А то знаю я вас, кооператоров, вы чуть что – сразу за пушку или за нож хватаетесь…
Я с трудом удерживаюсь от улыбки.
– Что вы, – заверяю я. – У меня и в мыслях не было кого-то убивать…
Правда, когда пруд остается позади, я все-таки не выполняю это обещание и лезу под соседнее сиденье, где лежит сверток с пистолетом Лугина.
* * *
Хотя с того момента, когда Абакумов заточил меня в импровизированный железный карцер, прошло немногим более часа, нет никаких оснований надеяться, что он и Олег все еще находятся в школе.
Тем не менее именно туда я устремляюсь в первую очередь. У меня теплится слабая надежда на то, что такой опытный профессионал, как лже-Круглов, не рискнет выбираться из города, пока милиция блокирует все въезды и выезды из Мапряльска. Возможно, что он пойдет по тому же пути, которым намеревался следовать и я, а именно – постарается отсидеться где-нибудь до наступления темноты. И еще я надеюсь, что на чердаке удастся отыскать какие-то следы, которые могут стать подсказкой, где искать Олега и его похитителя…
Наверное, «Форд» со смятым в гармошку капотом и с выбитым лобовым стеклом представляет собой экзотическое зрелище для горожан, потому что люди на тротуарах оборачиваются, когда я проношусь мимо них, завывая двигателем и визжа тормозами на поворотах. Если мне попадется хотя бы одна патрульная милицейская машина, то они наверняка заинтересуются, кто это гонит по городу, как на ралли. Поэтому стараюсь выбирать самые узкие и тихие улочки, подальше от центральных улиц и проспектов.
До квартала, где находится школа, остается рукой подать, когда я все-таки попадаюсь.
Приближаясь к очередному перекрестку, я вижу, как навстречу мне из-за поворота выныривает бело-синяя «шестерка» со всеми милицейскими атрибутами. На боку ее – крупные буквы «ПМГ». И сразу слышится команда, усиленная мегафоном:
– Водитель «Форда», остановитесь!
Естественно, подчиняться окрику я не намерен.
Наоборот, прибавив газу, собираюсь промчаться мимо «шестерки» на полной скорости.
Однако «пээмгешка» резво выворачивает на встречную полосу и тормозит с разворотом на девяносто градусов так, что перекрывает мне дорогу. Лишь резким торможением мне удается избежать удара в бок «шестерки».
Чертыхнувшись сквозь зубы, даю задний ход, выжав педаль газа до упора, и пячусь, как рак-спринтер, до ближайшего въезда под арку во двор. Выворачиваю руль, собираясь умчаться в ту сторону, откуда приехал, но перед самым носом машины тормозит «уазик», из которого с пистолетом в руке выскакивает Нагорнов и, не долго думая, берет меня на прицел.
И откуда он только взялся?!
Медленно-медленно открываю дверцу и выбираюсь из машины.
Приехали…
Лицо у капитана оказывается вблизи почерневшим и постаревшим как минимум лет на десять. Гибель дочери наложила на него траурный отпечаток…
Сбоку подбегает экипаж «шестерки», вооруженный автоматами без приклада.
– Руки вверх, Сабуров! – командует Евгений, держа пистолет обеими руками. – Стрелять буду без предупреждения!
– Женя, – говорю я, подняв руки над головой, – послушай меня…
– Стоять! – резко перебивает он меня. – Я сказал – стоять!..
– Я все понимаю, Женя, – торопливо говорю я, замерев на месте. – Ты сейчас наверняка принимаешь меня за преступника. Но поверь мне, это не так!.. Настоящий преступник – тот, кого мы принимали за отца Круглова. Это он захватил мальчика и пытается уйти вместе с ним из города!.. Он хотел убить меня!.. А в больнице я был ни при чем! Было уже поздно, Женя…
На лице капитана написана недоверчивость. И он явно не собирается меня выслушивать. Нагорнов открывает рот, видимо, чтобы приказать патрульным надеть на меня наручники, но какой-то шум возникает вдали, и он невольно задирает голову к небу.
Шум быстро нарастает, и вскоре низко, почти над самыми крышами, над нами проносится вертолет защитно-армейского цвета без каких бы то ни было опознавательных знаков.
Нагорнов оторопело переводит взгляд на меня.
– Это они, – догадываюсь я. – Решили, наверное, вытащить Олега из города по воздуху…
Нагорнов опять открывает рот, но вновь ему не дает произнести ни слова шум. Теперь это – грохот сильного взрыва. Где-то за домами в небо взвивается султан черного дыма.
Патрульные ошарашенно вертят головами, пытаясь уяснить, что произошло.
Похоже, я знаю ответ на этот вопрос.
– Больница! – говорю я, невольно опуская руки. – Он взорвал ее, чтобы отвлечь внимание!..
С капитана, наконец, слетает оцепенение, и он командует милиционерам:
– Отправляйтесь к горбольнице, парни! Те в нерешительности топчутся на месте. Потом один из них спрашивает, кивая на меня:
– А этот?
– А с этим я сам разберусь, – говорит Нагорнов, засовывая пистолет за брючной ремень. – Выполняйте!
Патрульные устремляются к своей машине.
– Где они? – осведомляется капитан у меня, и понимаю, что он имеет в виду.
– Тут недалеко есть школа… – начинаю я, но он не дает мне закончить:
– Быстро в «уазик»!
Водителя в «уазике» нет, и Нагорнов сам садится за руль.
– Кто они? – хмуро спрашивает он, закладывая крутой вираж.
– Спецслужба, – лаконично откликаюсь я.
– Чья? – деловито интересуется он. «Уазик» мчится какими-то дворами на бешеной скорости, подпрыгивая на выбоинах в асфальте.
– Наша родимая, – сообщаю я.
– А зачем им мальчишка?
– Это долго рассказывать… Пойми одно, Жень: он сейчас для них важнее, чем все сокровища мира…
Нагорнов недоверчиво крутит головой, но оспаривать мой тезис не решается.
– А зачем они убивали их? – спрашивает после паузы он.
– Они считали их опасными. Я тебе потом все объясню…
Мы, наконец, подлетаем к школьной ограде в виде железной сетки, в которой в изобилии имеются большие прорехи, видимо, проделанные школьниками в целях сокращения пути.
Нагорнов тормозит так резко, что я чуть не бьюсь головой в лобовое стекло.
Выскакиваем и бежим к школе, скользнув в одну из прорех.
Похоже, мы подоспели вовремя. Сворачиваем за угол, и нашим глазам открывается картина, чем-то смахивающая на эпизод из импортного видеобоевика.
Вертолет, который недавно пронесся над нами, завис над спортивным полем напротив главного входа в школу.
Значит, Абакумов и Олег еще здесь…
Достав пистолет, Нагорнов собирается устремиться на открытое пространство, но я вовремя удерживаю его за рукав.
– Они сейчас появятся, – говорю ему я.
Я оказываюсь прав.
Из-за противоположного от нас угла здания – там, где расположена пожарная лестница, ведущая на чердак, – появляются две фигуры.
Это Абакумов и мальчик.
Олег уже без сумки – видимо, спецслужбовец заставил его бросить ее на чердаке.
Интересно, каким образом Абакумов заставляет его идти вместе с ним, если в руках у него не видно оружия и он даже не держит Олега за руку?
Вертолет начинает опускаться к земле, сметая винтами песок и мелкие камушки с футбольного поля.
Я оглядываюсь на капитана, но его рядом со мной уже не оказывается.
Решил зайти с другой стороны, догадываюсь я.
Дождавшись, пока Абакумов и Олег окажутся на середине бетонной площадки перед фасадом школы, я достаю пистолет, добытый мной в машине Лугина, и делаю шаг вперед из своего укрытия.
Вообще-то в этой ситуации надо было стрелять без предупреждения, но Олег находится как раз между мной и спецслужбовцем, и я боюсь зацепить его.
Поэтому мне не остается ничего иного, кроме как крикнуть:
– Олег, ложись!
Однако, как и следовало ожидать, к ожидаемому эффекту этот окрик не приводит.
Вместо того чтобы послушно рухнуть ничком на асфальт, Круглов-младший оборачивается ко мне, пытаясь разобраться, с какой стати ему следует принять лежачее положение.
В свою очередь, Абакумов, который оценивает обстановку намного быстрее своего спутника, хватает юношу за плечи и рывком притягивает его к себе одной рукой. А потом пускает в ход навыки владения стрелковым оружием, привитые ему в какой-нибудь «грушной» учебке и закрепленные в ходе многолетней практики.
Я успеваю кувыркнуться вбок за считанные доли секунды до того, как раздаются пистолетные выстрелы, Но тем не менее что-то ударяет меня в правую ногу чуть выше колена.
Повернувшись ко мне лицом и непрерывно паля в мою сторону, Абакумов боком отступает к вертолету, таща за собой Олега. Хорошо, что у него нет возможности вести прицельный огонь: пули и так цокают вокруг меня по асфальту, не давая поднять головы.
Мир вокруг перестает существовать для меня. В поле зрения остаются только поле, на котором вращает винтами вертолет, в любую секунду готовый оторваться от земли, и двое, которые вот-вот доберутся до вертолета.
А я ничего не могу сделать, чтобы помешать им!..
Внезапно до меня доносится звон разбитого стекла, и я приподнимаю голову. Одно из окон первого этажа, выходящее на площадку перед зданием, разлетается на множество осколков, и из него на асфальт выпрыгивает Нагорнов. Приземлившись на полусогнутые ноги, капитан вскидывает руку с пистолетом и стреляет в Абакумова, который не успевает загородиться мальчиком.
Абакумов падает, и Олег тоже. Однако если спец-службовец лежит неподвижно, и из-под него начинает струиться алый ручеек, то мальчик, очевидно, цел и невредим. Во всяком случае, он ползет ко мне, как заправский солдат под огнем противника, и лицо у него хоть и бледное, но не искажено болью.
Нагорнов устремляется к нему навстречу, но в это время дверца основного салона вертолета откидывается, и в проеме входного люка появляется нечто, поблескивающее на солнце.
– Женя, ложись! – кричу я, но мои слова заглушают выстрелы.
Много выстрелов. По крайней мере, из очень скорострельного автомата, если не из пулемета.
Вздрогнув, Евгений отшатывается, словно его сильно толкнули в грудь, на мгновение замирает, пытаясь удержаться на ногах, а потом падает как подкошенный на спину. С того места, где я нахожусь, отчетливо видно, что грудь капитана буквально изрешечена пулями.
А огонь из вертолета продолжается. Пули рикошетят от стен школы и от асфальтовой площадки, заставляют обрушиваться стеклянным водопадом окна первого этажа, свистят у меня над головой, не давая подняться. Впрочем, я все равно не могу это сделать: моя правая штанина успела набухнуть кровью, и в раненой ноге все больше разгорается жгучая боль.
Сквозь неизвестно откуда взявшуюся пелену в глазах я вижу, как из кабины вертолета выпрыгивают две фигуры и устремляются к Олегу.
Нет уж, ребята, мальчишку я вам не отдам!
Не целясь, делаю несколько выстрелов в сторону футбольного поля, заставляя фигуры залечь.
Огонь из вертолета усиливается, однако Олегу удается благополучно добраться до меня. Он лежит, распластавшись на асфальте, и время от времени как-то странно поглядывает на меня.
Продолжая отстреливаться, я говорю ему: «Беги!» – но он не двигается с места.
По щекам его почему-то ползут слезы.
– Уходи, Олежка, – снова повторяю я, морщась от боли в раненой ноге. – Ползи за угол, а я тебя постараюсь прикрыть!.. Только побыстрее, иначе скоро будет поздно убегать!..
– Убегать? – дрожащим голосом переспрашивает он. – Куда мне убегать?
А ведь верно. Некуда ему теперь податься, потому что отныне его будут искать повсюду.
– Да хоть куда! – взрываюсь я. – Хоть на край света! И уж во всяком случае – из этого города…Тебе надо скрыться, затаиться на время и молчать, как рыба, о своих новых способностях.
– Но почему?
Вот несмышленыш-то!.. Ну, как ему объяснить, как?!
– Пойми, – говорю я, стараясь не забывать время от времени нажимать на спусковой крючок. – Ты – единственный, кто обладает таким уникальным даром. И тебя обязательно постараются прибрать к рукам разные сволочи. При этом тебя будут запугивать и подкупать, на тебя будут охотиться, за твою голову будут обещать бешеные деньги. Тебя будут предавать и обманывать даже самые близкие люди. Я не могу и не имею права тебе советовать. Но мне кажется, что тебе следует затаиться и молчать!..
– И до каких же пор мне придется молчать? –спрашивает Олег.
– Знаешь, на твоем месте я бы молчал всю жизнь…
– Поздно, – говорит мальчик. – Дело в том, что я сделал свой выбор. Он сказал мне, что я нужен нашей стране. И что я не имею права пользоваться своими способностями только лично для себя…
– Ах вот оно что… Значит, тебе захотелось хорошей жизни, да? Он наверняка посулил тебе золотые горы и кучу привилегий, верно? А насчет пользы, которую ты будешь приносить людям, – это обман, поверь мне. Твоими способностями будет пользоваться в своих шкурных интересах кучка политиканов. Из тебя сделают ходячую государственную тайну, вот и все! Трудно тебе будет, Олежка…
– А по-вашему, всю жизнь скрываться и молчать легче? – спрашивает мальчик.
– Ты – маленький идиот! – не сдержавшись, ору я. – И то, что ты собираешься сделать, – подлость!.. Ты не имеешь права так поступать, слышишь? Между прочим, из-за тебя сегодня погибло множество людей, так неужели тебе наплевать на это?! Вон там лежит капитан милиции, у которого дочь была такой, как ты, но она погибла от рук подонков, и он погиб, пытаясь спасти тебя, а ты хочешь предать его?
– Подлость? – переспрашивает юноша. – Предать? А то, что вы выдали меня этому… – Он кивает на труп Абакумова. – …Это была не подлость? И сейчас, пытаясь уберечь меня от пули, вы же не за человечество радеете, а за себя, за свою жалкую контору!.. Вы все одинаковы, потому что вслух говорите одно, а мыслите и поступаете по-другому!.. Я понял: я для вас теперь – все равно что ценный прибор. Вещь! И какая мне разница, кому я достанусь? Я мог бы достаться вам, но вам не повезло, и вы сами в этом виноваты…
– Я не мог поступить иначе, Олег. Твой… этот тип угрожал взорвать больницу, и тогда погибли бы люди, много людей… Я не имел права променять их жизнь на твою, пойми!.. Это было бы несправедливо…
– Нет, – безжалостно говорит мальчишка. – Я этого не понимаю. И поэтому я ухожу. Прощайте!..
Он неожиданно поднимается в полный рост и направляется к вертолету. Огонь со стороны футбольного поля, как по команде, тут же прекращается, и наступает какая-то неестественная, страшная, подобная вакууму, тишина.
Я ничего не могу больше сделать. Только лежать, корчась на липкой от крови земле, кусать губы и проклинать себя, весь мир и человечество, которому, как человеческому организму до отдельных клеток, нет дела до судеб отдельно взятых людей.
Олег благополучно добирается до тех двоих, которые представляли собой группу захвата, и сквозь кровавый туман в глазах я вижу, как они одобрительно-заискивающе хлопают мальчика по плечу.
Потом Олег идет с одним из них к вертолету, а другой, пятясь и выставив перед собой автомат, прикрывает их. Видимо, опасается, что я буду стрелять. Зря. Выстрелить в мальчишку я все равно не смогу. И не потому, что не хочу. Просто в моем пистолете кончились патроны.
Поэтому мне остается только глядеть вслед этой троице и гадать: оглянется ли Олег на меня, прежде чем люк вертолета наглухо закроется за ним?
г. Москва, февраль – август 2000г.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33