Она уже собралась уходить, но напомнила себе, что по сравнению со всем пережитым эта унизительная ситуация — мелочь. Заносчивая регистраторша заслуживала отпора!— Скажите ему, что его спрашивает миссис Вагнер. Регистраторша разинула рот.— Боже, я вас не узнала! — Она вскочила с места и исчезла за перегородкой из дымчатого стекла.Через несколько секунд к Лаки вышел молодой человек довольно женственного вида с хвостиком на затылке. В его ухе и в левой ноздре красовались два одинаковых бриллианта по два карата каждый. Лаки сразу поняла, что видит юношу не впервые: его лицо было ей не менее знакомо, чем лицо Брэда. Заметив ее, он остановился как вкопанный и расширил глаза.— Что вы сделали с волосами?! Не дав Лаки ответить, Себастьян кинулся к ней и громко поцеловал воздух у одной и у другой щеки.— Не переживайте! Я мгновенно все поправлю. Он повел ее в салон, настолько заставленный экзотическими папоротниками, что его можно было принять за теплицу. Лаки села в кресло, осмотрелась и решила, что это место выглядит знакомым. Вот и Себастьяна она тоже определенно знала, хотя его имя прозвучало для нее словно впервые.Постукивая миниатюрной расческой по бриллианту в ноздре, Себастьян оглядел ее со всех сторон.— Я читал в газете о ваших злоключениях, — сообщил он. — Вас пытались убить, а теперь вы не помните собственного прошлого.— Так и есть.Лаки понимала, что перед ней гомосексуалист, но это не имело значения: он почему-то сразу вызвал у нее доверие.Себастьян приподнял двумя пальцами прядь ее волос.— Неужели дешевый самодельный перманент? Зачем?! С такими-то волосами!— Я обесцветилась. Если вы смотрели «Пропавших», там показывали фотографию...— Я видел этот отрывок. Глаза женщины показались как будто знакомыми, но мне и в голову не пришло, что это вы. Дорогая, по той фотографии вас не узнала бы и родная мать! А ведь вы так гордились своими волосами. Такие густые, темные, безумно сексуальные... Никогда бы не поверил, что вы способны обесцветиться и завиться. Как вас только угораздило?— Понятия не имею. Вы можете что-нибудь сделать? Завтра вечером мне надо на прием...— Только не злитесь! Вот мое предложение: остатки перманента мы сострижем. Получится коротковато, зато... — Он хлопнул себя по ляжке и хихикнул. — Зато хорошо.— А я часто злюсь?Господи, как же она себя вела? Орала на всех подряд?Себастьян пожал плечами.— Обычно мы с вами неплохо ладим, но вообще вам свойственно скандалить.— Понимаю, — вздохнула Лаки. Все твердят одно и то же; ясно, что она отъявленная эгоистка и стерва. — Делайте все, что сочтете нужным. Главное, чтобы можно было показываться на людях. И не открывайте, пожалуйста, шрам на затылке.Худенькая гавайка вымыла ей волосы, и Себастьян приступил к стрижке, приговаривая:— Хакуна матата. Не волнуйтесь. На приеме вы будете сногсшибательны.— Скажите, Себастьян, мы с вами друзья? Брэд говорит, что у меня мало друзей, а подруг нет вообще.— Вы никогда не любил» женское общество. Мне вы говорили, что женщины вам надоели. — Он встретился с ней взглядом в зеркале. — А меня вы называли своим лучшим другом. Вы хорошо ко мне относились, хотя я из геев. Вообще-то мы были на «ты»...— Расскажи мне что-нибудь про меня! Брэд почти ничего не знает о моем прошлом. Он говорит, что я появилась здесь пять лет назад и он нанял меня секретаршей, поскольку я хорошо владела компьютером. Я что-нибудь рассказывала о своей семье, о том, где я раньше жила?— Ничего. Ты говорила, что недолго проработала в Денвере — или в Чикаго? Твои родители умерли. Кажется, у тебя есть дальняя родня на Среднем Западе. Больше я ничего от тебя не слышал.— А ты не находил это странным?— Признаться, нет. Ты всегда держалась обособленно. У тебя вообще сложный характер.— Сложный?! Да я была эгоисткой до мозга костей! Плохо обращалась с дочкой...Себастьян вдруг резко развернул кресло и оказался с ней лицом к лицу.— Ты любишь дочь! Я знал тебя еще до беременности. Ты ничего так не хотела, как иметь ребенка. Но для того чтобы быть хорошей матерью, тебе не хватает терпения.— Теперь хватает. Я стала совсем другой. И она рассказала ему, своему единственному другу, про синдром Хойта — Мелленберга. Себастьян внимательно и сочувственно слушал. Лаки даже обнаружила в нем сходство с Сарой, которая тоже легко сходилась с людьми.— А когда я... исчезла, я не говорила тебе, куда еду, надолго ли?— Я думал, ты отправилась в Лос-Анджелес, прибарахлиться. Ты обычно летала туда несколько раз в году. Да, чуть не забыл! Когда мы виделись в последний раз, ты отдала мне сумку. Я бы ее захватил, но ты заранее не позвонила...У Лаки побежали по телу мурашки. Грег считал, что она знает нечто важное, из-за чего стала мишенью для убийц. Неужели она близка к отгадке?— Что в сумке? Себастьян пожал плечами.— Два каких-то конверта. Я их особо не разглядывал. Наверное, это вырезки из модных журналов. Ты всегда советовалась со мной, когда покупала что-нибудь из одежды, и показывала фотографии.Значит, это он — вдохновитель ее вызывающего гардероба!— Если хочешь, я завезу сумку тебе домой.— Нет, я сама зайду за ней завтра.— Завтра? Разве ты забыла?.. — Он хлопнул себя по лбу. — Ах да, ты же вообще ничего не помнишь! Завтра днем я отбываю на остров Мауи, это на Гавайях. Там открыли парикмахерский салон в отеле «Четыре сезона» и пригласили меня работать. Я летаю туда каждую неделю. Заходи в четверг. Я захвачу сумку и дам тебе совет насчет платья.В прошлой жизни она была такой легкомысленной особой, что содержимого сумки вряд ли стоило бояться. В конвертах наверняка не окажется ничего важного. Подумаешь — фотографии очередного черного или белого платья! И все же Лаки не удержалась и пошарила в кармане сарафана. Увы, акульего зуба там не оказалось... 31 «Мама, а почему ты всегда говорила, что Гарри — жеребец?»Переплывая бухточку, Лаки с улыбкой вспоминала вопрос дочери. «Жеребец Гарри» оказался тем самым тренером, который в прежней жизни посещал ее дважды в неделю. Узнав что она вернулась, Гарри тут же примчался, чтобы «помочь размять бедра». Как можно так себя холить?! Определенно, персональный тренер — постыдная блажь! Лаки поблагодарила и отказалась от его услуг. Она прекрасно разомнется сама — при помощи того же плавания.Сначала она плыла на спине, потом перешла на баттерфляй. Вдали виднелись небоскребы Вайкики, серебрящиеся на солнце. По дорожке между виллами к пляжу приближался какой-то мужчина. До него было слишком далеко, чтобы узнать, кто это, но чем-то он напомнил ей Грега.— Прекрати! — приказала она себе вслух. Ей всюду мерещился Грег. От такой безумной любви недолго спятить.А потом она увидела бегущую за мужчиной собаку. Доджер?! Лаки чуть не захлебнулась от радости и повернула к берегу. Ей ничего не стоило вообразить, что они находятся на Мауи. Сейчас Грег войдет в воду, как прежде... но вместо него в воду, мотая хвостом, залез Доджер.— Умница!Лаки стояла среди пены и гладила пса по голове, не решаясь поднять глаза на Грега. Когда же она наконец сделала это, то обнаружила, что он улыбается — впрочем, довольно натянуто.Может быть, он не одобряет ее легкомысленное бикини? Но у нее было ровно тридцать три купальника, с большинства из которых не сняты ценники! Было бы глупо покупать еще один... Она и так выбрала самый скромный из всей коллекции.— Привет! — Лаки очень старалась, чтобы ее голос звучал беспечно. Ей хотелось кинуться ему на шею, но онa знала, что, поступив так, уже не сможет его отпустить. — Ты приехал натаскивать Доджера или с другой целью?— Нет, просто без Доджера я бы не сел в самолет. Мой банковский счет в таком катастрофическом состоянии, что у меня не оказалось денег на билет. Но «Алоха Эйр» перевозит спасателей бесплатно, вот я и захватил в аэропорт Доджера. Они решили, что мы летим кого-то спасать, и посадили нас без билета.— Тебе нужны деньги? Я сейчас сбегаю домой и...— Не надо, Коди дал мне немного. Я переночую у Клода Уинстона. Это мой давний приятель, врач из местного университета. Кстати, именно он разработал инъекцию для тюленей.— Вот оно что... — Лаки не могла скрыть разочарования: — Значит, ты по делу?— Нет, я прилетел, чтобы поговорить с тобой. Грег поднял темные очки на лоб. Как хорошо она знала этот его серьезный взгляд!— Что-нибудь с Абби? — Он покачал головой и взял ее за руку. — С Сарой или детьми?— Да нет же, с ними все в порядке. Где нам лучше поговорить?Лаки повела его в ближнюю рощицу финиковых пальм, по пути наблюдая задним краем глаза. Ей казалось, что она никогда еще не видела Грега таким напряженным и сосредоточенным.В тени она уселась на плоский камень. Грег пристроился рядом, Доджер примостился у ног Лаки, глядя на нее влюбленными глазами.— Скажи же наконец, что произошло! Он стиснул сильными пальцами ее ладонь.— Тебе что-нибудь говорит номер С-311 ? Лаки целую минуту ломала голову. Номер казалсясмутно знакомым, но она не могла вспомнить, что он означает?— Нет, ничего.— За день до того, как за тобой явился Брэд, в институт привезли корма, и ты за них расписалась. Вместо подписи ты поставила С-311. Наверное, раньше ты очень часто повторяла этот номер, если твоя рука сама вывела его. Ведь люди обычно расписываются автоматически.— Врачи говорили, что это рано или поздно произойдет. Но почему номер, а не фамилия?Грег посмотрел ей в глаза, и она прочла в его взгляде сострадание.— Выяснилось, что ты сидела в тюрьме. Заключенных называют не по фамилиям, а по таким номерам.Лаки вскрикнула. Как ни отвратительна ей была женщина в зеркале, неужели она оказалась способна на поступки, за которые карают тюрьмой?— Откуда ты знаешь?— ФБР проверило номер. Коди позвонил начальнику тюрьмы в Монтане. Я тоже с ним поговорил. Мы даже расспросили о тебе тюремного психолога.Правда о ее прошлом оказалась нестерпимо болезненной. Мало того, что она плохая мать, самовлюбленная пустышка; она еще совершила преступление! С этим было невозможно смириться.— За что меня посадили?Грег обнял ее за голые плечи.— Тебе было семнадцать лет и одиннадцать дней, с юридической точки зрения — совершеннолетие. Твой дружок ограбил ночной магазинчик; ты сидела в его машине, когда он выстрелил в продавца. От ранения продавец скончался.Лаки смотрела на неге широко раскрытыми глазами. Его слова отдавались у нее в мозгу отвратительным эхом. Соучастница убийства! Ее охватила ярость, хотелось крикнуть, что все это неправда. Она боролась с собой, напрягая все силы.Грег молча привлек ее к себе, и Лаки поняла, что бы она ни совершила в прошлом, он любит ее всем сердцем. Она облегченно вздохнула и прижалась к его груди.— Как же это меня угораздило?— Ты показала, что не знала о его намерении совершить ограбление, но тебя все равно приговорили за соучастие в убийстве к двадцати двум годам. Ты отсидела десять лет и еще несколько месяцев.Лаки в отчаянии смотрела на волны, обрушивающиеся на золотой пляж. Прожить треть жизни за решеткой! Невероятно! Она с содроганием вспоминала даже считанные дни, проведенные в каталажке на Мауи. В неволе она чувствовала себя недочеловеком, полным ничтожеством.Номер... Конечно, она не помнила, как сидела в тюрьме, но отлично знала, что значит быть ничем — номером, а не личностью. STO унизительно и страшно. Ее охватило отчаяние, граничащее с тошнотой.В таком случае надо благодарить судьбу за свое беспамятство! Камера в Мауи — и та была для нее сущим адом. Разве можно жить, помня о десяти долгих годах заключения?Но кем же она была прежде? Как докатилась до тюрьмы?— Что еще ты узнал? — тихо спросила Лаки.— Доктор Кармайкл, психолог, рассказала о тебе довольно много. Судя по всему, она проявляла к твоему делу особенный интерес.— Ей известно, есть ли у меня родня?— Если и есть, то разве что совсем дальняя. Твои родители не состояли в браке. Об отце вообще ничего не известно.— Моя мать умерла? — спросила Лаки, вспомнив слова Брэда.— Да, погибла в автомобильной аварии, когда тебе было шесть лет. — Грег сделал паузу; казалось, он хочет сообщить ей что-то еще, но никак не может собраться с духом. — Тебя отдали на воспитание в другую семью. Ты почти не умела говорить.— Я была немой?!Невероятно! Двухлетняя дочка Сары уже тараторила вовсю, четырехлетняя Джулия и вовсе говорила совсем как взрослая.— Почему я молчала в шесть лет?— Вряд ли мы сумеем получить ответ. Наверное, у тебя была такая сильная психическая травма, что ты боялась говорить. Помнишь, ты думала, что тебя зовут «Заткнись»? Очевидно, всякий раз, когда ты хотела что-то сказать, мать орала на тебя, требуя заткнуться.Вместо жалости к самой себе Лаки почувствовала страшный стыд.— Господи, ведь я делала то же самое! Я кричала на Джулию. Брэд рассказывал мне...— Брэд говорил, что ты била дочь?— Нет, но...— Значит, тебя нельзя сравнить с твоей матерью. Ранние годы человека — источник самых глубоких впечатлений. Ты пережила страшные испытания, а неосознанно воспроизводила потом поведение, которое было тебе знакомо. Это свойственно многим людям, подвергавшимся в детстве жестокому обращению. Однако ты боролась с собой. Ты срывалась на Джулию, но ни разу не подняла на нее руку.— Ты прав. Накричав на нее, я спешила признаться ей в любви. — Лаки взъерошила свои короткие волосы. Она была страшно зла на себя. — Я ее совершенно запутала. А ведь сколько твердят: не путайте детей, будьте последовательны!— Больше ты не срываешься, а это самое главное. Лаки поудобнее устроила голову у него на плече и прикрыла глаза. Как ни ужасна была женщина по имени Келли, она хотела знать о ней все.— Что еще ты узнал?— Твоя приемная мать была доброй, набожной женщиной. Она жалела тебя, но считала умственно отсталой: ведь ты все время молчала. Она советовалась с врачами, пыталась разговорить тебя, но это ей не удавалось. И вот однажды ты запела в церкви.— Поэтому я и знаю «Господню благодать», — тихо проговорила Лаки.У нее разрывалось сердце: сколько она ни силилась, никак не могла вспомнить эту чудесную женщину, у которой хватало любви и терпения на такого трудного ребенка. Лаки казалось, что она должна быть похожа на Сару, отдающую близким всю себя, ангела-хранителя семьи.— Услышав, как ты поешь, она загорелась надеждой, и в конце концов ты действительно заговорила. Она отдала тебя в школу и помогала изо всех сил, чтобы ты не отставала: ведь одногодки опережали тебя на два класса. Твоя жизнь сложилась бы совершенно по-другому, если бы эта женщина прожила подольше.— Она умерла? Как печально! Мне хотелось бы с ней поговорить, поблагодарить ее...— По данным, имеющимся у доктора Кармайкл, она была пожилой вдовой и умерла от сердечного приступа. Ты начала кочевать по приемным семьям, нигде подолгу не задерживаясь. У доктора Кармайкл есть только данные социальной службы, и из них следует, что твоя успеваемость неуклонно ухудшалась. Ты стала дерзкой, вспыльчивой, чуть что, лезла в драку, связалась с плохой компанией...— Неужели обо мне нельзя сказать ничего хорошего? Может быть, я занималась спортом? Ты сам говорил, что я прекрасно плаваю...Прежде чем ответить, Грег помолчал, взвешивая слова.— Да, ты состояла в команде по спортивному плаванию. В тюремной команде.Лаки вдруг пришло в голову, что Джулия очень скоро начнет расспрашивать ее о детстве и юности. Разумеется, ей не обязательно открывать всю подноготную, пока она не вырастет и не поумнеет. Но когда у матери такое темное прошлое... Боже, неужели ее будет стыдиться собственная дочь?!— Доктор Кармайкл пыталась на тебя повлиять, умерить твою вспыльчивость, но ты не переставала ссориться с другими заключенными и с охраной. Тебя несколько раз сажали в карцер. Ты была настоящей одинокой волчицей, отказывалась с кем-либо дружить. Первые пять лет ты проработала на кухне, а по вечерам посещала тюремную школу.— Теперь понятно, почему у нас повар. Брэд говорит, что я ненавижу готовить. Но у меня сохранились эти навыки, потому что я посвятила готовке слишком много времени. И вот что "любопытно: я не помню, чтобы это занятие вызывало у меня ненависть!Грег печально улыбнулся.— Ты так упорно училась и так прогрессировала, что тебя приняли в специальный компьютерный класс. В тебе проснулся замечательный талант. Сам начальник тюрьмы поручил тебе перевести их архивы на новые носители.— Хоть одно доброе дело!Он покачал головой и крепче обнял ее.— Не совсем. Ты оказалась такой умницей, что стерла из тюремных архивов все упоминания о себе. В их банках данных не осталось ровно ничего, даже отпечатков твоих пальцев! Вот почему Коди не мог получить о тебе никакой информации. Тебя опознали по фотографии, но сказали, что в тюрьме ты была длинноволосой шатенкой.— На всех фотографиях, которые мне показывал Брэд, у меня длинные волосы. Я сходила к Себастьяну, своему парикмахеру. Он не мог поверить, что я осветлилась и завилась. Наверное, я очень гордилась своими волосами. Чего ради мне понадобилось их обесцвечивать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39