Да, это был он.
— Новая антенна выполнена точно по вашей схеме. Ждем продолжения, — сразу передал Николай, ответив на вызов.
— Хорошо. Принимайте.
Последовали цифры. Николай записывал весь превратившись в слух, боясь шевельнуться, чтобы не пропустить какую-нибудь точку. Так прошло минут десять.
Вдруг где-то совсем рядом в эфире возникли другие сигналы. Это были обычные сигналы настройки, ничего не выражавши: повторялась одна буква «ж»: три точки — тире, три точки — тире и так далее. Они слышались где-то «близко» от цифр немца, потому что их волна на какую-то долю метра отличалась от волны, на которой принимал Николай. Потом они, крадучись, подскочили ближе, еще… еще…
Кто-то настраивал свой передатчик на ту же волну. Николай понял. Отчаянным напряжением слуха он успел выловить еще три-четыре цифры из беспорядочной тарабарщины спутавшихся точек и тире.
Хищник эфира, точно нацелившись на свою жертву, прибавил мощность, и сигналы «ома» потонули в хриплом реве.
Николай быстро встал и рванул дверь. Анна и Наташа вздрогнули, повернулись к нему.
— Скорей сюда! — и Николай метнулся было назад, к передатчику, как вдруг из-за двери появился Виклинг.
— Что случилось? — встревоженно спросил он.
Николай опешил. Черт возьми, из-за наушников он не слышал, что пришел Виклинг.
— Ничего особенного… Анна Константиновна, идите сюда на минутку.
Она вошла, и Николай довольно недвусмысленно запер за ней дверь. Они переглянулись, молча оценив получившуюся неловкость. Николай махнул рукой: ладно, мол, обойдется, и снова вскинул наушники. Рев еще продолжался.
Одного взгляда на ряды только что записанных цифр в приемном журнале было достаточно, чтобы Анна поняла все.
Продолжая слушать, Николай вынул листок с шифром.
— Надо быстро расшифровать, — шепотом сказал он. — Связь прервана, но еще может возобновиться.
— А может быть, лучше сделать это потом? — Анна кивнула в сторону столовой.
Внезапно рев прекратился. Океан эфира покойно и неумолчно шумел своим ровным прибоем. Николай ждал. Эфир был спокоен.
— Да, лучше отложим, — ответил, наконец, Николай, не снимая наушников. — Идите туда и выпутывайтесь. Но помните… — он приложил палец к губам.
Анна вышла.
— Ну, решено, начинаю заниматься радио, — сказала она Виклингу. — Действительно, это увлекательная вещь. Теперь я понимаю, почему Николай Арсентьевич просиживает ночи за передатчиком. Знаете, Альфред, сейчас я слышала голос какого-то любителя из Нью-Фаундленда! С той стороны земного шара! Настоящий голос, не какие-нибудь точки-тире. Замечательно!
Виклинг сделал вид, что поверил Анне, и в то же время дал понять, что на самом деле он только помогает ей выйти из неловкого положения. Скоро он ушел, оставив в душе Анны гнетущее чувство незаслуженно нанесенной ему обиды.
Девушки поспешили к Николаю. Текст радиограммы уже был расшифрован. Анна быстро перевела его:
— «Имею достоверные сведения подготовке военного нападения. Сообщите ЦК партии. Группа военных инженеров, работавших над машиной Гросса уничтожена, машина тоже. Гросс и его помощник Мюленберг погибли. Захваченные документы, очевидно, сохранились. Возможно восстановление. Передаю описание принципа воздушного кабеля, специально составленное погибшим соавтором Гросса. Ионизация достигается путем поляризации воздуха одновременным воздействиям двух смежных направленных лучевых полей сантиметрового диапазона с отношением частот…»
Друзья молчали. Угроза, звучавшая в первом сообщении немецкого друга, теперь шагнула ближе, стала явственней и страшнее. Еще более встревожились девушки, когда Николай объяснил, почему текст прерван.
— Значит, за вашими разговорами в эфире следят!
— Да, — ответил Николай, — теперь это ясно. Опасения Феди подтверждаются. Может быть следят и за нами здесь… Нужно уничтожить все лишнее… а то еще выкрадут, чего доброго…
Он собрал все листки, относившиеся к расшифровке радиограмм, с усилием заставил себя вырвать из своего «вахтенного журнала» две страницы с записями приема… Эти две страницы и листок с шифром он сложил вместе и спрятал их под тяжелую раму письменного стола. Только что принятый расшифрованный текст положил в карман пиджака. Все остальное скомкал, унес в кухню и там сжег.
Вернувшись, он решительно поднял телефонную трубку.
— Удобно ли? — заметила Анна. — Уже двенадцатый час.
— Я в наркомат… Если он еще там, значит можно…
Через несколько минут Николай вышел «погулять». От Ридана, который сидел у себя в кабинете, приходилось пока скрывать немецкие дела и это тяготило Николая… «Ничего, — подумал он, — теперь уже скоро он будет знать все…»
* * *
Наступил последний из трех дней, которые Николай выторговал у Ридана «для нормальной работы», как он говорил.
В десять часов утра, когда во всем особняке Ридана уже шел хорошо налаженный рабочий день, произошло нечто необычайное, Анна и Наташа оставили книги, спустились вниз на волейбольную площадку около дома и начали расставлять на ней дужки крокета. Через минуту к ним вышли Мамаша и Виклинг. Николай погасил лампы своих генераторов и появился с черного хода, от «зверинца». С улицы пришел Федор Решетков и, положив какой-то сверток на скамью у площадки, присоединился к компании. В двадцать минут одиннадцатого в лабораторию Ридана позвонил лаборант-бригадир, который руководил анализом проб мяса. Он просил профессора зайти в «анализаторскую» лабораторию, чтобы выяснить какие-то недоразумения. Профессор поспешил туда.
— В чем дело? — спросил он входя.
— Какая-то ерунда, Константин Александрович. Похоже, что пробирки идут прямо с генераторов, а не из термостата.
— Почему вы так думаете?
— Да потому, что мясо совсем свежее. Вот смотрите, — он показал книгу записей. — Вчера последняя партия дала, в среднем, шестьдесят девять и одну десятую процента распада — почти норму, а сегодня следующая дает ноль.
Ридан схватил книгу и впился в нее глазами.
— Сколько проб вы уже проверили?
— Шестьдесят две.
— И все дают ноль?
— Все до одной!
— Да-а, странно… Сомнительно! Вы говорили с Тунгусовым?
— Нет еще. Решил сначала вам сказать.
— Так… Идемте к нему выяснять.
Открыв дверь в генераторную, Ридан в изумлении остановился на пороге. В комнате никого не было, конвейеры работали вхолостую, лампы генераторов были темны.
— Так и есть… что-то неладно.
Уверенный, что с Тунгусовым что-то случилось, он выскочил в коридор и огромными стремительными шагами помчался к комнатам инженера, как вдруг остановился так внезапно, что бригадир лаборантов, спешивший вслед за ним, чуть не сбил его с ног.
В открытое окно снизу, из сада, доносились голоса, среди которых Ридан явственно расслышал фразу, сказанную Тунгусовым:
— Нет, Анна Константиновна, к сожалению, я в мышеловке.
Профессор высунулся в окно. Несколько секунд он молча смотрел на играющих в крокет, как бы стараясь понять, что происходит.
— Э, друзья мои, что это с вами случилось? — крикнул он, наконец.
Странно: никто не услышал его. Он крикнул еще что-то, но среди играющих вдруг возник такой оживленный спор по поводу какого-то неверного удара, что профессор махнул рукой, отпрянул от окна и, бормоча: «Черт знает что такое!», понесся по лестнице вниз. Уже у самой площадки его, наконец, увидели.
— Товарищи! Что это вы? Николай Арсентьевич… О, и Федор Иванович здесь! Здравствуйте!
Тунгусов спокойно нацелился, ударил шар молотком и ответил:
— Да вот видите… Решил заняться спортом.
И он деловито направился за шаром, удачно прокатившимся через дужку. Все, казалось, были целиком поглощены этим шаром и даже не глядели на профессора. Ридан недоумевал.
— …Но позвольте, Николай Арсентьевич, у вас там с конвейером что-то не в порядке. На анализ поступают пробирки со свежим мясом… Генераторы не работают…
— Ну что же, — Николай снова ударил молотком, — так и должно быть, Константин Александрович. А генераторы я выключил.
— Как «должно быть»? Почему выключили? Ничего не понимаю! — Ридан вспылил, наконец, по-настоящему.
Николай подошел к профессору. Все окружили их.
— А какой у нас сегодня процент распада? — невинно спросил Николай, обращаясь к бригадиру.
— Никакого! — вне себя крикнул Ридан. — Ноль!
— Ну вот видите, как прекрасно! Пробирки пролежали в термостате сорок восемь часов, как полагается. В анализе ноль распада. Вот я и выключил генераторы.
Ридан недоуменно оглядел задорно улыбающиеся лица.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что наши поиски закончены, Константин Александрович. Задача решена. — Он протянул руку Ридану, широко улыбаясь.
— Ура-а-а! — грянуло вокруг них, и окна института заполнились фигурами сотрудников, удивленно созерцавших совершенно непонятную сцену. Ридан душил в объятиях инженера, вокруг них пять человек, потрясая крокетными молотками, что есть мочи кричали «ура», а рядом с огромной книгой в руках стоял бригадир лаборантов.
Наконец Анна пригласила всех наверх. По пути Николай вкратце рассказал Ридану, как ему удалось найти сложные формулы кривых и графически определить «нулевую» комбинацию условии, при которой облучались сегодняшние пробирки.
Профессор был в восторге.
— Теперь остается выяснить, сколько времени будет действовать облучение, надолго ли сохранится мясо. Вам ведь это важно, не так ли?
— Конечно, — ответил Николай. — Два месяца — вот условие, которое я обещал наркому выполнить. Но предварительно надо добиться таких же результатов с большими объектами с целыми тушами. «Консерватор» почти готов, наладить его можно дня в два.
— Значит, анализы пока прекратим?
— Да, конечно.
Они отправились в большую «анализаторскую» лабораторию. Ридан объявил лаборантам, что первый этап работы успешно закончен и что они могут четыре дня отдыхать, после чего анализы будут продолжаться…
В столовой гремели веселые голоса. Готовился торжественный завтрак. Мамаша с Виклингом раздвигали стол, девушки готовили посуду. Федор из своего таинственного свертка вынимал тяжелые бутылки шампанского. Тетя Паша на кухне орудовала блестящей аппаратурой.
* * *
Успех Николая воодушевил всех обитателей ридановского особняка. Профессор готовился к новой серии исследований, составлял план работы, намечал препараты, готовил образцы таблиц для записей. Если для Николая его победа могла оказаться только первым, хотя и решающим шагом всей работы, то Ридан был уже удовлетворен вполне: для его целей достаточно было сорокавосьмичасового сохранения ткани.
— Выйдет у вас или не выйдет более продолжительный срок, — говорил он, — моя задача уже решена. Мои «консервы» пока не требуют слишком продолжительного хранения.
Николай внутренне вздрагивал от таких намеков, всякий раз вспоминая посещение страшной ридановской лаборатории.
— Какие же ткани или органы вам нужно будет сохранять живыми?
— Все! Разные! Всякие! Любые! Ах, Николай Арсентьевич, какое замечательное достижение! И ведь неожиданно! Разве я мог мечтать о такой возможности? А теперь… Ваши консервы — чепуха, детская забава в сравнении с тем, что я сделаю. Вот увидите! А если вы решите, наконец, проблему генератора мозговых лучей, тогда… — Тут Ридану не хватило слов, чтобы выразить те изумительные перспективы, которые открывались в связи с этим перед наукой.
«Сказать или не сказать?» — подумал Николай, вспомнив о тайне, которую он и Анна до сих пор тщательно скрывали от Ридана. В конце концов, нет оснований дольше скрывать: работа над «консерватором» кончится на днях, и тогда ничего не сможет помешать Николаю взяться за восстановление «ГЧ». А перед этим следовало бы поговорить с профессором, выяснить более подробно его надежды.
Он посоветовался с Анной.
— Можно, — решили они.
Вечером Николай пришел к Ридану в кабинет. Тот сидел в своем кресле у стола и что-то писал.
— Ну, я, кажется, кончил подготовку, — оживленно встретил он инженера. — Завтра начинаю сам облучать. Утром попрошу вас только проэкзаменовать меня по технике облучения. Программа у меня довольно сложная и обширная, но дьявольски интересная! Вы представьте, ведь что произошло: мы победили распад белка, главную основу смерти всего живого! Открываются перспективы, которые я просто не в состоянии охватить умом… Растерялся, мечусь… Черт его знает, что вы со мной сделали… Думаете, сколько мне лет сейчас? Двадцать, от силы! Мечтать начал. Врываются всякие идеи, обдают, как холодными брызгами, увлекают, тянут в будущее… А мне надо понять настоящее… Разве то, что у нас сейчас получается с мясом, это что-то небывалое? Ничего подобного. А мощи? Они понятны на юге, в жарком климате. Понятны северные мамонты в мерзлоте… Но ведь это же бывает и в умеренном климате! Никто толком не разобрался, что это за штука. А Рубинштейн! Помните?
— Какой Рубинштейн? — Николай совсем оторопел под натиском «двадцатилетнего» профессора.
— Ну как же! Николай Рубинштейн, брат знаменитого Антона, тоже музыкант, основатель Московской консерватории… Он умер в 1881 году в Москве. А вот несколько лет назад вскрыли его склеп и гроб — через 53 года после смерти! — и оказалось: лежит свеженький, как будто только что умер. Никакого бальзамирования не было. Сохранилось все — одежда, даже розы на груди… А знаете, в чем дело! Свинцовый запаянный гроб! Это работа свинца, Николай Арсентьевич, я уверен. Я знаю несколько таких случаев, связанных со свинцом… Ну? Разве не увлекательно? Нужен простейший опыт для начала серьезного исследования: взять свинцовый футляр, вложить туда мышь или крысу, только что убитую или даже живую, запаять, и через месяц вскрыть… Потом еще мёд… Тело Александра Македонского сохранили от разложения в меду…
Он вдруг смущенно рассмеялся, глядя на Николая, — тот стоял неподвижно, лицо его отражало напряжение, будто он с трудом поглощал этот необузданный поток мыслей. Николай не умел слушать иначе: он вникал в смысл. А Ридан почувствовал неловкость увлекшеюся человека, — зачем это игривое обнажение своего неупорядоченного мыслительного сырья…
— Видите, какая катавасия в голове…
— Я это хорошо понимаю, — ответил Николай. — У меня, ведь то же самое…
— Знаю… у нас много общего — в самом главном — в творческой основе наших натур… Это большая сила… — Ридан решительно удержался от соблазна продолжить объяснение в любви. — Итак, Николай Арсентьевич, сейчас я буду выяснять два вопроса. Все ли ткани и соки организма одинаково реагируют на консервирующее облучение. Значит придется испытать довольно много образцов. И второй, решающий для меня судьбу метода, вопрос: не вызывает ли облучение каких-либо функциональных нарушений в органах. Ибо, если орган в результате облучения потеряет способность нормально работать, то его и хранить не к чему…
— Надолго у вас эта программа рассчитана?
— В неделю все облучу. Затем буду исследовать.
— А я за это время думаю покончить с «консерватором».
— Так… — профессор помолчал немного. — А потом? Николай почувствовал, как напряженно ждет Ридан ответа.
— Потом возьмусь за «ГЧ», — просто сказал он.
— Как… опять новая работа?! Что за «гече»?
— Нет, это старая работа. Это то самое, чего вы ждете, Константин Александрович… «ГЧ» — «генератор чудес». Мы с Федором в шутку так назвали тот самый генератор, о котором я рассказывал вам в самом начале нашего знакомства… Помните? Теперь я хочу его восстановить. Правда, то, чего я ждал от него, не получилось. Но кое-какие «чудеса», о которых я узнал позднее, произошли, и о них я хочу вам рассказать. Вы помните, чем кончилось ваше прошлогоднее выступление в Доме ученых. И вот я установил, что вы тогда потеряли сознание в тот самый момент…
Ридан схватился за ручки кресла, как бы готовясь вскочить. Лицо его выражало крайнее изумление.
— Я потерял сознание? — перебил он Николая. — Ничего подобного. Я не терял сознания. Прекрасно помню, как…
— Погодите, Константин Александрович. Сейчас мы установим точно это обстоятельство.
Николай подошел к столу взял кусок бумаги и написал на нем:
LMRWWAT.
— Вам знакомы эти буквы? — спросил он.
Ридан посмотрел внимательно, потом откинулся на спинку кресла, смотря куда-то в темный потолок.
— Припоминаю… Да, да: Анна как-то надоедала мне за чаем с этим… ребусом, что ли…
— И больше ни о чем не говорят вам эти буквы?
— Нет, ни о чем.
— Так вот… Теперь слушайте. Вы написали их на доске тогда в Доме ученых. Это видели все. А Муттер даже переписал их себе в записную книжку. Этого факта вы не помните. Значит, вы были в бессознательном состоянии.
— Чертовщина какая-то! — Ридан начал ходить по ковру у стола, круто поворачиваясь. — Очень странно. Я прекрасно помню свое состояние тогда. Сначала…
— Погодите минутку, — перебил снова Николай. — Разрешите мне рассказать об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59