Рейнс, позвольте представить вам Эшли Гордон-Холлистер и Мелани Мастерс.
– Очень приятно встретиться с вами обеими, – любезно произнес критик, пожимая женщинам руки. – Могу я также, миссис Холлистер, выразить свое восхищение вашими работами?
Эшли наградила его своей самой ослепительной улыбкой.
– Безусловно, можете, мистер Баскомб, – ответила она. – Ничего не имею против.
Мелани с Баскомбом углубились в серьезную беседу о важности появления на мировой сцене новых художников, а Диана начала представлять Эшли собравшимся критикам.
– Он здесь? – шепотом спросила Эшли, когда они проталкивались сквозь толпу.
– Кто? – не поняла Диана.
– Коллин Деверелл. Я жажду встретиться с ним.
– Пока его что-то не видно, но, надо сказать, он редко бывает на подобных мероприятиях. – Диана покачала головой. – Заинтересовавшись художником, Деверелл обычно договаривается о покупке его работ еще до выставки. Такое ощущение, будто ему не нравятся многолюдные сборища.
– О! – Эшли охватило странное чувство разочарования.
– Но и без него, – продолжала Диана, – здесь сегодня собралось множество людей, умирающих от желания встретиться с вами. Пойдемте… Вон, я вижу, Гарриетта Эмброуз…
Устав от всех этих представлений и собственных попыток поддерживать светскую беседу с так называемыми важными людьми, пожелавшими украсить своим присутствием ее первое официальное появление в художественном мире Нью-Йорка, Эшли в конце концов ухитрилась ускользнуть от Дианы, поставившей себе целью непременно сделать ей протекцию. Она бродила по галерее, придирчиво рассматривая выставленные картины и потягивая вино из бокала, который кто-то сунул ей в руку. Время от времени взгляд ее темных глаз скользил по лицам собравшихся в галерее в надежде обнаружить среди них таинственного Коллина Деверелла. Странно, если, купив почти все ее картины, он так и не придет сюда. Разве ему не интересно хотя бы выяснить, имела ли выставка успех?
Эшли остановилась перед одной из картин. Пейзаж, сделанный еще в долине Напа. В те времена она именно так воспринимала пышную природу и яркую цветовую гамму родного края.
Эшли попыталась представить себе, как должен выглядеть этот Коллин Деверелл. Мелани назвала его привлекательным. То, что он богат, не вызывало сомнений. Воображение нарисовало ей высокого мужчину лет под пятьдесят, со значительным серьезным лицом и проницательным взглядом. Темные волосы, едва тронутые сединой. Умный, аристократичный. Нефтяной магнат. По словам Мелани, один из самых известных холостяков в Нью-Йорке, на которого имеют виды многие. Опираясь на эти рассуждения и еще раз оглядев зал, Эшли пришла к выводу: по крайней мере сейчас мистера Деверелла здесь не было.
– Вы, по-видимому, испытываете особую нежность к этой картине? – прервал ее размышления низкий звучный мужской голос.
Вздрогнув, Эшли обернулась. Слева от нее стоял высокий, стройный, прекрасно сложенный мужчина, которому только-только перевалило за тридцать, с густыми волнистыми каштановыми волосами, энергичными, резкими чертами лица и напряженным взглядом карих глаз. Мелькнула мысль, что франтоватый черный смокинг ему очень идет, однако внимание Эшли тут же приковала его улыбка. Удивительная, обезоруживающая улыбка.
– Простите? – Она не была уверена, что уловила смысл сказанного.
– Эта картина… Она вам чем-то лично дорога?
Эшли перевела взгляд на картину и кивнула.
– В каком-то смысле. – Она улыбнулась. – Можно сказать, напоминание о счастливых временах.
– Понятно. – Некоторое время незнакомец внимательно разглядывал картину. – Мне она тоже нравится. Что-то есть в ней от великих импрессионистов – Моне, Сезанна…
– Насколько я понимаю, вы любите импрессионистов. – Улыбнувшись, Эшли допила вино.
– Импрессионистов, ренессанс – все, кроме абстрактной живописи.
– Вам не нравится современное искусство? – спросила Эшли, вопросительно подняв бровь.
– Если, глядя на картину или скульптуру, я должен спрашивать, что на ней изображено, это, по-моему, не искусство, – с усмешкой ответил незнакомец.
Эшли рассмеялась. Уже давно – очень давно! – ничто не заставляло ее смеяться. Этот человек, кто бы он ни был, сумел пробудить в ее душе что-то, похороненное, казалось, навечно.
– Вы говорите, как… – Она резко смолкла, осознав, какое слово вертелось на языке. «Вы говорите в точности как Брендон» – вот что едва не вырвалось у нее. Улыбка погасла. – …как человек, которого я когда-то знала.
Он улыбнулся:
– Надеюсь, это можно воспринять как комплимент.
– Да, – кивнула Эшли.
– Приятно слышать. – Мужчина помолчал. – Теперь, познакомившись с художницей, я рад, что купил так много ее работ. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не приобрел их все.
– Купили много моих работ? – Во взгляде Эшли вспыхнуло удивление. – Значит, вы?..
Он галантно протянул ей руку и одарил улыбкой, способной покорить сердце любой женщины.
– Позвольте представиться. Меня зовут Коллин Деверелл.
НЬЮ-ЙОРК
декабрь 1986 года
Эшли залезла в ванну, погрузилась в горячую, ароматную, пузырящуюся воду, над которой поднимался пар, и постаралась расслабиться. Впрочем, полностью ей это не удалось, как никогда не удавалось в последнее время. С вечера открытия выставки, с того самого момента, когда возникло подозрение, что в ее отсутствие кто-то побывал в квартире, она нервничала, оставаясь здесь одна. В особенности по вечерам. Случившись однажды, такое могло повториться, даже когда она была дома.
Попытавшись выкинуть эти мысли из головы, Эшли стала думать о предстоящем вечере. Он обещал быть по меньшей мере интересным. Обед с Коллином Девереллом в ресторане, где она еще не бывала, – «Чудо явления голубя». Когда в галерее Деверелл представился, у нее даже мысли не возникло, что за этим может последовать приглашение на обед. Однако он ясно дал понять, что «нет» в качестве ответа его не устроит. К тому же Эшли была очень ему признательна. Купив почти все ее картины, он способствовал тому, что выставка имела просто сенсационный успех.
Вообще-то никакой тяги к общению у нее сейчас не было, но ей вполне хватало ума понять, что поддерживать это знакомство в ее интересах. В конце концов, Деверелл – коллекционер, состоятельный человек, щедрый покровитель художников. Именно его восхищение работами Эшли дало ей средства для борьбы за то единственное, что сейчас имело значение, – возвращение сына. Деверелл сможет обеспечить необходимую финансовую поддержку, если и дальше будет интересоваться ее пейзажами.
«И если даже он интересуется не столько ими, сколько мной лично, – думала она, – что с того?»
Эшли глубоко вздохнула, выбралась из ванны и, стоя на выложенном плитками полу, потянулась за полотенцем. Вытерлась, обрызгала тело душистым лосьоном. Наблюдая за водой, утекающей в отверстие ванны, снова вспомнила тот вечер, когда впервые встретилась с Коллином Девереллом. Из всех присутствующих на выставке он был, безусловно, самым привлекательным человеком. Обаятельным, предупредительным, разбирающимся в искусстве. Последнее обстоятельство, конечно, удивления не вызывало, учитывая все, что ей рассказывали о его личной коллекции. Вот почему, не стремясь к развитию отношений с кем бы то ни было, Эшли без колебаний приняла приглашение на обед.
Повесив полотенце, она накинула на себя черный шелковый халат в духе традиционных японских кимоно. Затянув широкий красный пояс, босиком прошла в спальню и распахнула створки шкафа. Придирчиво оглядев длинный ряд туалетов, остановила выбор на темно-фиолетовом платье из тонкой шерсти, с рукавами, сужающимися к запястью, и слегка расширенными плечами. То, что нужно, решила Эшли. Элегантно, но не вызывающе. Пара черных лакированных туфель и маленькая вечерняя сумочка того же цвета отлично довершат наряд.
Достав вещи из шкафа, она отнесла их в спальню и положила на кровать. Одеваясь, Эшли думала о том, насколько безопасно поощрять интерес к себе Коллина Деверелла. Ей, в сущности, о нем ничего не известно, но даже после одного разговора стало ясно: он не тот человек, которого можно водить за нос. Поощряя его, не отрезает ли она себе путь к отступлению?
Надев туфли, Эшли подошла к туалетному столику и достала из выдвижного ящика красный кожаный футляр с драгоценностями. Лучше всего подойдут широкий серебряный браслет, кулон с аметистом и такие же серьги. Собрав темные волосы в тяжелый пучок на затылке, она придирчиво осмотрела себя в зеркале. Нет, не то. Вынула шпильки, удерживающие волосы, и позволила им свободно рассыпаться по плечам. Так лучше. Ей никогда не шла строгая прическа с собранными на затылке волосами. «Балерина Большого из меня точно не получится», – мелькнула ироническая мысль.
Проверяя, все ли на месте в сумочке, Эшли услышала звонок в дверь. Выключила лампу на ночном столике и пошла открывать. «Так же красив и элегантен, как тогда в галерее», – отметила она, заглянув в бархатисто-карие глаза своего гостя.
– Минута в минуту, – как можно беззаботнее сказала Эшли.
Он кивнул, улыбаясь:
– Точный расчет времени – сейчас одна из моих главных забот.
«Словно оазис в пустыне», – думала Эшли, оглядывая заполненный посетителями ресторан, выдержанный в персиковых тонах, с кружевными занавесками, свисающими повсюду ветками растений и продуманно размещенными зеркалами. Сидя напротив Коллина Деверелла, она ломала голову, что же ему на самом деле от нее нужно. Пока ясности в этом не было никакой.
В автомобиле он завел речь об искусстве, успехе выставки и тех ее работах, которые ему в особенности пришлись по душе. В ресторане разговор перешел на его собственную обширную коллекцию ценнейших картин, по общему мнению, стоившую около семидесяти миллионов. Он не подтвердил, но и не опроверг эту цифру. Эшли упомянула о том, что, по слухам, коллекция была украдена, пока он путешествовал. Однако ей тут же стало ясно, что этот вопрос для обсуждения закрыт. Если Коллин и хотел от нее чего-то большего, чем просто деловые отношения, то пока это никоим образом не проявлялось.
– Вам нравится копченый лосось? – спросил он.
– Что? – Вопрос прервал раздумья Эшли. – О да… Очень вкусно.
– Тогда почему бы вам не съесть его? Вот уже десять минут вы только и делаете, что задумчиво смотрите в тарелку.
Эшли немного смущенно покачала головой:
– Лосось замечательный. Просто мне… Просто голова у меня забита…
– …мыслями о предстоящей судебной тяжбе с вашим бывшим свекром, – закончил за нее Деверелл.
Эшли удивленно посмотрела на него и чуть было не спросила, откуда ему известно об этом, но вовремя спохватилась. Конечно, из газет. Она кивнула:
– Да.
– Это сражение проиграно, еще не начавшись. – Коллин откинулся на спинку кресла, не сводя с нее пристального взгляда.
Кровь бросилась Эшли в лицо, щеки запылали.
– Вы, случайно, не на Холлистеров работаете? – спросила она, закипая от гнева.
Коллин стиснул челюсти, так что желваки заходили на скулах.
– Я не стал бы работать на Бредли Холлистера, даже если бы умирал с голоду и это был бы мой последний шанс, – отрывисто бросил он. – Я, дорогая моя Эшли, не работаю ни на кого… Кроме самого себя, конечно.
– Тогда почему вы сказали… – смешавшись, начала было она.
Коллин нахмурился.
– Собираясь сражаться с драконом, разумнее отдавать себе отчет в том, чего следует ожидать. – Он поднял бокал и сделал большой глоток. – Вам, к несчастью, достался самый страшный дракон из всех. Поэтому следует очень хорошо подготовиться к решающему сражению.
Эшли долго и внимательно вглядывалась в его лицо.
– И готовить меня к нему будете вы, – заключила она.
– Возможно. – На его лице нельзя было прочесть ничего.
– Почему?
– Позвольте пока ограничиться следующим объяснением: я не люблю Бредли Холлистера в той же мере, что и вы. – Коллин сделал официанту знак принести еще вина.
– Черт возьми, этого мало! Я предпочла бы услышать от вас хоть какие-то разъяснения. – Эшли была совершенно сбита с толку.
– Как-нибудь в другой раз. – Его тон свидетельствовал о том, что обсуждение этого вопроса на данный момент закончено.
Глядя на человека, сидящего напротив нее за столом, Эшли пыталась понять, что за игру он вел. Может, первое впечатление было неверным. Может, он питал к ней какой-то особый интерес. Может, таинственный Коллин Деверелл не просто коллекционер произведений искусства, которому понравились ее работы. Может, он купил все эти картины по вполне определенной причине, не имеющей отношения к их достоинствам. По причине, которую, по всей видимости, пока не склонен раскрывать. Почему Деверелл заговорил о ее судебной баталии с Холлистерами? Какое он сам имеет к ним отношение?
Официант принес вино. Сделав глоток, Коллин улыбнулся.
– Неплохо, – заявил он. – Совсем неплохо.
Эшли собралась было зайти с другой стороны, затем передумала. Возникло отчетливое ощущение, что ее вопросы останутся без ответа. Сейчас, во всяком случае. «Хорошо, я готова подыграть тебе. Оставим это, пока не прояснится, чего ты хочешь от меня», – решила она.
В целом вечер прошел очень приятно. Отказ Коллина беседовать на темы, связанные с ее судебной тяжбой и причиной его интереса к этому событию, не только возбудил любопытство Эшли, но и заставил ее разволноваться. Почувствовав это, Коллин приложил все усилия, чтобы успокоить даму, перейдя к более безопасным, тем не менее интересным темам. Таким, как искусство в целом и нынешние выставки на Бродвее.
Оба были приятно удивлены, обнаружив, как часто совпадают их мнения. И все же Эшли, наверно, была удивлена больше. Удивлена тем, что этот вечер доставляет ей истинное удовольствие. «С тех пор как умер Брендон, ничье общество не было мне так приятно, – подумала она и тут же почувствовала, как темное облако печали снова сгущается над ней. – Но мне действительно хорошо с Коллином Девереллом. Или все дело в его ненависти к Холлистерам, на которую он намекал?»
За десертом он спросил, когда можно рассчитывать увидеться с ней снова.
– Я знаю одно чудесное местечко на Лексингтон-авеню. Там, если не считать Рима, самая лучшая лазанья в мире. – Коллин знаком велел официанту подать счет.
Эшли рассмеялась.
– Лазанья! Господи, вот уже много лет я не ела по-настоящему хорошую лазанью, – призналась она. – Мои детство и юность прошли в Калифорнии, и мать часто готовила ее. Используя, конечно, рецепт наших итальянских предков…
Коллин, казалось, искренне удивился.
– Вы итальянка?
– Не в меньшей степени, чем если бы я родилась на берегах Арно. Мои предки прибыли сюда из Тосканы примерно три поколения назад.
– Моя мать тоже была итальянкой, родом из Милана, – сказал Коллин, протягивая официанту кредитную карточку. Воспоминание о матери заставило его улыбнуться. – Самая прекрасная женщина, которую мне когда-либо приходилось встречать.
– И она тоже готовила лучшую лазанью в мире, если не считать Рима? – улыбнувшись в ответ, спросила Эшли.
Это предположение заставило Коллина громко рассмеяться.
– Моя мать никогда даже близко не подходила к кухне. А если бы ей вздумалось сделать это, отец, несомненно, принял бы все меры, чтобы такое никогда больше не повторилось. – Коллина явно забавляла сама мысль о том, что его мать могла – подумать только! – заниматься стряпней. – Нет, она не готовила, не стирала и, Боже избави, не меняла своим детям пеленок. И все же она была хорошей матерью. Замечательной матерью.
Слушая, Эшли не сводила с него глаз. Возникло ощущение, что сейчас он приоткрылся ей со стороны, видеть которую мало кому было позволено. Она знала о нем лишь то, что рассказывали Диана и Мелани, словом, очень мало. И все же с самой первой встречи ее не покидало странное чувство, что в сердце своем этот человек одинок. Что он мало кому доверяет и почти не имеет близких друзей. И вот она сидит здесь, обедает с ним, и ей кажется, может быть, без особых оснований, что Коллин Деверелл очень человечен, раним и совсем не похож на того блестящего, искушенного в житейских делах светского льва, каким его воспринимает публика.
– Вы, наверно, были особенно близки с матерью, – сказала Эшли.
– Да. Я любил обоих родителей, но с матерью всегда был более близок.
– А как сложились ваши отношения с братом? – спросила она. – Диана рассказывала, что вы близнецы. Близнецы, если не ошибаюсь, обычно бывают очень близки?
– Обычно, – ответил Коллин натянуто, избегая ее взгляда. Вернулся официант, и Коллин нацарапал подпись на квитанции со своим именем и номером кредитной карточки. – Но не в нашем случае. Тот факт, что мы близнецы, сделал нас не ближе, чем если мы были совершенно чужими друг другу. Все, что у нас с Джастином общего, это родители и внешность… Вы так и не ответили мне, Эшли. Как насчет завтрашнего вечера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Очень приятно встретиться с вами обеими, – любезно произнес критик, пожимая женщинам руки. – Могу я также, миссис Холлистер, выразить свое восхищение вашими работами?
Эшли наградила его своей самой ослепительной улыбкой.
– Безусловно, можете, мистер Баскомб, – ответила она. – Ничего не имею против.
Мелани с Баскомбом углубились в серьезную беседу о важности появления на мировой сцене новых художников, а Диана начала представлять Эшли собравшимся критикам.
– Он здесь? – шепотом спросила Эшли, когда они проталкивались сквозь толпу.
– Кто? – не поняла Диана.
– Коллин Деверелл. Я жажду встретиться с ним.
– Пока его что-то не видно, но, надо сказать, он редко бывает на подобных мероприятиях. – Диана покачала головой. – Заинтересовавшись художником, Деверелл обычно договаривается о покупке его работ еще до выставки. Такое ощущение, будто ему не нравятся многолюдные сборища.
– О! – Эшли охватило странное чувство разочарования.
– Но и без него, – продолжала Диана, – здесь сегодня собралось множество людей, умирающих от желания встретиться с вами. Пойдемте… Вон, я вижу, Гарриетта Эмброуз…
Устав от всех этих представлений и собственных попыток поддерживать светскую беседу с так называемыми важными людьми, пожелавшими украсить своим присутствием ее первое официальное появление в художественном мире Нью-Йорка, Эшли в конце концов ухитрилась ускользнуть от Дианы, поставившей себе целью непременно сделать ей протекцию. Она бродила по галерее, придирчиво рассматривая выставленные картины и потягивая вино из бокала, который кто-то сунул ей в руку. Время от времени взгляд ее темных глаз скользил по лицам собравшихся в галерее в надежде обнаружить среди них таинственного Коллина Деверелла. Странно, если, купив почти все ее картины, он так и не придет сюда. Разве ему не интересно хотя бы выяснить, имела ли выставка успех?
Эшли остановилась перед одной из картин. Пейзаж, сделанный еще в долине Напа. В те времена она именно так воспринимала пышную природу и яркую цветовую гамму родного края.
Эшли попыталась представить себе, как должен выглядеть этот Коллин Деверелл. Мелани назвала его привлекательным. То, что он богат, не вызывало сомнений. Воображение нарисовало ей высокого мужчину лет под пятьдесят, со значительным серьезным лицом и проницательным взглядом. Темные волосы, едва тронутые сединой. Умный, аристократичный. Нефтяной магнат. По словам Мелани, один из самых известных холостяков в Нью-Йорке, на которого имеют виды многие. Опираясь на эти рассуждения и еще раз оглядев зал, Эшли пришла к выводу: по крайней мере сейчас мистера Деверелла здесь не было.
– Вы, по-видимому, испытываете особую нежность к этой картине? – прервал ее размышления низкий звучный мужской голос.
Вздрогнув, Эшли обернулась. Слева от нее стоял высокий, стройный, прекрасно сложенный мужчина, которому только-только перевалило за тридцать, с густыми волнистыми каштановыми волосами, энергичными, резкими чертами лица и напряженным взглядом карих глаз. Мелькнула мысль, что франтоватый черный смокинг ему очень идет, однако внимание Эшли тут же приковала его улыбка. Удивительная, обезоруживающая улыбка.
– Простите? – Она не была уверена, что уловила смысл сказанного.
– Эта картина… Она вам чем-то лично дорога?
Эшли перевела взгляд на картину и кивнула.
– В каком-то смысле. – Она улыбнулась. – Можно сказать, напоминание о счастливых временах.
– Понятно. – Некоторое время незнакомец внимательно разглядывал картину. – Мне она тоже нравится. Что-то есть в ней от великих импрессионистов – Моне, Сезанна…
– Насколько я понимаю, вы любите импрессионистов. – Улыбнувшись, Эшли допила вино.
– Импрессионистов, ренессанс – все, кроме абстрактной живописи.
– Вам не нравится современное искусство? – спросила Эшли, вопросительно подняв бровь.
– Если, глядя на картину или скульптуру, я должен спрашивать, что на ней изображено, это, по-моему, не искусство, – с усмешкой ответил незнакомец.
Эшли рассмеялась. Уже давно – очень давно! – ничто не заставляло ее смеяться. Этот человек, кто бы он ни был, сумел пробудить в ее душе что-то, похороненное, казалось, навечно.
– Вы говорите, как… – Она резко смолкла, осознав, какое слово вертелось на языке. «Вы говорите в точности как Брендон» – вот что едва не вырвалось у нее. Улыбка погасла. – …как человек, которого я когда-то знала.
Он улыбнулся:
– Надеюсь, это можно воспринять как комплимент.
– Да, – кивнула Эшли.
– Приятно слышать. – Мужчина помолчал. – Теперь, познакомившись с художницей, я рад, что купил так много ее работ. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не приобрел их все.
– Купили много моих работ? – Во взгляде Эшли вспыхнуло удивление. – Значит, вы?..
Он галантно протянул ей руку и одарил улыбкой, способной покорить сердце любой женщины.
– Позвольте представиться. Меня зовут Коллин Деверелл.
НЬЮ-ЙОРК
декабрь 1986 года
Эшли залезла в ванну, погрузилась в горячую, ароматную, пузырящуюся воду, над которой поднимался пар, и постаралась расслабиться. Впрочем, полностью ей это не удалось, как никогда не удавалось в последнее время. С вечера открытия выставки, с того самого момента, когда возникло подозрение, что в ее отсутствие кто-то побывал в квартире, она нервничала, оставаясь здесь одна. В особенности по вечерам. Случившись однажды, такое могло повториться, даже когда она была дома.
Попытавшись выкинуть эти мысли из головы, Эшли стала думать о предстоящем вечере. Он обещал быть по меньшей мере интересным. Обед с Коллином Девереллом в ресторане, где она еще не бывала, – «Чудо явления голубя». Когда в галерее Деверелл представился, у нее даже мысли не возникло, что за этим может последовать приглашение на обед. Однако он ясно дал понять, что «нет» в качестве ответа его не устроит. К тому же Эшли была очень ему признательна. Купив почти все ее картины, он способствовал тому, что выставка имела просто сенсационный успех.
Вообще-то никакой тяги к общению у нее сейчас не было, но ей вполне хватало ума понять, что поддерживать это знакомство в ее интересах. В конце концов, Деверелл – коллекционер, состоятельный человек, щедрый покровитель художников. Именно его восхищение работами Эшли дало ей средства для борьбы за то единственное, что сейчас имело значение, – возвращение сына. Деверелл сможет обеспечить необходимую финансовую поддержку, если и дальше будет интересоваться ее пейзажами.
«И если даже он интересуется не столько ими, сколько мной лично, – думала она, – что с того?»
Эшли глубоко вздохнула, выбралась из ванны и, стоя на выложенном плитками полу, потянулась за полотенцем. Вытерлась, обрызгала тело душистым лосьоном. Наблюдая за водой, утекающей в отверстие ванны, снова вспомнила тот вечер, когда впервые встретилась с Коллином Девереллом. Из всех присутствующих на выставке он был, безусловно, самым привлекательным человеком. Обаятельным, предупредительным, разбирающимся в искусстве. Последнее обстоятельство, конечно, удивления не вызывало, учитывая все, что ей рассказывали о его личной коллекции. Вот почему, не стремясь к развитию отношений с кем бы то ни было, Эшли без колебаний приняла приглашение на обед.
Повесив полотенце, она накинула на себя черный шелковый халат в духе традиционных японских кимоно. Затянув широкий красный пояс, босиком прошла в спальню и распахнула створки шкафа. Придирчиво оглядев длинный ряд туалетов, остановила выбор на темно-фиолетовом платье из тонкой шерсти, с рукавами, сужающимися к запястью, и слегка расширенными плечами. То, что нужно, решила Эшли. Элегантно, но не вызывающе. Пара черных лакированных туфель и маленькая вечерняя сумочка того же цвета отлично довершат наряд.
Достав вещи из шкафа, она отнесла их в спальню и положила на кровать. Одеваясь, Эшли думала о том, насколько безопасно поощрять интерес к себе Коллина Деверелла. Ей, в сущности, о нем ничего не известно, но даже после одного разговора стало ясно: он не тот человек, которого можно водить за нос. Поощряя его, не отрезает ли она себе путь к отступлению?
Надев туфли, Эшли подошла к туалетному столику и достала из выдвижного ящика красный кожаный футляр с драгоценностями. Лучше всего подойдут широкий серебряный браслет, кулон с аметистом и такие же серьги. Собрав темные волосы в тяжелый пучок на затылке, она придирчиво осмотрела себя в зеркале. Нет, не то. Вынула шпильки, удерживающие волосы, и позволила им свободно рассыпаться по плечам. Так лучше. Ей никогда не шла строгая прическа с собранными на затылке волосами. «Балерина Большого из меня точно не получится», – мелькнула ироническая мысль.
Проверяя, все ли на месте в сумочке, Эшли услышала звонок в дверь. Выключила лампу на ночном столике и пошла открывать. «Так же красив и элегантен, как тогда в галерее», – отметила она, заглянув в бархатисто-карие глаза своего гостя.
– Минута в минуту, – как можно беззаботнее сказала Эшли.
Он кивнул, улыбаясь:
– Точный расчет времени – сейчас одна из моих главных забот.
«Словно оазис в пустыне», – думала Эшли, оглядывая заполненный посетителями ресторан, выдержанный в персиковых тонах, с кружевными занавесками, свисающими повсюду ветками растений и продуманно размещенными зеркалами. Сидя напротив Коллина Деверелла, она ломала голову, что же ему на самом деле от нее нужно. Пока ясности в этом не было никакой.
В автомобиле он завел речь об искусстве, успехе выставки и тех ее работах, которые ему в особенности пришлись по душе. В ресторане разговор перешел на его собственную обширную коллекцию ценнейших картин, по общему мнению, стоившую около семидесяти миллионов. Он не подтвердил, но и не опроверг эту цифру. Эшли упомянула о том, что, по слухам, коллекция была украдена, пока он путешествовал. Однако ей тут же стало ясно, что этот вопрос для обсуждения закрыт. Если Коллин и хотел от нее чего-то большего, чем просто деловые отношения, то пока это никоим образом не проявлялось.
– Вам нравится копченый лосось? – спросил он.
– Что? – Вопрос прервал раздумья Эшли. – О да… Очень вкусно.
– Тогда почему бы вам не съесть его? Вот уже десять минут вы только и делаете, что задумчиво смотрите в тарелку.
Эшли немного смущенно покачала головой:
– Лосось замечательный. Просто мне… Просто голова у меня забита…
– …мыслями о предстоящей судебной тяжбе с вашим бывшим свекром, – закончил за нее Деверелл.
Эшли удивленно посмотрела на него и чуть было не спросила, откуда ему известно об этом, но вовремя спохватилась. Конечно, из газет. Она кивнула:
– Да.
– Это сражение проиграно, еще не начавшись. – Коллин откинулся на спинку кресла, не сводя с нее пристального взгляда.
Кровь бросилась Эшли в лицо, щеки запылали.
– Вы, случайно, не на Холлистеров работаете? – спросила она, закипая от гнева.
Коллин стиснул челюсти, так что желваки заходили на скулах.
– Я не стал бы работать на Бредли Холлистера, даже если бы умирал с голоду и это был бы мой последний шанс, – отрывисто бросил он. – Я, дорогая моя Эшли, не работаю ни на кого… Кроме самого себя, конечно.
– Тогда почему вы сказали… – смешавшись, начала было она.
Коллин нахмурился.
– Собираясь сражаться с драконом, разумнее отдавать себе отчет в том, чего следует ожидать. – Он поднял бокал и сделал большой глоток. – Вам, к несчастью, достался самый страшный дракон из всех. Поэтому следует очень хорошо подготовиться к решающему сражению.
Эшли долго и внимательно вглядывалась в его лицо.
– И готовить меня к нему будете вы, – заключила она.
– Возможно. – На его лице нельзя было прочесть ничего.
– Почему?
– Позвольте пока ограничиться следующим объяснением: я не люблю Бредли Холлистера в той же мере, что и вы. – Коллин сделал официанту знак принести еще вина.
– Черт возьми, этого мало! Я предпочла бы услышать от вас хоть какие-то разъяснения. – Эшли была совершенно сбита с толку.
– Как-нибудь в другой раз. – Его тон свидетельствовал о том, что обсуждение этого вопроса на данный момент закончено.
Глядя на человека, сидящего напротив нее за столом, Эшли пыталась понять, что за игру он вел. Может, первое впечатление было неверным. Может, он питал к ней какой-то особый интерес. Может, таинственный Коллин Деверелл не просто коллекционер произведений искусства, которому понравились ее работы. Может, он купил все эти картины по вполне определенной причине, не имеющей отношения к их достоинствам. По причине, которую, по всей видимости, пока не склонен раскрывать. Почему Деверелл заговорил о ее судебной баталии с Холлистерами? Какое он сам имеет к ним отношение?
Официант принес вино. Сделав глоток, Коллин улыбнулся.
– Неплохо, – заявил он. – Совсем неплохо.
Эшли собралась было зайти с другой стороны, затем передумала. Возникло отчетливое ощущение, что ее вопросы останутся без ответа. Сейчас, во всяком случае. «Хорошо, я готова подыграть тебе. Оставим это, пока не прояснится, чего ты хочешь от меня», – решила она.
В целом вечер прошел очень приятно. Отказ Коллина беседовать на темы, связанные с ее судебной тяжбой и причиной его интереса к этому событию, не только возбудил любопытство Эшли, но и заставил ее разволноваться. Почувствовав это, Коллин приложил все усилия, чтобы успокоить даму, перейдя к более безопасным, тем не менее интересным темам. Таким, как искусство в целом и нынешние выставки на Бродвее.
Оба были приятно удивлены, обнаружив, как часто совпадают их мнения. И все же Эшли, наверно, была удивлена больше. Удивлена тем, что этот вечер доставляет ей истинное удовольствие. «С тех пор как умер Брендон, ничье общество не было мне так приятно, – подумала она и тут же почувствовала, как темное облако печали снова сгущается над ней. – Но мне действительно хорошо с Коллином Девереллом. Или все дело в его ненависти к Холлистерам, на которую он намекал?»
За десертом он спросил, когда можно рассчитывать увидеться с ней снова.
– Я знаю одно чудесное местечко на Лексингтон-авеню. Там, если не считать Рима, самая лучшая лазанья в мире. – Коллин знаком велел официанту подать счет.
Эшли рассмеялась.
– Лазанья! Господи, вот уже много лет я не ела по-настоящему хорошую лазанью, – призналась она. – Мои детство и юность прошли в Калифорнии, и мать часто готовила ее. Используя, конечно, рецепт наших итальянских предков…
Коллин, казалось, искренне удивился.
– Вы итальянка?
– Не в меньшей степени, чем если бы я родилась на берегах Арно. Мои предки прибыли сюда из Тосканы примерно три поколения назад.
– Моя мать тоже была итальянкой, родом из Милана, – сказал Коллин, протягивая официанту кредитную карточку. Воспоминание о матери заставило его улыбнуться. – Самая прекрасная женщина, которую мне когда-либо приходилось встречать.
– И она тоже готовила лучшую лазанью в мире, если не считать Рима? – улыбнувшись в ответ, спросила Эшли.
Это предположение заставило Коллина громко рассмеяться.
– Моя мать никогда даже близко не подходила к кухне. А если бы ей вздумалось сделать это, отец, несомненно, принял бы все меры, чтобы такое никогда больше не повторилось. – Коллина явно забавляла сама мысль о том, что его мать могла – подумать только! – заниматься стряпней. – Нет, она не готовила, не стирала и, Боже избави, не меняла своим детям пеленок. И все же она была хорошей матерью. Замечательной матерью.
Слушая, Эшли не сводила с него глаз. Возникло ощущение, что сейчас он приоткрылся ей со стороны, видеть которую мало кому было позволено. Она знала о нем лишь то, что рассказывали Диана и Мелани, словом, очень мало. И все же с самой первой встречи ее не покидало странное чувство, что в сердце своем этот человек одинок. Что он мало кому доверяет и почти не имеет близких друзей. И вот она сидит здесь, обедает с ним, и ей кажется, может быть, без особых оснований, что Коллин Деверелл очень человечен, раним и совсем не похож на того блестящего, искушенного в житейских делах светского льва, каким его воспринимает публика.
– Вы, наверно, были особенно близки с матерью, – сказала Эшли.
– Да. Я любил обоих родителей, но с матерью всегда был более близок.
– А как сложились ваши отношения с братом? – спросила она. – Диана рассказывала, что вы близнецы. Близнецы, если не ошибаюсь, обычно бывают очень близки?
– Обычно, – ответил Коллин натянуто, избегая ее взгляда. Вернулся официант, и Коллин нацарапал подпись на квитанции со своим именем и номером кредитной карточки. – Но не в нашем случае. Тот факт, что мы близнецы, сделал нас не ближе, чем если мы были совершенно чужими друг другу. Все, что у нас с Джастином общего, это родители и внешность… Вы так и не ответили мне, Эшли. Как насчет завтрашнего вечера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44