Мы еще немного посидели, повспоминали, и я предложил заглянуть в наш археологический домик. Это недалеко. Отдохнем и отправимся в обратный путь. Юлия согласилась, и мы взяли курс левее поселка, к месту раскопок…
Признаться, я уже изрядно устал, и удивлялся неутомимости Юлии. Длительное путешествие нисколько на ней не отразилось, она шла бодро в такт ритмической музыке, которая лилась из крохотного радиоприемника. У домика археологов Юлия выключила музыку и с высоты холма огляделась. Здесь и там торчали почерневшие зубья былых строений, внизу желтела площадка со следами земляных ра­бот.
Юлия сбежала на площадку и, присев на корточки, стала что-то рассматривать.
– Максим Николаевич! – позвала она. – Быстрее сюда!
Я скользнул вниз. Увидел довольно глубокую воронку – в нее быстро стекал песок.
– Интересно, – пробормотал я. – Что бы это значило?..
– Вот видите, – сказала Юлия. – Я не зря прилетела. Может быть, вы что-то откроете.
– Может быть, – согласился я. – Все может быть… А сейчас давайте отдыхать. Марш наверх! Идите в комнату, а я устроюсь вон под тем деревом. Люблю свежий воздух. Только поем чего-нибудь. Страшно проголодался.
– Смешной мой, хороший человек, – должно быть, с нежностью сказала Юлия. Но странно – нежности я не почувствовал. Душевные слова звучали пусто – была лишь оболочка, без теплоты, без сердечного наполнения… – Вы думаете, я неблагодарная? – с холодной отрешенностью продолжала Юлия. – Не думайте так. Я за все вам признательна.
Девушка приблизилась ко мне, поцеловала в щеку. Так же холодно, с явным безразличием…
А может быть, мне показалось? Скорее всего ­так… Да и с какой стати девушке выказывать другое отношение к женатому мужчине…
Все же в поведении Юлии много было загадочного…
Стараясь не глядеть на Юлию, я поднялся вслед за ней в домик. Достал из запасника хлеб, консервы и вернулся под тенистое дерево. Пока утолял го­лод – размышлял. Вспомнил Светлану – мою славную Светлану… И не заметил, как уснул.
Проснулся и отругал себя: слишком долго спал. Взошло новое солнце, а то, что украсило восходом наш прилет, уже закатилось.
Первая мысль – взглянуть на воронку, образовавшуюся на площадке, и я поспешил встать. Отверстие расширилось, заметно углубилось, но песок уже не стекал. Нужна лопата. Пойду возьму и, с разрешения Юлии, немного поработаю.
Поднялся. Постучал в приоткрытую дверь. Ответа не последовало. Постучал еще. Молчание. Вошел в комнату – Юлии нет… Может быть, решила разыграть? Заглянул в сундук, за сундук, отодвинул занавески. Юлии нет нигде! Вышел из домика, обошел его вокруг, внимательно осмотрелся. Все напрасно!
Зря волнуюсь, – стал я себя успокаивать. Пока я спал, Юлия решила прогуляться… Еще раз навестить памятник… или тех ребят в саду. Наберусь терпения – подожду. Вернется. Никуда не денется. А я тем временем потружусь…
Вооружившись лопатой, стал расчищать углубление и, изрядно взмокнув, освободил от песка три бетонных ступеньки. Сколько их всего – сказать трудно. Пока ясно одно: засыпанный коридор ведет вниз, в какое-то помещение…
Однако Юлия не возвращалась. Прав ли я, не предприняв поисков? Наверное, не прав. А вдруг с девушкой что-нибудь случилось? Хотя это маловероятно, но все-таки… Мы прилетели вместе, и за ее безопасность отвечаю я, только я…
У памятника, да и на всем берегу бухты Юлии не оказалось. Я помчался в сад – кричал, аукал, петлял между деревьями, но здесь не было ни души!
Ребята остановились в поселке, – Юлия, наверное, у них… Но только я выбрался из сада – навстречу те самые школьники. В руках легкие ивовые корзинки, ребята размахивают ими и поют. Увидев меня, все враз закричали: «Здравствуйте! Доброе утро!» А молодая учительница в пестром платочке спросила:
– А где ваша сказочная принцесса?
Ребята затихли в ожидании ответа, и я заметил напряженный взгляд девочки с золотистыми косичками.
– Там, – неопределенно махнул я рукой. – До встречи!
Ватага радостно загалдела, и я поспешил покинуть ребят. Юлию, как оказалось, они не видели, а сообщать о том, что я ее ищу, не было смысла. По крайней мере, сейчас.
Может быть, моей прекрасной путешественнице захотелось с рыбаками в море? Я видел, как готовилось к отплытию рыбацкое судно. Неужели Юлия там?
Что есть духу я побежал к пристани. К счастью, судно еще не отчалило, и я успел расспросить капитана – крепыша средних лет, с добрыми, как у моржа, глазами. Нет, сказал он, девушки на судне нет. Он посоветовал поискать на развалинах. Час назад там опустился звездолет – какая-то экспедиция…
Благодарю капитана и бегу дальше. Вскоре за холмами увидел иглу звездолета и почему-то сразу уверился: Юлия здесь. И даже успокоился. Сбавил шаг и стал внимательно осматриваться.
В этих местах я уже бывал, когда наша археологическая группа определяла места предстоящих ра­бот. Здесь решили проводить раскопки во вторую очередь – руины хотя и высокие, их площадь намного меньше городища с другой стороны бухты.
Дул ветерок, и, казалось, стены с пронзительным посвистом гудели. По тропе, на которую я вышел, взад-вперед метался пыльный вихрь. Руины заросли чахлым кустарником и травой. Пусто, тоскливо, никаких признаков пребывания живых существ…
Вдруг откуда-то справа донесся энергичный мужской голос:
– …несколько мазков… будете свободны…
Я замер. Стараясь не шуршать травой, свернул на голос и заглянул в пустой оконный проем.
Шагах в десяти, отделенный от меня щербатой полуразвалившейся стеной, стоял молодой смуглолицый человек. Перед ним на высоких ножках высился раскрытый этюдник, а в руках – кисть и палитра. Кисть возбужденно летала с палитры на полотно, оставляла красочный след, замирала и опять устремлялась на холст.
Художник чуть подался влево, оценивающе замер, и мне открылось полотно. На фоне развалин – теперь это были какие-то другие, жуткие развалины, преображенные видением художника, – была нарисована девушка с гордым красивым лицом и ясным взглядом. И не столько в лице заключалась таинственная притягательность, сколько во всем облике девушки – в повороте головы, движении рук, осанке… Конечно, это была Юлия. Талантливая кисть еще больше подчеркнула ее необыкновенные черты, и они обрели на полотне новый неожиданный смысл. Это была не только Юлия – земное существо со своей неповторимой индивидуальностью. Это был символ неувядающей красоты, вечного торжества жизни на руинах истории…
Художник будто очнулся, тронул где-то сбоку холста кистью и устало произнес:
– Кажется, все… Спасибо. Можете посмотреть.
В поле моего зрения появилась Юлия.
– Неужели это я? – спросила она каким-то ровным бесцветным голосом. – Не может быть.
– Да, это вы, – ответил счастливый художник.
Юлия повернулась к нему, обхватила ладонями курчавую голову и, как мне опять показалось, равнодушно поцеловала…
Я отвернулся. И сразу зашагал назад. Все во мне бушевало, и ничего я не мог понять… Пожалуй, я совсем не чувствовал, куда и зачем шел. Я неистово размышлял: что же произошло с Юлией? Она всегда такая или что-то на нее повлияло?
Видно, немало времени прошло, прежде чем я обнаружил себя на археологической площадке. Взялся за лопату. Отбрасывая сыпучий грунт, думал, думал и думал…
Вдруг голос Юлии:
– Максим Николаевич!
Я распрямился и смахнул со лба пот. Увидел Юлию. Она и чернявый художник держались за руки и улыбались.
Как рукой сняло мое смятение – в самом деле, что это я? Я помахал им и тоже улыбнулся.
– Есть лопаты? – спросил художник.
– Там, в домике, – ответил я, и художник быстро стал подниматься наверх.
– А я зря времени не теряла, – сказала Юлия. – Но пока секрет.
Что-то заметив во мне, она нахмурилась.
– Вы сердитесь? Пожалуйста, не нужно. Я встретила столько интересных, замечательных людей. Один лучше другого.
– Я не сержусь, – сдержанно сказал я, заметив и на этот раз пустоту в голосе девушки.
Художник сбежал к нам и с ходу принялся отбрасывать грунт.
– Так нельзя, – остановила его Юлия. – Прежде познакомьтесь.
– Улугбек Назаров, – назвал себя художник.
Это имя мне было хорошо знакомо – его полотна я не раз встречал на выставках. Я назвал себя, и мы крепко стиснули друг другу руки.
– Улугбек! – удивленно сказала Юлия. – А где же лопата для меня?
– Там больше нет, – смущенно отозвался художник.
– Вы пока отдыхайте, – предложил я девушке.
– Хорошо, – согласилась Юлия. – Я кого-нибудь сменю.
Девушка присела на насыпи, и мы одновременно задвигали лопатами. Даже легкая пыль поднялась. Появлялись все новые и новые ступени, и мы спускались все ниже. Вдруг наткнулись на дверь. На металлической обшивке – несложный орнамент, в центре – массивное кольцо. Аккуратно расчистили порожек, освободили от песка щели. Я потянул за кольцо, и… дверь со скрипом отворилась!
Внутри было темно, и в лучах света мне показалось – я различаю стол, что-то наподобие книжного шкафа, на полу какие-то листки…
Шагнул через порог. Следом за мной – Улугбек.
Неожиданно верх стал рушиться. Меня сильно стукнуло, я упал и потерял сознание…
Очнулся в ракетоплане. Слышу голоса и понимаю – мы куда-то летим. Открыл глаза и увидел близко лицо Юлии.
Ничего не могу вспомнить…
Юлия ровно говорит:
– Вы молодец, Максим Николаевич. Все в порядке. Арсений нам очень помог.
«Арсений? Какой Арсений?» – стал мучительно вспоминать я и опять потерял сознание.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ЖАННА ВАСИЛЬЕВНА
Я не спеша поднимаюсь на второй этаж и прислушиваюсь, как шуршат ступеньки мягким ковровым ворсом. Сколько раз восхожу, столько и слушаю. Такое ощущение – будто здесь, среди ковров, зелени и картин, я нахожусь впервые. В коридорах тишина студенты на своих местах, ждут начала лекций.
Почти невесомая дверь открывается сразу. Первокурсники встают, приветствуют. И я думаю о том, что почему-то больше всего люблю эту аудиторию. А ведь обыкновенная учебная комната, как сотни дру­гих. Стены окрашены в ровный светло-зеленый цвет. На окнах – голубые всплески колокольчиков. С улицы, сквозь листву кленов, пробиваются солнечные лучи. Они, как воробьи, скачут повсюду, трепещут, а в полдень, когда солнце поднимается высоко, нехотя блекнут, исчезают.
Но конечно же, дело не в уюте, не в особой, располагающей обстановке. Первопричина в моих вос­питанниках. И в тех, что сидели здесь когда-то за учебными столами, а теперь перешли на следующий курс или трудятся в разных концах света; и в тех, чьи лица я внимательно разглядываю сейчас…
С самого утра меня одолевали тревожные чувства. Но едва я вошла и поздоровалась с ребятами, тревога погасла, на какое-то время я о ней забыла, переключилась на беседу, и занятия пошли своим че­редом…
– Когда я направлялась к вам, – начала говорить я, – и думала о том, как лучше объяснить цель учебы и всей вашей будущей трудовой деятельности, вдруг вспомнила рассказ одного забытого писателя прошлого. Два парня и девушка в студенческие годы дружили. Но вот институт позади. Девушка выходит замуж за одного из друзей и молодая семья уезжает в другой го­род. Через много лет в этот город попадает третий друг и, конечно же, спешит навестить приятелей. Радостная встреча, расспросы. А тут и время обеда. Гостя сажают за стол. Располневшая степенная хозяйка разливает суп с фрикадельками. За едой продолжается оживленный разговор. И вдруг гость замолчал, нахмурился, настроение его от чего-то испортилось. Хозяюшка принесла второе, но гость к нему даже не притронулся. Сославшись на головную боль, заспешил в гостиницу. Друг вышел его проводить и стал упрашивать – ну объясни, в чем дело?
Наконец тот, что был в гостях, хмуро спросил:
– Помнишь наши поездки в горы?
– Что за вопрос. Еще как.
– А наши застольные встречи?
– И застольные! Но к чему это?
– Мы все делили поровну. Даже последние крошки. Помнишь, когда однажды в горах зашли слишком далеко?
– Да объясни толком – что случилось? – недоумевал друг.
– Нет, не могу… Стыдно говорить об этом.
– Я пойму. Ну пожалуйста!
– Хорошо… Нет, не поворачивается язык… – Наконец, он все же сказал:
– Понимаешь, я бы голодным не остался. И не нуждаюсь в особом внимании… Но если бы ты приехал ко мне, я бы не смог положить себе в тарелку больше фрикаделек…
– Ну-у, – обиженно протянул друг. – И ты такое подумал…
– Я не хотел говорить. Ты сам настоял. Извини, я не имею права на подобные упреки.
– Жена просто не заметила. Ну ты и сказанул!
– Пусть не заметила фрикадельки. А второе? Тебе, как хозяину, поднесена двойная порция… Пожалуйста, извини! Я не хотел этого говорить. Просто мне стало обидно. Я думал, все осталось, как в прошлом…
Друзья расстались, дружба их с этого времени распалась. Кто прав? Кто виноват? А может быть, речь идет о ничтожной мелочи? На первый взгляд может показаться и так. Что за капризы со стороны гостя? Да и не слишком ли мелок сам рассказ? Разве нет более ярких, более характерных примеров?
Несомненно, можно найти более яркое и более характерное. Но именно этот случай хорошо оттеняет мысль: в наших поступках ничего нет второстепенного, необязательного – все важно, все значительно, все имеет большой человеческий смысл.
Позже мы вернемся к этому рассказу еще раз. Вспомним и другие примеры из прошлого. Они помогут проявить и лучше увидеть природу любви и доброты, черствости и оскорбительного невнимания… А пока мы должны твердо уяснить, что во взаимоотношениях между людьми – не только между друзьями и близкими – мелочей не существует. Все строится только на полном уважении и полном, безусловном внимании друг к другу. Каждый член нашего общества прежде всего должен усвоить это и выработать в себе необходимые качества гражданина и человека…
Я сделала паузу, посмотрела на второй стол слева. Кажется, Катя Громова слушает невнимательно – взгляд блуждает, с подоконника за окно, потом скользнул куда-то на пол… Девушка почувствовала мой взгляд, сосредоточилась, ждет продолжения.
Хороший человек – Катя. Не смотри, что маленькая, хрупкая, будет настоящим учителем. А ведь не верилось вначале. Отказали ей, когда закончила школу. При проверке оказался излишне мягкий ха­рактер. С таким характером воспитателем быть нельзя. И вот девушка взяла себя в руки, стала тренироваться. Два года упорных психологических упражнений – и Катя опять приходит в педагогический ин­ститут. Приняли! Доказала, на что способна…
Катя опять расслабилась, чуть заметно хмурится, уголки губ резко прочертились. Беру на заметку: узнать, что происходит с девушкой. Скорее всего, просто настроение…
Продолжаю говорить.
Воспитание как процесс целенаправленного воздействия на молодого человека для формирования у него жизненно и общественно необходимых качеств, известно во все времена. На заре человечества этот процесс был неосознанным, вызванным трудными условиями земного существования. Для того, чтобы победить в неравной схватке дикого зверя, выстоять в борьбе с природой, старшие учили младших не только владеть оружием, приемами нападения и защиты, но и терпеливости, выносливости, умению выжидать, своеобразной дисциплине. Установленному распорядку должны были следовать все без исключения. С раннего возраста внушались и закреплялись в суровой практике коллективно выработанные каноны. По мере дальнейшего развития человеческого общества, с появлением угнетателей и угнетенных, воспитание приобретает социальную окраску, носит классовый характер. И рабовладельцы и феодалы, и капиталисты, которых в общем-то было ничтожно мало, старались насаждать мораль угнетателей. Угнетенные же классы, выражая общечеловеческие чаяния, передавали наследникам свои лучшие черты, свою негасимую мечту о свободе и счастье. И вот, когда мечта человечества обрела наконец реальность и на старомодном тяжелом кафтане многовековой несправедливости появилась дыра – вместе с радостью пришло и много огорчений… Отживший мир старался залатать прореху, и хотя дыра становилась все больше и больше, хлопот и огорчений у противоборствующего человечества по-прежнему оставалось слишком много. Сгнивший кафтан никак не хотели выбрасывать на свалку истории те, кто привык бессовестно пользоваться плодами чужого труда. Но постепенно, шаг за шагом, человечество полностью освободилось от затхлого наследия прошлого. Воспитание нового человека перестало быть сложным и крайне трудным. Дело в том, что методы воспитания были малоэффективными, люди во многом были предоставлены самим себе, не всегда могли противостоять невежеству и ограниченности, доставшимся в наследство от прошлого. Казалось бы, все делалось для того, чтобы нейтрализовать выплески, чуждые передовым устремлениям, но отклонения не уменьшались, а в иные годы даже возрастали. Однако, хотя и не сразу, люди научились влиять на внутренние механизмы формирования человека, хорошо усвоили трудную науку целенаправленного, высокоэффективного обучения и воспитания подрастающих поколений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16