– Разве что на крылышках не летает… А то, что он – самое настоящее стихийное бедствие – для тебя пустяки?! А то, что по его, пусть даже невольной вине, погибали и погибают тысячи людей – это, по-твоему, можно простить и забыть?!Этот субъект – все равно что смерч, землетрясение, ураган силой в десять баллов в человечьем обличии, так можно ли подходить к нему с обычными, человеческими мерками?!.. Поэтому будь добра, возьми себя в руки, перестань строить из себя невинную школьницу и сделай то, что тебе приказано!– Нет! – прошептала она, закрыв лицо руками. – Нет, я… я не смогу!.. Я же никогда не прощу себе этого!.. Какими глазами я буду на него потом смотреть, скажи?Я усмехнулся. Раз женщина начала спорить – значит, в конце концов, она уступит мужчине.– Во-первых, – сказал я, пристально наблюдая за улицей (Подопечный почему-то опаздывал), – никто тебя не заставляет ложиться со мной в постель – хотя, между прочим, такой вариант наверху тоже рассматривали… Во-вторых, если уж ты так боишься потерять его, всё еще можно будет потом исправить, и я думаю, Генон пойдет на это. Из игры тогда выйду только я. Мне-то Подопечный, пожалуй, не простит предательства, а ты покаешься ему во всех грехах, какое-то время полижешь ему пятки, пообещаешь никогда больше не обманывать его – и заживете вы с ним так же мирно и спокойно, как и прежде… В конечном счете, я мог бы и не церемониться с тобой, а поцеловать тебя в нужный момент не предупреждая, но нужно показать ему, что мы с тобой встречаемся уже давно, и вообще – чтобы всё было естественно…– Нет, – сказала глухо Галина, прекращая плакать и глядя на меня с ненавистью. – У тебя ничего не получится! Подлец!..Я молча открыл бардачок и достал оттуда черную небольшую коробочку с несколькими кнопками и шкалой настройки.– Знаешь, что это такое? – спросил я ее. – Новинка нашего оборонного комплекса, которая до поры, до времени держится в строгом секрете. Так называемый портативный психогенератор, позволяющий делать из людей самых настоящих роботов, «зомби»… Вот нажму эту красную кнопочку – и ты, как миленькая, выполнишь любой мой приказ – даже если я прикажу тебе раздеться догола на виду у прохожих!Лицо Галины перекосилось.– Какая же ты мразь! – воскликнула она. – Вы все, обосновавшиеся под крылышком у Генона, – гады и сволочи!.. Вы существуете за счет Подопечного – и при этом ненавидите его! Вы бесплатно жрете лучшие импортные продукты, понастроили себе комфортные коттеджи за счет средств, отпущенных государством на выполнение Опеки, вы присосались, как пиявки, к госбюджету, прикрываясь Подопечным, а теперь, когда почва стала уходить из-под ваших ног, вы готовы сделать ему любую подлость!.. А ваша Опека – чего она стоит, чего? Вот скажи мне, чту вы сумели предотвратить, опекая моего мужа, какие такие бедствия и катастрофы?Я еще не успел ничего ответить, а она продолжала:– А, может быть, и нет никаких смертоносных свойств у Подопечного? Может быть, вы ошиблись в своих оценках? Я уж не говорю, что Генон и Гузельский нарочно придумали человека-суперзлодея, чтобы таким способом существовать за его счет – у меня просто в голове не укладывается, какими чудовищами надо быть, чтобы пойти на это! Хотя, конечно, очень удобно сваливать все просчеты, ошибки, халатности на одного человека, объявив его опасным для общества! При этом никто из вас, разумеется, не считался с тем, каково ему будет вынести все это! Вспомни: вы взвалили на него всю вину за чернобыльскую трагедию, за землетрясение в Спитаке, за столкновение десятков поездов, за падение стольких самолетов!.. А вы подумали, что такую ответственность не под силу вынести человеку?! Вы подумали, какая сила воли нужна, чтобы жить спокойной, ровной жизнью, чтобы выработать в себе стоицизм и хладнокровие по отношению даже к самым стрессовым ситуациям, зная, что другого выхода нет, что иначе причинишь боль и страдания людям?! И лично я считаю, что муж мой, – (эти два слова Галина произнесла с явной гордостью), – просто герой, каждый день совершающий подвиг!..Что-то не вязалось в ее сбивчивом монологе. Я нахмурился.– Постой-ка, – после паузы оказал я. – Это что же получается?! Разве он?..– Вот именно! – с вызовом бросила она мне в лицо. – Я всё рассказала ему еще три месяца назад!Прав был тот, кто изрек: «Женщина никогда не может стать хорошим агентом, будь она хоть трижды Мата Хари!»… Теперь я осознавал справедливость этого тезиса в полной мере.Я на секунду прикрыл глаза, но психологический аутотренинг на этот раз не помог, и я ударил Галину по щеке. Раз, потом – другой…– Дрянь, – сказал я, закуривая трясущимися руками. – Какая же ты дрянь, Галька!Что ты наделала – ты не можешь себе представить… Теперь понятно, почему, несмотря на все наши старания, катастрофы продолжали сыпаться одна за другой!Теперь я понимаю, что не он сам допер до мысли об Опеке – это ты дала ему козыри в руки!..Пощечины она словно не заметила. Глаза ее горели, волосы рассыпались, щеки пылали огнем – Жанна д'Арк, идущая на костер, да и только!– Как бы не так! – вскричала она. – Он ни в чем не виновен, понял? Все эти годы он ни разу не вышел из себя, он… он воспитал самого себя так, что спокойствие стало нормой его жизни!Галина продолжала что-то говорить мне, но я ее уже не слышал. Я весь словно превратился в огромный желудок, который никак не может переварить угловатые, больно колющие мысли.Ситуация кардинально изменилась. Весь мой план шел коту под хвост, и вообще всё летело к черту…Я не сказал Галине одного: то, чего я добивался от нее, было чистой воды самодеятельностью, плодом моего измученного бессонницей мозга. Разумеется, о своей идее выхода из игры я никому из наших не рассказывал, потому что это было бы расценено, как дезертирство. Просто я слишком устал от этой проклятой работы… Генон был бы просто поставлен перед фактом, когда Подопечный больше не захотел бы иметь дело ни со мной, ни с Галиной. Меня не интересовало, что со мной и с Галиной будет потом, когда нас, как провалившихся разведчиков, вышибут из Опеки, главное – мы бы зажили с ней, как обычные люди, которым не приходится заниматься гадостями и подлостями ради высоких целей и которым не надо творить нечеловеческие дела ради человечества…Я сознательно выбрал именно такой вариант ухода, хотя были и другие возможности «подставить» себя и одновременно создать у Подопечного иллюзию неудачи… Но мне нужна была Галя. Все эти десять лет я постоянно боялся признаться не только ей, но и самому себе, что люблю ее. Поэтому я ненавидел Подопечного вдвойне: он отнял у меня не только десять лет жизни, но и любимую женщину…А теперь в голове моей вертелись бесконечной каруселью строки из рассказа Подопечного: «– А если он не хочет, чтобы о нем заботились? Если он не хочет, чтобы добрые дяденьки устраивали его судьбу?.. О нем же никто не подумал, он – как марионетка в кукольном театре!»…Одна мысль не давала мне покоя: почему в том разговоре со мной он возмущался не столько тем, что его самого превратили в марионетку, сколько тем, что множество других людей вынуждены заниматься им, не имея права ни на отдых, ни на ошибку?Неужели Галина была права в оценке своего мужа? Неужели вообще человек способен даже в таких вот немыслимых обстоятельствах ухитриться остаться человеком, думающим не о себе, а прежде всего – о других?Постепенно я начинал понимать Подопечного. И было мне в этот момент так скверно и стыдно, как бывает стыдно нормальному, скромному и порядочному человеку, который, проснувшись, узнает, что накануне буйствовал в пьяном, беспамятном угаре. Осознание своей вины и неправоты было моим горьким похмельем. Я понимал, что не смогу посмотреть в глаза своему бывшему «лучшему другу»…Я недостоин его дружбы, это Галя правильно сказала. Мы все недостойны его, встретившего лицом к лицу огромную, нечеловеческую ответственность и при этом ни разу не дрогнувшего, никому не пожаловав-шегося, изо всех старавшегося жить так, как будто с ним ничего не случается – чтобы ничего не случилось с другими – потому что все мы очень боимся ответственности…Я понимал теперь, почему Подопечный ни словом не обмолвился и не показал вида, что знает, кто такой он и кто такой я. Он всегда был добрым человеком и ухитрился пронести свою доброту как невидимое знамя Человечности через все муки и тернии, и в ситуации, перечеркнувшей все рамки обыденности, он жалел не себя – хотя именно себя ему бы нужно было жалеть больше всего. Он жалел меня и жалел Галину, и жалел всех наших – так жалел, что больше не мог носить в себе эту жалость, – и выплеснул ее на бумагу в виде рассказа, который, скорее всего, и не собирался публиковать…Утверждая, что Подопечный не является, по нашей терминологии, «детонатором», что мы это якобы выдумали, чтобы безбедно жить за его счет, Галина, конечно же, не права. Это она переборщила в запале спора. Во-первых, все мое «благополучие» – казенное, оно дано мне как бы взаймы на период Опеки и в ее интересах. Просто Генону однажды пришло в голову, что безопаснее всесторонне обеспечить благополучие не объекта Опеки, а «опекуна», чтобы он мог оказать любую помощь Подопечному… Во-вторых, я сам читал заключения экспертов из Академии наук и знаю, что потенциально Подопечный опасен, очень опасен – больше, чем атомное оружие и эпидемия СПИДа, вместе взятые. Кроме того, таких «детонаторов», как он, только в нашей стране насчитывается около двух десятков – и всех их опекают по секретной государственной программе. Правда, время от времени катастрофы все же происходят, и все равно сходят с гор снежные лавины, а с рельсов – пассажирские поезда, все равно пылают гигантские пожары в лесах, все равно извергаются вулканы и затопляют населенные пункты разлившиеся реки… Природа есть природа, и, помимо «биодетонаторов» в лице наших подопечных, на нее, видимо, влияют и другие факторы, но именно от этих людей зависит, состоится ли когда-нибудь конец света…И еще я знал, что, если теперь предам Подопечного и оставлю его наедине с той тяжкой ношей, которую он ежесекундно должен нести на своих плечах, как некогда один человек нес на себе крест на Голгофу за все человечество, то стану противен самому себе до конца дней своих…Очнулся я от того, что Галина колотила плотно сжатыми кулачками по моему плечу и кричала:– Открой мне дверь, слышишь? Ну, пожалуйста, Кир!.. Открой, прошу тебя!..И я, конечно же, выпустил ее из машины, и она выпорхнула чайкой навстречу Подопечному, который, оказывается, был уже в нескольких шагах от нас. Галя с разбегу кинулась ему на грудь, и они застыли, обнявшись, посреди тротуара, под недоуменными и осуждающими взглядами прохожих.Я сглотнул резиновый комок в горле. Мне захотелось выжать до упора педаль газа, умчаться отсюда как можно скорее, приехать к себе, запереться и, не отвечая на звонки Генона и оперативного диспетчера, напиться до беспамятства. Или же разбиться вдребезги о фонарный столб на максимальной скорости…Но вместо этого я медленно открыл дверцу и медленно выбрался из машины. Асфальт жег подошвы, словно был залит смолой из адского котла, в котором черти жарят души грешников. Я медленно направился к Галине и Подопечному, машинально считая шаги, будто меня вели на расстрел. Подопечный повернулся ко мне лицом. Выглядел он, как всегда, спокойным, но во взгляде его читалось некое ожидание. Галина, прильнув к груди мужа, тоже неотрывно смотрела на меня.И тогда я первым протянул своему другу руку. Часть 4В ЗАЛОЖНИКАХ – ВЕСЬ МИР(год 1997) Я всегда знал, что добром эта затея не кончится. В сущности, этого следовало ожидать еще с того момента, когда я, тридцатисемилетний майор Комитета государственной безопасности Геннадий Онищенко, пытался воплотить в жизнь свою идею «детонаторов». Эта гипотеза была настолько неправдоподобной и нереальной, что в нее никак не должны были поверить нормальные, серьезные люди. Однако в нее поверили одновременно множество самых разных людей. В том числе и из тех, от которых тогда, почти двадцать лет назад, зависело в нашем государстве если не всё, то очень многое. А может быть, именно потому и стала реальностью эта полусумасшедшая концепция, словно почерпнутая из ненаучно-фантастического романа, что была она уж совсем невероятной. Наверное, все-таки прав был в свое время доктор Геббельс с его знаменитым тезисом: «Ложь должна быть чудовищной, чтобы в нее поверил целый народ». Правда, в нашем случае речь шла не о сознательной лжи, а о… не доказанной гипотезе, скажем так, да и вовсе не нужно было, чтобы в нее поверил весь советский народ – достаточно было и веры отдельно взятых государственных мужей, но тем не менее… Вообще, доказательства в пользу той или иной теории, навязанной общественности средствами массовой информации, требуются не всем. Взять хотя бы посещение Земли инопланетянами, проблемы «летающих тарелок», «снежного человека», привидений, телепатии, левитации и прочей псевдонаучной чепухи, потоками изливающейся на обывателя… В условиях отсутствия в обществе религии ее функцию неизбежно будет выполнять какая-нибудь шарлатанская выдумка, потому что для любого человека, далекого от истинной науки, важнее вера, нежели познание. С этой точки зрения, становится понятным, каким образом конгломерат моей фантазии и отдельно взятых, «оч-чень научных» фактов и фактиков завоевал, так сказать, умы и сердца избранных, стоящих у руля власти… Только сейчас я понимаю, что их стремление безоговорочно поверить в подобную белиберду насчет «детонаторов», биоэнергетики и прочего была обусловлена чисто человеческим страхом неизвестности. Они, властители, боялись того, что им неподвластно, в частности – так называемой судьбы… А моя теорийка позволяла приручить этого кровожадного, непредсказуемого в своих поступках зверя, прикормить его, приласкать и вообще всячески выдрессировать и использовать в своих целях…«Сон разума порождает чудовищ» – прекрасно сказано, но, увы, не про наше время.В наше время, наоборот, чудовищ порождает не сон разума, а его чрезмерная активность, ведь любая лихорадочная деятельность на пределе возможностей всегда имеет отрицательные последствия. Так, если двигатель в течение длительного времени будет работать на бешеных, предельных оборотах, то он неизбежно начнет перегреваться, возрастет износ его клапанов, вкладышей, поршней и прочих деталей, ухудшатся технические характеристики… На определенном этапе это явление, видимо, наблюдается и в науке: отлаженный организм, не вынося чрезмерного умственного напряжения, начинает давать сбои, ошибки, словом, говоря языком математиков – начинает «делить на нуль». И тогда появляются так называемые чудаки, «борцы против косности и рутины», о которых с восхищением и сочувствием пишут журналисты, которых приглашают на телепередачи и ток-шоу, которым дают слово на страницах изданий, не имеющих никакого отношения к миру науки…Именно поэтому, когда мне, сотруднику секретного отдела КГБ СССР, занимавшемуся всякими паранормальными явлениями, встретился очередной такой «непризнанный гений» по фамилии Гузевский и вывалил на меня с ходу свои полоумные рассуждения о «биоэнергоинформационных полях», «микролептонах», «уравнениях судьбы» и «бумерангах Кармы», то я сначала не придал всей этой дребедени особого значения.Человек он был, как сейчас говорят молодые люди, «повернутый» на лженауке, хотя, признаться, был способен увлечь слушателей своим красноречием. Мы с ним профессионально побеседовали несколько раз, и вдруг я зацепился за одну его мысль, показавшуюся мне весьма любопытной, хотя и чисто умозрительной. Речь шла о том, что, в соответствии с теорией слабых и сверхслабых микролептонных взаимодействий, не только Вселенная влияла на человека, но и каждый человек влиял на состояние окружающего его мира. Как правило, люди оказывали слишком ничтожное воздействие на Вселенную, чтобы его стоило принимать во внимание. Но почему бы не предположить, что существуют отдельные личности, которые способны, при определенных условиях, как бы катализировать природные процессы и оказывать сверхмощное воздействие на ту среду, в которой они находятся, будь то природа или человеческое общество?.. Оставалось только изучить, что же это за условия, позволяющие «детонаторам» (этот термин был введен уже не Гузевским, а мной) проявить свои феноменальные способности, а потом и разработать методику их выявления…Через несколько дней, через голову всех вышестоящих начальников (нашему отделу было предоставлено такое право) я подал докладную записку на десяти страничках на имя Председателя Комитета, снабдив ее грифом чрезвычайной секретности.А через несколько месяцев тяжелая махина административно-командной системы стронулась с места и постепенно стала набирать обороты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28