Я и не думал прогонять тебя - я показал свое нежелание тебя видеть в данный конкретный момент. Будь ты, допустим, воин, то настоял бы на разговоре, раз он для тебя действительно так важен. Но ты пошел на поводу у своего поноса, и раз ты выбрал понос, отнесись с достоинством к этому выбору. Силен - наступай, слаб
- отступай. Для воина ни в том, ни в другом нет поражения.
- Но этично ли вообще влиять на людей таким образом?
- Неэтично только одно - брать в руки меч, которым не сумеешь воспользоваться.
И то - это неэтично по отношению к мечу. Все остальное - разговоры. На твоем месте я бы просто молчал: до искусства влияния тебе еще очень далеко.
ГЛАВА 7. СТРАХ ОПОССУМА На первое мая в общаге организовали дискотеку. По правде говоря, я не очень-то люблю местные танцульки: зал тесный, жара, дурацкий звук, а главное - все стараются по этому случаю как следует напиться. Потолкавшись с часок, я неожиданно разглядел в самой гуще танцующих Халида. Он бурно отплясывал лихую джигу в компании земляков. Присев у стеночки, я решил дождаться, пока он слегка угомонится. Я снова нарывался на душещипательную беседу.
С Халидом мы общались уже достаточно долго. По большей части, он философствовал; кроме "врастания" и "гиперреальности" новых практик фактически не было. Впрочем, учение, элементы которого пытался втолковать мне Халид, интересовало меня гораздо больше любых техник. Склоняясь по привычке к интеллектуальным размышлениям, я пытался связать его с известными мне направлениями: буддизмом, Кастанедой, Ошо, учением суфиев. Но Халид упорно сопротивлялся моим потугам.
Всякий раз, когда я обнаруживал в его рассуждениях сходство с различными учениями, он ловко противоречил себе и путал следы. Путь, который он называл Искусством, с большим трудом поддавался определениям. Пока я сформулировал для себя единственный доступный мне постулат: Искусство - это подход, универсальное мировосприятие, которое может быть применимо к любой сфере жизни и трансформирует ее в соответствии с задачами практикующего. Возможно, я и ошибался.
- Почему не танцуешь? - рядом со мной стоял потный, взъерошенный Халид.
- Да так. Не хочется.
- Как - не хочется?
- Очень просто. Ты еще долго намерен плясать?
- Не знаю, какая разница. Ты меня ждешь, что ли?
- Допустим.
- Ну уж нет. Сегодня - никаких разговоров. Ты мой должник. Пошли!
Халид ничтоже сумняшеся взял меня за руку и поволок в гущу танцующих. Я чувствовал себя крайне дискомфортно. Танцевать совершенно не хотелось, да я и не умел. Немалым усилием я заставлял тело двигаться в ритме - со стороны это, должно быть, выглядело весьма неприглядно. Халид и его друзья плясали как заведенные, периодически что-то выкрикивая на своем языке. То и дело они поглядывали на меня, переговаривались и хохотали. Мне стало противно. Едва дождавшись конца песни, я снова смылся под стенку. Халид нагнал меня.
- Что случилось? Почему ты такой скованный?
- Я же сказал - не хочу танцевать.
- Но почему?
- Нипочему. И какого черта твои приятели смеются надо мной?
Халид мягко хохотнул.
- Они не над тобой смеются, а надо мной. И потом - хороший урок для твоих амбиций.
- Почему это они над тобой смеются?
- Говорят, что мой ученик - самый бестолковый среди всех.
- У них тоже есть ученики?
- У кого есть, у кого нет. Это неважно. Еще они говорят, что ты ужасно напуганный.
- Я напуганный?
- Ну не я же! - Халид ехидно заулыбался. - Конечно ты. Вернее, твое тело напугано.
- Чем же оно напугано?
- Не знаю. Выясним. Значит, не идешь танцевать?
- Нет. Не надейся.
- Ладно. Тогда пойдем прогуляемся. Авось тебе получшает.
Мы вышли в палисадник и двинулись в сторону дальней посадки, сохраняя молчание.
Первым нарушил его я:
- Допустим, у меня действительно полно страхов. Но что делать - я такой.
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Раз ты мой учитель - вот и помоги мне.
- В чем я должен тебе помочь?
- Избавиться от страхов.
- А сколько их у тебя?
Его вопрос слегка ошеломил меня. Я задумался, пытаясь заняться подсчетами. Халид тихонько посвистывал.
- Я не знаю. Трудно сказать.
- Давай предположим. Говори первое, что приходит на ум.
- Э-ээ... Штук семь.
- Угу. А какие они?
- В смысле?
- Например: маленькие или большие?
- По размеру?
- Ну да, по размеру. Ты сказал, у тебя имеется семь штук страхов. Предположим, они все разные и могут отличаться друг от друга по цвету, по размеру, по форме.
Подобный ход мысли никогда не приходил мне в голову. Страхи представились мне как семь темно-серых "хвостов" или щупалец, шевелящихся вертикально за спиной.
Зрелище было не из приятных. Наблюдая дальше, я заметил, что среди них выделялось два особенно темных и устрашающих. Эти щупальцы поднимались выше головы и зловеще извивались. Я описал картинку Халиду.
- Замечательно. Остальные пять, стало быть, неважные?
- Похоже на правду.
- Попробуй сказать им об этом.
- Сказать что?
- Что они для тебя не имеют значения и общаться ты намерен только с самыми важными.
- Как я должен это сказать?
- Да как хочешь. Например, словами. И еще - не забудь поблагодарить все свои страхи за то, что они существуют и помогают тебе.
- Интересно, как это они мне помогают? По-моему, только вредят. И у меня совершенно нет желания их благодарить.
- Нет - значит появится! Не надо много думать. Делай то, что я тебе сказал.
Преодолевая острое нежаление, я весьма коряво высказал про себя благодарность своим страхам. Наверное, по правилам Искусства, это следовало делать от души, но душа упорно сопротивлялась. Что-то абсурдное виделось мне во всем этом упражнении. Вслед за тем с гораздо большей охотой я высказал пятерым "хвостам", что не нуждаюсь в их услугах. Как ни странно, "хвосты" поблекли и словно бы увяли. Осталось два самых главных.
- Хорошо, - заметил Халид, выслушав мои результаты. - Теперь ты видишь со страхами можно общаться. И договариваться.
- Зачем это нужно?
- На пути Искусства необходимо уметь общаться с миром. В том числе, и с внутренним. Я задал тебе саму возможность общения, контакта. Ты убедился, что твои страхи - это не нечто абстрактное. Они имеют форму, цвет, размер, они могут подчиняться твоей воле. Хотя воля здесь - далеко не самое главное.
- А что главное?
- Твоя благожелательность. В тебе, как и в любом человеке, обитает множество внутренних жителей или частей сознания - называй как хочешь. Они все разные, у каждого - свои интересы. Вот ты почему-то решил, что твои страхи враждебны тебе. Но что такое ты? Вероятно, они враждебны той части, которая их боится.
Другие части чувствуют все по-другому.
- Растолкуй, пожалуйста.
- Ради Бога. Природой в человеке заложен страх. Это совершенно нормальное чувство - такое же, как гнев, радость, уныние. При этом страх - очень древнее существо. Он - страж, который охраняет нас, равно как и другие живые формы, от опасности, от необдуманных поступков, наконец, от преждевременной гибели. Именно за это его и следует благодарить. Однако есть и другое чувство - боязнь страха.
Вдумайся, чего ты боишься больше - реального хулигана, который может напасть на тебя, или того, что ты испугаешься, не сможешь постоять за себя, будешь унижен и в результате станешь презирать себя. Вернее, твои амбиции, твоя гордыня не дадут тебе спать спокойно.
- В общем, ты прав. Но страх все равно остается. Например, когда я попадаю в ситуацию реальной агрессии, тело и ум как бы цепенеют, и я оказываюсь просто бессилен. Тогда я начинаю искать иные выходы. Например, пытаюсь договориться с человеком, который мне угрожает, вместо того, чтобы сопротивляться, драться.
- Что же в этом плохого?
- Ну как что? Нападающий имеет надо мной полную власть.
И я рассказал Халиду одну историю из детства. Мы с приятелем убегали от соседских мальчишек - они были из чужой компании, и отношения между нами были крайне воинственные. Как правило, я не принимал участия в потасовках, да и соперники были не из самых сильных, но страх все равно брал свое. Мы бежали к подъезду, где жил мой приятель - там была "зона безопасности". Преследователи приближались. Приятель уже вбегал в подъезд, а я был от него метрах в двадцати.
Неожиданно какая-то сила остановила меня, словно бы я впал в кому. Тело одеревенело. Я остановился и стал терпеливо дожидаться преследователей.
Удивленные, они догнали меня и "взяли в плен". Нельзя сказать, что "враги" издевались надо мной, но было очень гадко. Отношения с приятелем испортились навсегда - он счел меня трусом, и правильно сделал.
- Я ничего не мог с собой поделать, - так я закончил эту невеселую историю.
- И с тех пор ты считаешь себя трусом? - спросил Халид.
- Да нет, еще раньше - такое приключалось много раз.
- Чего бы ты хотел теперь?
- Избавиться от этой "комы", сопротивляться.
И я снова пустился в излияния. С детства я мечтал стать сильным, заниматься спортом - например, борьбой. Однако родители были против: мать считала, что борьба - опасная штука, можно покалечиться. Меня думали определить на фигурное катание, но я считал, что это занятие для девчонок, и фигурное катание заглохло.
Выросши, я многократно пытался заняться атлетической гимнастикой, но всегда происходило одно и то же: после полутора-двух месяцев я простужался, и дальше дело не шло. Мне казалось, что тело активно сопротивляется физическому развитию.
- Правильно казалось, - утвердительно закивал Халид. - Оно у тебя сковано страхом изнутри, и малейшие попытки что-либо изменить нарываются на отчаянное сопротивление. Между умом и телом есть негласный договор; я не совсем еще разобрался, в чем суть, но главное - тебя этот паритет устраивает.
- Да не устраивает! - вскипел я, и, чуть успокоившись, добавил: - Уже не устраивает.
- Допустим, уже не устраивает. Замечательно. Но что ты можешь предложить телу взамен твоей "комы"?
- Не понял.
- Попытаюсь объяснить. Оцепенение тела - древнейшая реакция живого организма на опасность. Так поступают многие животные, притворяясь падалью. Приведу пример в стиле твоего любимого Кастанеды. Есть такой зверь опоссум. Это жирная и ленивая тварь. Он не умеет быстро бегать, и когда приближается опасность, опоссум падает на спину и цепенеет. Практически останавливается дыхание, тело делается твердым, как у мертвого. На свою беду, злейший враг опоссума - койот
- не есть падали, и потому, если игра удалась, уходит восвояси без ужина.
"Страх опоссума" - совершенно нормальная реакция твоего тела, она идет из клеточной памяти.
- Но мне совсем не нужен "страх опоссума"!
- Допустим, хотя это действенная мера. Я хочу, чтобы ты понял: ни одна из реакций твоего тела или ума не бесполезна. Они все имеют большое значение именно за это ты должен благодарить свой страх. Поверь: тело знает лучше, другое дело - в какие условия оно поставлено твоим умом.
- Не надо убеждать меня в том, что мои страхи жутко полезны. Все равно не поверю. Лучше посоветуй, как от них избавиться.
- Опять ты за свое. Слишком торопишься. Вынь шило из задницы - тебе же легче станет. На пути Искусства главное - уметь выбирать. Ты смотришь со всех сторон на свой "страх опоссума" и все больше убеждаешься, что он перестает тебя устраивать. Отлично. Но не стоит от него отказываться, можно просто отложить в сторону. И найти адекватную замену.
- Какую замену?
- Живые существа пугаются по-разному. Возьми, например, крысу. Загнанная в угол, испуганная крыса - поистине страшное существо. Ее сила возрастает безмерно. Охваченная страхом, она готова сражаться с величайшей отвагой. Голыми руками ее не взять. Точно так же поступает и кошка - враг крысы, и койот.
"Страх койота" - это полная противоположность "страху опоссума": он гораздо полезнее.
- Ты предлагаешь мне сменить "страх опоссума" на "страх койота"?
- Именно так! Сейчас ты спросишь меня, как это сделать.
- Конечно, спрошу.
- Вспомни признаки "страха опоссума": тело становится неподатливым, словно уже не принадлежит тебе, руки и ноги холодеют, сердце бьется медленнее, ум как бы останавливается, замирает. Все это можно описать одним словом - холод. Признаки "страха койота" совершенно другие: тебя бросает в жар, тело наливается невесть откуда взявшейся энергией, реакции ускоряются, ты готов действовать мгновенно, не задумываясь. При этом собственно чувство страха остается прежним. В состоянии "страха койота" люди могут совершать вещи, которые в обычной жизни принято называть чудесами. Взять, например, встречу с компанией пьяных хулиганов. Ты можешь сбежать от них с такой скоростью, что они даже не заметят этого.
- Зачем же бежать? По идее, надо драться.
- Это все твои амбиции. Человек Искусства - свободный человек, и не связан дурацкими представлениями. Если он готов сражаться, то сражается, если убегать
- то убегает. И в том, и в другом он совершенен. Выбирая атаку или отступление, человек Искусства свободен от амбиций - его жизнь и здоровье являются для него основной ценностью. Если, конечно, он сделает именно такой выбор.
- Хорошо, оставим философию. Как же мне научиться "страху койота"?
- Спроси свое тело - готово ли оно сменить один тип страха на другой? Просто возьми и спроси. Не требуй скорого и однозначного ответа. Направь свой вопрос, как паровоз - в долгий тоннель. Через некоторое время он достигнет конечной точки и вернется обратно - возможно, во сне. Думаю, что ты почувствуешь это не умом, а как-нибудь иначе. Знаешь, от страха втягивается мошонка, - я полагаю, ты почувствуешь ответ своими яйцами.
Я рассмеялся, и от сердца как-то отлегло. Халид смотрел на меня ласково и доверительно. От его взгляда действительно теплело на душе.
ГЛАВА 8. ЧУДОВИЩА К разговорам о страхе мы возвращались не раз. Моя жизнь была доверху полна ими.
Халид отказывался давать мне какие либо конкретные рекомендации или упражнения
- мы просто болтали, и я чаще слушал, чем говорил. Однажды разговор зашел о детстве.
- Для детей страх - обычная вещь, - заметил Халид. - Они не боятся страха.
Мир для них пока еще полон волшебства, и магические методы здесь вполне применимы.
- Например?
- Есть старая история - по-моему, у кого-то из классиков психологии.
- Но ты же не уважаешь европейскую психологию, - перебил я.
- Какой ты глупый, - просто сказал Халид. - Мне нет дела до психологии, но если речь заходит о конкретных случаях или приемах, я готов учиться у кого угодно, будь то даже эскимос с Аляски. Если позволишь, я продолжу. Один маленький мальчик верил, что у него в комнате живет чудовище. Оно появлялось только в темноте, и потому мальчик спал при свете. Разумеется, родители таскали его по разным психотерапевтам, но все было бесполезно. Наконец, отца мальчика осенило. Он выстрогал из дерева гладкую палочку, раскрасил ее в разные цвета, навязал ленточек, а затем объявил сыну, что побывал в магазине чудес и купил волшебную палочку. Эта палочка, сказал отец, имеет много чудесных свойств. Вот одно из них - она светится в темноте особым волшебным светом. Этот свет отпугивает всех чудовищ, даже самых опасных. Достаточно лишь перед сном осветить палочкой все закоулки в комнате, и можно спокойно ложиться спать, даже не включая свет. Мальчик так и поступил! - здесь Халид выдержал эффектную паузу.
- Эта палочка действительно светилась? - усомнился я.
- Конечно! Для него, для одного этого мальчика - она полыхала волшебным огнем.
По крайней мере, он видел этот огонь так же явно, как и свое чудовище.
- И что, мальчик излечился от своей фобии?
- Фобии? - Халид поморщился, словно услыхал бранное слово. - Любишь ты умно изъясняться. И при чем тут излечился? Он не был болен. Страх входил в его картину мира, пойми ты это, - и чудовище, порождавшее страх, тоже входило в нее. Таким был его мир, и мудрый отец всего лишь сместил в этом мире акценты.
Чудовище никуда не делось, но мальчик больше не был жертвой - он был героем, который побеждает чудовищ!
Я задумался. В моем детстве тоже существовало чудовище, оставившее в памяти неизгладимый след. Однажды мы с отцом отправились смотреть фильм по мотивам "Тысячи и одной ночи". Неважно, в чем там суть, но я запомнил только одну сцену.
Путешественники причаливают к неизвестному острову и обнаруживают пещеру. В результате каких-то манипуляций пещера содрогается от воя и наружу выбегает устрашающего вида циклоп. Это было чудовище песочного цвета, по-моему, с козлиными ногами, единственным глазом посреди лба и отвратительной мордой. Он ревело и металось в приступе ярости. Я плотно зажмурил глаза и полез под кресло.
Страх был настолько силен, что мы с отцом просто покинули кинотеатр. Слава Богу, думаю я сейчас, что в моем детстве не было Кинг-Конга или "Чужого"!
Достаточно долго циклоп не давал мне заснуть. Каждый раз, ложась в постель, я оказывался на этом острове, и чудовище, воя и оскалив клыки, выбегало прямо ко мне. Его единственный глаз - это было что-то!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12