— И у меня там свои люди. Не один, а трое! Они мне тоже рассказывали о побеге. Но они забрались в дело глубже твоего земляка. Разговоры о побеге ведутся для отвода глаз. Там замышляется что-то другое.
Шакун озадаченно вцепился взглядом в лицо Борщенко. Тот продолжал:
— Не вздумай вдруг раззвонить об этом раньше, чем выяснишь, в чем там дело. Осрамишься. Когда будет настоящее, можно действовать. И я тебе помогу тогда. Расскажи лучше, где пропадал весь день?…
— А я был там.
— Где там? — непонимающе переспросил Борщенко.
— Да там… — замялся Шакун. — А что ты делал без меня? Наверно, отсюда ни шагу. Учись разговаривать по-ихнему.
— Да… Без тебя сидел весь день в казарме.
Шакун закурил и после продолжительного раздумья спросил:
— Так ты не советуешь пока докладывать?
— Кому? О чем?
— Начальству о заговоре.
— Ну что ты! Надо прежде выяснить все по-настоящему, что у них на самом деле. Поспешишь — людей насмешишь. И свою репутацию подмочишь.
Шакун молча докурил папиросу и встал.
— Пожалуй, ты прав. Ты помоги мне. Поручи своим ребятам разузнать все получше. И я своему скажу.
— Ладно, Федор, сделаю. Раз сказал — помогу, значит, помогу!
— Ну, я пойду спать, — успокоился Шакун. — Устал до чертиков… Так наведайся к своим поскорее.
— Обязательно… Скоро наведаюсь. Ложись, а я пройдусь перед сном. Надоело весь день в казарме…
И Борщенко «прошелся». В этот же вечер он имел встречу со Смуровым. Когда он вернулся в казарму, Шакун уже крепко спал.
4
Спустя три дня, отделавшись от Шакуна, Борщенко с наступлением темноты снова улизнул «на прогулку». Он быстро добрался до знакомой пещеры и вошел внутрь.
Засветив электрический фонарь, Борщенко, следя за знаками, углубился в подземный лабиринт.
Шел долго. Когда достиг последнего прохода, подводившего к восьмому бараку, принял меры предосторожности, стараясь ступать неслышно. Так дошел до конца прохода. Теперь перед ним была дощатая стена, обрамленная снизу и сверху деревянными брусьями, а справа — столбом.
Борщенко прислушался… Тихо. Железный крюк в верхнем краю стены повернут — приподнят над петлей, вбитой в столб. Это было сигналом: «можно»… Борщенко подобрал в горсть мелкого щебня и легонько бросил его на доски. Щебень прошуршал по дереву, будто случайная осыпь со скалы. И в ответ — стена медленно двинулась в сторону.
В образовавшемся просвете появился Данилов. Он протянул руку и помог Борщенко подняться в помещение. Это была уже знакомая кладовка восьмого барака.
— Я тут на карауле, товарищ Борщенко. Ждал тебя.
Он взялся за крюк, выступавший на внутренней стороне стены, с висевшими на нем для маскировки какими-то бечевками и передвинул стену-дверь на место, введя ее край в паз столба. Затем повернул тугой крюк выступом вверх и этим поворотом на другой стороне ввел его в петлю, прочно прикрепив стену к столбу и показав новый сигнал: «нельзя».
— Как вы умудрились на глазах у эсэсовцев сделать эту секретную дверь?
— Восьмой барак строился недавно, дополнительно. Эсэсовцы только указали место. А строили мы его своими руками и под своим наблюдением. Лабиринт уже был разведан. Вот мы и поставили барак торцом вплотную к скале, закрыв стеною проход в лабиринт. А сделать небольшую раму передвижной было просто. Здесь стены всех бараков из таких небольших стандартных рам…
— Да, это здорово. А то ведь мне в форме охранника нельзя наудачу пользоваться коротким путем. Вдруг около барака окажется эсэсовский патруль.
— Отсюда мы проведем тебя, товарищ Борщенко, коротким путем, через пещеру, — пообещал Данилов.
— А где товарищ Смуров?
— Сейчас всех соберу. Ты пока посиди здесь один. — И Данилов вышел.
Вскоре все члены комитета собрались и расселись на ящике вокруг бочки. Кроме них, были еще двое приглашенных, их Борщенко видел впервые.
Тусклая коптилка освещала суровые лица комитетчиков, и полутьма, выступавшая из углов, создавала ощущение глубокой таинственности происходящего…
Смуров открыл заседание комитета и предложил:
— Докладывай, товарищ Ракитин, как обстоит дело с организацией твоего отряда.
Ракитин, худощавый блондин, говорил спокойно, тихо и недолго…
— Отряд получился хороший, — заключил он. — По пятеркам мы его разбили, учитывая, кто в каких частях был на фронте. Ребята подобрались подходящие. Я доволен…
Задав Ракитину несколько вопросов, Смуров обратился к его помощнику:
— Не найдется ли у тебя, Гуров, сигаретки для гостя?
Гуров охотно вытащил из кармана портсигар, открыл и протянул Смурову. Тот, не трогая сигареты, передал портсигар Борщенко.
Борщенко впился взглядом в знакомую монограмму «ЕА», выжженную на крышке, и дату «8 мая 1941 года». Он осторожно закрыл портсигар — и вернул Смурову.
— Я не курю, товарищ Смуров.
Потом встал, прошел к ящику, на котором сидел Гуров, и встал за его спиной.
Смуров внимательно посмотрел в лицо Борщенко, перевел глаза на портсигар, который продолжал держать, и, разглядывая монограмму, спросил:
— Что это за монограмма на твоем портсигаре, Гуров?
— А это инициалы моего старого друга, который преподнес мне когда-то этот скромный подарок. Он дорог мне как память…
— Интересно. Поглядите, товарищи…
Портсигар пошел по рукам. А Смуров, как бы продолжая прерванный ранее разговор, спросил:
— А что ты, Гуров, скажешь об отряде?
— Я присоединяюсь к словам товарища Ракитина.
— А как фамилия товарища, подарившего тебе портсигар? — неожиданно, в упор спросил Смуров.
— Фамилия? — забеспокоился вдруг Гуров. — Фамилия Ефремов… Андрей Ефремов… Андрей Петрович Ефремов…
— Уже наврал! А когда он тебе подарил портсигар? Отвечай быстро! Ну?
— Перед войной.
— Где?
— В Одессе. Да что ты, товарищ Смуров, меня словно допрашиваешь?…
— В Киеве был?
— Нет, не был.
— Врешь! Ты там был вместе с другими власовцами!
Гуров побледнел, но продолжал держаться:
— Я протестую!…
— Тебе подарил этот портсигар твой земляк Шакун, с которым ты в Киеве расстреливал наших людей! — с ненавистью сказал Смуров и встал.
Вскочил и Гуров. Он рванулся к выходу, но был брошен обратно на ящик, придавленный рукой Борщенко.
— Выкладывай, Гуров, начистоту, кто ты и кого уже успел предать! — предложил Смуров.
Неожиданным прыжком Гуров попытался снова вырваться к двери, но Борщенко перехватил его, посадил и придавил к ящику с такой силой, что затрещали доски. Гуров сунул руку в карман. С обеих сторон его схватили Глебов и Анисимов.
— Обыщите его! — приказал Смуров.
Борщенко быстро вывернул карманы Гурова и вытащил оттуда пистолет, документы, бумаги. Все это положил на бочку перёд Смуровым. Тот просмотрел документы, развернул большой лист бумаги и начал молча читать.
Лицо Гурова побелело.
— Вот, товарищи, смотрите, — медленно начал Смуров. — Донос в гестапо о наших планах, со списком руководящего центра и актива. — Смуров передал бумагу Митрофанову, и она пошла по рукам.
— Так, — продолжал Смуров. — Значит, ты уже трижды информировал о нас своего «земляка». Информировал предварительно, устно. А теперь приготовил рапорт по всей форме для высшего начальства. Сейчас мы будем судить тебя нашим революционным судом!… Будешь отвечать на вопросы?
Гуров молчал, стиснув зубы.
— Товарищи! Вещественные, неопровержимые доказательства предательской деятельности власовца Гурова-Пенкина перед вами. Будут ли вопросы к подсудимому?
— Что же тут спрашивать? — сказал Виндушка. — Оружие и документы дают ответы на все вопросы. А рассказывать о своей провокаторской, изменнической деятельности он не хочет.
Гуров молчал, злобно сверкая глазами.
— Немедленно казнить, предателя! — предложил Медведев.
— Немедленно казнить! — сказал Митрофанов.
— Немедленно казнить! — повторил Будревич.
— Вы не посмеете меня тронуть! — крикнул Гуров. — Меня будет искать гестапо, и вас всех заберут. Отпустите меня немедленно, и я о вас больше ничего не скажу.
— Нет, грязная тварь! Ты живешь последние минуты! — неумолимым голосом сказал Смуров. — Будут ли другие предложения?
Лица членов комитета были суровы и беспощадны.
…На следующее утро труп Гурова был обнаружен у подножия скалы, на узком повороте дороги. В его карманах гестаповцы нашли пистолет и пропуск на выход из лагеря.
Погоревал о Гурове один Шакун. Вечером, укладываясь спать, он сообщил о своей потере Борщенко:
— Погиб мой земляк, Павел.
— Какой земляк?
— Мой агент у славян. Я тебе о нем говорил.
— Что же, его убили, что ли?
— Нет. Ночью вышел из лагеря. Видно, заблудился. Сорвался со скалы и разбился насмерть…
— Зачем же он забрался на скалу; да еще ночью?
— Над этим ломали голову и в гестапо. А тут еще сначала лагерная охрана сказала, что он из лагеря не выходил. Ну, Хенке насел на начальника шрайбштубы, и только тогда там вспомнили, что действительно он ночью вышел… Наверно, шел ко мне… Меня так и спросили в гестапо, не вызывал ли я его к себе?
— Что же ты?
— Сказал, что да. Вызывал для инструктажа…
— Вот ты и погубил его своим вызовом.
— Я не вызывал. Это я сказал так, для авторитета…
— Аа-а, ну тогда правильно сказал. Что же ты теперь будешь делать?…
— Ты обещал помочь, Павел. Уступи мне одного из своих. А то у меня сейчас нет подходящего там человека.
— Ладно, Федор, — великодушно согласился Борщенко. — Одного, так и быть, отдам тебе. Пользуйся.
Через несколько дней Борщенко свел Шакуна с человеком, выделенным для этой цели Смуровым. Комитет получил новую возможность использовать Шакуна для дезинформации врага.
5
После разговора с Рыниным Костя Таслунов, всемерно соблюдая осторожность, занимался разведкой. Он нашел наилучший подход к арсеналу «с тыла» — со скалы, откуда можно было по веревке спуститься на территорию арсенала, в угол ущелья, в закоулок между складами, предназначенный для строительных отходов…
Разведал он и главную дорогу острова, дважды обойдя ее по замкнутому треугольнику, и все ветви от нее к объектам. А в последние дни, забираясь на скалу, он наблюдал распорядок караульной службы эсэсовской команды, охранявшей коммуникации острова. Костя уже занес в свой блокнот, что обслуживают команду две машины со скамьями в открытом кузове, одна закрытая машина-фургон и пять мотоциклов с легкими пулеметами на них.
Казарма этой команды находилась в северной части острова, у вершины дорожного треугольника. В бинокль Костя успел пересмотреть и пересчитать весь личный состав команды. В ее среде разыскал он и приметного рыжего эсэсовца с кривым носом — убийцу журналиста Степанчука.
В день, когда Борщенко и Шакун везли в ущелье труп Андриевского, Костя, возвращаясь к своей «базе», встретился с их машиной. Укрывшись за камень, он разглядел сидевшего у открытой двери фургона Борщенко. И сердце Кости заныло от нахлынувшей вдруг тоски. Острое чувство одиночества охватило его с такой силой, что в эту минуту он согласился бы пожертвовать свободой, чтобы только быть вместе с товарищами, среди своих советских людей.
Стрекотание мотоцикла встряхнуло Костю. Он отступил к скале, приложил к глазам бинокль. И сразу же поймал в окулярах физиономию рыжего эсэсовца с кривым носом.
Решение пришло мгновенно. Поставив автомат на боевой взвод, Костя вышел на дорогу и поднял руку…
Быстро приближающийся эсэсовец сбавил газ и, подъехав к Косте вплотную, остановился. Вооружен он был внушительно: пулемет на мотоцикле, тяжелый пистолет на поясе, автомат на груди.
Костя оказался у эсэсовца сбоку. В упор направив на него автомат, он скомандовал:
— Хенде хох!
Эсэсовец удивленно уставился на Костю, не проявляя страха. Оставив руки на руле, он пытался сообразить, откуда появился здесь незнакомый охранник и почему он угрожает.
Краем глаза Костя увидел на автомате эсэсовца длинный ряд зарубок и понял: «Отсчет убитых им наших людей…»
— Хенде хох! — повторил Костя с нарастающей ненавистью.
Эсэсовец был упитанный, с толстой шеей и широкими плечами. В рукопашной схватке он смял бы Костю мгновенно.
— Вер ист ду? — спросил эсэсовец, недоумевая и по-прежнему не снимая рук с руля.
— Их бин дайнер тод! — выкрикнул Костя, горя желанием увидеть страх врага, ужас его перед смертью. — Пришел твой конец, подлый убийца!
Поняв, что перед ним переодетый русский, эсэсовец не растерялся. Неожиданно он с силой ударил Костю ногой в бедро и одновременно дал газ.
Удар отбросил Костю в сторону, но он устоял и, превозмогая боль, рванулся к эсэсовцу, который тоже потерял равновесие и прыгал на одной ноге, стараясь выправить свернувший в сторону рокотавший мотоцикл.
«Он всадит в меня сейчас пулеметную очередь», — мелькнуло в голове Кости, когда ствол пулемета, передвигаясь с мотоциклом по окружности, едва не задел его грудь.
В эти секунды эсэсовец овладел мотоциклом и с искаженным от злобы лицом рванулся на Таслунова. Костя отскочил и нажал спусковой крючок автомата.
Эсэсовец рухнул на дорогу вместе с мотоциклом, мотор которого продолжал работать. Костя подскочил к поверженному врагу. Тот был еще жив, и какой-то злой выкрик так и застрял у него в горле, застыл, как и гримаса звериной ярости на лице.
Каждую минуту на дороге могли появиться другие мотоциклисты. Медлить было нельзя. Костя расстегнул пояс эсэсовца, сдернул его вместе с пистолетом и торопливо надел поверх своего пояса. Затем снял с врага автомат и через плечо повесил себе за спину. Свой автомат оставил на груди. От такого обилия оружия он сразу отяжелел.
Теперь Костя устремился к мотоциклу: там имелся еще и пулемет! Но удастся ли его быстро снять? И как с таким грузом добраться до своей пещеры? Нет, надо увезти пулемет вместе с мотоциклом! Вот только возможно ли управиться с незнакомой машиной?
Костя взялся за руль, повернул рукоятку подачи газа. Подействовало. Газ сбавлен. «Вроде так же, как и у наших…» С большим усилием он поставил мотоцикл на колеса, оседлал его и начал пробовать управление, находя и запоминая отличия от русской модели. «Справлюсь!» — решил он. Но, будто в ответ на эту мысль, мотор вдруг полностью заглох. И в установившейся тишине отчетливо послышался отдаленный рокот другого приближающегося мотоцикла…
Костя нажал на рычаг стартера. Мотор фыркнул и опять заглох. Снова и снова безрезультатно нажимал Костя на стартер. А рокот, приближаясь, нарастал… И когда Костя уже решил бросить мотоцикл и занять боевую позицию для встречи нового врага, мотор зарокотал, мотоцикл тронулся с места.
Когда-то, еще в университете, Костя некоторое время увлекался ездой на мотоцикле. Но после того, как однажды вернулся из поездки с ободранными коленями и локтями и с ссадинами на лице, увлечение его остыло. Теперь Косте припомнилась былая увлеченность, и он прибавил газ, не будучи уверенным, что на этот раз его «лихачество» окончится только ссадинами.
6
Эсэсовец Карл, выехавший на услышанную им автоматную очередь, видел, как мотоциклист в эсэсовской форме сорвался с места и помчался вперед. Успокоенный Карл сбавил газ и уже собрался повернуть обратно, как вдруг увидел на дороге распростертую фигуру.
Карл подъехал ближе, поставил мотоцикл у скалы и подошел к неподвижному эсэсовцу, сразу же узнав в нем Рыжего — Морица. Удостоверившись, что тот мертв, Карл бегом вернулся к мотоциклу, повернул его и дал полный газ…
На большой скорости он доехал до казармы и резко затормозил у самого входа, где стоял шарфюрер Рауб.
Карл торопливо доложил ему о чрезвычайном происшествии.
— Морица убил Граббе! — уверенно воскликнул шарфюрер. — Этот сумасшедший и в меня стрелял из автомата. Стой здесь!
Рауб бросился в казарму. Оттуда сразу же выскочил эсэсовец Фридрих. Усевшись на мотоцикл, он помчался по правой дороге.
Рауб вернулся к Карлу, уселся позади него и приказал:
— Налево! К убитому!
Прибыв на место, Рауб осмотрел труп Морица, выбрал из его карманов документы, кошелек с деньгами и подошел к Карлу, не сходившему с рокочущего мотоцикла.
— Граббе забрал у Морица все оружие — и автомат, и пистолет. А теперь у него еще и пулемет с мотоциклом! — озабоченно говорил Рауб, снова усаживаясь позади Карла. — С таким вооружением он может наделать еще больших бед!
— Что прикажете делать, господин шарфюрер?
— С мотоциклом он может быть только на дороге. Зажмем его сейчас в клещи! Фридрих — с той стороны, мы — с этой! Если встретим — стреляй в него из пулемета! Убьешь — получишь награду!
Мотоцикл сразу же развил большую скорость, и Карл зорко всматривался вперед.
— Осторожнее на поворотах и у больших камней! — кричал Рауб в ухо Карлу. — Он может из засады встретить нас пулеметным огнем.
Они быстро достигли поворота к мысу. Дорога по перешейку была пуста. Карл повернул направо, и они помчались дальше. Миновали спуск к гавани, повороты к арсеналу, к Центру, к лагерям славян и западников — убийца как сквозь землю провалился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31