Но, увы, принц не потерял сознания.
Рука Каллиопы взметнулась, и длинные когтистые пальцы впились в грудь принца. Казалось, это не пальцы, а обнаженные кости мертвой хваткой сжимали Аматуса. Кожа на руке Каллиопы отдавала трупной синевой.
Другая ее рука ухватила принца за запястье. И эта рука была синяя, а ногти на ней — длинные, грязные и зазубренные. Правой рукой Каллиопа пыталась отбросить руку принца со своего лба, а левой притягивала к себе его руку. Аматусу показалось, что он уже слышит хруст собственных костей. Он и представить себе не мог, чтобы кто-то, такой больной и слабый, мог иметь такую чудовищную силу, и не понимал, каков смысл яростного боя Каллиопы с самой собой.
А потом она начала драться и метаться и чуть было не сбила принца с ног, а потом ее глаза открылись и она испустила жуткий, душераздирающий вопль.
Глаза Каллиопы были холодны и безразличны и бездушны, как глаза гадюки. Тело ее билось в судорогах, изгибалось и выпрямлялось, вытягивалось и вновь изгибалось. В какой-то миг ее губы разжались, и стало видно, что ее передние зубы превратились в длинные грязные клыки. Изо рта у нее пахло червивым мясом, дыхание влажным жаром обжигало руку принца, но он, сопротивляясь изо всех сил, старался удержать руку на лбу. А она всеми силами пыталась оторвать руку Аматуса от своего лба и подтащить ее ко рту.
Заглянув в злобные, неподвижные глаза Каллиопы, Аматус в ужасе проговорил:
— Вампир. Ты вампир!
Здравый смысл подсказывал, что нужно вырваться, развернуться и бежать из этого дома со всех ног, к солнцу, а потом вернуться сюда с охапкой чеснока и осиновым колом. Но откуда-то принц знал, что Каллиопа еще не превратилась окончательно в бессмертную вампиршу, что еще есть надежда ее спасти, а потому он не вырывался. Из последних сил, какие только еще оставались в его теле, состоящем всего из одной половины, принц Аматус выпрямился, подхватил Каллиопу единственной рукой и поднял с постели. Ее ногти, длинные словно пальцы, с жуткой траурной бахромой, впились в его бедро, но принц по-прежнему не давал девушке укусить его за руку. Он быстро попятился назад.
А она так увлеклась попытками укусить его, что только тогда, когда принц был совсем рядом с балконной дверью, поняла, что к чему. Наконец она перестала тянуть руку принца к зубам, а вместо этого начала вырываться, но Аматус уже успел ухватить ее за волосы — за длинные мягкие огненные волосы, которыми он восхищался еще с тех пор, когда они вместе играли детьми. Теперь волосы Каллиопы стали жесткими, как лошадиная грива, и липкими, как набедренная повязка прокаженного. Принц тащил девушку к балкону, заливаясь слезами. Наконец ему удалось обхватить ее плечи рукой и закрыть лицо ладонью. Не обращая внимания на то, что острые клыки все еще пытаются впиться в его руку, принц шагнул на балкон левой ступней, и…
И мерзкая хворь огромными клочьями холодной слизи начала стекать по его руке в тело, а по телу перетекла, как ни странно, в левую ступню, а потом солнце испарило всю мерзость, вытекшую из них обочх. Принц почувствовал страшный спазм в животе, его грудь и все мышцы свело дикой конвульсией, глаза полыхнули жаром, но он терпел эти муки и не отрываясь смотрел в глаза Каллиопы.
И вдруг в них мелькнули искорки, в них словно на миг проснулась былая Каллиопа, и Аматус с надеждой устремил взор в глаза вампирши, не думая о том, что рискует стать таким, как она. С каждым мигом он чувствовал, что в этом страшном теле становится все больше и больше от Каллиопы.
Она перестала кусаться. С невероятным усилием она потянулась головой к его руке, подставила лоб для целительного касания. Теперь и ее стала покидать хворь, она вытекала из нее быстрым ручьем, невидимым для глаз, но принц это чувствовал, потому что болезнь Каллиопы уходила, пронзая его тело. Еще мгновение — и глаза девушки стали чистыми и ясными. Она еще была мертвенно бледна, но так, как бывают бледны от усталости, от изнеможения. Жуткие клыки стали обычными зубами, ушел и отвратительный запах. Принц присел, приподнял Каллиопу, чтобы вынести ее на свет солнца…
Но тут с треском распахнулась дверь из коридора в спальню, сорвалась с петель, упала на пол, и в комнату ворвались слуги Каллиопы, все вооруженные, все бледные и все до одного — вампиры.
Аматус широко распахнул створки двери, ведущей на балкон. Солнечный свет залил комнату, и слуги, злобно шипя, попятились. Держа Каллиопу, принц вынес ее на балкон. Дыхание ее оставалось холодным и частым, но то было дыхание выздоравливающей.
Принц не заметил, долго ли сражался с девушкой, борясь за ее жизнь, а зимние дни так коротки. Солнце вот-вот могло закатиться, а другого пути вниз у принца не было. Он ногой захлопнул двери балкона, опустил Каллиопу на пол и выхватил из ножен меч.
На шее у принца, на цепочке висел серебряный свисток — тот самый, что дал ему когда-то Кособокий. Принц вытащил его и подул в него — громко, как только мог. Увы, никто на его зов не ответил. Он знал: покуда солнце озаряет балкон, бояться нечего, но до заката оставался час с небольшим. Аматус посмотрел вниз, но не придумал, как бы он смог спуститься отсюда даже один. Он снова взглянул на Каллиопу. Увы, хотя она и оправилась немного и освободилась от проклятия, она все еще была слаба и хрупка. Как бы им ни пришлось выбираться из дома, ему все равно пришлось бы нести ее. Рука у принца была всего одна, и это значительно усложняло задачу.
Аматус тихо ходил по балкону, наклонялся через перила и все высматривал, не найдется ли способ спуститься, стараясь при этом как можно меньше шуметь. Оказавшись возле двери, он вдруг резко развернулся и рывком толкнул створки.
Почуяв живую плоть, вампиры сгрудились по ту сторону дверей. Но как только двери распахнулись, солнце, хоть и стояло уже низко над горизонтом, залило своими лучами комнату, ударило по вампирам. Послышался жуткий визг. Но только двое упали замертво. Остальные, визжа и постанывая, попятились прочь от света.
Аматус успел разглядеть, что некоторые из них, как и Каллиопа, еще далеки от бессмертия.
Аматус вновь захлопнул двери, наклонился к Каллиопе, а она потянулась к нему. Он нежно погладил ее волосы — они остались липкими, но уже стали мягче, — отбросил с лица пряди.
— Ты очнулась? Что я могу сделать для тебя?
— Можете одолжить мне ваш плащ. Вы меня выволокли сюда в ночной сорочке, ваше высочество, и хотя вам искренне благодарна, я замерзла. Как ваша рука?
— Не так хорошо, как хотелось бы. У тебя клыки острые, — усмехнулся принц, снял плащ и укутал им Каллиопу. А она оторвала от своей сорочки полоску ткани и перевязала руку Аматуса, бережно и аккуратно.
— Тебе случалось этим раньше заниматься? — спросил принц.
— Раны перевязывать или быть вампиршей? Первому меня научила моя нянька. Она считала, что такие вещи должна уметь делать королевская дочь. — Она прижалась к Аматусу. — Холодно. Знаешь, я все помню, но как бы хотелось забыть.
Аматус быстро огляделся по сторонам. Почему-то вдруг он встревожился — как бы вдруг кто-то посторонний не услышал и не узнал об истинном происхождении Каллиопы.
Она задремала на его плече, но как только солнце закатилось, пошевелилась и проснулась. Принц снова подул в свисток, и на этот раз ему показалось, что он расслышал вдалеке шум и крики.
— Сказки так не заканчиваются, — решительно заявила Каллиопа.
— Так не заканчиваются происшествия, которым суждено стать сказками, — уточнил Аматус, — но поскольку наша сказка еще недосказана, на это надеяться вряд ли можно. В саду возле замка Спящей Красавицы в колючих кустах спали сто мертвых принцев. Думаю, многие из них были славными парнями.
Шум приближался. Тень уже легла на широкую площадь и подбиралась к дому Каллиопы. Еще немного, и она начнет ползти вверх по стене к балкону, а потом еще несколько мгновений, и их окутает тьма, а как только на небе появятся первые звезды, на балкон вырвутся вампиры.
Аматус крепко обнял Каллиопу.
— Похоже, они там оживились, — отметил он. — Голодные, наверное. Мне и в голову не приходило, что все это произошло из-за нападения вампиров — ведь в городе никто не умер. Видимо, как только я исцелял очередного больного, его дом приобретал частицу белой магии, и вампир не мог туда вернуться. Но как же могло так получиться, чтобы вампир никого не убил первым же укусом? — С опозданием он вспомнил о том, что Каллиопа ничего не забыла. — Послушай, ты сказала, что помнишь все. Значит, ты знаешь, кто это. Кто же?
Каллиопа вздохнула и прижалась к Аматусу.
— Принц Аматус, ваше высочество… если нам суждено здесь погибнуть, ответ принесет вам огромную боль, но что толку? Если мы останемся в живых — тогда у нас появится время. Единственное я скажу вам: настоящий вампир в городе один, и как это ни странно, ему ненавистна собственная суть. Поэтому он не желает никому своей судьбы и каждую ночь питается кровью такого числа людей, какое вам под силу исцелить. Если бы вас сюда позвали в первый же день, ни я, ни мои слуги не пострадали бы, но к тому времени, когда все мы поняли, что произошло, уже было слишком поздно. Вы должны понять, что…
Внутри дома послышались грохот, звон стали, падало что-то тяжелое, катилось по лестнице, затем все стихло, кроме ритмичного глухого стука, который становился все громче и громче и в конце концов сменился грохотом и воплями.
— Хотелось бы мне, чтобы к нам пробился Вассант. Наверное, Седрик его сурово накажет, — вздохнул Аматус, — но ведь он ни в чем не виноват.
Он сам не особенно в это верил, просто ему не хотелось погибнуть, затаив обиду на друга.
Тень уже карабкалась по стене вверх, к балкону. Принц вытащил все три мушкета, взвел курки и аккуратно разложил оружие рядом с собой.
— Я слышал, будто бы, выстрелив в вампира, его только продырявить можно и на какое-то время сдержать. Но может быть, мне повезет и я уложу тех, что еще не стали бессмертными. Тогда они не встанут до следующего заката, а я выиграю хоть немного времени. Кроме того, порог этой двери освящен белой магией, и это тоже может их задержать и даже причинить им зло.
Но все равно, боюсь, придется поработать мечом. Двери широкие, через них спокойно могут ворваться на балкон сразу трое вампиров. Ждать осталось недолго.
— Ваше высочество, — спросила Каллиопа, — можно мне взять один мушкет?
— Возьми, если хочешь. Тогда я смогу поработать мечом.
Она покачала головой:
— Нет, ваше высочество. Я не могу выбирать за вас, но могу сама сделать выбор. Я была вампиршей и еще могу стать ею вновь. Еще один укус настоящего вампира нынче ночью — и мне конец. Тогда я сама начну собирать жертвы в городе. Но я не хочу превратиться в вампиршу. Мушкет для меня, если вы погибнете.
Аматус посмотрел девушке в глаза — удивительные глаза цвета серой морской волны, но не увидел там ничего, кроме отваги и решимости.
— Я верю, что ты права, — сказал он. — Бери же мушкет, и если случится так, как ты сказала, воспользуйся им. Я постараюсь поступить так же.
Тень уже добралась до балкона и на глазах у Аматуса и Каллиопы поднималась все выше. Солнце еще светило, но не грело. Принц пожалел о том, что его плащ недостаточно широк и тепл для Каллиопы. Девушку знобило.
— Теперь скоро, — прошептал он.
— Спасибо за то, что ты спас меня.
— Но я не…
— Ты спас меня от самого страшного.
Стук, грохот и жуткие вопли слышались уже совсем рядом… а потом раздались чьи-то сердитые выкрики за дверью. Аматус положил меч поближе — так, чтобы схватить его, когда разрядит мушкет, и, взяв мушкет, прицелился из него в то место, где, по его соображениям, могла находиться грудь человека, который бы первым оказался на балконе.
И как только погасли последние лучи заходящего солнца, дверь с шумом распахнулась.
В дверях стоял герцог Вассант, окровавленный, с ног до головы усыпанный штукатуркой, но при этом улыбающийся от уха до уха, большой и добрый, как сама жизнь.
— Заклинаю вас всеми богами на свете, ваше высочество, не стреляйте, а не то про нас с вами до скончания веков будут сочинять баллады!
Аматус осторожно поднял мушкет дулом вверх и прикрыл спусковой крючок предохранителем.
— Вассант… так, стало быть, весь этот грохот…
— Был произведен мной и моими людьми. Ну и конечно же, Кособокий понял, что вы в опасности, и подключился к нам, а с ним явился старина Слитгиз-зард. Сэр Джон только загнал последнюю полудюжину этих тварей на чердак, ваше высочество. Мы захватили как можно больше живых и повсюду распахнули окна настежь, чтобы бессмертные вампиры подохли, а остальные отступили. Некоторые нуждаются в исцелении, но с этим лучше подождать до утра, когда взойдет солнце, чтобы вы смогли отдыхать и приходить в себя после исцелений.
— Ты славно потрудился, — облегченно вздохнул Аматус. — Пожалуй, я прощаю тебя за неприятность со штырем.
Герцог побагровел от стыда, румянец проступил сквозь его густую черную бороду. В конце концов и он, и принц громко расхохотались.
Но тут герцог опомнился и сказал:
— Вы тут небось перемерзли. Наверняка в этом доме уже много дней не разводили огня. Сейчас распоряжусь. Добро пожаловать домой, леди Каллиопа, и прошу прощения за тот беспорядок, что мы у вас устроили.
— Вы будете прощены за все, милейший герцог, если придумаете, как бы даме принять горячую ванну, — улыбнулась Каллиопа, — Надеюсь, среди моих слуг…
— Некоторые мертвы, сударыня, но таких немного, я нижайше прошу у вас прощения, но поймите, времени у нас было мало…
Каллиопа милостиво кивнула, и герцог умолк.
— Я не стану с вами спорить и укорять вас, мой добрый старый друг. Я только хочу попросить вас о том, чтобы те, что остались в живых из моих слуг, не слишком страдали до утра. Ведь вы их наверное, связали? А утром наш принц сумеет исцелить их. Но как вы, наверное, догадались, этот дом вампир каждую ночь посещает в первую очередь, и он будет здесь через пару часов. Поэтому вам надо приготовиться к встрече с ним. А я до этого времени хотела бы принять ванну и перекусить.
Каллиопа прошла мимо герцога Вассанта в дом с изяществом и достоинством, которого трудно было ожидать от молодой женщины в разорванной ночной сорочке и полуплаще с чужого плеча. Аматус последовал за ней, и вскоре все собрались у камина в парадной столовой Каллиопы. Явился запыхавшийся повар герцога Вассанта — талантливейший кулинар, искусству которого, как поговаривали, герцог и обязан особенностями своей фигуры. Он прихватил с собой в спешке собранные съестные припасы и быстро приготовил на редкость вкусные блюда. Еда была готова к тому мгновению, как Каллиопа вымылась и спешно переоделась.
С ней произошли разительные перемены. Она, правда, осталась бледна, но, видимо, так сильно терла себя губкой, что кожа хоть немного, но порозовела. Зубы девушки побелели, а когда аматус поцеловал ее в щеку, он почувствовал, как свежо ее дыхание. От чисто вымытых волос Каллиопы, пусть и не таких пышных, как прежде, пахло цветами.
Довольно долго друзья ничего делали — только ели да облегченно вздыхали. Очистив от нечисти чердак, к ним присоединился сэр Джон, а за ним и Кособокий. Кособокий, правда, ел мало, но все же сел за стол и отведал немного супа, хлеба и вина. Такого славного вечера давно не выдавалось.
Аматус решил не переедать. Он помнил о том, что ночью еще предстоит тяжелая работа, а ведь Каллиопа предупредила его о том, что разоблачение вампира принесет ему горе. Принц переводил взгляд с одного своего друга на другого, и ему нестерпимо хотелось броситься к кому-нибудь из них на грудь, заплакать и попросить утешения. Но вновь и вновь он мысленно возвращался на балкон, куда, как сказала Каллиопа, каждую ночь прилетает вампир.
— Не тревожьтесь понапрасну, ваше величество, — проговорил сидевший рядом с принцем сэр Джон. — Я на свой страх и риск тут послал кое за чем, и раз уж вы ничего не едите, так хоть развлеките нас.
И он подал Аматусу футляр с девятиструнной лютней. Принц открыл футляр, вынул лютню, настроил ее, отметил, что инструмент звучит превосходно, и рассеянно взял несколько аккордов.
— До прилета вампира еще есть немного времени, — улыбнулась Каллиопа. — Если можно попросить…
— Да?
— Не сыграете ли «Пенна Пайк»?
В камине вдруг громко затрещали дрова, ярче полыхнуло пламя, колыхнулись язычки горящих свечей, будто по комнате пронесся порыв ветра. Все присутствующие — похоже, даже Кособокий — затаили дыхание.
«Они волнуются, — понял Аматус. — Хотят узнать, миновала ли моя тоска по Голиасу. Они тоже его очень любили, но не хотят, чтобы я оплакивал его вечно. Более того — сейчас самое время спеть эту песню».
Принц не забыл о том, какова сила старинных баллад, и знал, что теперь песня заканчивается иначе — рассказом о его деяниях, о путешествии в царство гоблинов, о спасении Сильвии и о смерти Голиаса. Принцу такое окончание баллады не очень нравилось, потому что теперь в ней не пелось о других Спутниках, о Каллиопе и сэре Джоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Рука Каллиопы взметнулась, и длинные когтистые пальцы впились в грудь принца. Казалось, это не пальцы, а обнаженные кости мертвой хваткой сжимали Аматуса. Кожа на руке Каллиопы отдавала трупной синевой.
Другая ее рука ухватила принца за запястье. И эта рука была синяя, а ногти на ней — длинные, грязные и зазубренные. Правой рукой Каллиопа пыталась отбросить руку принца со своего лба, а левой притягивала к себе его руку. Аматусу показалось, что он уже слышит хруст собственных костей. Он и представить себе не мог, чтобы кто-то, такой больной и слабый, мог иметь такую чудовищную силу, и не понимал, каков смысл яростного боя Каллиопы с самой собой.
А потом она начала драться и метаться и чуть было не сбила принца с ног, а потом ее глаза открылись и она испустила жуткий, душераздирающий вопль.
Глаза Каллиопы были холодны и безразличны и бездушны, как глаза гадюки. Тело ее билось в судорогах, изгибалось и выпрямлялось, вытягивалось и вновь изгибалось. В какой-то миг ее губы разжались, и стало видно, что ее передние зубы превратились в длинные грязные клыки. Изо рта у нее пахло червивым мясом, дыхание влажным жаром обжигало руку принца, но он, сопротивляясь изо всех сил, старался удержать руку на лбу. А она всеми силами пыталась оторвать руку Аматуса от своего лба и подтащить ее ко рту.
Заглянув в злобные, неподвижные глаза Каллиопы, Аматус в ужасе проговорил:
— Вампир. Ты вампир!
Здравый смысл подсказывал, что нужно вырваться, развернуться и бежать из этого дома со всех ног, к солнцу, а потом вернуться сюда с охапкой чеснока и осиновым колом. Но откуда-то принц знал, что Каллиопа еще не превратилась окончательно в бессмертную вампиршу, что еще есть надежда ее спасти, а потому он не вырывался. Из последних сил, какие только еще оставались в его теле, состоящем всего из одной половины, принц Аматус выпрямился, подхватил Каллиопу единственной рукой и поднял с постели. Ее ногти, длинные словно пальцы, с жуткой траурной бахромой, впились в его бедро, но принц по-прежнему не давал девушке укусить его за руку. Он быстро попятился назад.
А она так увлеклась попытками укусить его, что только тогда, когда принц был совсем рядом с балконной дверью, поняла, что к чему. Наконец она перестала тянуть руку принца к зубам, а вместо этого начала вырываться, но Аматус уже успел ухватить ее за волосы — за длинные мягкие огненные волосы, которыми он восхищался еще с тех пор, когда они вместе играли детьми. Теперь волосы Каллиопы стали жесткими, как лошадиная грива, и липкими, как набедренная повязка прокаженного. Принц тащил девушку к балкону, заливаясь слезами. Наконец ему удалось обхватить ее плечи рукой и закрыть лицо ладонью. Не обращая внимания на то, что острые клыки все еще пытаются впиться в его руку, принц шагнул на балкон левой ступней, и…
И мерзкая хворь огромными клочьями холодной слизи начала стекать по его руке в тело, а по телу перетекла, как ни странно, в левую ступню, а потом солнце испарило всю мерзость, вытекшую из них обочх. Принц почувствовал страшный спазм в животе, его грудь и все мышцы свело дикой конвульсией, глаза полыхнули жаром, но он терпел эти муки и не отрываясь смотрел в глаза Каллиопы.
И вдруг в них мелькнули искорки, в них словно на миг проснулась былая Каллиопа, и Аматус с надеждой устремил взор в глаза вампирши, не думая о том, что рискует стать таким, как она. С каждым мигом он чувствовал, что в этом страшном теле становится все больше и больше от Каллиопы.
Она перестала кусаться. С невероятным усилием она потянулась головой к его руке, подставила лоб для целительного касания. Теперь и ее стала покидать хворь, она вытекала из нее быстрым ручьем, невидимым для глаз, но принц это чувствовал, потому что болезнь Каллиопы уходила, пронзая его тело. Еще мгновение — и глаза девушки стали чистыми и ясными. Она еще была мертвенно бледна, но так, как бывают бледны от усталости, от изнеможения. Жуткие клыки стали обычными зубами, ушел и отвратительный запах. Принц присел, приподнял Каллиопу, чтобы вынести ее на свет солнца…
Но тут с треском распахнулась дверь из коридора в спальню, сорвалась с петель, упала на пол, и в комнату ворвались слуги Каллиопы, все вооруженные, все бледные и все до одного — вампиры.
Аматус широко распахнул створки двери, ведущей на балкон. Солнечный свет залил комнату, и слуги, злобно шипя, попятились. Держа Каллиопу, принц вынес ее на балкон. Дыхание ее оставалось холодным и частым, но то было дыхание выздоравливающей.
Принц не заметил, долго ли сражался с девушкой, борясь за ее жизнь, а зимние дни так коротки. Солнце вот-вот могло закатиться, а другого пути вниз у принца не было. Он ногой захлопнул двери балкона, опустил Каллиопу на пол и выхватил из ножен меч.
На шее у принца, на цепочке висел серебряный свисток — тот самый, что дал ему когда-то Кособокий. Принц вытащил его и подул в него — громко, как только мог. Увы, никто на его зов не ответил. Он знал: покуда солнце озаряет балкон, бояться нечего, но до заката оставался час с небольшим. Аматус посмотрел вниз, но не придумал, как бы он смог спуститься отсюда даже один. Он снова взглянул на Каллиопу. Увы, хотя она и оправилась немного и освободилась от проклятия, она все еще была слаба и хрупка. Как бы им ни пришлось выбираться из дома, ему все равно пришлось бы нести ее. Рука у принца была всего одна, и это значительно усложняло задачу.
Аматус тихо ходил по балкону, наклонялся через перила и все высматривал, не найдется ли способ спуститься, стараясь при этом как можно меньше шуметь. Оказавшись возле двери, он вдруг резко развернулся и рывком толкнул створки.
Почуяв живую плоть, вампиры сгрудились по ту сторону дверей. Но как только двери распахнулись, солнце, хоть и стояло уже низко над горизонтом, залило своими лучами комнату, ударило по вампирам. Послышался жуткий визг. Но только двое упали замертво. Остальные, визжа и постанывая, попятились прочь от света.
Аматус успел разглядеть, что некоторые из них, как и Каллиопа, еще далеки от бессмертия.
Аматус вновь захлопнул двери, наклонился к Каллиопе, а она потянулась к нему. Он нежно погладил ее волосы — они остались липкими, но уже стали мягче, — отбросил с лица пряди.
— Ты очнулась? Что я могу сделать для тебя?
— Можете одолжить мне ваш плащ. Вы меня выволокли сюда в ночной сорочке, ваше высочество, и хотя вам искренне благодарна, я замерзла. Как ваша рука?
— Не так хорошо, как хотелось бы. У тебя клыки острые, — усмехнулся принц, снял плащ и укутал им Каллиопу. А она оторвала от своей сорочки полоску ткани и перевязала руку Аматуса, бережно и аккуратно.
— Тебе случалось этим раньше заниматься? — спросил принц.
— Раны перевязывать или быть вампиршей? Первому меня научила моя нянька. Она считала, что такие вещи должна уметь делать королевская дочь. — Она прижалась к Аматусу. — Холодно. Знаешь, я все помню, но как бы хотелось забыть.
Аматус быстро огляделся по сторонам. Почему-то вдруг он встревожился — как бы вдруг кто-то посторонний не услышал и не узнал об истинном происхождении Каллиопы.
Она задремала на его плече, но как только солнце закатилось, пошевелилась и проснулась. Принц снова подул в свисток, и на этот раз ему показалось, что он расслышал вдалеке шум и крики.
— Сказки так не заканчиваются, — решительно заявила Каллиопа.
— Так не заканчиваются происшествия, которым суждено стать сказками, — уточнил Аматус, — но поскольку наша сказка еще недосказана, на это надеяться вряд ли можно. В саду возле замка Спящей Красавицы в колючих кустах спали сто мертвых принцев. Думаю, многие из них были славными парнями.
Шум приближался. Тень уже легла на широкую площадь и подбиралась к дому Каллиопы. Еще немного, и она начнет ползти вверх по стене к балкону, а потом еще несколько мгновений, и их окутает тьма, а как только на небе появятся первые звезды, на балкон вырвутся вампиры.
Аматус крепко обнял Каллиопу.
— Похоже, они там оживились, — отметил он. — Голодные, наверное. Мне и в голову не приходило, что все это произошло из-за нападения вампиров — ведь в городе никто не умер. Видимо, как только я исцелял очередного больного, его дом приобретал частицу белой магии, и вампир не мог туда вернуться. Но как же могло так получиться, чтобы вампир никого не убил первым же укусом? — С опозданием он вспомнил о том, что Каллиопа ничего не забыла. — Послушай, ты сказала, что помнишь все. Значит, ты знаешь, кто это. Кто же?
Каллиопа вздохнула и прижалась к Аматусу.
— Принц Аматус, ваше высочество… если нам суждено здесь погибнуть, ответ принесет вам огромную боль, но что толку? Если мы останемся в живых — тогда у нас появится время. Единственное я скажу вам: настоящий вампир в городе один, и как это ни странно, ему ненавистна собственная суть. Поэтому он не желает никому своей судьбы и каждую ночь питается кровью такого числа людей, какое вам под силу исцелить. Если бы вас сюда позвали в первый же день, ни я, ни мои слуги не пострадали бы, но к тому времени, когда все мы поняли, что произошло, уже было слишком поздно. Вы должны понять, что…
Внутри дома послышались грохот, звон стали, падало что-то тяжелое, катилось по лестнице, затем все стихло, кроме ритмичного глухого стука, который становился все громче и громче и в конце концов сменился грохотом и воплями.
— Хотелось бы мне, чтобы к нам пробился Вассант. Наверное, Седрик его сурово накажет, — вздохнул Аматус, — но ведь он ни в чем не виноват.
Он сам не особенно в это верил, просто ему не хотелось погибнуть, затаив обиду на друга.
Тень уже карабкалась по стене вверх, к балкону. Принц вытащил все три мушкета, взвел курки и аккуратно разложил оружие рядом с собой.
— Я слышал, будто бы, выстрелив в вампира, его только продырявить можно и на какое-то время сдержать. Но может быть, мне повезет и я уложу тех, что еще не стали бессмертными. Тогда они не встанут до следующего заката, а я выиграю хоть немного времени. Кроме того, порог этой двери освящен белой магией, и это тоже может их задержать и даже причинить им зло.
Но все равно, боюсь, придется поработать мечом. Двери широкие, через них спокойно могут ворваться на балкон сразу трое вампиров. Ждать осталось недолго.
— Ваше высочество, — спросила Каллиопа, — можно мне взять один мушкет?
— Возьми, если хочешь. Тогда я смогу поработать мечом.
Она покачала головой:
— Нет, ваше высочество. Я не могу выбирать за вас, но могу сама сделать выбор. Я была вампиршей и еще могу стать ею вновь. Еще один укус настоящего вампира нынче ночью — и мне конец. Тогда я сама начну собирать жертвы в городе. Но я не хочу превратиться в вампиршу. Мушкет для меня, если вы погибнете.
Аматус посмотрел девушке в глаза — удивительные глаза цвета серой морской волны, но не увидел там ничего, кроме отваги и решимости.
— Я верю, что ты права, — сказал он. — Бери же мушкет, и если случится так, как ты сказала, воспользуйся им. Я постараюсь поступить так же.
Тень уже добралась до балкона и на глазах у Аматуса и Каллиопы поднималась все выше. Солнце еще светило, но не грело. Принц пожалел о том, что его плащ недостаточно широк и тепл для Каллиопы. Девушку знобило.
— Теперь скоро, — прошептал он.
— Спасибо за то, что ты спас меня.
— Но я не…
— Ты спас меня от самого страшного.
Стук, грохот и жуткие вопли слышались уже совсем рядом… а потом раздались чьи-то сердитые выкрики за дверью. Аматус положил меч поближе — так, чтобы схватить его, когда разрядит мушкет, и, взяв мушкет, прицелился из него в то место, где, по его соображениям, могла находиться грудь человека, который бы первым оказался на балконе.
И как только погасли последние лучи заходящего солнца, дверь с шумом распахнулась.
В дверях стоял герцог Вассант, окровавленный, с ног до головы усыпанный штукатуркой, но при этом улыбающийся от уха до уха, большой и добрый, как сама жизнь.
— Заклинаю вас всеми богами на свете, ваше высочество, не стреляйте, а не то про нас с вами до скончания веков будут сочинять баллады!
Аматус осторожно поднял мушкет дулом вверх и прикрыл спусковой крючок предохранителем.
— Вассант… так, стало быть, весь этот грохот…
— Был произведен мной и моими людьми. Ну и конечно же, Кособокий понял, что вы в опасности, и подключился к нам, а с ним явился старина Слитгиз-зард. Сэр Джон только загнал последнюю полудюжину этих тварей на чердак, ваше высочество. Мы захватили как можно больше живых и повсюду распахнули окна настежь, чтобы бессмертные вампиры подохли, а остальные отступили. Некоторые нуждаются в исцелении, но с этим лучше подождать до утра, когда взойдет солнце, чтобы вы смогли отдыхать и приходить в себя после исцелений.
— Ты славно потрудился, — облегченно вздохнул Аматус. — Пожалуй, я прощаю тебя за неприятность со штырем.
Герцог побагровел от стыда, румянец проступил сквозь его густую черную бороду. В конце концов и он, и принц громко расхохотались.
Но тут герцог опомнился и сказал:
— Вы тут небось перемерзли. Наверняка в этом доме уже много дней не разводили огня. Сейчас распоряжусь. Добро пожаловать домой, леди Каллиопа, и прошу прощения за тот беспорядок, что мы у вас устроили.
— Вы будете прощены за все, милейший герцог, если придумаете, как бы даме принять горячую ванну, — улыбнулась Каллиопа, — Надеюсь, среди моих слуг…
— Некоторые мертвы, сударыня, но таких немного, я нижайше прошу у вас прощения, но поймите, времени у нас было мало…
Каллиопа милостиво кивнула, и герцог умолк.
— Я не стану с вами спорить и укорять вас, мой добрый старый друг. Я только хочу попросить вас о том, чтобы те, что остались в живых из моих слуг, не слишком страдали до утра. Ведь вы их наверное, связали? А утром наш принц сумеет исцелить их. Но как вы, наверное, догадались, этот дом вампир каждую ночь посещает в первую очередь, и он будет здесь через пару часов. Поэтому вам надо приготовиться к встрече с ним. А я до этого времени хотела бы принять ванну и перекусить.
Каллиопа прошла мимо герцога Вассанта в дом с изяществом и достоинством, которого трудно было ожидать от молодой женщины в разорванной ночной сорочке и полуплаще с чужого плеча. Аматус последовал за ней, и вскоре все собрались у камина в парадной столовой Каллиопы. Явился запыхавшийся повар герцога Вассанта — талантливейший кулинар, искусству которого, как поговаривали, герцог и обязан особенностями своей фигуры. Он прихватил с собой в спешке собранные съестные припасы и быстро приготовил на редкость вкусные блюда. Еда была готова к тому мгновению, как Каллиопа вымылась и спешно переоделась.
С ней произошли разительные перемены. Она, правда, осталась бледна, но, видимо, так сильно терла себя губкой, что кожа хоть немного, но порозовела. Зубы девушки побелели, а когда аматус поцеловал ее в щеку, он почувствовал, как свежо ее дыхание. От чисто вымытых волос Каллиопы, пусть и не таких пышных, как прежде, пахло цветами.
Довольно долго друзья ничего делали — только ели да облегченно вздыхали. Очистив от нечисти чердак, к ним присоединился сэр Джон, а за ним и Кособокий. Кособокий, правда, ел мало, но все же сел за стол и отведал немного супа, хлеба и вина. Такого славного вечера давно не выдавалось.
Аматус решил не переедать. Он помнил о том, что ночью еще предстоит тяжелая работа, а ведь Каллиопа предупредила его о том, что разоблачение вампира принесет ему горе. Принц переводил взгляд с одного своего друга на другого, и ему нестерпимо хотелось броситься к кому-нибудь из них на грудь, заплакать и попросить утешения. Но вновь и вновь он мысленно возвращался на балкон, куда, как сказала Каллиопа, каждую ночь прилетает вампир.
— Не тревожьтесь понапрасну, ваше величество, — проговорил сидевший рядом с принцем сэр Джон. — Я на свой страх и риск тут послал кое за чем, и раз уж вы ничего не едите, так хоть развлеките нас.
И он подал Аматусу футляр с девятиструнной лютней. Принц открыл футляр, вынул лютню, настроил ее, отметил, что инструмент звучит превосходно, и рассеянно взял несколько аккордов.
— До прилета вампира еще есть немного времени, — улыбнулась Каллиопа. — Если можно попросить…
— Да?
— Не сыграете ли «Пенна Пайк»?
В камине вдруг громко затрещали дрова, ярче полыхнуло пламя, колыхнулись язычки горящих свечей, будто по комнате пронесся порыв ветра. Все присутствующие — похоже, даже Кособокий — затаили дыхание.
«Они волнуются, — понял Аматус. — Хотят узнать, миновала ли моя тоска по Голиасу. Они тоже его очень любили, но не хотят, чтобы я оплакивал его вечно. Более того — сейчас самое время спеть эту песню».
Принц не забыл о том, какова сила старинных баллад, и знал, что теперь песня заканчивается иначе — рассказом о его деяниях, о путешествии в царство гоблинов, о спасении Сильвии и о смерти Голиаса. Принцу такое окончание баллады не очень нравилось, потому что теперь в ней не пелось о других Спутниках, о Каллиопе и сэре Джоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35