– крикнул Цыганов
(Он был глухой). – Ты вовремя, ей-богу!
Хозяйка постаралась, стол готов,
Давай закусим, выпьем понемногу…
А стол ломился! Милосердный бог!
Как говорится: все отдай – и мало!
Цвели томаты, розовело сало,
Моченая антоновка, чеснок,
Баранья ножка, с яблоками утка,
Цыплята табака (мне стало жутко),
В сметане караси, белужий бок,
Молочный поросенок, лук зеленый,
Квашеная капуста! Груздь соленый
Подмигивал как будто! Ветчина
Была ошеломляюще нежна!
Кровавый ростбиф, колбаса салями,
Телятина, и рябчик с трюфелями,
И куропатка! Думаете, вру?
Лежали перепелки как живые,
Копченый сиг, стерлядки паровые,
Внесли в бочонке красную икру!
Лежал осетр! А дальше – что я вижу! –
Гигант омар (намедни из Парижа!)
На блюдо свежих устриц вперил глаз…
А вальдшнепы, румяные как бабы!
Особый запах источали крабы,
Благоухал в шампанском ананас!..
«Ну, наконец-то! – думал я. – Чичас!..
Закусим, выпьем, эх, святое дело!»
(В графинчике проклятая белела(!)
Лафитник выпить требовал тотчас!
Я сел к столу… Смотрела Цыганова,
Как подцепил я вилкой огурец,
И вот когда, казалось, все готово,
Тут Иванов (что ждать от Иванова?!)
Пародией огрел меня, подлец!..



Али я не я
(Борис Примеров)

Окати меня
Алым зноем губ.
Али я тебе
Да совсем не люб?
Борис Примеров


Как теперя я
Что-то сам не свой.
Хошь в носу ширяй,
Хошь в окошко вой.
Эх, печаль-тоска,
Нутряная боль!
Шебуршит мысля:
В деревеньку, что ль?
У меня Москва
Да в печенках вся.
И чего я в ей
Ошиваюся?..
Иссушила кровь
Маета моя.
И не тута я,
И не тама я…
Стал кумекать я:
Аль пойтить в собес?
А намедни мне
Голос был с небес:
– Боря, свет ты наш,
Бог тебя спаси,
И на кой ты бес
Стилизуисси?!..



О пользе скандалов
(Евгений Долматовский)

Что делать со стихами о любви,
Закончившейся пошленьким скандалом?
Не перечитывая, разорви,
Отдай на растерзание шакалам.
Евгений Долматовский


Ни разу малодушно не винил
Я жизнь свою за горькие уроки…
Я был влюблен и как-то сочинил
Избраннице лирические строки.

Скользнула по лицу любимой тень,
И вспыхнул взгляд, такой обычно кроткий…
Последнее, что видел я в тот день,
Был черный диск чугунной сковородки.

Скандал? Увы! Но я привык страдать,
Поэтам ли робеть перед скандалом!
А как же со стихами быть? Отдать
На растерзанье критикам-шакалам?

Насмешек не боюсь, я не такой;
Быть может, притвориться альтруистом,
Свои стихи своею же рукой
Взять и швырнуть гиенам-пародистам?

Но я мудрей и дальновидней был,
Я сохранил их! И в тайник не спрятал.
Не разорвал, не сжег, не утопил,
Не обольщайтесь – я их напечатал!



Я и Соня, или Более чем всерьез
(Роберт Рождественский)

Мог ногой
топнуть
и зажечь
солнце…
Но меня
дома
ждет
Лорен Софа.
Роберт Рождественский. Из книги «Всерьез»


…А меня
дома
ждет
Лорен Соня.
Мне домой
топать –
что лететь
к солнцу.
А она
в слезы,
скачет как мячик:
– Что ж ты так
поздно,
милый мой
мальчик? –
Я ей
спокойно:
– Да брось ты,
Соня…
Постели койку
и утри
сопли. –
А она плачет,
говорит:
– Робик!.. –
и –
долой платье,
и меня –
в лобик…
Задремал
утром,
так устал
за ночь…
Вдруг меня
будто
кто-то
хвать
за нос!
Рвут меня
когти,
крики:
– Встань,
соня!
Я тебе,
котик,
покажу
Соню!!



Дерзновенность
(Екатерина Шевелева)

Жизнь коротка. Бессмертье дерзновенно.
Сжигает осень тысячи палитр.
И, раздвигая мир, скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.
Екатерина Шевелева


Здоровье ухудшалось постепенно,
Районный врач подозревал гастрит.
Но оказалось, что скала Шопена
Во мне самой торжественно парит.

Ночами я особенно в ударе,
Волшебный звук я издаю во сне;
Но это просто скрипка Страдивари
Сама собой пиликает во мне.

И без того был организм издерган,
В глазах темно и в голове туман…
И вот уже во мне не просто орган –
Нашли собора Домского орган!

Потом нашли палитру Модильяни,
Елисавет Петровны канапе,
Подтяжки Фета, галстук Мастроянни,
Автограф Евтушенко и т.п.

Врачи ломали головы. Однако
Рентгеноснимок тайну выдает:
Представьте, что во мне сидит собака
Качалова! И лапу подает!

Непросто изучить мою натуру,
Зато теперь я обучаю всласть,
Во-первых, как войти в литературу,
И во-вторых, – в историю попасть.



Пенелопа
(Андрей Дементьев)

Ее улыбка неземная
звучит, как исповедь моя…
И Афродита это знает
и не уходит от меня.
Андрей Дементьев. «Афродита»


Хоть о себе писать неловко,
но я недаром реалист;
ко мне пристала Пенелопа,
как, извиняюсь, банный лист.

Она такая неземная,
и ясный взгляд, и чистый лоб.
И я, конечно, это знаю:
что я, не знаю Пенелоп?!

Я долго думал: в чем причина
моих успехов и побед?
Наверно, я такой мужчина,
каких и в Греции-то нет…

До этого была Даная…
За мной ходила целый год.
И Афродита это знает,
но от меня не отстает.

Шла бы ты домой, Пенелопа!



Воздаяние
(Василий Федоров)

Пропою про урожаи
И про Вегу, как фантаст.
Глядь, какой-нибудь Державин
Заприметит
И воздаст.
Василий Федоров


Шел я как-то, трали-вали,
С выраженьем на лице.
И подумал: не пора ли
Сдать экзамен
За лицей?

Как-никак я дока в лирах,
Правда, конкурс – будь здоров!
Много этих… в вицмундирах,
Как их там?..
Профессоров.

В жар кидает… Вдруг сомлею,
Не попасть бы тут впросак.
По-французски не парлею,
Знамо,
Истинный русак!

Стар Державин.
Был, да вышел…
Как бы в ящик не сыграл…
На середку тут я вышел,
В груди воздуху набрал,

Как запел про урожаи
Да про Вегу как пошел!..
Посинел старик Державин,
Крикнул: «Ах!» –
И в гроб сошел.



Посвящение Ларисе Васильевой

…я оставляю это дело,
верней, безделицу – стихи.

Вот только пародист в убытке,
а он с меня не сводит глаз…

Но он утешится, неверный,
с другим, а может быть, с другой…
Лариса Васильева. «Посвящение Александру Иванову»


Увы, сатиры нет без риска,
с годами множатся грехи…
Ужель Васильева Лариса
перестает писать стихи!..

Неужто буду я в убытке
и пробил мой последний час?..
И впрямь ее творений слитки
дороже золота подчас.

Прощай, созданье дорогое,
мы были вместе столько лет!
С другим, тем более с другою
вовек я не утешусь. Нет,

я жить могу и дальше смело,
мне не пристала роль скупца:
того, что ты создать успела,
с лихвой мне хватит до конца!



Стоеросовый дубок
(Владимир Гордейчев)

…Днем весенним таким жаворонистым
я на счастье пожалован был.
Колоколило небо высокое…

Раззеленым дубком стоеросовым
возле деда я выстоял год.
Владимир Гордейчев


Лягушатило пруд захудалистый,
булькотела гармонь у ворот.
По деревне, с утра напивалистый,
дотемна гулеванил народ.

В луже хрюкало свинство щетинисто,
стадо вымисто перло с лугов.
Пастушок загинал матерщинисто,
аж испужно шатало коров.

Я седалил у тына развалисто
и стихи горлопанил им вслед.
На меня близоручил мигалисто
Мой родной глухоманистый дед.

– Хорошо! – бормотал он гундосово,
ощербатя беззубистый рот. –
Только оченно уж стоеросово,
да иначе и быть не могет…



Душа в теле
(Эдуард Асадов)

…Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвертый вечер
И в любви признаться на восьмой?!

Пусть любовь начнется. Но не с тела,
А с души, вы слышите, – с души!
Эдуард Асадов


Девушка со взглядом яснозвездным,
День настанет и в твоей судьбе.
Где-то, как-то, рано или поздно
Подойдет мужчина и к тебе.

Вздрогнет сердце сладко и тревожно.
Так чудесны девичьи мечты!
Восемь дней гуляйте с ним – и можно
На девятый перейти на «ты».

Можно день, допустим на тридцатый
За руку себя позволить взять.
И примерно на шестидесятый
В щеку разрешить поцеловать.

После этого не увлекаться,
Не сводить с мужчины строгих глаз.
В губы – не взасос – поцеловаться
В день подачи заявленья в загс.

Дальше важно жарких слов не слышать,
Мол, да ладно… ну теперь чего ж…
Так скажи: – Покеда не запишуть,
И не думай! Погоди… Не трожь!..

Лишь потом, отметив это дело,
Весело, с родными, вот теперь
Пусть доходит очередь до тела.
Все законно. Закрывайте дверь.



Бес соблазна
(Евгений Храмов)

Посмотрите, как красиво эта женщина идет!
Как косынка эта синяя этой женщине идет!

Посмотрите, как прекрасно с нею рядом я иду,
Как и бережно и страстно под руку ее веду!
Евгений Храмов


Посмотрите! Не напрасно вы оглянетесь, друзья!
Эта женщина прекрасна, но еще прекрасней я!
Эта женщина со мною! Это я ее веду!
И с улыбкой неземною это с нею я иду!

Посмотрите, как сияют чудных глаз ее зрачки!
Посмотрите, как сверкают на моем носу очки!
Как зеленое в полоску этой женщине идет!
Как курю я папироску, от которой дым идет!

Я не зря рожден поэтом, я уже едва дышу,
Я об этом, я об этом непременно напишу!
Я веду ее под ручку из музея в ресторан.
Авторучка, авторучка мне буквально жжет карман!

Я иду и сочиняю, строчки прыгают, звеня,
Как прекрасно оттеняю я ее, она – меня!
Мы – само очарованье! И поэзия сама –
Способ самолюбованья, плод игривого ума…



Компромисс
(Владимир Солоухин)

…Когда б любовь мне солнце с неба стерла,
Чтоб стали дни туманней и мрачней,
Хватило б силы взять ее за горло
И задушить. И не писать о ней.
Владимир Солоухин


Итак, любовь. Восторг души и тела.
Источник вдохновенья, наконец!
И все ж был прав неистовый Отелло:
«Молилась ли ты на ночь?..» И – конец.

И у меня случилось так. Подперло.
Она сильна как смерть. Но я сильней.
Хватило б силы взять ее за горло
И задушить. И не писать о ней!

Но, полиставши Уголовный кодекс,
Сообразил, что и любовь права.
И плюнул я тогда на этот комплекс.
И я свободен. И любовь жива.



Глоток
(Белла Ахмадулина)


Проснуться утром, грешной и святой,
вникать в значенье зябкою гортанью
того, что обретает очертанья
сифона с газированной водой.

Витал в несоразмерности мытарств
невнятный знак, что это все неправда,
что ночью в зоосаде два гепарда
дрались, как одеяло и матрац.

Литературовед по мне скулит,
шурша во тьме убогостью бумаги,
не устоять перед соблазном влаги
зрачком чернейшим скорбно мне велит.

Серебряный стучался молоток
по лбу того, кто обречен, как зебра
тщетою лба, несовершенством зева
не просто пить, но совершать глоток!

Престранный гость скребется у дверей,
блестя зрачком, светлей аквамарина.
О мой Булат! О Анна! О Марина!
О бедный Женя! Боря и Андрей!

Из полумрака выступил босой
мой странный гость, чья нищая бездомность
чрезмерно отражала несъедобность
вчерашних бутербродов с колбасой.

Он вырос предо мной, как вырастают за ночь грибы в убогой переделкинской роще, его ослепительно белое лицо опалило меня смертным огнем, и я ожила. Он горестно спросил: «Еще глоточек?» Ошеломленная, плача от нежности к себе и от гордости за себя, я хотела упасть на колени, но вместо этого запрокинула голову и ответила надменно: «Благодарю вас, я уже…»

Спросила я: – Вы любите театр? –
Но сирый гость не возжелал блаженства,
в изгибах своего несовершенства
он мне сказал: – Накиньте смерть ондатр!

Вскричала я: – Вы, сударь, не Антей!
Поскольку пьете воду без сиропа,
не то что я. Я от углов сиротства
оберегаю острие локтей.

Высокопарности был чужд мой дух,
я потянулась к зябкости сифона,
а рядом с ним четыре граммофона
звучанием мой утруждали слух.

Вздох утоленья мне грозил бедой
за чернокнижья вдохновенный выпорх!
О чем писать теперь, когда он выпит,
сосудик с газированной водой?!..



Крик рака
(Виктор Соснора)

Я ли не мудр: знаю язык –
карк врана,
я ли не храбр: перебегу
ход рака…
Виктор Соснора


Я начинаю. Не чих (чу?):
чин чином.
То торс перса (Аттила, лей!)
грех Греки?
Не Гамаюна потомок юн:
крем в реку,
как Козлоногу в узле узд? –
злоб зуды.
Ироник муки, кумиров кум –
крик рака.
Не свист стыдобы, не трут утр,
карк крика.
Не кукареку в реке (кровь!),
корм Греке…
Неси к носу, а Вы – косой,
Вам – кваса.
Добряк в дерби – бродягам брод:
суть всуе,
и брадобрею гибрид бедр –
бром с бренди.
У Вас зразы (и я созрел!)
Псом в Сопот.
А языкается заплетык –
нак тадо.



После сладкого сна
(Анисим Кронгауз)

Непрерывно,
С детства,
Изначально
Душу непутевую мою
Я с утра кладу на наковальню,
Молотом ожесточенно бью.
Анисим Кронгауз


Многие
(Писать о том противно;
Знаю я немало слабых душ!)
День свой начинают примитивно –
Чистят зубы,
Принимают душ.
Я же, встав с постели,
Изначально
Сам с собою начинаю бой.
Голову кладу на наковальню,
Молот поднимаю над собой,
Опускаю…
Так проходят годы.
Результаты, в общем, неплохи:
Промахнусь – берусь за переводы,
Попаду –
Сажусь писать стихи…



Сам себе звезда
(Егор Самченко)

И снова на дорогу
Один я выхожу.

Какая это мука,
Когда рука молчит,
Когда звезда ни звука
Звезде не говорит.
Егор Самченко


Я вышел на дорогу
Один без дураков.
Пустыня внемлет богу,
Но я-то не таков!

Лежит на сердце камень,
А звезды ни гугу…
Но уж зато руками
Я говорить могу.

У классиков житуха
Была… А что у нас?
Заместо глаза ухо,
Заместо уха глаз…

Мне, правда, намекали,
Мол, не пиши ногой,
Не говори руками,
А думай – головой!



Все может быть
(Дмитрий Смирнов)

Я Микеланджело, быть может,
Родившийся опять на свет.
Я, может быть, Джордано Бруно
Или Радищев новых лет.
Дмитрий Смирнов


Все может быть.
Да, быть все может.
Поставят столб. Вокруг столба,
Который хворостом обложат,
Сбежится зрителей толпа.

Произнесет сурово слово
Литературоведов суд.
Поэта Дмитрия Смирнова
Из каземата принесут.

И к делу подошьют бумажки
И, давши рвению простор,
Литфонд торжественно бедняжке
Вручит путевку на костер.

Сгорит Смирнов…
Великий боже,
Ты воплям грешника не внял…
За что его? А все за то же:
За то, что ересь сочинял.



Уход Фонякова из дома рано утром по своим делам
(Илья Фоняков)

Парк пел и плакал на ветру
До полшестого.
Хватились в доме поутру:
Нет Льва Толстого.

Куда ж девался Лев Толстой?
Ведь не иголка…

Ведь как-никак – «Война и мир»
И «Воскресенье»…
Илья Фоняков


Парк пел и плакал на ветру,
Выл бестолково.
Хватились в доме поутру:
Нет Фонякова!

В саду следы от башмаков…
Стол, кресло, полка.
Куда ж девался Фоняков?
Ведь не иголка.

Вон приготовлена еда
И стынет кофе.
Неужто сгинул навсегда,
Как на Голгофе?!

Все в панике, кричат: «Эге!» –
Ворон пугают.
Ведь как-никак спецкор «ЛГ»,
Стихи слагает!

Неужто вышел просто так
И не вернется?
Ведь он писатель как-никак,
Он издается!

Ушел, быть может, как Толстой,
Судьбу почуяв?
Ведь как-никак не Островой,
Не Феликс Чуев!

И только дворник дед Егор
Стоит смеется:
– Да просто вышел он во двор,
Сейчас вернется…



На пути к себе
(Вадим Шефнер)

Говорят, что плохая примета
Самого себя видеть во сне.
Прошлой ночью за час до рассвета
На дороге я встретился мне.
Вадим Шефнер


Безусловно не веря приметам,
Чертовщиной мозги не губя,
Тем не менее перед рассветом
На дороге я встретил себя.

Удивился, конечно, но все же
Удивления не показал.
Я представился: «Шефнер». Я тоже
Поклонился и «Шефнер» сказал.

Мы друг другу понравились сразу.
Элегантны и тот и другой.
Я промолвил какую-то фразу,
Я ответил и шаркнул ногой.

Много в жизни мы оба видали,
Но свидание пользу сулит.
Я себе рассказал о Дедале,
Я поведал себе о Лилит.

Я и я очарованы были,
Расставались уже как друзья.
Долго шляпы по воздуху плыли,
Долго я улыбался и я.

К чудесам мы приучены веком,
Но такое – непросто суметь!
С умным, знаете ли, человеком
Удовольствие дело иметь!



Кремень с гаком
(Егор Исаев)

По мотивам поэмы «Даль памяти»


А день-то бы-ыл!
Не день,
А праздник вечный,
Коси, коса!
А что ж, оно ведь так!
А что коса?
Коса, она конечно,
На то она, коса, и есть.
Не гак.
А гак-то как? И то сказать,
Со смаком!
А смак – он что?
Да просто – смак и смак.
Не упредишь,
Ведь он-то – гак за гаком! –
Изглубока, горстьми,
На то и гак!
А ежли конь?
Он что? Да тут и вовсе,
Навроде да. Не конь, а помело.
Куда за ним? Да некуда…
А возит!
Оно ведь так. Куда ж его?..
Тягло
Из тех времен… А без тягла?
1 2 3 4 5 6 7 8