Он задержался на секунду, почувствовав мое сопротивление, затем улыбнулся и все-таки потянул за шнур.
Я вся напряглась, ожидая удар ледяного потока. Но сверху на мои лицо и груди хлынул теплый водопад. Лунный свет, пробивавшийся через ветви, отражался и преломлялся в водяном потоке; капли напоминали падающие алмазы.
Купаясь в этом мокром, теплом коконе, я тянула Шиа к себе, заманивая его под водяной поток. Когда он обвил меня руками, я поняла, что его грудь куда теплее воды. Я жадно терлась о его мокрую кожу, шелковистые волосы на его бедрах восхитительно щекотали мне ноги, влажные волосы на груди соски моих грудей.
Прижимаясь к нему все сильнее, я почти задохнулась, почувствовав прикосновение его затвердевшего члена. Мой Бог, думала я, что я вытворяю, на что решилась с человеком, которого едва знаю?
Задыхаясь от желания, я сжала его руки с яростью утопленницы и потянула его вниз, в мокрую блестящую грязь. Земля была относительно холодной, но я чувствовала лишь тепло его тела, слившегося с моим; все остальное не имело значения. Мы непрерывно целовались, смакуя каждый поцелуй как дорогое вино, пили все нараставшую в нас страсть то по капельке, то гигантскими глотками, будто через секунду мы могли умереть и не увидеть друг друга больше. Все страхи мои пропали.
– Шиа, – застонала я, изогнувшись дугой, чтобы встретить его, он погрузил в меня свой горячий, звеневший от напряжения стержень, длина которого показалась мне в этот момент бесконечной. Ощущение было такое, будто я, изнывая от желания, ждала этого момента сотни предыдущих жизней. Я подумала, что это и есть высшая точка наслаждения, но посмотрев ему в глаза и увидев в них неудовлетворенную ярость самца, я поняла, что это только начало. Мною руководили вековые инстинкты, мое тело слилось с его, я поддерживала встречными движениями его яростные толчки, столь же естественные для меня, как собственная плоть и кость.
Наслаждение было неописуемо. Я слилась с ним воедино. Однако страсть моя еще не была утолена. Когда он, утомленный, собирался немного перевести дух, я сама вцепилась в него и извивалась в приступе сладострастия до тех пор, пока не оказалась над ним. Адское пламя блеснуло в его глазах; вцепившись друг в друга мы начали кататься по земле в яростном танце неутолимой страсти.
Наши тела образовали единое целое; катаясь в грязи, мы оказались на небольшом островке свежей травы. Здесь Шиа снова принялся ласкать меня – всю, с головы до ног, покрывая поцелуями каждую линию, каждый уголок моего тела.
В серебристом лунном свете, падавшем с небес, кожа Шиа сверкала как латы древнего воина. Глядя на меня откуда-то сверху, он сказал:
– Теперь, Мэгги, мы навсегда вместе.
Чуть-чуть отстранившись, он любовался мной, потом снова вошел в меня; его движения, ласковые и нежные вначале, становились все жестче и жестче, пока я не завопила от наслаждения. Мой голос был подобен крику неведомой ночной птицы, эхо его оглашало холмы при каждом новом движении Шиа.
Мы будем вместе, он сказал. Я кричаласнова и снова, страстно желая удовлетворения – того самого, полного, окончательного.
Он тихо шептал мне на ухо, обещая, что теперь никогда не оставит меня, что, если понадобится, будет ждать меня вечно.
Им, и только им было наполнено мое сердце, все мое тело. Его запах – запах мужественности, навсегда связанный для меня теперь с любовью в диком лесу, под открытым небом, заставил меня потерять контроль над собой. Наконец во мне рухнула последняя преграда... и мы снова встретились с Шиа в новом мире, мире высшего, неповторимого наслаждения, которое он обещал.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Послышался звук раскалываемого бревна – мощный тяжелый удар, и воздушное колебание, произведенное им, резкой болью отозвалось в моих ушах. Я вдруг поняла, что давно уже ощущаю подобную боль: в голову мне упирался острый осколок камня. Боже, пусть головная боль, но что такое с моей кожей? Я прищурилась, рассматривая свои руки... Откуда у меня столько царапин?
Кинжальная боль пронзила туман, окутывавший мой мозг, и я вспомнила, что видела красивый сон. Доминировало в нем тело прекраснейшего из мужчин, освещенное лунным светом.
Удивительно, какими до боли реальными бывают иногда сны, и много часов после пробуждения окрашивая все вокруг в новые, сказочные тона. Я блаженно потянулась, еще несколько мгновений наслаждаясь иллюзией, что моральные принципы, которые я до сих пор исповедовала, моя скромность по-прежнему нерушимы как скала.
Коварно внедрившись в смолистый древесный запах моего сна, до моих ноздрей донеслось отвратительное зловоние – его источникнаходился где-то поблизости. Приподнявшись, я открыла глаза и тут же сощурилась от яркого света дня. Когда глаза привыкли к свету, я увидела рядом с собою какое-то беспрерывно фыркающее косоглазое животное огромных, просто пугающих размеров. Мерзкий запах и не менее мерзкий скрежет, который производила эта тварь, непрерывно ковыряясь в земле всеми четырьмя конечностями, убедили меня в ее недобрых намерениях.
Прекрасный сон сменился кошмаром. Я прикрыла глаза, надеясь, что вернется прежнее видение. Странно, но моя «подушка» передвинулась. Я огляделась и, потрясенная, замерла, обнаружив подле себя Шиа Янгера. Приподнявшись на локте, он пристально смотрел на меня и широко улыбался. Мои глаза широко раскрылись, когда я поняла, что камень, на который опиралась моя головушка, на самом деле – его голое бедро.
– О Боже, – застонала я, вспоминая, что произошло совсем недавно.
Господи, что я наделала!
Я снова откинулась на траву и замерла, прикрыв глаза ладонью. Все было слишком реально, чтобы быть кошмаром: животное, стоявшее над нами, снова зафыркало, подняв новую волну отвратительной вони.
– Я вижу, тебе понравилась буйволица Джеба, Синдерелла, – сказал Шиа. – Она, должно быть, ночью вышла из загона. Я не думаю, что этим она нанесла какой-нибудь вред – если только не добралась до той силосной кучи. Джеб говорит, что она бывает иногда своенравна и даже ломает ограду, когдак ней долго никто не приходит. Двигай отсюда, Синди, ты подошла слишком близко.
Я не знала, что такое силосная куча, но, кажется, Шиа имел в виду стог сена, стоявший неподалеку.
Наконец-то удосужившись осмотреть свое ложе, я обнаружила, что лежу совершенно голая на траве, и царапины на моих руках отнюдь не плод моего воображения, а плод ночных забав в стоге сена.
– Мой Бог, – снова застонала я, тщетно пытаясь хоть как-то прикрыться руками.
– Моя одежда, – прохрипела я.
– Сушится там.
Я проследила, куда указывал его взгляд. Возле коровы сразу за ней виднелось упавшее дерево, и его вывороченные из земли корни жалобно торчали вверх. На другом конце на ветвях покоилась наша выстиранная одежда, включая мои трусики и бюстгальтер.
Я покраснела.
Не может быть...
Шиа усмехнулся и потер себе затылок, вспоминая, как он поставил изрядную шишку, стукнувшись в порыве сладострастия о то самое бревно. Затем он встал и, нисколько не стесняясь, совершенно голый зашагал к дереву; походка его была мягкая, как у кота. Тело мое будто прошила автоматная очередь, стоило мне – первый раз в жизни! – увидеть при свете дня его великолепное тело.
Пока Шиа одевался, я, наблюдая за ним, поняла, что за ночь он, должно быть, выстирал всю нашу одежду: ослепительно-белые полы его рубашки резко контрастировали с матовой бронзой кожи.
– Ну и грязи там было! Пришлось повозиться! – крикнул мне Шиа, указывая на одежду.
Грязи. О Боже. Звук раскалываемой древесины вдруг усилился в моем мозгу, превратившись в бесконечное мерзкое жужжание циркулярной пилы. Я вновь как наяву увидела себя и Шиа – сцепившихся в неистовой страсти. Грязь, стог сена, бревно... Господи, какого он теперь обо мне мнения? Конечно, ни одна южная леди, сохрани она хоть каплю самообладания, не стала бы вытворять такое. Я перешла все возможные рамки – даже для женщины девяностых годов, хоть в какой-то степени уважающей себя.
Конечно, было уже очень поздно искать оправдание. Ему хорошо известно, что такое две сотни градусов. Я сейчас объясню, что это все усталость и алкоголь, и он поймет, что я не такая.
С помощью клока сена Шиа пытался соблазнить Синдереллу выйти из бурьяна, но она не думала соблазняться, а лишь с независимым видом жевала жвачку.
– Надо загнать эту дамочку в сарай, а то она натворит дел, – крикнул он мне.
– Насчет вчерашнего вечера, – начала было я, но он был уже слишком далеко. В моем мозгу, все еще затуманенном виски, детали прошедшей бурной ночи под звездами были основательно размыты, но, к своему ужасу, я обнаружила, что снова хочу его.
Долгие годы я мечтала найти своего отца.
Теперь другой картежник завладел моими мыслями чем дальше, тем сильнее я увлекалась им.
Но ведь Шиа отнюдь не предмет моих поисков. Более того, он – самая большая угроза для них. Я все еще твердила себе, что единственное, что стоит моих волнений, – это поиски порошка и возвращение домой, но другая, тайная часть меня – та, что, видимо, и толкнула меня на ночные подвиги, – хотела азартной игры, чтобы дать шанс себе и Шиа выиграть.
Через час мы были уже в пути. Люди холма могут ходить и ночью, ориентируясь по свету луны, но тот, с которым мы связались, был из ранних пташек и к тому же не питал ни малейшей жалости к городской девице, выпившей накануне слишком много самогонного виски.
После душа, показавшегося мне слишком холодным, так как вода успела остыть за ночь, и деревенского завтрака я, щуря глаза от яркого света, удобно устроилась в задней части повозки Джеба на ворохе соломы, явно предназначенном первоначально для верной псины Блю. Я четко обозначила границы «своего» владения, но старая охотничья сучка всячески старалась оттеснить меня, требуя восстановления справедливости. Подстилка из соломы не столь мягка, как это может показаться непосвященному особенно если принять во внимание ухабы и глубокие колеи, в которые мы без конца попадали, медленно двигаясь среди холмов, но удержание завоеванных мной позиций вскоре стало для меня вопросом чести.
– Кажется, бабочка дамочке села на веко. – Не успели мы тронуться с места, как Джеб принялся отпускать шуточки на мой счет. Тресни моя голова, если такой солдатский юмор меня устраивал. Я дала себе слово не обращать внимание на Джеба и на вновь разбушевавшийся после завтрака живот и направила все силы лишь на безмолвную борьбу с Блю; настроение мое, сначала великолепное, ухудшилось. Хорошо, что Синдерелла – именно она тащила повозку – находилась все время с подветренной стороны, иначе меня давно бы вырвало.
– Долго еще? – не выдержала я. Блю продвигалась медленно, но верно: мне действительно требовалась почти вся моя сила, чтобы под ее напором не вывалиться из фургона на дорогу. Джеб очистил свою хриплую глотку и сплюнул в грязь.
– Трудно сказать. Зависит от того, как сильно размыты дороги.
Это было не совсем то, что я надеялась услышать, но, по крайней мере, мы двигались в нужном направлении. И если действительно Мортиана сделала этот порошок, возможно, с каждым оборотом колеса я приближаюсь к разгадке тайны исчезновения моего отца.
Телега угрожающе скрипнула, колесо в очередной раз провалилось в глубокую колею, и я оказалась в опасной близости к краю открытого фургона. Пока Джеб уговаривал Синдереллу тянуть сильнее, я окончательно сдала собаке столь долго обороняемую мной позицию и выскочила на дорогу, чтобы помочь Шиа толкать фургон. Когда телега сдвинулась с места, я уселась на переднее сиденье, нагло втиснувшись между двумя мужчинами.
Мы долго ехали в тишине. Взглянув украдкой на маячивший сбоку профиль Шиа, в ярком свете дня я отметила особенно жесткую, упрямую линию его челюсти. Мы всю ночь занимались любовью, и это было потрясающе; но я снова и снова спрашивала себя, не слишком ли хорош сидящий рядом со мной мужчина, чтобы можно было так просто поверить в случившееся.
Господи, подумала я, вдруг поняв, как мало в действительности я знаю о нем! Он мастер прятать свои чувства и, как я подозревала, хранил секреты получше несгораемого шкафа. Не от того ли сие происходит, что этот тип слишком долго вращался в кругах, где одно неверное движение может стоить человеку жизни? Смерть уже проходила буквально в двух шагах от меня. Сколько еще наглядных кровавых уроков должна преподнести мне жизнь, чтобы я стала наконец благоразумной? Я вздохнула и принялась смотреть вдаль.
Когда пошел третий час нашего путешествия, я начала замечать людей по обеим сторонам дороги, которые напряженно следили за нами из густых зарослей. Они ничем не выдавали своего присутствия, только внимательно наблюдали за нами, и страх начал подниматься в моей душе. Что если кто-нибудь из этих людей узнает Шиа? Резко повернувшись к нему, я увидела, что он глубоко надвинул на брови свою широкополую шляпу, чтобы максимально скрыть лицо. Из-под шляпы с мрачной бдительностью сверкали лишь глаза.
Мы приближались к обители Мортианы. Деревья, казалось, еще плотнее окружили дорогу, заслонив нас от жгучих лучей солнца; воздух стал более прохладным, сырым, вязким, стало труднее дышать. Я увидела одинокую хижину, дым, поднимавшийся из покосившейся трубы, сад и загон для свиней позади дома. Джеб объяснил, что сейчас слишком жарко для того, чтобы забивать свиней на продажу: мясо испортится, прежде чем соль проникнет в него. Так что люди холма вынуждены гнать самогон, чтобы хоть как-то протянуть до зимы.
Взгляды, бросаемые на нас, стали более настороженными. Женщины были крепкие, жилистые, с руками, огрубевшими от работы, дети – худыми, почти прозрачными. Какая-то девочка с глубоко посаженными, почти невидимыми глазами, стояла на обочине дороги, сжимая в руке крошечного кукленка, более всего похожего на высушенное яблоко. Грязь запеклась на ее босых худеньких ножках подобно паре серых носков.
– Я хочу выйти здесь, – прошептала я. Шиа обнял меня за плечи, помогая таким образом сохранить равновесие: фургон беспрерывно раскачивался.
– Я бы тоже этого хотел.
Насколько недружественным казалось мне все окружающее, настолько блаженной была эта мимолетная ласка; его близость обволакивала меня подобно мягкой, теплой, но вместе с тем достаточно прочной, защищающей отвсех невзгод оболочке. Покоясь в его сильных руках, я поняла, какой бесценный подарок он мне преподнес, привезя сюда. Когда дорога стала ровнее и он убрал руку, я нежно потерла плечо в том месте, где он коснулся меня, страстно желая, чтобы ласка его повторилась снова.
Синдерелла обо что-то споткнулась, и фургон, скрипнув, остановился. Мертвая змея лежала поперек дороги, и в этот момент мне почему-то подумалось, что это остановка – не простая случайность. Пока Джеб уговаривал Синдереллу обойти мертвую тварь, мимо меня просвистел камень, вылетевший неизвестно откуда, и ударился прямо в грудь Шиа. За этим первым снарядом буквально град камней и комков грязи обрушился на нас с разных сторон. Через мгновение три веснушчатых мальчишки в рваных штанах преградили нам путь и стали расстреливать в упор бесчисленными «снарядами». Шиа выпрыгнул из фургона, отвлекая внимание мальчишек от меня и Джеба.
К несчастью, для наших обидчиков, один из пущенных ими камней попал Синдерелле прямо между глаз. Ошеломленная, она потрясла головой, громыхая своей тяжелой упряжью.
– Они пожалеют, что устроили это, – пробормотал старик. Он крепче сжал поводья и уперся ногами в передок фургона. – Пересядьте назад и пригнитесь пониже!
Прежде чем я успела выполнить это его приказание, рассерженная Синдерелла сделала мощный рывок, и в тот же миг я перелетела через сиденье; свои ноги, взлетевшие высоко над головой, это все, что я успела увидеть. Блюперевернулась на другой бок и прижалась к борту фургона, я тоже, чтобы не свалиться на землю, буквально прилипла к днищу, успев перехватить взгляд Шиа, потрясенного моим великолепным кульбитом. Раздался его оглушительный хохот.
Джеб тормозил Синдереллу вожжами, беспрерывно орал «тпру!», сопровождая эту команду многочисленными цветистыми ругательствами, большую часть которых я никогда прежде не слышала должно быть, их употребляют только люди холма. Лишь когда Синдерелла, устав от яростного бега, остановилась, диким утробным ревом выражая свое негодование, задыхающийся от смеха Шиа смог догнать нас. Я с трудом поднялась на ноги и Принялась отряхивать свои штаны; невесомые частички соломы закружились в воздухе.
– Интересно, что смешного вы нашли в том, что нас чуть не забили камнями до смерти?
– Лапонька, если бы они действительно хотели причинить вред, они использовали бы камни покрупнее. – Все еще усмехаясь, он поднялся в фургон.
– Учтите, если Скрагги узнают, что вы здесь, они используют против вас отнюдь не комья грязи.
– Если они явятся сюда, то очень быстро пожалеют об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33