — и показался край площадки.
Высунувшись над краем колодца, эсэсовец сразу же увидел стоявшего Борщенко. Но это было последнее, что он увидел. На голову эсэсовца обрушился страшный удар, и он полетел вниз, лязгая автоматом о металлические скобы. Тяжелый удар внизу разнесся далеко по коридору и загудел в колодце.
— Ну, Фома, замри!…
Внизу послышались голоса. Сначала один, затем еще один, а потом сразу несколько. Слова доносились вверх отчетливо:
— Насмерть!… Всмятку!…
— Да это Генрих!… Он дежурил во втором коридоре.
— За каким же чертом его сюда понесло?!.
— А кто дежурил в этом коридоре? — раздался властный голос шарфюрера.
— Я, господин шарфюрер!
— Ах ты, Курт? Ты все время был на посту?
— Да, господин шарфюрер.
— Ничего подозрительного не замечал?
— Никак нет, господин шарфюрер.
— А как сюда попал Генрих?
— Не могу знать, господин шарфюрер. Но ему сегодня все время что-то мерещилось.
— Ах, да-да… Это он хотел стрелять.
— Он сегодня запсиховал, господин шарфюрер.
— Ну вот и допсиховался! Сатана занес его в эту дыру. Фридрих и Ганс! Сходите за носилками и отнесите труп в вестибюль!
— А не проверить ли колодец, господин шарфюрер? — предложил Курт. — На всякий случай.
— Да, проверить надо. Фридрих и Ганс! Вернитесь потом сюда и проверьте колодец снизу доверху! А ты, Курт, смотри здесь внимательно. Будь начеку!
Было слышно, как удалились голоса Курта и шарфюрера. Затем подошли Фридрих и Ганс и, укладывая на носилки труп Генриха, чертыхались, что он такой тяжелый, что теперь из-за него придется и им еще лезть на этакую высоту, по скользким и холодным скобам.
Наконец, отрыгнув еще несколько проклятий на голову расплющенного Генриха, они подняли его и ушли.
Все затихло.
— Вот теперь давай свет! — приказал Борщенко.
При свете фонаря они обнаружили, что никакого продолжения колодца не было. Но куда-то вела металлическая дверь, плотно закрытая на тяжелый засов. Засов проржавел, и Борщенко с трудом отодвинул его с помощью пригодившегося и на этот раз ломика.
Дверь была тяжелая и открылась с трудом.
В лицо беглецов ударил дневной свет и свежий холодный воздух.
Борщенко и Силантьев быстро вышли и, плотно прикрыв за собой дверь, осмотрелись вокруг. Они были на вершине плосковерхой горы.
Теперь надо было незаметно спуститься отсюда и поскорее добраться до Центра.

Глава четырнадцатая
НА ГРАНИ ПРОВАЛА

1
Наконец-то Борщенко и Силантьев вздохнули свободно. Они благополучно добрались до казармы. Силантьева сразу же направили с поручением в комендатуру, а Борщенко пошел в столовую.
Шакун появился, когда столовая уже опустела. Увидев Борщенко, он быстро подошел.
— Павел! Ты мне нужен сейчас вот как! — еще на ходу заговорил он и выразительно чиркнул пальцем по своему горлу.
Шакун снял с груди автомат, с которым в последнее время не расставался, положил его на свободный стул и тяжело плюхнулся рядом. Подошла официантка, но он от нее отмахнулся:
— Погоди! Потом!
— Что с тобой, Федор? Чем так расстроен? — спросил Борщенко. — Может, требуется моя помощь?
— Мне нужна сейчас твоя голова, Павел! — заторопился Шакун. — Действовать надо немедленно, а с чего начать — не соображу.
Он нагнулся ближе к Борщенко и, приглушив голос, зловеще сообщил:
— Русские сегодня начинают восстание.
Борщенко отшатнулся, точно ошпаренный крутым кипятком.
«Пронюхал, стервоза! Что делать? Убить его сейчас здесь же на месте… И пока будут возиться со мной, наши успеют сделать свое дело».
Борщенко потянулся к автомату Шакуна, но тот придержал его руку.
— Погоди, Павел. Слушай.
«Да-да, надо выслушать… Сообщил ли он уже начальству, или сам узнал от начальства… Надо все выяснить».
Шакун торопливо продолжал:
— Узнал об этом только что… Случайно. Они притихли в последнее время, а сами, оказывается, готовились. Будут захватывать оружейный склад. Я еще не докладывал, но теперь надо действовать быстро, чтобы не опоздать, опередить. Помогай, как сделать это повыгодней, у тебя всегда это получалось.
Борщенко с облегчением вздохнул.
— Стой, Федор!… Если дело идет о складе, то ты уже опоздал.
Шакун вскочил и тоже ухватился за автомат. Но теперь его удержал Борщенко:
— Дело со складом они уже оставили. Об этом и майор знает. Они затеяли другое. Ты сядь…
Борщенко усадил Шакуна рядом, отобрал у него автомат и положил на стул по другую сторону от себя.
— Я тебе все расскажу, ты слушай…
Шакун весь напружинился, нагнулся к Борщенко, ухватился за его руку.
— Они решили захватить мыс с радиостанцией, окопаться там за перешейком и вызвать по радио советские самолеты и корабли. Понял, какое дело затевают? Это тебе не склад!
Шакун широко открытыми глазами уставился на Борщенко, переваривая полученную новость и готовый к действию.
— А когда? — выдохнул он.
— В том-то и дело, что скоро! — продолжал импровизировать Борщенко. — Вот разгрузят суда, потом будут перевозить на мыс какие-то грузы. Тогда они и собираются ударить.
Шакун обмяк и стал вытирать вспотевшее лицо.
— Раз это не сегодня, можно и пообедать, — решил он. — Очень хочу жрать. А ты мне рассказывай дальше. Помогай, Павел!
Шакун поманил пальцем официантку, приказал подать обед и снова повернулся к Борщенко, жадно ожидая его дальнейших слов.
Борщенко лихорадочно соображал, что говорить и как действовать дальше. «Надо куда-нибудь завести его и убить… Но куда?»
— Я тебе все расскажу, только не здесь. И даже дам кое-что. Полный план, со всеми подробностями и фамилиями. Словом, солидно все будет. Заработаешь хорошо.
— А у тебя все с собой? — глаза Шакуна сверкали, ноздри раздувались от нетерпения.
— Ты обедай. А потом уйдем куда-нибудь. На твою горушку, что ли? Надо все хорошенько обмозговать. Составим наш — твой! — план… Материалы все при мне. Все передам тебе, раз обещал. Брагин для тебя не жадный…
Шакун нетерпеливо заерзал. Ему расхотелось обедать. Он рвался к действию.
Подошла официантка с подносом. Шакун вскочил, отмахиваясь от нее. Она испуганно попятилась, а алюминиевые миски и тарелки полетели на пол.
Вскочил и Борщенко: суп выплеснулся ему на шею. Он торопливо расстегнул гимнастерку и начал вытираться.
— Да ты что же это натворила, шалава! — набросился Шакун на официантку. — По харе захотела?!
В желании угодить приятелю он изрыгал на нее грубую брань, перемешивая русские и немецкие слова.
Угодливо повернувшись к Борщенко, который вытирал грудь салфеткой, сдернутой со стола, Шакун вдруг поперхнулся, подавился на полуслове и с ужасом уставился на Борщенко, словно увидел на нем скорпиона.
— Ну, что с тобой? — удивился Борщенко.
— А где же, Павел, твой бородатый водяной?
— Какой водяной? Что ты городишь?
— Как какой?… В короне… С рогатиной… Татуированный… — Шакун тыкал пальцем в сторону обнаженной груди Борщенко и вдруг замер, бледнея и все шире открывая глаза.
— Так ты — не ты? — выдавил он наконец. — Вот почему ты все время какой-то другой. Обман. Подмена… Ага-а-а! Шпион-двойник! Аааа-а!
Шакун по-звериному оскалил желтые зубы, быстро оглянулся и, не имея возможности достать автомат, ухватился за кобуру пистолета, лихорадочно расстегивая ее.
Борщенко все понял, и решение пришло немедленно: «Только бы не выпустить отсюда живым…»
— Да, стерва продажная, — процедил он с нескрываемой ненавистью. — Я — не он… Но я — это я! Советский моряк Борщенко.
Он легко притянул Шакуна к себе, перехватил пистолет и вместе с кобурой рванул вниз. Ремни лопнули, пистолет тяжело ударился об пол. Шакун в это время вывернулся и бросился к выходу, но Борщенко одним прыжком перехватил дорогу.
— Не уйдешь, гадина, никуда!…
Схватив стул, Борщенко швырнул его с такой силой, что в воздухе свистнуло.
Шакун присел, и стул пронесся над ним через весь зал, вломился в легкую фанерную перегородку посудомойки и обрушил с полок миски и тарелки. Звон рухнувшей на пол посуды смешался с пронзительным визгом находившихся там официанток и уборщиц.
Движения Шакуна стали расчетливыми. Он тяжело дышал и, не выпуская из вида Борщенко, рыскал глазами, выискивая возможность выскочить из зала.
Борщенко подхватил другой стул и медленно наступал, загоняя врага в угол.
От страшного удара Шакун опять успел уклониться. Стул с воем пронесся над его головой, врезался в окно и вместе с рамой вывалился на улицу.
Звон стекла и треск рамы вызвал очередной взрыв женского завывания за перегородкой. Заглянувший в дверь эсэсовец немедленно отпрянул обратно. Он знал, что, когда русские дерутся, надо держаться в стороне, если хочешь сохранить в целости собственную голову.
Шакун не оборонялся. Он знал медвежью силу Борщенко. Нельзя было попасть в его железные руки. Спасение Шакуна было в увертливости. Дважды он пробегал мимо автомата, но схватить его не успевал. И вот, загнанный в угол, задыхаясь, по-крысиному тоненько взвизгнув, он неожиданным прыжком вскочил на подоконник и, в последнем, отчаянном усилии, через зияющее отверстие выпрыгнул на улицу.
Борщенко схватил автомат и кинулся к двери. «Прострочить его очередью!» На ходу он подобрал пистолет Шакуна и вместе с кобурой засунул в карман. «Пригодится еще. Теперь уже наверняка пригодится…»
Заглядывавший в дверь эсэсовец отшатнулся, когда Борщенко пронесся мимо и выскочил на улицу.
Шакуна не было.
С автоматом в руках Борщенко пробежал за угол, к дороге. Пусто и на дороге. Вдали виднелась машина, но она шла сюда. Борщенко вернулся и обежал столовую с другого угла. И здесь — никого. Шакун словно провалился сквозь землю.
«Прячется где-то здесь. Искать, искать гадину! Найти его во что бы то ни стало!…»
Борщенко ворвался в столовую через заднюю дверь. Два повара в белых халатах и белых колпаках, толкая друг друга, бросились в соседнее помещение и плотно захлопнули за собой дверь. Борщенко огляделся. Шакуна нет… Он рванул на себя какую-то дверь в стене. Она с треском открылась, и с полок посыпались консервные банки. Метнулся еще к одной двери. Толкнул ее, и сразу же навстречу вырвался отчаянный визг женщин. Он отпрянул. Заглянул за перегородку — горы коробок, какието ящики… Нет Шакуна и здесь.
Борщенко выскочил на улицу, обежал здание и снова очутился у дороги, чуть не налетев на подъехавший автомобиль.
У машины уже стоял эсэсовец, наблюдавший драку, и разговаривал с Хенке.
— Брагин, в машину! — резко приказал Хенке. — Живо!
Мысли Борщенко были четки. «Если это арест, — буду стрелять». Но Хенке не расстегивает кобуру. Не проявляет враждебности и сидящий в машине переводчик-эсэсовец Хефтлигер. Автомат его спокойно лежит на коленях.
— Переведи ему! — крикнул Хенке переводчику, усаживаясь в машину рядом с шофером. — Надо торопиться!…
— Залезай скорее! — крикнул Хефтлигер. — Господин штандартенфюрер ждет!
Борщенко влез в машину, держа автомат на изготовку.
— Что у тебя тут произошло с Шакуном? — спросил Хенке не оглядываясь. — Из-за чего такая драка? Придется вам расплачиваться за погром… Да…
Борщенко молчал.
— Переведи ему! — приказал Хенке Хефтлигеру. — Пора уже научиться нашему языку. И пусть он приведет себя в порядок!
— Подрались! — коротко сообщил Борщенко. — Поспорили.
Он осторожно положил автомат на колени, платком, вытер вспотевшее лицо, быстро застегнул гимнастерку и удивился, что из нагрудного кармана не выпала расческа. Причесался.
Делая все это, он думал: «Если Шакун при мне появится у полковника, буду стрелять в него, в полковника, в Хенке. Все равно разоблачение — дело минут. Конец…»
Он извлек из кармана пистолет Шакуна, вытащил его из кобуры и, вместе с запасными обоймами, опять засунул в карман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31