Главное - мы
сохранили веру и обычаи. Отважный рыцарский дух живет в груди лучших сынов
Израиля. По всем дорогам Европы странствуют наши мишугоэм и вершат великие
подвиги. Они освобождают девиц и дам, побеждают могучих великанов и
коварных карликов. Многие рыцари рыщут по лесам и пустыням, стремясь
обрести Священную Мацу, которую не доел когда-то праотец Авраам.
- А что это за штука такая? - удивился Лева.
- Ты спросил неправильно, - недовольно проворчал хозяин. - Надо было
сказать так: "О, благородный рыцарь, поведай мне историю Священной Мацы".
Но я прощаю тебя, ибо ты не знаешь еще наших обычаев. Так вот, Сарра была
стара и бесплодна, Авраам тоже далеко не юноша, но, как и пообещал им Бог
- а на Его слова, мой юный друг, можно положиться, как на страховой полис,
- Сарра понесла, что, как говорится, большое чудо и можно каждому пожелать
в ее и особенно в его возрасте. Авраам возблагодарил Ягве, а Сарра в честь
такого события испекла мацу. И это еще более великое чудо, так как готовит
Сарра не любила и не умела. И это была первая маца, приготовленная под
этими небесами, и это были первые евреи, приготовившие и откушавшие ту
мацу. Некоторые, правда, говорят, что Сарра собиралась испечь пирог, но,
как я уже упоминал, она была та еще кулинарка, и пирог совсем немножко
подгорел и самую малость усох, а положить в него начинку она просто
забыла. Потому маца и получилась такой, какую мы ее сейчас едим. Однако
Авраам любил таки хорошо питаться, и когда Сарра принесла ему
изготовленную своими руками мацу, он очень обрадовался, попробовал, воздел
руки к небесам, сказал: "Ты у меня, Саррэле, таки золотая хозяйка, но
зачем было так напрягать себя в твоем положении?!" - и убрал остатки мацы
в заплечный мешок, на черный день. Однако черный день, благодаря Господу,
не наступил, и праотец так и не доел эту мацу, хотя Сарра, дай ей Бог
здоровья на том свете, каждое утро напоминала ему про нее. Авраам отвечал
жене, что бережет этот единственный плод ее кулинарного искусства как
память, запер эти остатки в большой чемодан и положил чемодан на шкаф в
самый дальний угол. С тех пор все евреи хранят мацу в чемоданах на шкафах.
Когда Авраам умирал, он завещал мацу Исааку. Когда Исаак женился на
Ревекке, на свадьбе незримо появился ангел и втайне от всех благословил
мацу, но этого никто так и не узнал. После Исаака она должна была перейти
к Исаву, но досталась Иакову, который позже в пустыне откусил от нее
кусочек. Она так подкрепила его, что он почти на равных всю ночь боролся с
Богом, который за то присвоил ему имя Израиль. И надо сказать, что Израиль
с тех пор таки доставил своему Богу немало неприятных минут. Иаков завещал
мацу своему любимому сыну Иосифу, Иосиф подарил ее младшему брату
Вениамину, а Вениамин сменял ее на ножичек и два блока жвачки. Тогда
Священная Маца и была утрачена на века, и с той поры лишь несколько
наиболее отважных, достойных и богобоязненных иудейских рыцарей
удостоились счастья лицезреть ее. Давид видел ее как бы в туманном золотом
облаке перед боем с Голиафом, Самсон - перед разрушением храма, а Иуда
Маккавей - перед первой из своих великих побед. Говорят, что даже крошки
от нее излечивают смертельные раны, наделяют необоримой мощью и
прозорливостью и делают отведавшего самым сильным рыцарем в мире.
Рассказывают также, что достигнуть Священной Мацы может лишь рыцарь,
совершенный во всех отношениях, конечно, обрезанный и правоверный, не
моложе двадцати одного года, без вредных привычек и никогда не знавший
женщины. А где, я спрашиваю, вы найдете девственника таких лет в нашем
климате? Так, мало этого, коснуться Священной Мацы дано только тому, кто
ни разу в жизни не солгал. Это уж вовсе ни с чем не сообразно. Еврея,
который никогда никого не обманул, следует возить по всем землям в клетке
с надписью: "Опасный зверь. Большая просьба ни в коем случае не кормить, а
то он, не дай Бог, начнет еще размножаться". Хотя, конечно, Ягве виднее. И
уж если такой уникальный экземпляр обнаружится, крылатые девы во главе с
седовласым старцем вынесут ему навстречу Мацу прямо в чемодане, и от Мацы
будет исходить сияние, и от чемодана - сияние, и от девушек со стариком -
тоже сияние, так что, я думаю, мало света этому мишугинер не покажется.
Потом он свершит великие подвиги и умрет совершенно удовлетворенный.
Впрочем, думаю, при нашей жизни всего этого не случится. Лехаим! - и
Столпнер осушил огромный кубок.
- Однако, - продолжал он, закусив куриной ножкой, - помимо поисков
Священной Мацы, есть у нас и другая общая цель, несравненно более важная.
Все иудейские юноши, едва окончив хедер, мечтают поскорее стать рыцарями,
чтобы найти и освободить от неверных могилу пророка Моисея. Как известно,
пророк не дошел до Земли Обетованной и умер в пустыне, по которой мотаются
на лошадях и верблюдах дикие арабы. Дикие-то они дикие, но воевать умеют.
Мы уж три могиндовидных похода в тех местах провели...
- Ну и как? - поинтересовался Лева.
- С переменным успехом. Отдали им четыре приграничных области. Однако
теперь даже интереснее сражаться, места больше. Ну ладно, пора спать,
завтра вставать рано.
И они разошлись, точнее, ушел один Лева, а хозяина, ноги которого
отказались работать - по-видимому, в честь субботы - унесли четверо слуг.

Наутро Куперовского растолкал сам реб Мойша.
- Вставай! - сказал он. - Есть дело. Ночью мне пришла в голову
великолепная идея. Сейчас мы тебя посвятим в рыцари.
- Зачем? - удивился Левушка. - Вроде и так все было хорошо.
- Нет, - мотнул головой Столпнер. - Так нельзя. Я - благородный реб,
мы все - высокородные ребы, один ты не приобщился. Уходи тогда из моего
дома на все четыре стороны и ищи себе приют у какого-нибудь мытаря, если
они еще сохранились на израильской земле. Я лично уже три года ни одного
не видел, с тех пор, как последнего травил собаками. Ну что, идешь или
нет?
"Соглашайся, - шипел в ухо Леве знакомый ехидный голос. - Соглашайся,
а то хуже будет". Да Левушка и сам видел, что хозяин мучается от тяжкого
похмелья и ему лучше не возражать.
- А я-то тебя полюбил, - и реб Мойша вдруг зарыдал. - Я-о в тебя
верил. Пригрел, называется, змею на груди, - и он резко развел руки таким
жестом, как будто и впрямь стряхивал с себя упомянутое пресмыкающееся.
- Хорошо, - сказал Куперовский. - Одеваюсь и иду.
- Только давай побыстрее, - уже нормальным голосом попросил рыцарь. -
Люди ждут.
Зал и вправду был полон. Пришли все вчерашние гости и много новых.
Явился величественный раввин в церемониальных одеждах, около него
крутились какие-то мелкокалиберные тинэйджеры - видимо, служки.
Присутствующие были разряжены в пух и прах. Судя по всему, посвящение в
рыцари было здесь не слишком частым событием. С появлением Левы все
спустились во двор. Куперовскому подвели коня, на которого следовало
вначале влезть, а потом очень быстро слезть с него. Последнее удалось
Левушке без всякого труда. Отряхнувшись, он подошел к раввину, который без
спросу положил нашему герою руку на голову и долго что-то читал ему на
иврите из большой толстой книги в кожаном переплете с медными застежками.
Потом Леве полагалось попасть стрелой из лука в цель. Он не попал, но это
оказалось неважным. Пел кантор. Танцевали "фрейлахс". Затем Куперовского
поставили на колени прямо в пыль, и самый старый из гостей трижды хлопнул
его мечом по носу. Все зааплодировали, крича "лехаим", а Столпнер
торжественно надел на Леву рыцарский лапсердак. Теперь Куперовский
приобщился к сообществу благородных ребов. В честь его посвящения устроили
турнир, но дело ограничилось тем, что реб Прудкин выбил из седла реба
Лифшица и выпал вслед за ним. У всех слишком болела голова после
вчерашнего. Левушке опять пришлось посидеть на лошади, и он начал
потихоньку осваиваться в седле, тем более, что животное ему попалось
спокойное и стояло смирно.
День пролетел незаметно. Перед сном заявился Столпнер.
- Ну что ж, реб Лев. Поздравляю от всей души. Теперь тебе следует
ночь провести в размышлениях, а утречком и отправляться искать приключений
на свою задницу. Я сам таким был в молодости. Коня я тебе дарю.
Едва за ним закрылась дверь, Лева смежил веки, не видя повода для
размышлений. Ан не тут-то было. Раздался хрустальный звон, переходящий в
чарующий звук железа по стеклу, и прямо из воздуха материализовался
чародей. В мятой пижаме. За его спиной хрипел от натуги гомункулус, держа
на спине диван.
- Вот, - сказал чародей, тыча пальцем в ношу Малыша, - добыл с боями.
Знал бы ты, сколько мне нервов это стоило. Но просто надоело о нем читать.
Впрочем, к вам, юноша, - маг снова перешел на свой обычный тон, - это не
имеет ни малейшего отношения. Пора вам, друг мой, на подвиги, пора. У вас
ведь нет меча? Вот вам от меня подарочек, - он снял с пояса своего
помощника длинный завернутый в несвежую холстину предмет и подал его
Куперовскому. - Это знаменитый Ломающийся Меч. Он и приведет вас домой.
Через препятствия, естественно. Смертельно опасные, само собой. Иначе
никак нельзя. Каноны, любезный, традиции, штампы. Взгляните на лезвие,
юноша. Оно все в зарубках, царапинах, надломах. Если вы уклонитесь с
верного пути, меч начнет противно трещать, хрустеть и даже завывать. Так
что он будет у вас вместо ком-паса. Кстати, его лезвие имеет свойство
ломаться в самый неподходящий для этого и опасный для жизни хозяина
момент. Однако таковы все волшебные предметы. В каждом из них есть
какой-нибудь изъян. Вот вам еще кошелек с шекелями - пригодится. Только в
ближайшие шесть часов ими ни с кем не расплачивайтесь - я только что их
сделал, еще горячие. Ну, я исчезаю. Можете не благодарить, это наш долг,
магов и мудрецов, помогать попавшим в беду девам, странствующим рыцарям,
путешествующим принцам и прочим тунеядцам и бродягам. Тьфу, пропасть!
Ладно, успехов вам, юноша, если повезет, конечно, а мне пора домой мебель
относить. Спать на нем буду, - чародей усмехнулся и вместе со своим
спутником и диваном растаял в сумраке ночи.
- Во любит эффекты старикан, - хихикнул кто-то невидимый в углу, но
так и не появился в этой повести.

С восходом солнца сопротивляющегося Левушку вытряхнули из постели,
накормили, напоили, дали с собой два набитых мешка с провизией и выставили
за ворота, вышвырнув ему вслед также недовольного ранним пробуждением коня
и меч. И наш Вечный Герой, вздохнув, отправился на подвиги. Ломающийся Меч
указывал ему дорогу, и неприятности пока что не спешили.
На восьмой день Леву ожидала первая встреча. Пещера, в которой он
собирался переночевать, оказалась занята. Из ее глубин, зевая и
потягиваясь, вышел широкоплечий крепыш с большим топором на плече. Ростом
он был едва выше пояса не такого уж высокого Левы. У недомерка были жгучие
черные глаза слегка навыкате, крупный горбатый нос, широкий рот с толстыми
губами, мускулистые руки и ноги и небольшие всклокоченные пейсы. Вообще
надо сказать, что все волосы на его голове - и шевелюра, и борода, и усы,
и даже брови - были взлохмачены и не расчесывались, очевидно, со дня
рождения. Если он, конечно, родился с бородой, на что было очень похоже.
Одет он был, по ночному времени, в кальсоны, колпак с помпоном и
расстегнутую жилетку. Выглядел карлик столь сердитым, как будто именно
Куперовский оторвал у его жилетки рукава.
- Кто здесь гремит железом, ржет и будит порядочных гномов? -
сварливым тоном осведомился он.
- Здравствуйте, - прошептал Лева. - А вы правда гном?
- У твоей мамы один сын? - спросил крепыш.
- Один, - удивленно ответил Левушка.
- Так вот он идиот, - констатировал хозяин пещеры. - А я - гном.
Иткин, сын Певзнера.
- Да удлинится бесконечно твоя борода! - торжественно произнес
Куперовский, который тоже кое-что читал и знал, как обращаться с разными
сказочными тварями и тварюшками.
- Да падет типун на твой болтливый язык! - ответил гном. - Разве это
пожелание? И так замучаешься мусор и колючки из бороды выбирать, а тут еще
доброжелатели со своими заклинаниями! Не дай Бог, Эру услышит!
Лева начал извиняться.
- Ладно, проехали. Тебе переночевать? Пять шекелей, с постелью и
завтраком.
Куперовский расплатился подаренными волшебником монетами. Гном
попробовал их на зуб, присмотрелся...
- Что, работа чародея с Нулевого Отражения? Да? Я сразу догадался,
тут у него фирменный знак есть, тебе не видно, а нам, сверхъестественным
существам, сразу заметно. Пустое, не тушуйся. Не обманешь - не продашь,
как говорится. Сойдут. В корчме возьмут или на рынке.
Он провел Леву по коротким переходам в высокую сводчатую пещеру,
битком набитую спящим гномами.
- Видал? - хвастливо прищелкнул языком крепыш. - Ни один ничего не
почуял, все дрыхнут. Бери их хоть голыми руками. Только я, Иткин, сын
Певзнера, услыхал грохот, который производили в верхнем пределе ты и твоя
лошадь. Все потому, что у меня самый чуткий сон. Я всегда настороже.
Недаром я происхожу из достославного рода. Мой предок Балин, прозванный
Хабарлогом за свою неукротимость, за обедом однажды съел восемнадцать
больших колбас с довеском и после этого еще сам дошел до опочивальни.
Известно за ним и множество других подвигов.
- Извините, - остановил Куперовский словоохотливого гнома, - но где
бы здесь все-таки можно было бы прилечь? Очень спать хочется.
- А вались где место найдешь, - буркнул недовольно Иткин. - И не
обессудь: у нас так принято. В чужую синагогу со своей Торой не ходят.
Лева с трудом отыскал местечко между двумя храпящими бородачами и, с
полчаса поворочавшись на разбросанном по всему полу сене, уснул.
Иткин разбудил его ни свет ни заря.
- Пошли, - буркнул он, - а то братья проснутся.
- Они что, все - твои братья?!
- Да нет, - раздраженно отмахнулся Певзнеров сын. - Просто у нас так
принято говорить. Поспеши. Это, видишь ли, секретный покой, посторонним
здесь делать нечего, а я вот тебя привел. Заработать, понимаешь,
захотелось пару лишних шекелей.
- Пять, - уточнил Лева.
- Ну, пять. Ладно, пришли, вот и твоя лошадь. Прощевай. В будущем
году в Иерусалиме, как говорится.
И он шагнул в темноту.
- Постой! - закричал Левушка. - А завтрак?! Ты же мне обещал! Я же за
него заплатил!
- Памятливый! - хмуро сказал Иткин, появляясь из тени. - Вот твой
завтрак, - и он протянул Куперовскому небольшой узелок. - Но сухим пайком,
не обессудь. Счастливо.
- Пока, - ответил Лева и не удержался от озорства. - Да удлинится
твоя борода хотя бы еще на метр.
Он пришпорил коня и ускакал, оставив позади машущего кулаками и
сыплющего проклятиями гнома.

Еще через два дня Куперовский встретился с другим персонажем. Вообще
чувствовалось, что он попал в зачарованные места. Деревья без всякого
ветра шелестели кронами, а когда он начинал дуть, застывали в
неподвижности. В темные углах кто-то вздыхал и ворочался. Зловредная тварь
- орк Цубербиллер - стащила у Левушки носовой платок, туалетную бумагу и
ложку. Хорошо, что у него была запасная. Накануне нижеописанной встречи из
местного озерка, на берегу которого Лева устроил дневку, вынырнула
русалка, призывно покачала неслабым бюстом, двусмысленно улыбаясь,
погладила пальчиком свой левый сосок и, хихикнув, исчезла в глубине,
прежде чем Левушка догадался поинтересоваться, что ей, собственно, от него
нужно. Даже воздух здесь был другим, он как-то странно пах, отчаянно
сопротивлялся каждому вдоху, а попав в легкие, шумно качал оттуда права.
В этот день, стараясь застраховаться от всяких неожиданностей,
Куперовский разбил бивак на зеленом лугу, под голубым небом и желтым
солнцем, среди птичек, бабочек, божьих коровок, гусениц, мух, комаров,
букашек и таракашек. Впрочем, вру, таракашек не было, зато попадались
клещи, возможно, даже энцефалитные. В общем, пейзаж очаровывал, и Лева
далеко не сразу заметил, что его одиночество оказалось нарушенным. Некто
возлежал на валуне неподалеку, вертя в руках флейту и тоскливо глядя в
небеса. Едва он убедился, что Лева обратил на него внимание, как
повернулся в его сторону, приподнявшись на локте и приняв еще более
грациозную позу. У него были изящные руки и ноги, стройное тело, не без
претензий упакованное в невесомые полупрозрачные переливающиеся всеми
цветами радуги - и многими другими - одежды, прекрасное лицо с тонкими
испанскими усиками и глубокими огромными глазами неопределенного оттенка и
длинные струящиеся золотистые волосы.
1 2 3 4 5 6 7