Красавина Екатерина
Смерть под занавес
Красавина Екатерина
Смерть под занавес
Глава 1
Ни в светских, ни в театральных кругах никто особенно не удивился тому, что Элла Гурдина третий раз подряд получила театральную премию "Божественная Мельпомена". Когда объявили победителя, известный театральный критик Максим Переверзенцев громогласно на весь зал крикнул: "Браво, Эл-ла!" - и встал, аплодируя. За ним поднялись и другие. В зале было душно. В последний момент перед вручением ежегодной национальной премии, как на грех, отказала вентиляция. Организаторы чертыхались, а директор Дома актерской гильдии, где проходило торжество, грозился подать в отставку.
Вначале духоты никто не замечал, потом в ход пошли платочки, у некоторых дам в руках появились веера. Изысканная французская косметика не выдержала российской безалаберности и потекла предательскими ручейками по женским лицам. К концу вечера прекрасный пол старался не смотреть друг на друга, руководствуясь чувством негласной солидарности. Со стороны могло показаться, что люди собрались на некий карнавал и поэтому темно-коричневые, желтые и белые полосы украсили лица тех, кто приготовился отмечать запланированное веселье. И только виновница торжества выглядела так, словно ее готовились снимать на обложку журнала "Вог". Может быть, Элла, неоднократно выезжавшая со своим театром на гастроли во Францию, переняла у тамошних модниц особые секреты накладывания грима, не подводящего в экстремальных условиях? Таким вопросом задавались женщины, смотря на безукоризненно выглядевшую Эллу, которую в очередной раз назвали "гордостью российской сцены".
В момент вручения премии Элла выглядела не просто изумительно, больше всего ей подошел бы эпитет "царственная": ярко-синее платье, многочисленные золотые браслеты на руках, ажурная, в два пальца толщиной золотая цепь на шее. Многие из сидящих в зале вспомнили, что за глаза в театральных кругах Эллу Гурдину называли Дианой-воительницей. Сегодня она и впрямь напоминала эту древнеримскую богиню охоты. Пять лет во главе театра экспериментального модерна "Саломея" - это что-то значило.
Во время перерыва Элла оказалась окруженной критиками и своими менее удачливыми коллегами. Все спешили поздравить ее, даже те, кто за спиной охотно пускал в ход очередную сплетню или интриговал в кулуарах организационного комитета по вручению театральных премий.
- Спасибо, спасибо. - Элла лучезарно улыбалась. Черный лакированный веер бился в ее руке, словно крыло неведомой хищной птицы. - Вера Святославовна, ваша роль в "Лесе" просто великолепна, я получила истинное наслаждение от нее, поздравляю. Ой, что это? Спасибо, дорогой, какие не-обыкновенные лилии... Джулия, какими судьбами? Из Нью-Йорка? Как Венсан Барк? Я его уже два года не видела!
С заключительной части торжественного вечера Элла попросту удрала. Ей совсем не хотелось сидеть и смотреть на выступления балетных и эстрадных артистов. Сославшись на внезапную головную боль и праздничное переутомление, она села в старинный ярко-красный "мерседес", который приобрела в Германии на выставке-распродаже старых машин, и велела своему шоферу ехать прямиком в театр, где уже вот-вот должен был закончиться спектакль "Сон Шекспира в летнюю ночь" - причудливая смесь из шекспировских пьес и монологов Эллы. В них она рассуждала о природе театра, актерах, вдохновении и тяготах ремесла.
Войдя с черного хода в небольшой холл, где размещался японский сад камней, Элла ощутила непри-вычно напряженную тишину. Позже она рассказывала, что ее сразу охватило дурное предчувствие. Она почему-то на цыпочках вошла в зал и остановилась, ослепленная потоками яркого света. Несмотря на то что после спектакля свет обычно везде выключали, сейчас он горел, что называется, "на всю катушку". Первое, что бросилось ей в глаза, было заплаканное лицо Анжелы, молодой актрисы, с успехом игравшей Офелию и Джульетту в шекспировских трагедиях. "Как это я раньше не замечала, неожиданно мелькнуло в голове у Гурдиной, - что у нее какой-то глуповатый вид и слишком крупный нос?"
- Элла Александровна, - крикнула Анжела, бросаясь ей наперерез, - у нас несчастье, кого-то убили. Вот, смотрите, - всхлипнула девушка, указывая пальцем в партер, - смотрите, - и с силой закусила побелевшие губы, чтобы не разрыдаться. Казалось, она сейчас упадет в обморок.
Элла обвела недоумевающим взглядом актеров, столпившихся вокруг нее, как бы призывая их рассказать хоть что-то связное о случившемся.
- Элла, - высокий брюнет подошел к ней и взял под локоть, - садитесь сюда, мы сейчас все объясним по порядку. Анжела, прекрати, выпей чего-нибудь успокоительного. Значит, было так...
На негнущихся ногах Элла опустилась в зрительское кресло. "Ну, вот, началось..." - мелькнуло у нее в голове.
- ...Мы уже закончили играть и стали выходить на поклоны, ну, знаете, как обычно, два-три раза, потом выходят главные герои, они покидают сцену, и постепенно выключается свет. И тут случилось маленькое ЧП - поломка занавеса. Еще и свет погас, и мы стояли какое-то время в полной темноте. И вот, когда свет дали, Анжела почему-то решила выйти еще раз. Что ж, неудивительно: молодая, хочется лишний раз покрасоваться.
- Перестань! - Анжела была на грани истерики.
- Женя, рассказывай по существу, - осадила его Гурдина, - что дальше?
- Вот она и заметила, - брюнет взмахнул рукой, - что в партере один оставшийся зритель сидит неподвижно, словно окаменев. Анжела сразу позвала меня, я подошел и заметил вот это. - Тут Женя достал из кармана странный предмет и развернул его. Это был прозрачно-голубой шарфик из театральной костюмерной. Элла хорошо его знала. - Шарфик висел на шее убитого. А произошло все минут десять назад.
"Ну почему я не приехала пораньше, - эта мысль преследовала Эллу, как назойливый мотив популярной песенки, - тогда бы ничего не случилось". Гурдина принадлежала к тому типу руководителей, которые искренне считают, что без их участия ничего существенного и серьезного не может и не должно происходить.
- Так, - Элла старалась ни на кого не смотреть, - лишняя шумиха, как вы понимаете, нам ни к чему. - Она взяла из рук брюнета шарфик, свернула и убрала в сумочку. Звонко щелкнул замок. - Каждый из вас должен молчать, каждый. Я думаю, что вы все осознаете, насколько это важно для театра. Ли-на, - крикнула она своей помощнице, поднимаясь с кресла, - проводи меня в кабинет.
Оставшись одна, Гурдина, не опасаясь, что ее могут увидеть, залилась слезами: "Подумать только, в такой день, когда мне вручили премию!" Она достала из-за обшлага большой белый платок и высморкалась. Платок был заготовлен на случай, если во время награждения внезапно потекут слезы. "И еще такой легкомысленный шарфик повесили на шею, как бы в пику мне, ведь я сама все закупала для театра".
"Железная" режиссерша плакала, словно обыкновенная женщина, и даже хлюпала носом. Она налила в рюмку из графина, стоявшего перед ней, любимого бургундского вина и залпом выпила его. Потом, слегка поморщившись, подвинула к себе блюдечко с маслинами и начала поглощать их одну за другой, неподвижно уставившись перед собой в одну точку. Маслины были слабостью Гурдиной. Их можно было найти в самых неожиданных местах: чашках, фужерах, пепельницах...
- Господи, почему я не осталась на последнюю часть вечера, сейчас сидела бы себе в зале и ни о чем не знала, - сказала она уже вслух, обхватив руками голову.
Элла выдвинула ящик стола и достала оттуда распухшую записную книжку:
- Алло, "Белый гриф"? Мне требуется ваша помощь...
***
Он сидел и ждал звонка из детективного агентства "Белый гриф". Накануне он позвонил туда и сказал, что хочет, чтобы сотрудники агентства проследили за одним человеком, и дал его подробное описание. Он обвел глазами комнату: старый потускневший гардероб, кровать, застланная выцветшим пледом, стол, два стула. Завтра утром он покидает это жилье, снятое им на время. И никто не сможет найти его. Он закрыл глаза. С неожиданной силой нахлынули воспоминания: старый парк, аллея, обсаженная кипарисами... Впереди виднелось пронзительно-синее небо. Хотелось дотронуться до него рукой, ощутить эту тяжелую густую синеву. Дорога обрывалась внезапно. Растерянные, они останавливались и озирались по сторонам, несмотря на то что знали этот путь наизусть, как самое любимое стихотворение. Но каждый раз резкий переход от света к сумраку пугал их и волновал... Там росли гималайские кедры. Задирая вверх головы, они видели сквозь длинную, тонкую хвою, напоминающую прекрасные пальцы пианиста, все то же ярко-синее небо. Их было трое. И никто из них не забыл тех прекрасных и счастливых минут. Никто. И сейчас он подумал, что должен обязательно выполнить то, ради чего он жил. Он, который, как заколдованный странник, долгие годы искал свое сокровище и наконец-то нашел его.
***
Глава частного детективного агентства "Белый гриф" Вячеслав Артемьевич Конев выключил компьютер и, явно огорченный, откинулся на спинку стула. Где-то была нарушена идеально выверенная схема, а репутации агентства нанесен серьезный урон. Только что позвонила режиссер московского театра "Саломея" Элла Гурдина и попросила его расследовать загадочное убийство человека в партере. Но дело осложнялось тем, что за этим же человеком должен был присматривать один из лучших сотрудников отдела внешнего наблюдения агентства - Олег Приемыхов. Заказ проследить за клиентом, внесенным в секретные списки агентства под кодовым номером "253", поступил вчера. Ему дали по телефону описание клиента и перечислили на расчетный счет агентства задаток - двести долларов. Но агент, которому было поручено не спускать с клиента глаз, совершил непростительный промах. Все случилось в какие-то пять минут, когда агент вместе с толпой зрителей покинул зал, чтобы, пристроившись в холле, проследить, куда в дальнейшем отправится его подопечный. Но когда тот не появился ни через пять, ни через десять минут, сотрудник "Белого грифа" подошел к двери и услышал вопль актрисы: "Умер, умер!" Агент тут же связался с ним и доложил, что задание провалено.
Теперь надо было позвонить заказчику и поставить его в известность, что операция сорвалась и задаток будет возвращен. Однако к телефону никто не подходил. Ни в двенадцать ночи, ни в час...
Вячеслав Артемьевич дозвонился до заказчика глубокой ночью. Его внимательно выслушали, сказали, что дело закончено, и положили трубку. О возвращении денег не было сказано ни слова.
Вячеслав Артемьевич прокрутил в памяти разговор, который состоялся у него с заказчиком накануне. Тот что-то говорил о глубоко законспирированной организации. В ее рядах и состоял тот человек, за которым нужно было проследить. И символ организации не то куст, не то цветок.
Вячеслав Артемьевич вздохнул. Пора было собираться домой. Он частенько засиживался в агентстве допоздна, обдумывая то или иное дело, порученное сотрудникам. Агентство "Белый гриф" было создано недавно, всего лишь полгода назад. Костяк его составили бывшие офицеры ФСБ и МВД, психологи, аналитики. Самое трудное было сплотить разных людей в один коллектив, заставить их проникнуться единым духом взаимовыручки. Ему казалось, что это удалось. Дела у агентства шли неплохо, о них постепенно узнавали, рекомендовали друзьям и знакомым. Два месяца назад они переехали из офиса в Кузьминках на Ленинский проспект, где заняли первый этаж отреставрированного сталинского дома...
Вячеслав Артемьевич посмотрел на часы и вышел из комнаты. Черный "мерседес", стоявший у подъезда, тускло блестел в темноте. Конев сел в машину и, хлопнув дверцей, внезапно понял, кому он поручит расследование этого дела, - бывшему школьному учителю истории - Алексею Николаевичу Ярину, тихому человеку, обладавшему блестящими аналитическими способностями и цепкой памятью. Но это будет не простое расследование. Кого-то надо будет дать в помощь Ярину. Вячеслав Артемьевич неожиданно вспомнил о сотруднице, которую ему настойчиво рекомендовал его заместитель. "Она авантюристка до мозга костей, я это чувствую, именно такие люди нам и нужны", - уговаривал тот его. - "Да, авантюризм - это замечательно, ну, а что кроме него?" возражал Конев. - "Ну, не справится - уволим, и все проблемы". Он согласился и теперь решил бросить на это расследование тандем Ярин-Муромцева.
Несмотря на свою проницательность, глава "Белого грифа" не мог предполагать, что это дело станет одним из самых сложных и запутанных и что именно оно положит начало стремительному взлету карьеры Екатерины Муромцевой - самого молодого детектива агентства.
***
На следующее утро перед Эллой Александровной сидела девушка с короткими темно-каштановыми волосами. В руках у нее был блокнот, и она с таким напряжением смотрела на Гурдину, словно изо рта режиссерши должны были вылететь не простые человеческие слова, а судьбоносные пророчества.
Молодая сотрудница "Белого грифа" Катя Муромцева заметно волновалась. Это было ее первое дело. Она не знала, с чего начинать и как вообще вести расследование. Сегодня Святослав Рубенович, Катин непосредственный начальник, напутствуя ее, вдохновлял на "подвиги", как шутливо он выразился, и пожелал успехов. Но тон, каким он это сказал, казалось, означал только одно - надежду, что Катя с треском провалится, и тогда он сможет откровенно торжествовать: "А что я вам говорил, не надо было брать новенькую, к тому же совсем девчонку".
- Элла Александровна... - Гурдина подняла на Катю глаза. В них была растерянность, усталость и желание поскорее покончить с этим неприятным делом, которое могло бросить тень на один из ведущих театральных коллективов столицы, - а у вас есть враги? - выпалила Катя и неожиданно покраснела.
- Враги? - Брови Эллы Александровны комично поднялись. Недоброжелатели есть, как и у каждого мало-мальски заметного деятеля искусства. Все мы живем и работаем в весьма непростых условиях, зачастую близких к экстремальным. Вечная нехватка денег, аренда, поиски спонсоров...
- Элла Александровна, вы приехали в театр без пятнадцати девять?
- Примерно так.
- А убийство произошло в половине девятого.
- Если бы я приехала пораньше, - Гурдина сокрушенно покачала головой, - его не было бы.
Катя промолчала, понимая, что Гурдина находится сейчас в подавленном состоянии и во всем винит себя, как это свойственно людям с повышенным чувством ответственности.
Жара становилась просто невыносимой. Распахнутое настежь окно не помогало. Стоял конец мая, но солнце палило как в июле. Элла Александровна раскрыла свой знаменитый черный веер, известный всей театральной Москве, и молча протянула Кате стакан с газировкой:
- Пейте. Скоро мы все испечемся, как в аду. Ужасный московский климат. Полгода зима, остальное - осень. Зато, как жара нагрянет, так беги куда глаза глядят.
- Элла Александровна, а вы знали убитого?
Гурдина вертела в руках какую-то фарфоровую безделушку.
- Может быть, это постоянный поклонник вашего театра? У вас, наверное, сложился свой контингент зрителей? - продолжала Катя.
Катя задавала вопросы старательно, как школьница на уроке или учительница английского языка в младших классах: "Дети, что в руке у тети Джейн?" или "Кто сидит на окне домика брата Бена?" Такое сравнение пришло ей в голову, и она чуть не рассмеялась, несмотря на серьезность момента.
- Нет, не знала, - Гурдина задумчиво посмотрела в окно и помолчала. Да, вы спрашивали про зрителей... Конечно, есть круг завсегдатаев, кто старается не пропустить ни одной нашей премьеры, да и на старые спектакли ходят по нескольку раз, но таких людей не много, в основном народ каждый раз новый. Билеты у нас недешевы, и быть нашим поклонником, так сказать, весьма разорительно. Возраст тоже самый разный, - продолжала Гурдина. - У нас ведь красивый холл, буфет недорогой, можно посидеть в антракте, отдохнуть... Хотите потом посмотреть наш театр?
Катя кивнула.
- Элла Александровна, - в кабинет заглянул молодой человек с черной бородкой, которая никак не вязалась с его завитыми белокурыми волосами, - к вам пришли из театрального салона. Сказать, чтобы подождали?
- Нет, я сейчас. Одну минуту, - обратилась она к Кате. Гурдина поднялась со стула и прошествовала мимо нее. Катю обдала слабая волна цветочного запаха, не то магнолий, не то нарциссов.
Оставшись одна, Катя смогла наконец-то как следует рассмотреть маленькую комнату, которая и была кабинетом директора театра экспериментального модерна "Саломея".
Комната больше всего напоминала музей, куда были свалены безделушки, привезенные из разных стран. На стенах висели африканские маски, фотографии, театральные афиши. Позади стола Эллы Александровны возвышался массивный дубовый шкаф с красивой резьбой. Собственно говоря, это и была вся мебель в комнате - шкаф, стол, высокий стул и кресло, в котором сидела Катя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27