Он надел кольцо, которое передал ему Чамберс, — кольцо Эллиса с раскинувшим крылья орлом. Оно как раз подошло на средний палец, и теперь Дюваль гордился тем, что открыто носит его, не боясь своих конвоиров.
Первый день в поместье Хасэгавы прошел напряженно. Стрейкер был уверен, что его жестоко покарают за нападение на Кацуми, но вместо этого его отвели на кухню и подали чашу с лапшой и тонко нарезанный весенний лук в горячем бульоне. Еду принесла дрожащая от страха служанка, которой рассказали, что на кухне у них поселился страшный гайдзин. Суп оказался пересолен, но в нем плавали кусочки сырой картошки, которые Дюваль выудил и моментально проглотил, облизывая пальцы. Самурай, наблюдавший за ним, сказал, что это блюдо называется токэноко. Перед ним поставили маленькую чашку с водой.
— Готисисама, — проговорил он вежливо.
Дюваль дотронулся кончиками пальцев до губ, показывая, что ритуал еды закончен. В Американо это не принято, а здесь, у японцев, все поведение людей, каждое их слово, жест и даже взгляд были подчинены ритуалу. Стрейкер со страхом думал об ожидавшем его ритуале наказания. Больше всего его беспокоил вопрос, как сохранить достоинство и остаться после этого в живых.
Дюваль обвинял себя в том, что ему не удалось спасти от жестокой расправы Рона Хоула и Джерри Уолса. Зато он уговорил даймё помиловать остальных пленных. Стрейкер убедил Нисиму в том, что из американцев выйдут хорошие носильщики, не хуже китайцев. А для многих самураев было бы престижно иметь таких образованных слуг, которые вскоре выучат основы языка и усвоят почтительные манеры. Он поручился за своих соотечественников, и даймё согласился.
Дюваля удивило лишь то, что Кацуми не потребовал от Нисимы расправы над ним. Вместо этого лейтенант взял его под свое попечение и теперь зачем-то отвез в поместье своего отца в Тибу. «Чего этот ублюдок от меня хочет? — спрашивал себя Стрейкер. — Как еще они могут оказать на меня давление? Теперь мои соотечественники поодиночке распродаются самураям по всему континенту, и я больше за них не отвечаю. Что бы они со мной ни сделали, я не раскрою им ни одного настоящего секрета».
Дюваль не знал, что ожидало его в поместье Хасэгавы. Вечером его привели со связанными руками к новому господину, рядом с которым стояли Кацуми и охранники всех рангов. К удивлению Стрейкера, Хасэгава оказался порядочным и принципиальным человеком. Однако Дювалю показалось, что Кацуми каким-то образом использует эти качества отца в своих целях.
— Вы будете здесь работать, чтобы прокормиться, — спокойно проговорил Хасэгава, после того как Дюваля заставили встать на колени перед новым господином. — Если вы будете работать хорошо, то получите отдых, еду и жилище, а со временем и деньги, чтобы приобрести имущество. Если же вы побеспокоите меня, причините боль моим людям или ущерб моей собственности, я буду хлестать вас плеткой, как любого другого непослушного работника. Вы понимаете меня?
— Да.
— Скажите, кто вы по специальности?
— Я ученый и военный инженер-конструктор. Но в последнее время мне приходилось выполнять другую работу — я разрушал межпланетные корабли Ямато. С тех пор я нахожусь в отпуске.
Все присутствующие захлебнулись от возмущения и затаили дыхание. Кацуми побелел от гнева.
— Вы вторглись на ракетно-посадочную площадку, принадлежащую империи Ямато! — закричал он.
Хасэгава что-то тихо забормотал с помоста, на котором сидел, и успокоил сына.
— Американец, предупреждаю тебя, не будь легкомысленным. Сарказм не принят при обращении к господину. Ты ведешь себя неуважительно. Если это повторится, ты будешь строго наказан.
Дюваль наклонил голову, сделав неопределенный жест. Но это, кажется, удовлетворило Хасэгаву.
— У меня есть для тебя работа. Ты должен спроектировать постройку лаборатории для изготовления сверхоружия. Лаборатория будет оборудована так же, как и в Американо. У нас есть для этого все возможности. Выбери место. В твоем распоряжении пять человек, хорошо разбирающихся в технике, справочная литература, компьютеры и место для размышлений. Если тебе потребуется что-то еще, можешь передать моему помощнику Яо, который доложит прямо мне. Я лично буду проверять твою работу каждый третий день. Тебе все ясно?
Дюваль уставился прямо перед собой и глубоко задумался. «Так ли это плохо? — спрашивал он себя. — Они могли убить меня, как Хоула и Уолса, и могут сделать это сейчас со всей жестокостью, которую предписывает их культура. Как избежать этого? Построить лабораторию для человека, достойного уважения? Но я не верю Кацуми! Он просто выполняет приказ Нисимы Юна. Если я подчинюсь, то вырою могилу себе и своим соотечественникам. Нисима хочет построить не лабораторию, а фабрику по производству сверхоружия! Но они не смогут создать его без секрета сцепления вихревого серебра в стволе. Японцы вообще не разбираются в квазигравитации. Значит, можно тянуть время, тратить деньги и обманывать их. Я обведу этих болванов вокруг пальца!»
Дюваль смело посмотрел на Хасэгаву, ожидавшего ответа, и уверенно покачал головой в знак отказа. Увидев это, Кацуми побагровел от гнева.
— В чем дело? Ты не понимаешь приказа моего отца?!
— Понимаю, но наотрез отказываюсь его выполнять. Ты — бессовестный ублюдок, твой отец — простофиля, а ваш даймё — лишь злое орудие в руках еще более злого сукина сына из Киото. Идите вы все к чертовой матери! Плевать я на вас хотел!
Все собравшиеся вскочили на ноги. Им никогда не приходилось терпеть такого гнусного оскорбления. Хасэгава вытащил меч, лежавший на помосте за его спиной, и приставил его к сердцу Дюваля.
— Как ты посмел оскорбить меня в моем же собственном доме?!
Дюваль неподвижно уставился на катана, испытывая удовлетворение от своей наглости и радуясь, что выдержал характер.
— Ну, давайте, убейте меня! А если боитесь, прикажите своим рабам сделать это.
Хасэгава рассек воздух мечом и разрезал веревку, которая связывала запястья Дюваля. Его потащили в сад и стали неистово избивать деревянными мечами кэяки. Град ударов обрушивался именно на те места, где кости находились ближе всего к коже.
— Это тебе за поруганную честь нашего господина! Это тебе за его сына! Это — за даймё! Это — за императора! Тебя предупреждали, но ты не послушался!
Экзекуторы вошли в раж, но Хасэгава следил за избиением и знал, когда его прекратить.
— Это за твое упрямство! Это за твой отказ! Это за оскорбления! — орал Кацуми, издавая устрашающий клич самурая.
— Оставьте его! — приказал Хасэгава, схватив сына за руку, поднявшуюся для нового удара.
— Но, отец…
— Оставьте его.
Дюваль упал без сил, притворившись, что потерял сознание.
— Вы так убьете его. Не забывайте, что Нисиме он нужен живым.
— Человек, который произнес такое в вашем доме, не должен оставаться в живых!
Отец и сын посмотрели друг другу в глаза.
— Делайте как я сказал! Если вы убьете его, то поплатитесь собственной жизнью.
Кровь капала из разбитого носа Дюваля. Он услышал, как деревянный меч Кацуми упал на землю.
— Напрасно вы сохранили ему жизнь, отец. Вспомните приказ Нисимы — все способы хороши, чтобы убедить пленника. Если он не уступит, я лишусь чести и всего имущества.
Они отправились обратно в дом. Появился китаец и, ухватив стонущего Дюваля за ноги, оттащил его по песчаной дорожке на конюшню. Дюваль очнулся, когда лучи солнца заглянули сквозь узкие щели в крыше. Он приподнялся и вскрикнул от боли. Ему показалось, что все его кости переломаны. События прошедшего вечера всплыли в его памяти. Лежа на соломе, мягко укутывавшей его, словно фарфоровый чайник, Стрейкер неторопливо обдумывал ситуацию. «Я понял тебя, Хасэгава, всемогущий Кэни, — говорил он про себя. — Я в твоей власти настолько, насколько и ты в моей. Надеюсь, уважение теперь будет взаимным!»
Неожиданно на него упала тень, заслонив яркие лучи утреннего солнца. Появился темный силуэт женщины. Она принесла ведро с водой. Женщина долго искала Дюваля, прежде чем подойти поближе.
— Вы? — изумился Дюваль.
Это была Мити. Ее распущенные волосы свободно падали на легкое просторное кимоно.
— Вы наказаны, — проговорила она, как будто обращалась к слуге, и поставила ведро с водой на землю. — Дайте-ка, я посмотрю ваше лицо.
Он приподнял подбородок. Она встала на колени, вымыла его шею и плечи и развязала веревки, которые все еще сжимали его запястья. Вода обжигала раны, и он вздрагивал.
— Постарайтесь сидеть смирно.
— Почему вы здесь? — спросил Дюваль, удивившись, что дочь господина ухаживает за ним.
— Сидите спокойно, иначе я не смогу промыть ваши раны. — В ее голосе послышалось сочувствие. — Отец попросил меня прийти сюда, и я не отказала ему в просьбе. Он хороший человек и заслуживает полного повиновения. Возможно, мой приход убедит вас, что он сожалеет о том, на что вы его вчера вынудили…
— Значит, я прощен?
Она вгляделась в его лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Ей показалось, что в полутьме конюшни это лицо, изуродованное синяками, обнаружило японские черты. Но она поняла, что чувства пленника были далеки от раскаяния.
— У вас нет понятия о прощении. Вам бы лучше подумать о долге. Вы дурно вели себя с моим отцом прошлой ночью и оскорбили его, поэтому вы приобрели долг — гири. Отец просто восстановил свою честь, когда побил вас. Теперь все закончилось так, как если бы вы нанесли самому себе оскорбление, а потом наказали бы себя в душе за это.
— По-моему, это какое-то сумасшествие!
— Я не понимаю. Вы пытаетесь меня оскорбить? Возможно, всем варварам недостает хорошего воспитания.
— Прошу меня простить, госпожа. Но я неплохо воспитан, и к тому же я не варвар.
— Разве вы не понимаете, как вам повезло, что вы вообще остались живы? — спросила Мити с упреком. — Мой отец очень добрый человек. Однако то, что вы сказали, было нетерпимо.
— Это он послал вас сюда или ваш брат?
Она не обратила внимания на вопрос и продолжала вытирать кровь с его груди и рук. Дважды, когда она наклонялась вперед, ее кимоно слегка распахивалось, и он с восхищением разглядывал ее маленькую золотистую грудь с упругими капельками сосков. Это сильно взволновало его. Мити закончила обмывать раны, вытерла руки и посмотрела на него с внезапной решимостью.
— Дюваль Стрейкер, пожалуйста, ради себя самого, забудьте свою прежнюю жизнь и делайте, как велит Кацуми-сан.
Она взглянула на него, и ее глаза вспыхнули темным огнем. Дювалю она показалась неотразимо прекрасной, но он постарался сдержать свои чувства.
— Вы заставляете меня предать родину…
— Пожалуйста, ради моего отца и нашей семьи, ради себя… смиритесь и сделайте то, о чем вас просят. Вы должны…
Он взял себя в руки, зная, что надо противостоять соблазну. «Это еще одна уловка, — говорил он себе, тем не менее не переставая восхищаться ею. — Она сама не понимает этого. Ей приказали прийти и убедить меня. Но она, кажется, и в самом деле беспокоится обо мне. Как же я могу сопротивляться, не причиняя ей вреда?»
— Пожалуйста, сделайте то, о чем я вас прошу.
— Получится, что я сделал это ради даймё, а не ради вас.
— Пожалуйста, я видела казни в Канадзаве. Это страшно, и я не хочу, чтобы с вами случилось то же самое.
Дюваль собрал всю свою волю и решил прогнать ее. Но в глубине его сердца теплилась надежда, что она не уйдет.
— Всем известно, что самураи умеют убеждать, — холодно проговорил Дюваль. — Но я думал, что при этом они только орудуют мечом и запугивают. Я и не подозревал, что вы настолько продвинулись вперед.
— Что вы имеете в виду?
— Вы это очень хорошо знаете, госпожа.
Мити встала, и Дюваль поднялся вместе с ней. Она сжала кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его. «Одно мое слово — и ты исчезнешь отсюда навсегда, — раздраженно думала Мити. — Ты — демон-гайдзин, и я ненавижу тебя!»
— Вы очень странный человек, — произнесла она отчужденно.
— Меня не убедить таким способом, — ответил Дюваль.
Насмешка в его голосе исчезла. Он подумал, что есть только одно верное средство прогнать ее. Наступила долгая пауза.
— Так каким же способом можно убедить вас? — наконец прервала молчание Мити.
— А вот каким! — Он мгновенно схватил ее, крепко обнял, так, что она потеряла равновесие, и впился в ее губы.
Мити сопротивлялась, но потом обмякла, и Дювалю на мгновение показалось, что она парализована. Он отпустил ее, отступил на шаг и взглянул ей в глаза. Она изо всех сил наотмашь ударила его по лицу. Щека заныла, но он опять привлек ее к себе. Она трепетала в его руках, как пойманная птица, но на этот раз почти не сопротивлялась. Она опрокинула ведро, и вода медленно разлилась по земляному полу конюшни. Когда Дюваль разжал объятия, Мити медленно опустилась на солому. Она прерывисто дышала, словно после стремительного бега.
— Вы — демон! Глупый гордый мужчина! Как и все мужчины, вы всегда убеждены в своей правоте! Вы ослеплены собственной гордостью!
Дюваль сел рядом с Мити. Он поднес руку к губам, словно во рту у него была вишневая косточка. Стрейкер сплюнул в кулак, а затем разжал его. На ладони лежал выбитый зуб. Гнев Мити сразу же улетучился. «Зуб?! Неужели это моих рук дело? О, ко! Его ведь теперь нельзя вставить обратно, — ужаснулась Мити. — Это невозместимый ущерб». Она испугалась и позабыла об изумлении, которое вызвал у нее безумный поступок Дюваля.
— Покажите… — растерянно проговорила она.
Стрейкер опять разжал ладонь. Это был большой коренной зуб.
— Откройте рот. Позвольте мне посмотреть, — произнесла она огорченно.
Дюваль оперся на локти и покорно запрокинул голову. Мити опустилась перед ним на колени, мягко положила одну руку ему на лоб, а другой осторожно отвела в сторону губу и заглянула в рот. Из свежей ранки сочилась кровь, но, к счастью, зуб не раскололся, а вылетел целиком. Она выпрямилась, покачнувшись на пятках.
— По-моему, все в порядке.
— Хорошо, — ответил Дюваль и протянул ей зуб. Мити взяла его и стала разглядывать.
— Извините меня, я в самом деле не хотела вас обидеть.
— Я не обиделся.
— Правда? И не болит?
— Нет.
— Я принесу вам лекарство. Вы приложите к ранке, и все быстро пройдет.
Дюваль медленно кивнул, чуть подавшись корпусом вперед. Он поклонился ей не манерно, по-американски, а неторопливо, словно благовоспитанный самурай. «А ты быстро усваиваешь наши правила, — подумала Мити. — Сейчас твой японский уже в девять раз лучше, чем при первой нашей встрече. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем ты станешь одним из нас?»
В глубине души она уловила предостерегающий голос, который она не раз слышала в Киото, спасаясь от жестокостей принца Коно. «С этим мужчиной нужно быть осторожной. Он очень привлекателен и неглуп. Но он американец, и поэтому не более чем варвар». Мити не могла поверить, что у Дюваля душа демона. Она сочувствовала ему, глядя, как он сидит, словно опечаленное дитя над сломанной игрушкой. Он был похож на других мужчин, но казался более необузданным, более… Она резко прервала свои неуместные размышления. Успокоившись, Мити вновь обратилась к Дювалю с просьбой.
— Пожалуйста, сделайте то, что требует от вас Нисима-сан.
— Я не могу.
— Разве он не был добр к вам? Он мог распять вас всех еще в Ниигате, выполняя указ императора. Вместо этого он взял вас в столицу, дал вашим людям жилище, еду, работу.
— Присматривать за рабами?
— В Канадзаве это считается достойным занятием.
— В самом деле? — Дюваль опять стал непреклонным. — У меня есть долг перед моими согражданами в Американо!
Мити тяжело вздохнула, раздосадованная упорством Стрейкера.
— Долг! А как же ваши соотечественники, живущие на Садо? Разве им вы ничего не должны?
— Им — меньше, чем кому-либо! Только благодаря моим усилиям им сохранили жизнь и создали человеческие условия. Они не вправе ждать от меня большего!
— Дюваль, но от вас требуется лишь маленький компромисс. Это все, о чем просит мой отец. Ведь это возможно, правда? — ее лицо выражало мягкую просьбу.
Дюваль отвернулся и устремил взгляд в маленькое оконце. Яркое солнце высоко стояло над далеким озером и красноватыми распаханными полями. Вдалеке среди сопок виднелись дымящиеся вулканы. Кругом расстилался чужой, незнакомый мир. Дюваль вдруг остро ощутил, как далек отсюда Американо, наверное, в тысячах парсеков.
— Никогда, — прошептал он по-английски.
Но в этот момент он понял, что ни ему, ни его товарищам никогда не убежать с Садо. Мити права — компромисс неизбежен.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Место действия: Либерти
Уже смеркалось, когда Эллис Стрейкер покинул тяжеловооруженный межпланетный корабль, приземлившийся в порту Норфолка. Стоял теплый весенний вечер. С устья реки Потомак доносился запах прибрежной травы, легкий бриз гнал рябь по воде и покачивал заросли тростника в Рыбьей бухте.
Эллис вспомнил Садо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Первый день в поместье Хасэгавы прошел напряженно. Стрейкер был уверен, что его жестоко покарают за нападение на Кацуми, но вместо этого его отвели на кухню и подали чашу с лапшой и тонко нарезанный весенний лук в горячем бульоне. Еду принесла дрожащая от страха служанка, которой рассказали, что на кухне у них поселился страшный гайдзин. Суп оказался пересолен, но в нем плавали кусочки сырой картошки, которые Дюваль выудил и моментально проглотил, облизывая пальцы. Самурай, наблюдавший за ним, сказал, что это блюдо называется токэноко. Перед ним поставили маленькую чашку с водой.
— Готисисама, — проговорил он вежливо.
Дюваль дотронулся кончиками пальцев до губ, показывая, что ритуал еды закончен. В Американо это не принято, а здесь, у японцев, все поведение людей, каждое их слово, жест и даже взгляд были подчинены ритуалу. Стрейкер со страхом думал об ожидавшем его ритуале наказания. Больше всего его беспокоил вопрос, как сохранить достоинство и остаться после этого в живых.
Дюваль обвинял себя в том, что ему не удалось спасти от жестокой расправы Рона Хоула и Джерри Уолса. Зато он уговорил даймё помиловать остальных пленных. Стрейкер убедил Нисиму в том, что из американцев выйдут хорошие носильщики, не хуже китайцев. А для многих самураев было бы престижно иметь таких образованных слуг, которые вскоре выучат основы языка и усвоят почтительные манеры. Он поручился за своих соотечественников, и даймё согласился.
Дюваля удивило лишь то, что Кацуми не потребовал от Нисимы расправы над ним. Вместо этого лейтенант взял его под свое попечение и теперь зачем-то отвез в поместье своего отца в Тибу. «Чего этот ублюдок от меня хочет? — спрашивал себя Стрейкер. — Как еще они могут оказать на меня давление? Теперь мои соотечественники поодиночке распродаются самураям по всему континенту, и я больше за них не отвечаю. Что бы они со мной ни сделали, я не раскрою им ни одного настоящего секрета».
Дюваль не знал, что ожидало его в поместье Хасэгавы. Вечером его привели со связанными руками к новому господину, рядом с которым стояли Кацуми и охранники всех рангов. К удивлению Стрейкера, Хасэгава оказался порядочным и принципиальным человеком. Однако Дювалю показалось, что Кацуми каким-то образом использует эти качества отца в своих целях.
— Вы будете здесь работать, чтобы прокормиться, — спокойно проговорил Хасэгава, после того как Дюваля заставили встать на колени перед новым господином. — Если вы будете работать хорошо, то получите отдых, еду и жилище, а со временем и деньги, чтобы приобрести имущество. Если же вы побеспокоите меня, причините боль моим людям или ущерб моей собственности, я буду хлестать вас плеткой, как любого другого непослушного работника. Вы понимаете меня?
— Да.
— Скажите, кто вы по специальности?
— Я ученый и военный инженер-конструктор. Но в последнее время мне приходилось выполнять другую работу — я разрушал межпланетные корабли Ямато. С тех пор я нахожусь в отпуске.
Все присутствующие захлебнулись от возмущения и затаили дыхание. Кацуми побелел от гнева.
— Вы вторглись на ракетно-посадочную площадку, принадлежащую империи Ямато! — закричал он.
Хасэгава что-то тихо забормотал с помоста, на котором сидел, и успокоил сына.
— Американец, предупреждаю тебя, не будь легкомысленным. Сарказм не принят при обращении к господину. Ты ведешь себя неуважительно. Если это повторится, ты будешь строго наказан.
Дюваль наклонил голову, сделав неопределенный жест. Но это, кажется, удовлетворило Хасэгаву.
— У меня есть для тебя работа. Ты должен спроектировать постройку лаборатории для изготовления сверхоружия. Лаборатория будет оборудована так же, как и в Американо. У нас есть для этого все возможности. Выбери место. В твоем распоряжении пять человек, хорошо разбирающихся в технике, справочная литература, компьютеры и место для размышлений. Если тебе потребуется что-то еще, можешь передать моему помощнику Яо, который доложит прямо мне. Я лично буду проверять твою работу каждый третий день. Тебе все ясно?
Дюваль уставился прямо перед собой и глубоко задумался. «Так ли это плохо? — спрашивал он себя. — Они могли убить меня, как Хоула и Уолса, и могут сделать это сейчас со всей жестокостью, которую предписывает их культура. Как избежать этого? Построить лабораторию для человека, достойного уважения? Но я не верю Кацуми! Он просто выполняет приказ Нисимы Юна. Если я подчинюсь, то вырою могилу себе и своим соотечественникам. Нисима хочет построить не лабораторию, а фабрику по производству сверхоружия! Но они не смогут создать его без секрета сцепления вихревого серебра в стволе. Японцы вообще не разбираются в квазигравитации. Значит, можно тянуть время, тратить деньги и обманывать их. Я обведу этих болванов вокруг пальца!»
Дюваль смело посмотрел на Хасэгаву, ожидавшего ответа, и уверенно покачал головой в знак отказа. Увидев это, Кацуми побагровел от гнева.
— В чем дело? Ты не понимаешь приказа моего отца?!
— Понимаю, но наотрез отказываюсь его выполнять. Ты — бессовестный ублюдок, твой отец — простофиля, а ваш даймё — лишь злое орудие в руках еще более злого сукина сына из Киото. Идите вы все к чертовой матери! Плевать я на вас хотел!
Все собравшиеся вскочили на ноги. Им никогда не приходилось терпеть такого гнусного оскорбления. Хасэгава вытащил меч, лежавший на помосте за его спиной, и приставил его к сердцу Дюваля.
— Как ты посмел оскорбить меня в моем же собственном доме?!
Дюваль неподвижно уставился на катана, испытывая удовлетворение от своей наглости и радуясь, что выдержал характер.
— Ну, давайте, убейте меня! А если боитесь, прикажите своим рабам сделать это.
Хасэгава рассек воздух мечом и разрезал веревку, которая связывала запястья Дюваля. Его потащили в сад и стали неистово избивать деревянными мечами кэяки. Град ударов обрушивался именно на те места, где кости находились ближе всего к коже.
— Это тебе за поруганную честь нашего господина! Это тебе за его сына! Это — за даймё! Это — за императора! Тебя предупреждали, но ты не послушался!
Экзекуторы вошли в раж, но Хасэгава следил за избиением и знал, когда его прекратить.
— Это за твое упрямство! Это за твой отказ! Это за оскорбления! — орал Кацуми, издавая устрашающий клич самурая.
— Оставьте его! — приказал Хасэгава, схватив сына за руку, поднявшуюся для нового удара.
— Но, отец…
— Оставьте его.
Дюваль упал без сил, притворившись, что потерял сознание.
— Вы так убьете его. Не забывайте, что Нисиме он нужен живым.
— Человек, который произнес такое в вашем доме, не должен оставаться в живых!
Отец и сын посмотрели друг другу в глаза.
— Делайте как я сказал! Если вы убьете его, то поплатитесь собственной жизнью.
Кровь капала из разбитого носа Дюваля. Он услышал, как деревянный меч Кацуми упал на землю.
— Напрасно вы сохранили ему жизнь, отец. Вспомните приказ Нисимы — все способы хороши, чтобы убедить пленника. Если он не уступит, я лишусь чести и всего имущества.
Они отправились обратно в дом. Появился китаец и, ухватив стонущего Дюваля за ноги, оттащил его по песчаной дорожке на конюшню. Дюваль очнулся, когда лучи солнца заглянули сквозь узкие щели в крыше. Он приподнялся и вскрикнул от боли. Ему показалось, что все его кости переломаны. События прошедшего вечера всплыли в его памяти. Лежа на соломе, мягко укутывавшей его, словно фарфоровый чайник, Стрейкер неторопливо обдумывал ситуацию. «Я понял тебя, Хасэгава, всемогущий Кэни, — говорил он про себя. — Я в твоей власти настолько, насколько и ты в моей. Надеюсь, уважение теперь будет взаимным!»
Неожиданно на него упала тень, заслонив яркие лучи утреннего солнца. Появился темный силуэт женщины. Она принесла ведро с водой. Женщина долго искала Дюваля, прежде чем подойти поближе.
— Вы? — изумился Дюваль.
Это была Мити. Ее распущенные волосы свободно падали на легкое просторное кимоно.
— Вы наказаны, — проговорила она, как будто обращалась к слуге, и поставила ведро с водой на землю. — Дайте-ка, я посмотрю ваше лицо.
Он приподнял подбородок. Она встала на колени, вымыла его шею и плечи и развязала веревки, которые все еще сжимали его запястья. Вода обжигала раны, и он вздрагивал.
— Постарайтесь сидеть смирно.
— Почему вы здесь? — спросил Дюваль, удивившись, что дочь господина ухаживает за ним.
— Сидите спокойно, иначе я не смогу промыть ваши раны. — В ее голосе послышалось сочувствие. — Отец попросил меня прийти сюда, и я не отказала ему в просьбе. Он хороший человек и заслуживает полного повиновения. Возможно, мой приход убедит вас, что он сожалеет о том, на что вы его вчера вынудили…
— Значит, я прощен?
Она вгляделась в его лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть. Ей показалось, что в полутьме конюшни это лицо, изуродованное синяками, обнаружило японские черты. Но она поняла, что чувства пленника были далеки от раскаяния.
— У вас нет понятия о прощении. Вам бы лучше подумать о долге. Вы дурно вели себя с моим отцом прошлой ночью и оскорбили его, поэтому вы приобрели долг — гири. Отец просто восстановил свою честь, когда побил вас. Теперь все закончилось так, как если бы вы нанесли самому себе оскорбление, а потом наказали бы себя в душе за это.
— По-моему, это какое-то сумасшествие!
— Я не понимаю. Вы пытаетесь меня оскорбить? Возможно, всем варварам недостает хорошего воспитания.
— Прошу меня простить, госпожа. Но я неплохо воспитан, и к тому же я не варвар.
— Разве вы не понимаете, как вам повезло, что вы вообще остались живы? — спросила Мити с упреком. — Мой отец очень добрый человек. Однако то, что вы сказали, было нетерпимо.
— Это он послал вас сюда или ваш брат?
Она не обратила внимания на вопрос и продолжала вытирать кровь с его груди и рук. Дважды, когда она наклонялась вперед, ее кимоно слегка распахивалось, и он с восхищением разглядывал ее маленькую золотистую грудь с упругими капельками сосков. Это сильно взволновало его. Мити закончила обмывать раны, вытерла руки и посмотрела на него с внезапной решимостью.
— Дюваль Стрейкер, пожалуйста, ради себя самого, забудьте свою прежнюю жизнь и делайте, как велит Кацуми-сан.
Она взглянула на него, и ее глаза вспыхнули темным огнем. Дювалю она показалась неотразимо прекрасной, но он постарался сдержать свои чувства.
— Вы заставляете меня предать родину…
— Пожалуйста, ради моего отца и нашей семьи, ради себя… смиритесь и сделайте то, о чем вас просят. Вы должны…
Он взял себя в руки, зная, что надо противостоять соблазну. «Это еще одна уловка, — говорил он себе, тем не менее не переставая восхищаться ею. — Она сама не понимает этого. Ей приказали прийти и убедить меня. Но она, кажется, и в самом деле беспокоится обо мне. Как же я могу сопротивляться, не причиняя ей вреда?»
— Пожалуйста, сделайте то, о чем я вас прошу.
— Получится, что я сделал это ради даймё, а не ради вас.
— Пожалуйста, я видела казни в Канадзаве. Это страшно, и я не хочу, чтобы с вами случилось то же самое.
Дюваль собрал всю свою волю и решил прогнать ее. Но в глубине его сердца теплилась надежда, что она не уйдет.
— Всем известно, что самураи умеют убеждать, — холодно проговорил Дюваль. — Но я думал, что при этом они только орудуют мечом и запугивают. Я и не подозревал, что вы настолько продвинулись вперед.
— Что вы имеете в виду?
— Вы это очень хорошо знаете, госпожа.
Мити встала, и Дюваль поднялся вместе с ней. Она сжала кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его. «Одно мое слово — и ты исчезнешь отсюда навсегда, — раздраженно думала Мити. — Ты — демон-гайдзин, и я ненавижу тебя!»
— Вы очень странный человек, — произнесла она отчужденно.
— Меня не убедить таким способом, — ответил Дюваль.
Насмешка в его голосе исчезла. Он подумал, что есть только одно верное средство прогнать ее. Наступила долгая пауза.
— Так каким же способом можно убедить вас? — наконец прервала молчание Мити.
— А вот каким! — Он мгновенно схватил ее, крепко обнял, так, что она потеряла равновесие, и впился в ее губы.
Мити сопротивлялась, но потом обмякла, и Дювалю на мгновение показалось, что она парализована. Он отпустил ее, отступил на шаг и взглянул ей в глаза. Она изо всех сил наотмашь ударила его по лицу. Щека заныла, но он опять привлек ее к себе. Она трепетала в его руках, как пойманная птица, но на этот раз почти не сопротивлялась. Она опрокинула ведро, и вода медленно разлилась по земляному полу конюшни. Когда Дюваль разжал объятия, Мити медленно опустилась на солому. Она прерывисто дышала, словно после стремительного бега.
— Вы — демон! Глупый гордый мужчина! Как и все мужчины, вы всегда убеждены в своей правоте! Вы ослеплены собственной гордостью!
Дюваль сел рядом с Мити. Он поднес руку к губам, словно во рту у него была вишневая косточка. Стрейкер сплюнул в кулак, а затем разжал его. На ладони лежал выбитый зуб. Гнев Мити сразу же улетучился. «Зуб?! Неужели это моих рук дело? О, ко! Его ведь теперь нельзя вставить обратно, — ужаснулась Мити. — Это невозместимый ущерб». Она испугалась и позабыла об изумлении, которое вызвал у нее безумный поступок Дюваля.
— Покажите… — растерянно проговорила она.
Стрейкер опять разжал ладонь. Это был большой коренной зуб.
— Откройте рот. Позвольте мне посмотреть, — произнесла она огорченно.
Дюваль оперся на локти и покорно запрокинул голову. Мити опустилась перед ним на колени, мягко положила одну руку ему на лоб, а другой осторожно отвела в сторону губу и заглянула в рот. Из свежей ранки сочилась кровь, но, к счастью, зуб не раскололся, а вылетел целиком. Она выпрямилась, покачнувшись на пятках.
— По-моему, все в порядке.
— Хорошо, — ответил Дюваль и протянул ей зуб. Мити взяла его и стала разглядывать.
— Извините меня, я в самом деле не хотела вас обидеть.
— Я не обиделся.
— Правда? И не болит?
— Нет.
— Я принесу вам лекарство. Вы приложите к ранке, и все быстро пройдет.
Дюваль медленно кивнул, чуть подавшись корпусом вперед. Он поклонился ей не манерно, по-американски, а неторопливо, словно благовоспитанный самурай. «А ты быстро усваиваешь наши правила, — подумала Мити. — Сейчас твой японский уже в девять раз лучше, чем при первой нашей встрече. Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем ты станешь одним из нас?»
В глубине души она уловила предостерегающий голос, который она не раз слышала в Киото, спасаясь от жестокостей принца Коно. «С этим мужчиной нужно быть осторожной. Он очень привлекателен и неглуп. Но он американец, и поэтому не более чем варвар». Мити не могла поверить, что у Дюваля душа демона. Она сочувствовала ему, глядя, как он сидит, словно опечаленное дитя над сломанной игрушкой. Он был похож на других мужчин, но казался более необузданным, более… Она резко прервала свои неуместные размышления. Успокоившись, Мити вновь обратилась к Дювалю с просьбой.
— Пожалуйста, сделайте то, что требует от вас Нисима-сан.
— Я не могу.
— Разве он не был добр к вам? Он мог распять вас всех еще в Ниигате, выполняя указ императора. Вместо этого он взял вас в столицу, дал вашим людям жилище, еду, работу.
— Присматривать за рабами?
— В Канадзаве это считается достойным занятием.
— В самом деле? — Дюваль опять стал непреклонным. — У меня есть долг перед моими согражданами в Американо!
Мити тяжело вздохнула, раздосадованная упорством Стрейкера.
— Долг! А как же ваши соотечественники, живущие на Садо? Разве им вы ничего не должны?
— Им — меньше, чем кому-либо! Только благодаря моим усилиям им сохранили жизнь и создали человеческие условия. Они не вправе ждать от меня большего!
— Дюваль, но от вас требуется лишь маленький компромисс. Это все, о чем просит мой отец. Ведь это возможно, правда? — ее лицо выражало мягкую просьбу.
Дюваль отвернулся и устремил взгляд в маленькое оконце. Яркое солнце высоко стояло над далеким озером и красноватыми распаханными полями. Вдалеке среди сопок виднелись дымящиеся вулканы. Кругом расстилался чужой, незнакомый мир. Дюваль вдруг остро ощутил, как далек отсюда Американо, наверное, в тысячах парсеков.
— Никогда, — прошептал он по-английски.
Но в этот момент он понял, что ни ему, ни его товарищам никогда не убежать с Садо. Мити права — компромисс неизбежен.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Место действия: Либерти
Уже смеркалось, когда Эллис Стрейкер покинул тяжеловооруженный межпланетный корабль, приземлившийся в порту Норфолка. Стоял теплый весенний вечер. С устья реки Потомак доносился запах прибрежной травы, легкий бриз гнал рябь по воде и покачивал заросли тростника в Рыбьей бухте.
Эллис вспомнил Садо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43