Этакие воздушные качели. А потом небо закружилось, вошло в штопор и я вновь отключился. Когда открыл глаза вторично, то увидел то же небо и те же тучи. Только теперь из них сыпал мелкий, частый и холодный дождь. Страшно болела голова да и все тело, будто меня провернули в камнедробилке. Но как сказал Декарт: "Когито эрго сум!" (Мыслю, значит, я существую). И осознал себя лежащим в обнимку с голубой планетой Земля - такой теплой, родной и до боли знакомой, в зените лета одна тысяча девятьсот девяносто восьмого года, на которой живут как добрые и хорошие люди, страдающие от своей честности и порядочности, так и негодяи всех мастей.
И совсем недавно один из этих негодяев чуть было , не отнял у меня драгоценную жизнь, дарованную мне Космосом и родителями. А я так мечтал дожить до третьего тысячелетия от Рождества Христова. Теперь эта мечта становится, к сожалению, проблематичной...
Попробовал пошевелиться и с удивлением обнаружил, что со скрипом, с болью, но руки-ноги двигаются. Попытался встать. И это мне удалось. Ноги гнулись, дрожали, но держали. Честное слово! Удивительно! Попробуй сам соскочить с поезда на полном ходу. Обязательно что-нибудь сломаешь. А тут выбросили, словно балласт, и хоть бы что. Чудеса в решете, да и только. Осмотрелся на местности. До самого горизонта она была ровная, словно блин, и сплошь заросшая высоким камышом. Болото. С трудом поднялся на железнодорожную насыпь и поковылял на восток.
В такт неуверенным своим шагам замурлыкал:
"А я по шпалам, опять по шпалам иду домой по привычке". Сколько же мне до этого дома осталось? Километров пятьсот, никак не менее. Засветло, поди, вряд ли доберусь. Поймал себя на мысли, что если не утратил способности юморить, то долго жить буду. Хорошо, что надел в ресторан пиджак. Лихорадочно зашарил по карманам. К счастью, все было на месте: и удостоверение, и паспорт, и бумажник с деньгами. Видно, тому, кто это сделал, не нужны были мои жалкие гроши, он имел постоянную хорошо оплачиваемую работу. Чего же он хотел? Убить меня? Вряд ли. В последние годы они научились делать это наверняка, с гарантией. В его задачу входило лишь напугать меня до смерти, предупредить, чтобы не совал свой нос в чужие дела. Точно. Да, но, выбрасывая меня с поезда, он не мог точно знать, что я останусь в живых? Скорее он об этом совсем даже не думал. Везучий, значит, повезет. Нет? На нет и суда нет. Неужели это сделано по указанию моего лучшего друга - Ромы? Чемпион Сибири по каратэ - гроза томской шпаны, центровой нашей баскетбольной команды. Сволочь он порядочная, а никакой не друг!
Больно, грустно, обидно - хоть плачь. Сел на рельс и впрямь поплакал немножко и пошел дальше. И что меня дернуло ввязаться во все это? Мало мне, видите ли, рядовых будней, захотелось непременно героических. Что же теперь нюнить и жаловаться на судьбу, когда сам виноват?!
Я брел по шпалам уже более часа. Дождь давно перестал. Небо вызвездило и теперь было торжественным и парадным. Совсем стемнело, когда впереди замаячили огни большого поселка или города.
- Ау, люди! - заорал я от избытка нахлынувших на меня чувств. - Я люблю вас, люди! Вы даже себе не представляете, как я вас люблю!
Совсем было задремавший воздух от моего крика встрепенулся, завибрировал и откликнулся гулким и протяжным эхом: "У-у-у! Ю-ю-ю-у!" На окраине залаяли собаки.
Через полчаса я был на станции Татарск. А это означало, что я уже достиг пределов своей родной области. Правда, до Новосибирска еще пилить на поезде часов семь-восемь. Но все равно, можно сказать, что я дома.
Пошел к дежурному по станции и все ему выложил. Дядька оказался добрым, всему поверил и, не задавая лишних вопросов, спросил сразу о главном:
- На каком поезде ехали?
- "Адлер - Новосибирск". К сожалению, номера не помню.
Дежурный посмотрел на часы.
- Почти три часа, как он прошел. Барабинск уже миновал. А вы до Новосибирска ехали?
"Значит, лежал я без сознания где-то около часа, - отметил про себя. А мне показалось, что целую вечность".
- Да, до Новосибирска.
- Вот в Новосибирске и получите свои вещи. Что у вас было?
- Брюки и рубашка на плечиках и портфель.
- А что в портфеле?
- Да ерунда всякая - бритва там, зубная паста, мыло, одеколон, книжка. Да, еще пижама. Вот и все.
- Вагон, купе?
- Восьмой вагон и, по-моему, четвертое купе. А вот место не помню.
- Ничего. Все нормально.
Он надел наушники, взял в руку микрофон, поочередно включил на пульте несколько тумблеров.
- Никитин, это ты?.. Привет! Галушко из Татарска беспокоит... Здесь такое дело, понимаешь. Человек от поезда отстал... Ну, так получилось... Вот он передо мной... Пятьдесят восьмой "Адлер - Новосибирск"... Да. Вагон восьмой, купе четвертое. Говоров... Да-да. Говоров... Брюки и рубашка на плечиках и портфель с бритвенными и туалетными принадлежностями... Ну, бывай!
Он снял наушники, улыбнулся мне.
- Ну вот и порядок. В Новосибирске все получите у дежурного.
- Большое спасибо! А скоро поезд?
Он вновь взглянул на часы.
- Через полчаса. Но надо бы сообщить нашей милиции.
- Никуда сообщать не надо, - возразил я.
- Ну, как знаете, - тут же согласился дежурный,
- Мне нужно покупать билет?
- Да нет, так подсадим.
Есть же душевные люди. Вот на таких мужиках, как этот дежурный, и стоит пока Земля-матушка. Не было бы их, давно бы рухнула, провалилась в тартарары. Точно.
Глава 8
Добрался до Новосибирска лишь в восемь утра. Забрал свои вещи у дежурного по станции и прямиком двинул домой зализывать раны. В редакции решил пока не появляться. Во-первых, необходимо было выиграть время и до поры до времени не светиться. Во-вторых, боялся, что не утерплю и плюну в физиономию моему бывшему другу Ромке Шилову с явными тяжелыми последствиями для моего и без того слабого здоровья.
Когда дома взглянул в трюмо, то не без основания спросил себя: "Кто этот тип с грязным и побитым лицом последнего бомжа? Только не говорите мне, что вот это когда-то было Андреем Говоровым. Не смешите людей. Кто ж в это поверит?! Андрюша был вполне приличным мальчиком с вполне симпатичным фейсом. А этот отдаленно не похож даже на его копию".
Наверное, для того, чтобы убедиться окончательно, кто все же выступает там, из туманного зазеркалья, я полностью разделся. И вновь себя не узнал.
Но проникся искренней жалостью и сочувствием к моему двойнику, ибо тело его состояло, казалось, из сплошных синяков и ссадин. Мне даже почудилось, будто на лице незнакомца проступила бледная маска смерти. Положительно, он плохо кончит, и даже очень скоро. Попытался найти слова, которые способны были бы подбодрить несчастного, заронить в сердце надежду на лучшее будущее. Но, как ни старался, таких слов найти не смог. А потому мрачный и злой поплелся в ванную.
Приняв горячий душ и смазав все свои многочисленные ссадины зеленкой, почувствовал облегчение. Решил, как и обещал, позвонить Тане.
- Слушаю, - раздался в трубке знакомый нежный и приятный голосок.
- Привет, Малыш! - почему-то назвал я ее новым именем, которое мне сразу понравилось.
Несмотря на столь необычное начало нашего разговора, Таня меня узнала и очень обрадовалась.
- Андрюша! Здравствуй! Ты когда приехал?
- Только что. Ты чем занимаешься?
- Ничем. Родители ушли на работу, а я бездельничаю.
- Как ты посмотришь на то, если я к тебе минут через сорок заскочу?
- Буду только рада.
- Вот и ладушки. Только заранее предупреждаю - не пугайся моей внешности.
- А что случилось?! - встревожилась она.
- Ничего особенного. Сама увидишь. До встречи!
Может быть, кто-то подумал, что я решил немного отдохнуть в компании молоденькой и хорошенькой девочки и малость развлечься, как говорят нынешние молокососы, "оттянуться"? Увы, ничуть не бывало. Я вышел на тропу войны и решил во что бы то ни стало найти кровавый след главного зверя, по заданию которого меня едва не угробили. Это мог быть и негодяй Ромка, но и кто-то другой, посолидней и помасштабней. Я конечно же понимал, какую архисложную задачу перед собой поставил и к чему все это может меня привести. Прекрасно понимал, но уже ничего с собой поделать не мог. Я перестал себя контролировать. Что-то сломалось в моем замечательном, хорошо отлаженном механизме, какая-то главная пружина, вовремя гасившая мои эмоции и направлявшая мои поступки в нужном направлении к спокойному и, главное, предсказуемому будущему. Сейчас же я был как тот корабль без руля и ветрил, совершенно неуправляемым и способным на любые авантюры.
А Таню решил взять с собой, во-первых, потому, что соскучился. Сущая правда. Никакие капитаны внутренней службы, сколько бы их не было в прошлом и еще будет в обозримом будущем, не могут заменить такой девушки, как она. Они, капитаны, хороши для постели. А для души хочется чего-нибудь эдакого чистого, звонкого, а еще такого... такого... Словом, думаю, что мужики меня отлично поняли. Во-вторых, страшно одному пускаться в рискованное "плавание". А тут какое-никакое, а все же живое существо.
Первое, с чего решил начать, - с посещения Заельцовского суда, следовало ознакомиться с материалами архивного дела. Думаю, это не составит больших проблем - у меня были хорошие отношения с председателем суда Коньковой Тамарой Ивановной. Мне нужно было- узнать адрес подруги Трубициной, чьей квартирой она пользовалась, а также родителей Кати. Интересно, знают ли они о смерти дочери?
Поджарил на скорую руку пару яиц, заварил кофе, позавтракал, оделся и побежал в гараж к своему испытанному другу "шевроле". Языковой барьер нисколько нам не мешал, мы с ним уже давно научились понимать друг друга без слов.
Когда Таня открыла мне дверь, то я буквально остолбенел. На ней было точно такое же бирюзовое платье, какое я еще совсем недавно видел на капитане внутренней службы. От этого совпадения мне стало как-то не по себе, если не сказать больше. Будто девушка видела меня насквозь и сознательно надела именно это платье.
- Ой, что это с тобой, Андрюша?! - испуганно проговорила она, заинтересованно рассматривая мою сильно помятую физиономию. - Кто это тебя так?
- А! Пусть не лезут, - решил отделаться дебильной шуткой.
Но не тут-то было. У этой хрупкой девушки была железная хватка крутого опера.
- Это связано с убийством Струмилина? Да?
- Да. Но не только.
- Что значит "не только"? - Она смотрела на меня, как фининспектор на зарвавшегося бухгалтера.
И я кратко рассказал ей всю свою одиссею. Удивительное дело! Чем дальше я рассказывал, тем больше она успокаивалась. Характер, да?!
- Зря ты не сообщил в милицию, - сказала она, выслушав мой рассказ. Что же ты собираешься делать дальше? .
- Попытаюсь найти тех, кто это сделал. А главное, того, кто все организовал.
- Я с тобой! - с воодушевлением проговорила она. И чтобы пресечь на корню мой возможный отказ, строго добавила: - И без возражений!
И, глядя на ее одухотворенное жаждой борьбы с русским "спрутом" лицо, я внутренне скукожился и устыдился. Нет, нужно быть законченным идиотом, непроходимым тупицей и отъявленным негодяем, чтобы втягивать эту славную девчушку в столь опасное мероприятие! Точно. Это ж надо додуматься... Скучно ему одному, видите ли! Ну надо же! И я бурно воспротивился ее решению.
- Нет, нет, об этом не может быть и речи!
- Нет да, - твердо сказала Таня, сверля "дырку" в моем лбу твердым, как победитовое сверло, взглядом.
Она бесцеремонно вытолкала меня на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь. Спросила:
- Ты на машине?
- Да.
- Тогда пойдем!
Она взяла меня под руку и потащила вниз по лестнице. И я прекратил сопротивление. Не драться же мне с ней, верно? И потом, особых опасностей ведь не предвидится. Сгоняем в суд, затем по паре адресов, вот и все. А завтра я попросту за ней не заеду, и будет полный порядок.
Как я и предполагал, в суде все обошлось без осложнений. Коньковой я объяснил, что недавно получил от Трубициной письмо и еще хотел бы перелистать уголовное дело.
Подругу Трубициной звали Натальей Павловной Забродской. Проживала она в Ботаническом жилмассиве, а работала в пресс-центре УВД. Следователь в протоколе записал даже номера служебного и домашнего телефонов. Я позвонил на работу. Мне подтвердили, что да, Забродская до сих пор работает у них, но, к сожалению, ее сейчас нет. Наудачу позвонил домой. Она отозвалась и согласилась со мной встретиться. Я записал адрес родителей Трубициной и вышел из суда.
Через десять минут мы были у 3абродской дома. Наталья Павловна оказалась статной, несколько полноватой шатенкой с некрасивым, но довольно интеллигентным лицом. Лицо особенно деформировал массивный и грубый нос-бульбочка. Я видел ее впервые, так как во время суда она находилась в заграничной поездке и судья был вынужден огласить ее показания, данные ею на предварительном следствии. Одета она была в строгий темно-синий костюм - видно, собралась уже на работу.
- Здравствуйте, Наталья Павловна! Разрешите представиться. Корреспондент областной газеты "Сибирские вести" Говоров Андрей Петрович. А это наш стажер Таня, - кивнул на свою спутницу.
Забродская сделала вид, что не заметила мою синюшную физиономию.
- Очень приятно! - радушно улыбнулась. Указала рукой на дверь, ведущую в комнату. - Проходите, пожалуйста.
Мы с Таней уселись на диване. Однокомнатная квартира Забродской была скромно, но со вкусом обставлена: стенка, набор мягкой мебели, цветной телевизор "Изумруд", палас коричневых тонов, на стене репродукции картин с летающими по небу рахитичными людьми. Вероятно, Шагал. Впрочем, может быть, и кто-то другой. Я плохо разбираюсь в живописи. Во всем был идеальный порядок. Каждая вещь долго примеривалась, прежде чем занять то самое, предназначенное только для нее место.
- Хотите кофе? - спросила хозяйка.
- Можно, - ответил я за наш небольшой, но дружный коллектив. .
Забродская ушла на кухню.
- А кто она такая? - шепотом спросила Таня.
- Подруга Трубициной, - прошептал в ответ. - Два года назад в этой квартире убили Погожева.
- Кого?
- Вячеслава Погожева, коммерсанта. В его убийстве обвинили Трубицину. Помнишь, я рассказывал?
В комнате появилась Наталья Павловна с подносом, где стояли три чашки с дымящимся кофе и дольки шоколада на блюдечке.
- Вот, прошу. Угощайтесь.
Я взял чашку, отхлебнул. Кофе был дрянным, "Пеле" или что-то в этом роде. Но чтобы не обижать хозяйку, похвалил:
- Замечательный кофе!
Она искренне рассмеялась моей сознательной лжи.
- Не надо, Андрей Петрович, щадить мое самолюбие. Кофе ужасный, но зато самый дешевый. Я к нему уже привыкла. Так о чем вы хотели со мной поговорить, коллега?
- Дело в том, Наталья Павловна, что я поддерживал обвинение в суде по делу вашей подруги Трубициной.
- Вот оно что?! - удивилась Забродская. - Так вы в связи с этим?.. А почему вас вновь заинтересовало это дело?
Достал из кармана письмо Трубициной, протянул ей.
Она развернула его и принялась неторопливо читать. Вздохнула, долго смотрела отсутствующим взглядом в пространство, затем сказала раздумчиво:
- Я подозревала, что с этим ее парнем не все чисто.
- Вы его знали? - От волнения голос мой стал хриплым.
- Нет, видела всего лишь раз, да и то мельком.
- Как он выглядел?
- Статный, высокий - под два метра, с красивым волевым лицом. Они были очень эффектной парой.
Она "нарисовала" облик моего бывшего друга Ромки Шилова. Неужели все же он стоит за всем этим?
- А Трубицина называла его имя, фамилию? Может быть, говорила, чем он занимается?
- Нет, нет, она о нем ничего мне не говорила. Даже сердилась, когда я пыталась расспросить. Только сказала как-то, что он юрист.
Он, Ромка! Точно!
- А отчего она держала их отношения в тайне? Может, он был женат?
Она удивленно на меня взглянула.
- А вы знаете, я как-то об этом не думала. Но вполне возможно, что причина именно в этом. Вполне возможно.
- Наталья Павловна, вы встречались с ней после суда?
- Да, - кивнула она. - Здесь, в следственном изоляторе, перед отправкой ее в Челябинск мне разрешили с ней свидание.
- Что она вам говорила об убийстве?
- Но я дала ей слово никому и ничего не рассказывать.
- Будем считать, что она освободила вас от этого слова.
- Вот как? - удивилась Забродская. - Вы с ней виделись?
- Пытался, но меня опередили. Ее убили, Наталья Павловна.
Она вздрогнула. Кофе из чашки выплеснулся на палас. Справившись с волнением, осторожно поставила чашку на поднос. Самообладания ей не занимать.
- Вы это серьезно?
- Такими вещами не шутят, Наталья Павловна.
- Действительно, освободила... - Тряхнула головой, сбрасывая оцепенение. - Хорошо, я расскажу все, что она мне поведала. Но только зачем вам все это?
- Хочу во всем разобраться. Я ведь тоже виноват в том, что ее осудили.
- Увы, запоздалое раскаяние, - усмехнулась Забродская.
- Лучше поздно.
- Ну, это ваше дело. Так вот, на свидании Катя уверяла, что из того, что произошло здесь, она ничего не помнит. Проснулась, хотела закричать, но кто-то сильный прижал к ее лицу влажную тряпку, вероятно с эфиром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38