- Это капитан удит. Его любимое место. Он рыбак сурьезный, - в голосе старика сквозило уважение.
Пока Игорь Васильевич усаживался в плоскодонку и вставлял весла в уключины, дед все рассказывал ему:
- Летом редко наезжает. Все по океанам шастает. А вот поздней осенью заглядывает. И зимой бывал, после Николы. Я только одного не пойму - всю жизнь на воде проводит, а на рыбалку сюда приматывает? Ведь в морях какая рыба-то! Не чета нашей. Ведь чтоб судака или леща взять - это ого-го!
Корнилов оттолкнулся веслом от мостика. Сделал первый гребок.
- Ты поосторожней, - напутствовал дед. - Он не любит, когда ему мешают...
- Ладно, дедушка, - пообещал подполковник.
Он сделал несколько сильных, резких гребков и, держа весла над водой, с удовольствием следил, как легко и послушно разрезает водную гладь плоскодонка. Слабый ветер приносил с полей запах подсыхающего свежего сена. Чуть-чуть пахло водорослями. Стрекоза на секунду села на весло и тут же полетела дальше.
"Хорошо-то как", - подумал Корнилов и начал грести, время от времени оборачиваясь на рыбака, чтобы не уклониться в сторону. Минут через пятнадцать он уже был совсем рядом и, помня наказ деда, сбавил ход, греб, едва касаясь веслами воды, без единого всплеска. Только слабо поскрипывали уключины.
Бильбасов был одет в красиво простроченную брезентовую курточку и такую же кепочку. С его лодки свешивалось несколько длинных удилищ.
Время от времени он посматривал на приближавшегося Корнилова и, когда увидел, что тот гребет прямо к нему, крикнул, приглушая голос:
- Куда тебя несет, дядя! Рули в сторону!
Убедившись, что гребец не думает сворачивать, Владимир Петрович привстал со скамейки, держась одной рукой за борт, и сказал возмущенно:
Да ты что... - Но в это время на одной из удочек здорово клюнуло, и он, не закончив фразы, быстро нагнулся, сильно качнув лодку, ловко подсек, а через минуту вытащил прекрасного судака.
"Какой красавец, килограмм потянет" - с завистью подумал Корнилов.
Пока Бильбасов снимал судака с крючка и препровождал его в садок, Игорь Васильевич успел опустить якорь - какое-то железное, неимоверно тяжелое колесо на веревке. Течение слегка развернуло лодку, и она стала метрах в трех от бильбасовской.
Увидев, что Корнилов расположился рядом, Бильбасов на несколько секунд потерял дар речи. Он глядел на Игоря Васильевича, и на лице его настолько ярко, по-детски сменялись выражение обиды, гнева и, наконец, крайнего недоумения, что подполковник расхохотался.
- Или я ничего не понимаю, - сказал Бильбасов, - или вам от меня что-то нужно... Вы из рыбоохраны? Так я...
- Я из уголовного розыска, - перебил его Корнилов. - Приехал побеседовать с вами, Владимир Петрович. Из Ленинграда приехал. Зовут меня Игорь Васильевич.
Бильбасов нахально, как показалось Корнилову, присвистнул. Игорь Васильевич краем глаза заметил, что один из поплавков, дернувшись несколько раз, ушел под воду. "Ну и везет же ему! - ревниво подумал он. А я вот возьму и не Скажу..."
Однако Владимир Петрович и сам не зевал. Он опять ловко подсек и спокойно, казалось бы, даже равнодушно вытащил еще одного судачка. Такого же, как первый. Но Корнилов заметил, как удовлетворенно дрогнула у капитана пухлая нижняя губа.
- Значит, кроме прокуратуры, мною еще и уголовный розыск занимается?
- И уголовный розыск тоже, - весело подтвердил Корнилов, ловя себя на мысли, что испытывает некоторое удовольствие от того, что подпортил Бильбасову прекрасную рыбалку. "А я, оказывается, еще и мелкий завистник!" - подумал он.
Бильбасов ему понравился. Открытый взгляд когда-то, наверно, ярко-голубых, теперь чуть повыцветших глаз, в которых не чувствовалось ничего затаенного, и лицо живое и очень выразительное. И еще понравилось Корнилову что и здесь, на рыбалке, капитан хорошо выбрит и подтянут. Прямо хоть на капитанский мостик.
- Вот что способен один подлец наделать! - раздраженно посетовал Бильбасов. - Человек на законном бюллетене не может спокойно половить рыбу!
- Вы кого имеете в виду? - поинтересовался под полковник.
Один из поплавков снова ушел в воду.
- Кого же я еще могу иметь в виду? У вас, кажется, таких людей называют заявителями. Вот о нем и речь.
- У вас давно клюет, капитан, - не выдержал Игорь Васильевич и кивнул на удочки. - Сейчас в камыши уведет.
- Какая уж теперь рыбалка! - проворчал Бильбасов. Но судака снова вытащил профессионально. Правда, судачок теперь был помельче. - А, собственно, моя-то персона зачем вам потребовалась? Или вскрылись мои новые злодеяния?
- Так... Побеседовать, - неопределенно хмыкнул Корнилов.
Узнав от оперуполномоченного Макеева и от старика, что Бильбасов уже три дня ловит здесь рыбу и никуда не отлучался, он хотел сразу рассказать ему о смерти старпома, но сейчас передумал.
- А все же? Меня любопытство заело! - насторожился капитан. - Не рыбачить со мной за компанию вы ведь приехали?
- В прокуратуру пришло несколько писем о том что с Гориным хотят разделаться...
- Письма, конечно, анонимные?
- Анонимные.
- И пишут о том, что готовит расправу с Гориным капитан Бильбасов?
- В письмах ваша фамилия не называется.
- Ну естественно! Понятно и так - не кок же будет списывать с судна старпома. - Он небрежно махнул рукой. - Пусть делают со мной что хотят, но плавать я с ним не буду. Это уж точно.
"Что верно, то верно, - подумал Игорь Васильевич. - Это, пожалуй, единственное, что и я знаю точно".
- Вы, Владимир Петрович, не так меня поняли. В письмах говорится, что Горина хотят убить.
- Убить? - капитан рассмеялся. - Это что-то новое. Да вы поймите, товарищ...
- Корнилов, - подсказал подполковник.
- Вы поймите, товарищ Корнилов, эти письма наверняка сам Горин и писал. Чтобы набить себе цену. Уж если вы всерьез хотите разобраться во всей галиматье, которую понаписал старпом...
- Да нет, Владимир Петрович. Я ведь не занимаюсь разбирательством заявления вашего старпома. Это дело прокуратуры. Я к вам приехал, чтобы задать один-единственный вопрос: где вы были вечером третьего июля? Правда, на этот вопрос мне местные жители уже ответили. Теперь вроде и спрашивать не о чем...
Бильбасов смотрел на подполковника очень пристально и сосредоточенно. Наконец спросил с сомнением:
- Неужели только за этим и приехали?
- Мы проверяли, где находились третьего июля вечером вы и другие люди, о которых написал в своей жалобе старпом.
- И только обо мне ничего не знали?
Корнилов не ответил.
- Крепко заштормило, - покачал головой капитан. - Прямо аварийная ситуация.
- А вы что же, в город возвращаться не собираетесь? - поинтересовался Игорь Васильевич. - С бюллетенем-то надо дома сидеть. Вам, вместо того чтобы судаков таскать, следовало бы давать объяснения в прокуратуре по поводу обвинений, выдвинутых вашим бывшим старпомом...
- Я здесь обдумываю, как мне его писать, это объяснение, - засмеялся вдруг Бильбасов. - А что, завидуете? Хороши судачки?
- Завидую, - признался Корнилов, и оба рассмеялись.
- Я сразу почувствовал в вас рыбака. Со мной разговариваете, а сами все на поплавки коситесь и встали правильно.
Он смотал удочки, положил в лодку садок с рыбой. Корнилов заметил, что, кроме судаков, там есть несколько крупных окуней. Бильбасов достал банку с червями и, чуть помедлив, словно раздумывая о том, пригодятся они еще или нет, выбросил их в воду. Потом высыпал прикормку.
Подняв якоря, они погребли к берегу. Всю дорогу гребли молча, только раз Бильбасов не выдержал. Крикнул:
- Неужели из-за одного вопроса приехали? Или еще что есть?
- Этот вопрос был главным, - отозвался Корнилов и больше ничего не стал говорить.
Потом Бильбасов почистил рыбу, они соорудили на берегу небольшой костер, сварили уху. Когда уха была готова, капитан принес хлеб, бутылку водки. Постучал по ней ногтем.
- Как, допускается?
- Нет, - отказался Игорь Васильевич. - Почки.
В начале года его разок тряхнула почечная колика. Врач сказал камни. Прописал диету. А по поводу водки выразился неопределенно, дескать, немного можете. Болезнь больше никак не проявляла себя, Корнилов забыл и думать о диете, но, когда не хотел пить, всегда Ссылался на камни.
Бильбасов в некотором раздумье подержал бутылку в руке и, тихо пробормотав: "Какая ж уха без водки?" откупорил бутылку и налил полстакана.
Они ели уху, беседуя о рыбалке, красоте здешних мест, жаркой погоде. Капитан время от времени поглядывал на Игоря Васильевича долгим, изучающим взглядом, словно подтолкнуть хотел: чего тянешь спрашивай задавай свои "второстепенные" вопросы!
- Владимир Петрович как вы считаете, среди эки пажа "Ивана Сусанина" есть такие люди, которые из ненависти к старпому могли бы решиться на крайний шаг?
- Чего ради? - пожал плечами капитан. Кто за хотел бы пачкать руки об эту дрянь! Простите о заяви телях не положено говорить плохо?
- Говорите, что думаете, - махнул рукой Корни лов. - Нам истину выяснить надо.
- Нет, нет. Самое большее - публичная пощечи на, - убежденно сказал Бильбасов. - Ему и мне... Я в этой истории главный виновник. Стыдно признаваться на старости лет...
- Ну а если по-другому поставить вопрос. Написал Горин заявление, я читал - не скрою, много серьезных обвинений. Но вот начинается доскональная проверка, и при этом всплывает кое-что посерьезнее. Тяжелое преступление. Старпом о нем не написал по каким-то сообра жениям, но знал, что в ходе проверки это обнаружилось бы обязательно. И кто-то, неизвестный ни Горину, ни вам, почувствовал, что пахнет жареным. Очень жареным. И задумал от вашего старпома избавиться. Можно сделать такое предположение, как вы считаете?
- Ах, товарищ Корнилов, я устал доказывать - все в его заявлении блеф, все натяжки...
- Не надо, не надо! - запротестовал Игорь Васильевич. - Не будем об этом. Хотя я думаю, что натяжек не может быть на пустом месте. Они всегда бывают к чему-то, эти натяжки. Но тут уж не моя компетенция... Меня другое интересует. А вы...
- Это другое нельзя понять, не зная главного. Только вы не подумайте, что я собираюсь оправдываться, - говорил Бильбасов спокойно, уверенно. - Я виноват в большем, - продолжал он. - Горин об этом не написал и не напишет никогда. Ведь это я создал старпома Горина! Я, собственными руками! Добро бы - только сам и пострадал. Но вместе со мной страдают другие люди. Честные, заслуженные. Юрий Максимович - типичный представитель нашего отечественного конформизма. Вы знаете, что такое конформизм?
- Капитан, не слишком ли много вопросов? - внезапно раздражаясь, сказал Корнилов. - Мы тоже живем не в безвоздушном пространстве. Всякого повидали.
- Простите. Не учел. Судя по годам, вы не рядовой сотрудник?
- Не рядовой. Замначальника угрозыска.
- И приехали ко мне? Спрашиваете меня, главного обвиняемого?
- Я спрашиваю, а вы мне не отвечаете.
Бильбасов вздохнул. Сказал жестко, раздельно:
- У нас на "Сусанине" никаких Серьезных и несерьезных преступлений не совершалось. И даже пять проверок ничего не смогут установить. - И добавил уже обычным тоном: - На теплоходе служат хорошие, честные ребята. Если и случались неприятности, мелкие неприятности, так где их не бывает! Обычное разгильдяйство. Но утверждать, что ни у кого из экипажа не было причин для ссоры со старпомом я не могу...
- А какие причины могли возникнуть?
- Ух! - зло бросил Владимир Петрович и стал остервенело сгребать деревянной кочережкой полуобгорелые поленья в середину костра. Чуть-чуть успокоившись, сказал: - Я вам все-таки должен набросать портрет своего старпома. Несколько штрихов...
- Валяйте. - Корнилов посмотрел на часы. - Может, сигаретку выкурите? - Он протянул пачку Владимиру Петровичу. Тот отмахнулся.
- Спасибо, у меня свои. Привык уже. Он вытащил из нагрудного кармана пачку "Филиппа Морриса" и вздохнув, закурил. - Не знаю, что буду делать, когда плавать перестану Пенсионерам-то валюту на курево не выдают. Придется бросать совсем.
Он налил из котелка в стакан еще не остывшей ухи, добавил туда водки и выпил. Посмотрел на Корнилова и, заметив на его лице брезгливую гримасу, сказал:
- Не морщитесь. Прекрасный напиток. Так вот, с Юрой Гориным я познакомился... - Бильбасов на секун ду задумался, затянулся глубоко. Пятнадцать лет назад. Да, именно пятнадцать. Был в моей жизни такой период, когда я несколько лет преподавал кораблевождение в мореходке. Жена заела: или я, или море. Вот такие пироги. Мы тогда еще молодые были... И учился у меня курсант Юра Горин, худенький, шустрый блондинчик... Учился уже теперь и не помню как, но парень был ласковый и предупредительный. Всегда о чем-то расспрашивал меня после лекций, стал бывать дома. Жене он почему-то не понравился. Бабы, они такие - за версту чуют, чего от человека ожидать можно. А я относился к нему хорошо. Его услужливость за преданность принимал. Теперь-то я понимаю - ему ледокол был нужен.
- Чего, чего? - удивился Корнилов.
- Ледокол. Знаете, чтобы вперед сквозь льды двигаться, надо вес большой иметь. А у Юры тоннаж в то время маловат был, даже тонкий лед не одолеть. Ну и шел он за мной в кильватере по чистой воде.
Бильбасов посмотрел на подполковника и улыбнулся.
- В преподавателях я долго не высидел - комфорт не тот. Привыкаешь на море к размеренной жизни. А на берегу на работу добираешься в переполненном трамвайчике, в магазины жена заставляет ходить, а там очереди. Ну и прочие мелочи быта, о которых на судне ни сном ни духом не ведаешь. Попросился снова в море. Горин к этому времени мореходку закончил. Проплавал он у меня год стажером, потом четвертым штурманом и так далее. Парень он в то время был покладистый, в рот смотрел. Я с ним горя не знал.
- Удобный помощник!
Капитан как-то совсем по-детски, виновато улыбнулся, и Корнилов почувствовал неловкость за свою фразу. Ему стало неприятно оттого, что этот сильный человек, уже совсем пожилой, вынужден вот так жалко улыбаться.
- Удобный. Он тогда... как бы это сказать помягче, очень стремился по службе двигаться. Выступал на собраниях, предлагал всякие новшества, за любую общественную работу брался - смотрите, дескать, вот он я! Ему всегда можно было поручить то, за что другие бы не взялись. А на какие-то штришки в его поведении я старался не обращать внимания. Считал, что неэтично вмешиваться в личные дела. Скандалов ведь не было...
- Что же это за "штришки"? - спросил Корнилов.
- Штришки неприятные, - поморщился Бильбасов. - С товарищами он плохо ладит. И по женской части... Приходили ко мне официантки, жаловались. Но это уж в последнее время. Вот так он и рос на "Сусанине". Первым серьезным уроком для меня стал такой случай: Юрий Максимович пришел ко мне и потребовал место старпома. Нашего старого назначили капитаном на большой сухогруз. Состоялось крупное объяснение. Я Горину отказал, а на следующий день меня пригласил начальник управления кадров пароходства. Попросил за Юру. Способный-де человек, в пароходстве его хорошо знают. "Ты ж, говорит, - сам два года назад представлял его к ордену! Раньше Горин был хороший, неужели так быстро испортился?" Я сдался. - Бильбасов закурил. Он теперь не вынимал сигареты изо рта, прикуривая одну от другой.
- Да как же вы могли! - в сердцах бросил Игорь Васильевич. - Вместо того чтобы разоблачить карьериста, вы писали на него хорошие характеристики! Я сам читал. А теперь к ответственности могут привлечь вас! Ведь если вы рассказали мне правду... - Он покачал головой.
- Правду, товарищ следователь, - спокойно сказал Бильбасов.
- Я не следователь. С ним вы еще наговоритесь. И не думаю, что эти беседы будут вам приятны. Сами виноваты.
Владимир Петрович, казалось, не обратил на слова Корнилова никакого внимания.
- Не так давно в пароходстве надумали выдвинуть Горина капитаном на другое судно. Но я сказал: баста! Станет капитаном - таких дров наломает, не приведи господи. Мелкий человек. А потом какой-нибудь дурак вроде меня начнет его двигать дальше...
- Представляю себе гнев карьериста, у которого срывается очередное назначение, - сказал Корнилов и подозрительно спросил: - А может быть, вы просто не хотели лишиться его поддержки и его услуг?
- Нет, не то, - отмахнулся Бильбасов. - Знаете, с вами хочется быть откровенным. Наверное, в уголовный розыск специально таких людей подбирают? Так вот... Не могу сказать, что я хороший психолог. Но я догадывался, что старпом карьерист, нечистоплотный человек и начал бы пакостить еще давно, если бы не рассчитывал двигаться при моей поддержке... И я его двигал, стараясь не вникать в мелочи. Я был слишком занят работой, вещами более серьезными, чем личность старпома. Да и что я в конце концов, сыщик, что ли? Он старался делать свое дело, ну и... Не хотел я влезать! - сказал капитан раздраженно.
- Инстинкт самосохранения?
- Может быть, может быть... Но когда я увидел, что его честолюбие приняло угрожающие размеры, у меня хватило твердости остановить Горина. Я написал объективную характеристдку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13