..
Тебе это ничего не напоминает? Ухвати-ка за хвост ту ассоциацию, которая только что посетила тебя.
Точно!..
Обучение иностранным языкам во сне. Эффект так называемого «двадцать пятого» кадра. Суггестология в качестве методики. Не воспринимаемое обычными органами чувств влияние на подсознание с целью внушения. Нейролингвистическое программирование и способы зомбирования…
Вот куда мы должны влезть, значит. В темы, столь горячо любимые бульварной и псевдонаучной прессой. Где-то тут должно таиться нечто, выполняющее роль спускового крючка Спячки. И некто, создавший и запустивший в широкое хождение данный детонатор. Без субъекта тут явно не обойтись: если есть программа, значит, должен иметься и программист.
Только вот что… Допустим, наша пятерка пала жертвой происков неизвестного любителя суггестивных методов воздействия. Но тогда следует допустить, что этот любитель обладает довольно мощным творческим потенциалом, раз сумел «зарядить» своей пагубной программой множество носителей информации. Начиная от магнитофонных кассет и кончая книгами. А самое главное – зачем ему это могло понадобиться? С какой целью он мог бы стремиться усыпить жителей этого городка? Зачем ему нужно, чтобы они спали, а не, скажем, разделись догола на центральной площади? Или программа носит куда более сложный характер, и, придя в себя. Спящие станут ходячими роботами, нацеленными на выполнение некоей миссии?
Масса вопросов. И ответов на них пока нет.
Ясно лишь одно: люди, которые спят сейчас мирным сном в нескольких кварталах от гостиницы, стали жертвами чьего-то преступного умысла.
А значит…
Додумать эту мысль мне не дает осторожный, но весьма настойчивый стук в дверь.
– Да-да, входите, – отзываюсь я, захлопнув крышку «мобила».
Это вовсе не незнакомец в черной маске с пистолетом в руках. Это всего лишь милая Анна Владимировна, которая сообщает, что меня кто-то просит подойти к телефону.
– Да-да, конечно, иду, – откликаюсь я и, сунув «чемоданчик» под кровать, устремляюсь вслед за дежурной.
Однако выясняется, что мне следует спуститься на первый этаж, к дежурному администратору. Сегодня это, как ни печально, Мымра.
Трубка лежит рядом с аппаратом, терпеливо дожидаясь меня, и Мымра сухо кивает мне на нее, после чего углубляется в чтение книги регистрации приезжих.
Я подношу трубку к уху, пытаясь угадать, кому я мог бы понадобиться.
Если это кто-то из больницы, почему они звонят мне не напрямую на «мобил» – ведь я уже снабдил своим номером всех, включая дежурных медсестер? У Нагорнова мой номер телефона тоже имеется. Остается только Ножин. Наверное, под воздействием алкоголя изобрел какую-нибудь новую версию насчет Спящих и решил немедленно поведать ее мне…
– Алло? Сабуров слушает…
Молчание. Однако, трубку на другом конце провода не кладут.
– Кто вы? Говорите, вас не слышно!..
Все та же тишина в мембране, прерываемая еле слышным треском помех.
Наконец, возникает отчетливый мужской голос. Он мне абсолютно незнаком, но в данный момент это неважно, так как то, что он говорит, на мгновение затмевает все остальное.
– Уезжать, – говорит незнакомец. – И как можно быстрее. Опасно. Очень опасно…
– Послушайте, – прерываю его я, – если вы хотите напугать меня, то у вас ничего не выйдет. Я смелый и ничего не боюсь. Кроме собак… А если вы говорите всерьез, то перестаньте вещать, как старуха-весталка, и скажите конкретно, в чем дело.
– Слепой, – с презрением говорят мне в ухо. – Ты слепой. Ничего не видеть. Бесполезно. И поздно. Лучше уехать.
Странная какая-то манера выражаться. Как у иностранца, только что овладевшего азами русского языка.
– А вы кто такой? – спрашиваю я без особой надежды на то, что услышу ответ на этот вопрос. Мои сомнения тут же оправдываются: в трубке лишь еле слышное сопение. Эх, определитель номера бы сюда, хоть самый простенький! – Ладно, не хотите представляться – дело ваше. Но вы уверены, что я тот человек, которому вы хотели позвонить?
–Да.
– И что же, по-вашему, будет, если я все-таки не уеду?
– Плохо.
–Кому? Мне?
– Долго говорить. Лучше верить мне.
– Но с какой стати? Я же не просто так приехал, у меня, между прочим, служебная командировка и злобное начальство…
– Они убьют.
– Меня?
Вот теперь в трубке пошли короткие гудки.
Медленно кладу трубку на рычаг, чувствуя, как ухо, внимавшее анониму, наливается пунцовой краской. Отвык я пользоваться такими трубками и слишком сильно прижал пластмассовый набалдашник к уху.
Мымра смотрит на меня с невысказанным, но явно зловещим подозрением.
– Спасибо, – говорю я.
И тут же слышу в ответ:
– Вообще-то у нас здесь не переговорный пункт, молодой человек, а общественное учреждение. И телефон этот предназначен для служебного пользования!.. Так что скажите своим дружкам, чтобы больше сюда не звонили.
– Извините, но я никого не просил звонить на ваш аппарат, – пытаюсь слабо защититься я. Но администраторша демонстративно отворачивает лицо в сторону.
Уже подойдя к лестнице, я вновь оборачиваюсь.
– Один вопрос, – прошу я Мымру. – Когда меня попросили позвать к телефону, то как меня назвали? По фамилии?
Мымра удивленно таращится на меня поверх полированной стойки, а затем ее лицо искажает подобие ироничной ухмылки.
– А у вас что, еще и кличка имеется? – ехидно спрашивает она. Видимо, лицо мое мгновенно меняется не в лучшую сторону, потому что дежурная поспешно добавляет: – По фамилии, конечно!.. Так и сказали: «Пригласите, пожалуйста, Сабурова из двести третьего» – и все…
Однако вернувшись в свой номер и решив возобновить свои умственные экзерсисы, я догадываюсь, что разговор с анонимным «иностранцем» скорее всего имел совсем другие цели, чем предупреждение меня о неведомой опасности.
И надо было быть идиотом, чтобы попасться на такой дешевый трюк.
Однако я попался, и нет никакого оправдания моей легкомысленной доверчивости.
Дело в том, что в моем «мобиле» имеется специальное устройство, которое фиксирует все попытки постороннего доступа к «чемоданчику».
И теперь, едва я включаю его, на экран выскакивает соответствующее предупреждение.
Но самое скверное заключается в том, что, согласно справке сигнальной системы, взломщику удалось-таки преодолеть заслон из тройного пароля!
Это означает, что он сумел скачать кое-какую информацию с моего компа. Правда, только ту, которая хранилась в открытом доступе и в принципе ничего особенного собой не представляла. Но и этого достаточно.
Лишь теперь мне становится по-настоящему страшно.
Потому что противник мой, кто бы он ни был, оказывается более могущественным, чем хотелось бы верить. И отныне я для него – как на ладони…
Глава 8
Утром, как и вчера, я стою у окна, потягивая скверный кофе Щербакова, и наблюдаю, как «охотники на лис» в полном составе грузятся в пыльный фургон «Газели». Наверное, готовятся к выезду на очередную тренировку в лесу.
Геннадий пыхтит за моей спиной, облачаясь в свой костюмчик. При этом он ворчит на заводское начальство, по милости которого вынужден торчать в этом драном (подлинный эпитет не подлежит печати) городке. Я уже имел удовольствие выслушать от него душещипательную историю о том, что какое-то должностное лицо, которое позарез необходимо для оформления документации, не то убыло в отпуск, не то слегло с тяжким недугом, а заменить его, вопреки аксиоме о том, что незаменимых людей не бывает, некем, ибо оно обладает исключительным правом подписи…
– Слышь, сосед, – бурчит мне в спину Геннадий. – Деньжат взаймы у тебя можно попросить? Мне на днях перешлют по почте, и я тебе сразу отдам… Ты ведь тоже пока не собираешься рвать когти?
– Пока нет… А сколько тебе нужно?
Он возводит глаза к покрытому трещинами потолку и шевелит губами, вычисляя предстоящие затраты.
– Пятьсот, – наконец, выдыхает он с таким видом, словно ему и самому страшно от своей наглости. – Честное слово, через пару дней отдам все до копейки – мне должны переводом прислать. Если хочешь – даже с процентами!..
– Ну, какие могут быть проценты между друзьями, – заверяю его я, достав из кармана куртки свой портмоне и отсчитывая запрошенную сумму. – Мы же с тобой не на бирже!
– Спасибо, – с искренним облегчением произносит Генка, пряча деньги в карман. – Россия тебя не забудет, Лен, и я тоже… И при случае – стакан за мной.
Он в нерешительности топчется возле двери, а потом спрашивает:
– Может, составишь мне сегодня компанию? Плюнь ты на своих засонь, куда они денутся? Посидим, побазарим, я тут нашел пару неплохих заведений… Хочешь – девок найдем, тут заводских общежитии – полным-полно!
Я отрицательно качаю головой:
– Спасибо за приглашение, но никак не могу… Слишком много дел.
– Ну, тогда успехов тебе, деловой ты наш, – говорит насмешливо Геннадий и исчезает.
Есть же счастливчики, для которых командировка превращается в свободное времяпрепровождение!
А тут вертишься, как белка в колесе, а толку – ноль. Зато отрицательных эмоций – сколько угодно.
Однако, сколько ни сетуй, а делать работу все равно надо. То есть быстро собраться и топать проторенным маршрутом в больницу.
Что я и делаю.
День опять неимоверно солнечный. Может быть, из-за духоты, а может, из-за ночных бдений у меня вдруг начинается головная боль. А когда я сажусь в трамвай, простреливаемый навылет злобным солнцем (не хочется тащиться пешком несколько остановок), меня окончательно размаривает, и лишь непомерным усилием воли я удерживаюсь от дремоты.
Этой ночью под храп Щербакова пришлось допоздна работать с множеством документов. Часть из них – в основном художественно-публицистического характера – я вытаскивал из Сети, к которой подключался с помощью «мобила» и встроенного в него радиомодема, но были и материалы из электронных архивов Инвестигации.
Меня интересовало все, что могло иметь отношение к версии о суггестивной природе Спячки.
И я с головой окунулся в море информации, накопившееся у человечества по этому поводу.
В шестидесятые годы американцы проводили эксперименты по встраиванию в кинофильмы рекламных кадров. Воспринимая лишь 24 кадра в секунду, глаз человека не замечал дополнительный, двадцать пятый, и тот попадал в подсознание. Первоначально опыты были безобидными, и зрителям внушалась установка лишь на то, чтобы сразу после сеанса выпить кока-колу или купить чипсы определенного сорта. Однако едва эти эксперименты стали достоянием общественности, конгресс США запретил продолжать их.
Однако, как это уже не раз случалось в истории, вскрытый однажды ящик Пандоры невозможно запереть так, чтобы уберечь его от новых попыток взлома.
Несмотря на официальные запреты, эффект «кадра Фишера» продолжал изучаться втихую как энтузиастами-любителями, так и профессионалами. Плоды усилий первых, в частности, были реализованы при создании методик ускоренного обучения иностранным языкам – правда, стопроцентной гарантии их эффективности нет, и большинство серьезных лингвистов уверены в том, что речь идет лишь о рекламном трюке. Что же касается вторых, то здесь можно предполагать все, что угодно…
В середине девяностых годов в России, прямо за экраном компьютера, погиб от внезапного кровоизлияния в мозг молодой программист. Его друзья и знакомые были убеждены в том, что он пал жертвой нового компьютерного вируса, созданного с использованием 25-го кадра и обладающего длиной в 666 байт. Будто бы с помощью этого вируса-убийцы на экран монитора выдавалась определенная цветовая композиция, воспринимаемая лишь подсознанием оператора. И ее узоры, меняющиеся в определенной последовательности, якобы нарушали ритм работы сердца и цикл кровообращения. В конце концов сосуды головного мозга не выдерживали и буквально взрывались…
Официально эта версия была подвергнута критике самых авторитетных специалистов. Эксперты в области компьютерных технологий с пеной у рта доказывали, что создать подобный вирус на сегодняшнем этапе развития науки как теоретически, так и практически невозможно.
Потом газетные статьи как-то враз прекратились. Видимо, тему закрыли…
Однако мне удалось обнаружить в архивах Инвестигации интервью, взятое нашим сотрудником у директора Института психокоррекции, основанного «под крышей» Академии медицинских наук. Оказывается, данный научный коллектив еще с начала восьмидесятых годов занимался созданием неосознаваемой информации. Правда, не визуальной, а акустической – но разве в этом суть?.. И кое-какие результаты, полученные психокорректорами, весьма впечатляли.
Например, находясь под воздействием неслышимого источника звука, «объекты» не замечали того, что видят люди в нормальном состоянии; они были способны совершить ту ошибку, на которую их как бы «наталкивала» акустическая программа, причем даже если в результате ошибки возникала угроза их жизни и здоровью…
Но самое странное было потом. Когда Инвестигация решила выступить с публичными разоблачениями, человек, давший интервью нашему сотруднику, скончался от внезапного инфаркта, а инвестигатор, бравший интервью, погиб в автомобильной катастрофе. Официальные лица заявили, что никакого учреждения, подобного тому, от имени которого выступал лжедиректор, не существует – и действительно его следов в АМН уже не было.
Дело в конце концов замяли.
Однако уже на рубеже тысячелетий обнаружилось, что ряд рекламных агентств как на Западе, так и у нас выпускают внешне безобидные видеофильмы, в которые вмонтированы и тщательно замаскированы скрытые кадры. Однако даже эксперты затруднились сказать, что именно рекламировали эти дополнительные кадрики, потому что картинка, запечатленная на них, была слишком абстрактной. Возник новый грандиозный скандал. И вновь быстро угас, как огонь, накрытый брезентом…
Судя по всему, джинн уже был выпущен на волю, а пресловутая бутылка, куда его можно было бы заточить, разбилась. Или кто-то намеренно ахнул ее с размаха о камень…
Если допустить, что суггестивное программирование личности продолжало успешно развиваться, то тогда становилась ясной подоплека ряда необъяснимых аномалий.
Например, так называемого «синдрома ХУ», который достиг размаха настоящей эпидемии в мире. В одних только Штатах им страдали почти два миллиона человек. Суть его заключалась в том, что время от времени массы людей (первоначально это были сотрудники медицинских учреждений) поражал странный недуг, сопровождавшийся быстрой утомляемостью и утратой трудоспособности. Человек страдал головокружениями, потерей аппетита, упадком сил, иногда дело доходило и до обмороков. Однако спустя некоторое время таинственное заболевание проходило само собой. Никто так и не умер в ходе загадочной эпидемии, а специальные лабораторные исследования никаких отклонений от нормы у «больных» не выявили.
Ученые и журналисты выдвигали различные объяснения этого феномена, начиная от действия неизвестного вируса и кончая поражением иммунной и нервной системы человеческого организма. Но почему-то никому не пришло в голову увязать «синдром ХУ» с подпольным экспериментированием в области программирующих воздействий…
Или взять тот факт, что в мире стали все чаще появляться лунатики-убийцы, хотя еще со времен известного романа Уилки Коллинза медики полагали: находясь в состоянии сомнамбулического транса, лишь редкий человек способен совершить убийство. Во всяком случае, статистика была неизменно устойчивой: не более пяти процентов сомнамбул во сне совершали насильственные действия по отношению к окружающим. Но за последние десять лет это количество стало возрастать, и не так давно, проводя опросы страдающих лунатизмом, сотрудники Центра сна и хронобиологии при Торонтском университете обнаружили, что примерно каждый третий из исследуемых вел себя агрессивно в состоянии транса… Может быть, опять – кадр двадцать пять?
Подобных проявлений нерегистрируемого воздействия на подсознание с целью управления людьми может быть много. А в ряде случаев о нем вообще никто не догадывается.
Только какое отношение это имеет к моей проблеме?
Даже если предположить, что жители Мапряльска, Артемовска и других мелких городков в России стали объектами секретных экспериментов, то все равно вопросы остаются. Много вопросов.
Например, кто именно проводит эти эксперименты? Секретные ведомства? Но с какой целью? Чтобы разработать и довести до совершенства принципиально новые методы ведения войн? Заменить уничтожение противника более гуманным способом его нейтрализации – погружением в длительный сон? Хм, звучит неплохо, но слишком попахивает бульварщиной…
И почему жертвами воздействия стали лишь некоторые люди? Избирательное воздействие на население с помощью пресловутых «невидимых лучей»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Тебе это ничего не напоминает? Ухвати-ка за хвост ту ассоциацию, которая только что посетила тебя.
Точно!..
Обучение иностранным языкам во сне. Эффект так называемого «двадцать пятого» кадра. Суггестология в качестве методики. Не воспринимаемое обычными органами чувств влияние на подсознание с целью внушения. Нейролингвистическое программирование и способы зомбирования…
Вот куда мы должны влезть, значит. В темы, столь горячо любимые бульварной и псевдонаучной прессой. Где-то тут должно таиться нечто, выполняющее роль спускового крючка Спячки. И некто, создавший и запустивший в широкое хождение данный детонатор. Без субъекта тут явно не обойтись: если есть программа, значит, должен иметься и программист.
Только вот что… Допустим, наша пятерка пала жертвой происков неизвестного любителя суггестивных методов воздействия. Но тогда следует допустить, что этот любитель обладает довольно мощным творческим потенциалом, раз сумел «зарядить» своей пагубной программой множество носителей информации. Начиная от магнитофонных кассет и кончая книгами. А самое главное – зачем ему это могло понадобиться? С какой целью он мог бы стремиться усыпить жителей этого городка? Зачем ему нужно, чтобы они спали, а не, скажем, разделись догола на центральной площади? Или программа носит куда более сложный характер, и, придя в себя. Спящие станут ходячими роботами, нацеленными на выполнение некоей миссии?
Масса вопросов. И ответов на них пока нет.
Ясно лишь одно: люди, которые спят сейчас мирным сном в нескольких кварталах от гостиницы, стали жертвами чьего-то преступного умысла.
А значит…
Додумать эту мысль мне не дает осторожный, но весьма настойчивый стук в дверь.
– Да-да, входите, – отзываюсь я, захлопнув крышку «мобила».
Это вовсе не незнакомец в черной маске с пистолетом в руках. Это всего лишь милая Анна Владимировна, которая сообщает, что меня кто-то просит подойти к телефону.
– Да-да, конечно, иду, – откликаюсь я и, сунув «чемоданчик» под кровать, устремляюсь вслед за дежурной.
Однако выясняется, что мне следует спуститься на первый этаж, к дежурному администратору. Сегодня это, как ни печально, Мымра.
Трубка лежит рядом с аппаратом, терпеливо дожидаясь меня, и Мымра сухо кивает мне на нее, после чего углубляется в чтение книги регистрации приезжих.
Я подношу трубку к уху, пытаясь угадать, кому я мог бы понадобиться.
Если это кто-то из больницы, почему они звонят мне не напрямую на «мобил» – ведь я уже снабдил своим номером всех, включая дежурных медсестер? У Нагорнова мой номер телефона тоже имеется. Остается только Ножин. Наверное, под воздействием алкоголя изобрел какую-нибудь новую версию насчет Спящих и решил немедленно поведать ее мне…
– Алло? Сабуров слушает…
Молчание. Однако, трубку на другом конце провода не кладут.
– Кто вы? Говорите, вас не слышно!..
Все та же тишина в мембране, прерываемая еле слышным треском помех.
Наконец, возникает отчетливый мужской голос. Он мне абсолютно незнаком, но в данный момент это неважно, так как то, что он говорит, на мгновение затмевает все остальное.
– Уезжать, – говорит незнакомец. – И как можно быстрее. Опасно. Очень опасно…
– Послушайте, – прерываю его я, – если вы хотите напугать меня, то у вас ничего не выйдет. Я смелый и ничего не боюсь. Кроме собак… А если вы говорите всерьез, то перестаньте вещать, как старуха-весталка, и скажите конкретно, в чем дело.
– Слепой, – с презрением говорят мне в ухо. – Ты слепой. Ничего не видеть. Бесполезно. И поздно. Лучше уехать.
Странная какая-то манера выражаться. Как у иностранца, только что овладевшего азами русского языка.
– А вы кто такой? – спрашиваю я без особой надежды на то, что услышу ответ на этот вопрос. Мои сомнения тут же оправдываются: в трубке лишь еле слышное сопение. Эх, определитель номера бы сюда, хоть самый простенький! – Ладно, не хотите представляться – дело ваше. Но вы уверены, что я тот человек, которому вы хотели позвонить?
–Да.
– И что же, по-вашему, будет, если я все-таки не уеду?
– Плохо.
–Кому? Мне?
– Долго говорить. Лучше верить мне.
– Но с какой стати? Я же не просто так приехал, у меня, между прочим, служебная командировка и злобное начальство…
– Они убьют.
– Меня?
Вот теперь в трубке пошли короткие гудки.
Медленно кладу трубку на рычаг, чувствуя, как ухо, внимавшее анониму, наливается пунцовой краской. Отвык я пользоваться такими трубками и слишком сильно прижал пластмассовый набалдашник к уху.
Мымра смотрит на меня с невысказанным, но явно зловещим подозрением.
– Спасибо, – говорю я.
И тут же слышу в ответ:
– Вообще-то у нас здесь не переговорный пункт, молодой человек, а общественное учреждение. И телефон этот предназначен для служебного пользования!.. Так что скажите своим дружкам, чтобы больше сюда не звонили.
– Извините, но я никого не просил звонить на ваш аппарат, – пытаюсь слабо защититься я. Но администраторша демонстративно отворачивает лицо в сторону.
Уже подойдя к лестнице, я вновь оборачиваюсь.
– Один вопрос, – прошу я Мымру. – Когда меня попросили позвать к телефону, то как меня назвали? По фамилии?
Мымра удивленно таращится на меня поверх полированной стойки, а затем ее лицо искажает подобие ироничной ухмылки.
– А у вас что, еще и кличка имеется? – ехидно спрашивает она. Видимо, лицо мое мгновенно меняется не в лучшую сторону, потому что дежурная поспешно добавляет: – По фамилии, конечно!.. Так и сказали: «Пригласите, пожалуйста, Сабурова из двести третьего» – и все…
Однако вернувшись в свой номер и решив возобновить свои умственные экзерсисы, я догадываюсь, что разговор с анонимным «иностранцем» скорее всего имел совсем другие цели, чем предупреждение меня о неведомой опасности.
И надо было быть идиотом, чтобы попасться на такой дешевый трюк.
Однако я попался, и нет никакого оправдания моей легкомысленной доверчивости.
Дело в том, что в моем «мобиле» имеется специальное устройство, которое фиксирует все попытки постороннего доступа к «чемоданчику».
И теперь, едва я включаю его, на экран выскакивает соответствующее предупреждение.
Но самое скверное заключается в том, что, согласно справке сигнальной системы, взломщику удалось-таки преодолеть заслон из тройного пароля!
Это означает, что он сумел скачать кое-какую информацию с моего компа. Правда, только ту, которая хранилась в открытом доступе и в принципе ничего особенного собой не представляла. Но и этого достаточно.
Лишь теперь мне становится по-настоящему страшно.
Потому что противник мой, кто бы он ни был, оказывается более могущественным, чем хотелось бы верить. И отныне я для него – как на ладони…
Глава 8
Утром, как и вчера, я стою у окна, потягивая скверный кофе Щербакова, и наблюдаю, как «охотники на лис» в полном составе грузятся в пыльный фургон «Газели». Наверное, готовятся к выезду на очередную тренировку в лесу.
Геннадий пыхтит за моей спиной, облачаясь в свой костюмчик. При этом он ворчит на заводское начальство, по милости которого вынужден торчать в этом драном (подлинный эпитет не подлежит печати) городке. Я уже имел удовольствие выслушать от него душещипательную историю о том, что какое-то должностное лицо, которое позарез необходимо для оформления документации, не то убыло в отпуск, не то слегло с тяжким недугом, а заменить его, вопреки аксиоме о том, что незаменимых людей не бывает, некем, ибо оно обладает исключительным правом подписи…
– Слышь, сосед, – бурчит мне в спину Геннадий. – Деньжат взаймы у тебя можно попросить? Мне на днях перешлют по почте, и я тебе сразу отдам… Ты ведь тоже пока не собираешься рвать когти?
– Пока нет… А сколько тебе нужно?
Он возводит глаза к покрытому трещинами потолку и шевелит губами, вычисляя предстоящие затраты.
– Пятьсот, – наконец, выдыхает он с таким видом, словно ему и самому страшно от своей наглости. – Честное слово, через пару дней отдам все до копейки – мне должны переводом прислать. Если хочешь – даже с процентами!..
– Ну, какие могут быть проценты между друзьями, – заверяю его я, достав из кармана куртки свой портмоне и отсчитывая запрошенную сумму. – Мы же с тобой не на бирже!
– Спасибо, – с искренним облегчением произносит Генка, пряча деньги в карман. – Россия тебя не забудет, Лен, и я тоже… И при случае – стакан за мной.
Он в нерешительности топчется возле двери, а потом спрашивает:
– Может, составишь мне сегодня компанию? Плюнь ты на своих засонь, куда они денутся? Посидим, побазарим, я тут нашел пару неплохих заведений… Хочешь – девок найдем, тут заводских общежитии – полным-полно!
Я отрицательно качаю головой:
– Спасибо за приглашение, но никак не могу… Слишком много дел.
– Ну, тогда успехов тебе, деловой ты наш, – говорит насмешливо Геннадий и исчезает.
Есть же счастливчики, для которых командировка превращается в свободное времяпрепровождение!
А тут вертишься, как белка в колесе, а толку – ноль. Зато отрицательных эмоций – сколько угодно.
Однако, сколько ни сетуй, а делать работу все равно надо. То есть быстро собраться и топать проторенным маршрутом в больницу.
Что я и делаю.
День опять неимоверно солнечный. Может быть, из-за духоты, а может, из-за ночных бдений у меня вдруг начинается головная боль. А когда я сажусь в трамвай, простреливаемый навылет злобным солнцем (не хочется тащиться пешком несколько остановок), меня окончательно размаривает, и лишь непомерным усилием воли я удерживаюсь от дремоты.
Этой ночью под храп Щербакова пришлось допоздна работать с множеством документов. Часть из них – в основном художественно-публицистического характера – я вытаскивал из Сети, к которой подключался с помощью «мобила» и встроенного в него радиомодема, но были и материалы из электронных архивов Инвестигации.
Меня интересовало все, что могло иметь отношение к версии о суггестивной природе Спячки.
И я с головой окунулся в море информации, накопившееся у человечества по этому поводу.
В шестидесятые годы американцы проводили эксперименты по встраиванию в кинофильмы рекламных кадров. Воспринимая лишь 24 кадра в секунду, глаз человека не замечал дополнительный, двадцать пятый, и тот попадал в подсознание. Первоначально опыты были безобидными, и зрителям внушалась установка лишь на то, чтобы сразу после сеанса выпить кока-колу или купить чипсы определенного сорта. Однако едва эти эксперименты стали достоянием общественности, конгресс США запретил продолжать их.
Однако, как это уже не раз случалось в истории, вскрытый однажды ящик Пандоры невозможно запереть так, чтобы уберечь его от новых попыток взлома.
Несмотря на официальные запреты, эффект «кадра Фишера» продолжал изучаться втихую как энтузиастами-любителями, так и профессионалами. Плоды усилий первых, в частности, были реализованы при создании методик ускоренного обучения иностранным языкам – правда, стопроцентной гарантии их эффективности нет, и большинство серьезных лингвистов уверены в том, что речь идет лишь о рекламном трюке. Что же касается вторых, то здесь можно предполагать все, что угодно…
В середине девяностых годов в России, прямо за экраном компьютера, погиб от внезапного кровоизлияния в мозг молодой программист. Его друзья и знакомые были убеждены в том, что он пал жертвой нового компьютерного вируса, созданного с использованием 25-го кадра и обладающего длиной в 666 байт. Будто бы с помощью этого вируса-убийцы на экран монитора выдавалась определенная цветовая композиция, воспринимаемая лишь подсознанием оператора. И ее узоры, меняющиеся в определенной последовательности, якобы нарушали ритм работы сердца и цикл кровообращения. В конце концов сосуды головного мозга не выдерживали и буквально взрывались…
Официально эта версия была подвергнута критике самых авторитетных специалистов. Эксперты в области компьютерных технологий с пеной у рта доказывали, что создать подобный вирус на сегодняшнем этапе развития науки как теоретически, так и практически невозможно.
Потом газетные статьи как-то враз прекратились. Видимо, тему закрыли…
Однако мне удалось обнаружить в архивах Инвестигации интервью, взятое нашим сотрудником у директора Института психокоррекции, основанного «под крышей» Академии медицинских наук. Оказывается, данный научный коллектив еще с начала восьмидесятых годов занимался созданием неосознаваемой информации. Правда, не визуальной, а акустической – но разве в этом суть?.. И кое-какие результаты, полученные психокорректорами, весьма впечатляли.
Например, находясь под воздействием неслышимого источника звука, «объекты» не замечали того, что видят люди в нормальном состоянии; они были способны совершить ту ошибку, на которую их как бы «наталкивала» акустическая программа, причем даже если в результате ошибки возникала угроза их жизни и здоровью…
Но самое странное было потом. Когда Инвестигация решила выступить с публичными разоблачениями, человек, давший интервью нашему сотруднику, скончался от внезапного инфаркта, а инвестигатор, бравший интервью, погиб в автомобильной катастрофе. Официальные лица заявили, что никакого учреждения, подобного тому, от имени которого выступал лжедиректор, не существует – и действительно его следов в АМН уже не было.
Дело в конце концов замяли.
Однако уже на рубеже тысячелетий обнаружилось, что ряд рекламных агентств как на Западе, так и у нас выпускают внешне безобидные видеофильмы, в которые вмонтированы и тщательно замаскированы скрытые кадры. Однако даже эксперты затруднились сказать, что именно рекламировали эти дополнительные кадрики, потому что картинка, запечатленная на них, была слишком абстрактной. Возник новый грандиозный скандал. И вновь быстро угас, как огонь, накрытый брезентом…
Судя по всему, джинн уже был выпущен на волю, а пресловутая бутылка, куда его можно было бы заточить, разбилась. Или кто-то намеренно ахнул ее с размаха о камень…
Если допустить, что суггестивное программирование личности продолжало успешно развиваться, то тогда становилась ясной подоплека ряда необъяснимых аномалий.
Например, так называемого «синдрома ХУ», который достиг размаха настоящей эпидемии в мире. В одних только Штатах им страдали почти два миллиона человек. Суть его заключалась в том, что время от времени массы людей (первоначально это были сотрудники медицинских учреждений) поражал странный недуг, сопровождавшийся быстрой утомляемостью и утратой трудоспособности. Человек страдал головокружениями, потерей аппетита, упадком сил, иногда дело доходило и до обмороков. Однако спустя некоторое время таинственное заболевание проходило само собой. Никто так и не умер в ходе загадочной эпидемии, а специальные лабораторные исследования никаких отклонений от нормы у «больных» не выявили.
Ученые и журналисты выдвигали различные объяснения этого феномена, начиная от действия неизвестного вируса и кончая поражением иммунной и нервной системы человеческого организма. Но почему-то никому не пришло в голову увязать «синдром ХУ» с подпольным экспериментированием в области программирующих воздействий…
Или взять тот факт, что в мире стали все чаще появляться лунатики-убийцы, хотя еще со времен известного романа Уилки Коллинза медики полагали: находясь в состоянии сомнамбулического транса, лишь редкий человек способен совершить убийство. Во всяком случае, статистика была неизменно устойчивой: не более пяти процентов сомнамбул во сне совершали насильственные действия по отношению к окружающим. Но за последние десять лет это количество стало возрастать, и не так давно, проводя опросы страдающих лунатизмом, сотрудники Центра сна и хронобиологии при Торонтском университете обнаружили, что примерно каждый третий из исследуемых вел себя агрессивно в состоянии транса… Может быть, опять – кадр двадцать пять?
Подобных проявлений нерегистрируемого воздействия на подсознание с целью управления людьми может быть много. А в ряде случаев о нем вообще никто не догадывается.
Только какое отношение это имеет к моей проблеме?
Даже если предположить, что жители Мапряльска, Артемовска и других мелких городков в России стали объектами секретных экспериментов, то все равно вопросы остаются. Много вопросов.
Например, кто именно проводит эти эксперименты? Секретные ведомства? Но с какой целью? Чтобы разработать и довести до совершенства принципиально новые методы ведения войн? Заменить уничтожение противника более гуманным способом его нейтрализации – погружением в длительный сон? Хм, звучит неплохо, но слишком попахивает бульварщиной…
И почему жертвами воздействия стали лишь некоторые люди? Избирательное воздействие на население с помощью пресловутых «невидимых лучей»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33