— Не правда! — Вырвалось у меня.
— Правда, величество, правда. Пока ты названивал в полицию, пытаясь, навести блюстителей порядка на мой след, мы очень даже быстро нашли с ней общий язык.
— На нашем холодном супружеском ложе, — подтвердила жена, — я предпочла господина маршала, потому что на многие вещи, мы с ним смотрим совершенно одинаково.
Тип тут же продолжил ее мысль:
— О тебе, например, дорогой родственник, у нас сложилось (независимо друг от друга, заметь) идентичное мнение, которое на всех языках звучит похоже — Тю-фяк! Причем, не я ее у тебя отбил, а она меня перехватила у соседки, которую тебе так и не удалось оприходовать.
Господи, вот почему эта женщина так жаждала отомстить моей жене.
— Кстати, ты, что не признал ее, ведь это Изольда Михайловна. Парик ее старит, конечно. Вряд ли за буклями разглядишь прежнюю возлюбленную. Вы, кажется, Изабеллой ее называли?
Я схватился за голову: «Боже, все меня обманывали»
— Так тебе и надо, нагло расхохотался Тип, — да только рано ты отчаиваться стал, ты ведь не все еще знаешь…
— Что это ты себе такое позволяешь? — сказал я, не узнавая своего голоса. Еще минута и я бы заплакал от горечи и обиды.
— Ничего особенного, твое тюфячное величество! Это я устроил переворот в стране и подсунул тебя Евсеичу в качестве Соломона. А мне тебя рекомендовала твоя жена, во время наших интимных встреч на вашей квартире, в твое отсутствие.
— Зачем я вам был нужен?
— Меня многие знали и не поверили бы, что я соломонов потомок. На какое-то время нужен был такой тюфячок вроде тебя. Твой предшественник — Соломон Второй, оказался твердым орешком и чуть было не лишил нас власти. С тобой было не страшно, мы уже заранее знали, что ты сломаешься.
— Выходит, все это время вы меня водили за нос?
— Мы всегда тебя держали на коротком поводке, до тех пор, пока ты стал не нужен. Вот тогда то мы и порешили с твоей женушкой отделаться от тебя.
— Это ужасно! Это подло! Я уничтожу вас!..
— Даже не думай, и пикнуть, не успеешь, как я тебе порву гирьку с цугундером вместе.
— Это мы еще посмотрим, червь ты этакий!
— Что касается червей, то это по твоей части, они на зло не способны, просто ползают в гнили и все, а я… — он посмотрел на себя в зеркало, — я инициативный, смелый!
— И готов на любые пакости, — дополнил я.
— Не иронизируй, и не думай, что ты воплощение добра. Пакости, поверь мне, иной раз более полезны, чем словесный понос о мнимой добродетели. Таким как ты олухам, обычно, твердят обратное. Но это не верно. Ты просто получил не правильное воспитание.
— Я на свое воспитание не жалуюсь!
— Ты уверен, что я тебе причинил зло, а ведь благодаря мне ты стал полноценным мужчиной. Правда, для этого мне пришлось изнасиловать Веронику. Так что ты понапрасну на ребе то греши.
— Этого не может быть! Разве не рав сделал это?
— Конечно, нет. Немного грима, чалма, халат, да приклеенная бородка, вот и все, что ввело тебя в заблуждение.
— Но зачем?!
Теперь я понял, почему фильм был без звука, и чью именно упругую задницу напоминали мне накаченные ягодицы раввина.
— Ну, во-первых, я совершил мицвцу, это теперь твой «Ильюша» удалой молодец… А во-вторых, из спортивного интереса мне всегда нравилось трахать твоих жен. В сущности, ведь ты никогда не оправдывал своей прекрасной фамилии. И, наконец, чтобы вывести тебя из равновесия. Тебя уже давно пора было гнать с трона, и я готовил почву для последнего и решительного боя.
В это мгновение он увидел вдруг за моей спиной маленького и бледного от испуга премьера и тут же преобразился. Лицо его, как две капли похожее на мое собственное, приняло вдруг выражение злое и жестокое. Я не узнавал себя в нем. У меня, во всяком случае, никогда не было такого оскала. Даже теперь, когда я узнал об изменах своей соседки и бывшей жены, лицо мое было спокойным и исполненным достоинства. Нет, как не горько это было осознавать, все же Тип во многом прав, и я теперь уже далеко не тюфяк. Я Мужчина и могу постоять за себя.
— Ты, гнида, — прошипел я, — да я тебя наизнанку выверну! Ты, может быть, забыл, как ползал у меня в ногах?
— Заткнись! — отмахнулся он от меня и медленно пошел в сторону хомячка. Глаза его кровожадно заблестели. Хомяк, догадавшись, очевидно, что блеск сей, не сулит ему ничего хорошего, выскочил из кабинета и побежал.
— Измена! — заорал Тип и помчался за ним следом.
На повороте он догнал заморыша и вонзил ему под лопатку нож.
Дико вскрикнув, премьер упал. При этом глухо стукнула о пол тяжелая гирька, весом которой еще несколько дней назад он так гордился.
Откуда у него взялся нож?..
Я был ошеломлен этой безумной выходкой и совсем не ожидал такого взрыва ярости от этого всегда раболепного слуги. Он совершенно переменился. Теперь это был другой человек, опасный и безжалостный убийца.
— Да, твое величество, я уже не тот, — как бы угадав мои мысли, отбрасывая в сторону нож, заметил Тип.
— Зачем ты убил премьера?! — потрясенно спросил я.
— Это необходимая мера, спортсмены и конкуренты нам не нужны.
Я все еще пребывал в шоке и не мог собраться с мыслями. Самые противоречивые чувства овладели мной. Типа, однако, не очень заботили мои чувства.
— Вот твой паспорт, — грубо сказал он, а вот билет на самолет, беги.
— А как с Вероникой?
— О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее политической подготовкой.
— Я никуда не двинусь без нее!
— Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.
Глава 23
В застенке
По приказу маршала меня отвели в камеру, где моим соседом оказался плешивый политик.
— А, монарх вонючий, — приветствовал он меня, — насосался крови народной?
— Заткнись! — Оборвал я его.
В свое время я спас этого человека от смерти и теперь он платил мне черной неблагодарностью.
Три дня, которые я просидел с ним, были сущим адом. Он бесконечно травил и попрекал меня монархическим прошлым. Несколько раз я бил котелком от супа по его плешивой головке. Он начинал визжать, в камеру врывались тюремщики и избивали нас обоих.
На четвертую ночь, когда я спал, он подло ударил меня осколком бутылки в шею и тяжело ранил.
Я потерял сознание.
Очнулся я за городом, заваленный кучей мусора. Скорее всего, меня приняли за мертвеца, вывезли из тюрьмы и бросили на свалку. Ну что ж, политик, сам, не ведая того, ты отблагодарил меня за мой поступок. Теперь мы квиты.
Придя в себя, я отполз от груды мусора и пролежал рядом с останками разлагающейся рыбы более суток, пока меня не подобрали местные арабы.
Подлечившись, я задумал пробраться к Веронике, но вдруг увидел в газетах, что моя возлюбленная торжественно назначена главной и любимой женой царя Соломона. Я представил себе на мгновение как Тип, не снимая сапог, с грубым и необузданным натиском овладевает ею сзади, и холодный пот выступил у меня на лбу.
Горю моему не было предела. Немного утешило меня известие о смерти рава Оладьи. Поговаривали, что старик умер от дряхлости, но я был уверен, что тут не обошлось без козней маршала и его подручных из канцелярии тайной полиции.
Во время похорон рава разразился страшный скандал. Выяснилось, что он не прошел обряда обрезания во младенчестве, и с марокканскими евреями, точно так же как и с русскими, не имел ничего общего. Для «марокканцев» это был большой удар, для «русских» — подавно.
Его похоронили без почестей и вместо надгробного камня поставили на могилу двухпудовую гирю. Народная молва гласила, что это был его личный рекорд, и он носил на своих причиндалах именно такой вес. Я не верю в это, хотя всякое бывает, человек он все же был неординарный и если бы ни его безвременная кончина, кто знает, по какому пути пошла бы страна в грядущем, двадцать первом веке.
Премьер-министром назначили мою бывшую жену. Это было совершенно неожиданно для меня и делало честь ее уму. Из третьеразрядной фаворитки возвыситься в чиновное лицо столь высокого ранга отнюдь не просто.
Плешивый политик попал под амнистию, и, выйдя из стен тюрьмы, ушел в глубокое подполье, пытаясь сколотить вооруженную оппозицию.
Глава 24
Письмо от любимой
Сначала я обманывал себя тем, что Вероника, наверное, так же как и все, приняла маршала за меня. Но ведь она знала о его затее. Я ничего не скрывал от нее. И потом, разве можно спутать мои чувства к ней с тем, что мог дать ей маршал?
Конечно, он предлагал ей немало, но вряд ли это стоит той любви, которую я испытывал к ней.
Так я терзался, пока однажды не получил письмо и чемодан набитый долларами.
Чемодан принесли арабы, подобравшие меня. Один из них был придворным поставщиком ослиного молока, в котором, для омолаживания, купались царские жены. Через него Вероника вышла на меня. Кроме денег я обнаружил в чемодане письмо. Писала моя любимая. Она умоляла меня покинуть страну:
«Твое сходство с маршалом беспокоит его. Он не пожалеет сил, чтобы найти и уничтожить тебя»
В тот же вечер я позвонил ей. Она расплакалась, услышав мой голос.
— Нас могут подслушать, ты должен немедленно уехать, немедленно, ты слышишь?!
— Ты ведь знаешь, я и в первый раз остался из-за тебя.
— А сейчас ты сделаешь наоборот: уедешь ради меня.
— Я люблю тебя.
— И я тебя, милый. Только ты один и никто больше не был в моей жизни.
Это были последние слова, которые я услышал от нее.
В тот же день я уехал и это спасло мне жизнь, потому что ночью за мной уже пришли агенты тайной канцелярии.
А через год монархия в Израиле была свергнута.
Тип бежал в неизвестном направлении. Жен распустили, а религию отделили от государства.
Премьером был избран плешивый политик. Он стал национальным героем: оппозиция, которую он сколотил в подполье, сыграла свою роль, приведя к свержению монархии.
Я несколько раз обращался в посольство с прошением вернуть мне израильское подданство, но каждый раз мне вежливо отказывали. Новый премьер считал, что я злейший враг еврейского народа и могу способствовать реставрации монархии. На самом же деле, Плешь не мог простить мне, то, что я бил его в камере котелком по лысине.
О судьбе Вероники я долгое время ничего не знал, и только недавно (через бывшего придворного поставщика ослиного молока, которому я был обязан жизнью), мне удалось раздобыть документы, подтверждающие, что она была уничтожена в день нашего последнего с ней телефонного разговора.
Подлый маршал, как всегда, перехватил нашу беседу и убил ее, послав своих агентов по моему следу. Мне удалось, не без помощи моих спасителей, ускользнуть от него.
Как я люблю тебя Вероника!
Глава 25
Тюфяк
10 марта 1977 года.
Я уже два года в Штатах. Забрался в захолустье, подальше от цивилизации. Смаковать свою тоску мне хотелось в одиночку за поеданием дешевых сосисек из поддержанного холодильника; так мне было легче и привычнее переносить горе.
Сегодня в местной лавке продавец-индеец с удивлением спросил меня:
— Ведь вы покупали утром спички, сэр, зачем вам еще?
Я не обратил внимания на его вопрос, а потом заподозрил неладное. «Может быть это Тип, ведь мы теперь двойники?»
Чтобы не напугать продавца, я не рискнул ни о чем расспрашивать, но стал ждать появления маршала.
И он появился, под ручку с моей «Бывшей». Она перекрасила волосы, намалевалась так, что ее невозможно было узнать, и нацепила на глаза солнечные очки.
Я выследил их, узнал номер телефона и позвонил. Трубку взял маршал.
— Поздравляю, сказал я, — вы назначены царем Соломоном.
Он помолчал немного, видимо, разнервничался.
— Значит, ты жив, дружище? — сказал он, — как поживаешь?
— Твоими молитвами.
— Заходи, будем рады тебе, — сказал он и положил трубку.
Я знал, что он будет убегать сейчас же (не теряя времени и, несмотря на поздний час), и уже ждал его в подъезде. Он, видимо, хотел скрыться без нее, но она, почувствовав это, выбежала за ним, и я встретил их бранящимися у самого выхода.
Увидев меня, он вытащил нож:
— Ты был не очень способным учеником, — сказал он, — до сих пор я щадил тебя. Надеялся, что возьмешься за ум, но ты неисправим. Придется от тебя избавиться, как это не больно, я ведь в тебя не мало труда вложил.
Пока он разглагольствовал, я спокойно подошел и ударил его кулаком в висок. Тип не ожидал этого. Он был вооружен, а я нет. И он, видно, подумал, что и на сей раз, сломил мое сопротивление.
Я вложил всю силу и ненависть в этот удар. Он упал, как подрубленный. Моя бывшая жена с визгом бросилась к Типу, но я знал, что он мертв.
— Что ты наделал, ничтожество! — закричала она. Но я знал, что она не права, и она тоже знала об этом. Только ей от этого было тем более горше, а я почувствовал внезапное облегчение. Теперь то я умею постоять за себя. Ей я не сказал ни одного слова. Я не стал даже убегать после убийства. Я уходил от них медленно с достоинством.
Когда я открыл двери, она вдруг окликнула меня:
— Тюфяк!
Я обернулся. Она сняла очки, и к своему ужасу я узнал Веронику. Как мог я принять ее за свою жену?
— Да, — сказала она, с трудом сдерживая ярость, — ты — Тюфяк! Таких как ты не любят, потому что ты видишь и жалеешь в этом мире только себя.
— Вероника!
— И даже в женщине ты любишь и жалеешь только себя. У тебя нет сердца, ты озабочен только самим собой и своими проблемами. Будь ты проклят, ничтожество и червяк!
И вот здесь я не выдержал. Ужас и страх охватили меня. Я не верил своим глазам. Нет, это не правда, я ослышался.
— Милая, — сказал я, — я искал тебя, я люблю тебя!
— Прочь! — сказала она, — и в любви ты в первую очередь любишь самого себя.
— Вероника!
— Прочь! — Она вытащила из сумочки пистолет.
— Убей меня, — сказал я.
Я хотел умереть у ее ног. Перспектива эта вдруг показалась мне заманчивой и желанной.
— Прочь, тюфяк, — она отмахнулась от меня как от мухи, — на таких как ты пули жалко.
Раздался выстрел, и она упала на безжизненное тело Типа.
«Чем не Ромео и Джульета, — пронеслась у меня кощунственная мысль, — Шекспира на вас нет, педерасты»
Боже, неужто она так любила его? Опять ложь, опять обман. Зачем мне жить, если она не со мной?
Я схватился за голову, и, завыв в отчаянии, как дикий зверь в ловушке, пошел в темную глухую ночь, навстречу своему одиночеству.
Эпилог
Сегодня вся мировая прогрессивная общественность отмечает годовщину свержения монархии и религиозного засилья в Израиле.
Я сижу в своей холодной квартире в Лос-Анджелесе и смотрю по Си-Эн-Эн празднества, проводимые в стране по случаю освобождения еврейского народа от догмы.
По случаю праздника с торжественным воззванием к народу выступает премьер-министр государства:
«Граждане Израиля! — говорит он, — демократия неизбежна, как восход солнца! Поздравляю соотечественников с завоеванным нами, в долгой и упорной борьбе, правом сочетаться гражданским браком!»
Рядом с ним много иностранных гостей и местных политиков.
И вдруг я вижу… Нет, этого не может быть! По правую руку от премьера появляется — О, боже! Ведь это Тип с Вероникой!..
Я снял очки, потом снова надел их. Все верно: это Тип, а рядом Вероника.
Ведущий знаменитого телеканала представляет Его, как нового министра по делам религии государства Израиль, а Ее, как очаровательную супругу «перспективного министра». Далее (какой сюрприз) почти вплотную к блистательной супружеской паре стоит сама госпожа Ротенберг с развевающимися на ветру седыми буклями.
Прислушавшись к политическим прогнозам словоохотливого комментатора, я узнаю, что моя бывшая неудавшаяся любовница ушла в свое время с «Плешивым» в глубокое подполье, и после вооруженного переворота вознеслась с ним на вершины власти. Она же «убедила» новый парламент уважать традиции древнего народа, и не преследовать опальных религиозных деятелей; а также не отделять религию от государства, и вернуть в кабинет министров их наиболее ярких представителей, не запятнавших себя кровью борцов, сражавшихся в рядах глубокого подполья.
На последних выборах, Плешь (как оказалось, выходец из Марокко), навострился ходить на праздники к евреям — выходцам из Украины: теперь они уже были большинством в стране, и электорат требовал, чтобы Плешь официально подался в «украинцы». Для этой цели он отрастил запорожские усы, натянул шаровары и выучился танцевать гопака. А когда дело дошло до выборов, изображая Тараса Бульбу, он зычно кричал в сторону портрета с изображением Соломона Третьего (то есть, моего изображения) — «Я тебя породил, я тебя и убью!» Таким образом, он хотел показать избирателям, что главная заслуга в свержении монархии принадлежит все же ему.
Как в этой компании снова оказался Тип, я не знаю, но подозреваю, что, удачно разыграв меня в Лос-Анджелесе, он вернулся в страну, где Изольда Михайловна, на правах героической подпольщицы, составила ему протеже перед бывшим оппозиционером и ныне продажным премьером.
Тип отрастил усы и бороду, чтобы уменьшить сходство со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10