— Я отвечаю за внешний вид и хорошие манеры ваших жен, — сказала она просто, по-прежнему пытаясь приободрить меня своей доброй улыбкой.
— А они что, в этом нуждаются? — я не узнавал свой голос, он стал чужим, непослушным, то и дело срывался и дрожал. Я был похож, наверное, на человека, который первый раз выступает перед публикой и от страха забыл все, о чем намеревался говорить.
В горле у меня пересохло, но мне и в голову не приходила спасительная мысль о напитке, который я секунду назад любезно предложил Веронике.
— Сказать по правде, вчера вот к вам была доставлена девушка из австралийского племени. Ясно, что понятие о вилке или ином столовом приборе у нее довольно смутное.
— А вы где-то учились, Вероника?
Она была спокойна и ее уверенность в себе стала понемногу передаваться мне. Дыхание у меня выровнялось, и я мог, по крайней мере, внятно и без дрожи в голосе задавать вопросы.
— Я училась в московском институте кинематографии.
— Ах, так вы артистка? — с невольным восхищением сказал я.
Моя искренность и понятное волнение тронули Веронику и в открытом взгляде ее я увидел признательность — Увы, — с горечью, — сказала она, — артисткой я так и не стала… Когда пришло время съемок фильма, режиссер предложил мне разделить с ним постель.
— Гад ползучий! — непроизвольно и по-детски вырвалось у меня.
— Я проплакала всю ночь, но мне очень хотелось стать звездой и я согласилась… Это был мой первый мужчина….
Она на секунду призадумалась, и я почувствовал болезненный укол ревности в сердце.
— Правда роли я так и не получила.
— Но почему?
— Через неделю мне стало ясно, что таланта у меня ни на грош, а быть куртизанкой я могу и за деньги. И вот я тут. Делюсь опытом с вашими женами…
Она виновато улыбнулась и я понял, что ей очень хочется произвести на меня хорошее впечатление.
— У вас есть талант, — с искренним участием сказал я, — талант хорошего человека.
— А вы добрый, во всяком случае, до сегодняшнего дня моя история никого не интересовала, так как вас. Вы так внимательно слушали меня.
Глаза ее заблестели и на какое-то мгновение мне показалось, что она вот-вот заплачет.
О, да она такой же романтик, как и я!
Любая сентиментальная история вызывала у меня слезы. В такие минуты, если рядом были люди, я совершал что-либо дерзкое, чему потом удивлялся сам. Это была попытка застенчивого человека, такими вот радикальными средствами справиться с конфузной ситуацией.
То же самое, с целью не расплакаться, сделала сейчас Вероника: опустив бокал на поднос, она властным жестом приказала служке удалиться и плавно пошла на меня.
Я замер от подступившего к горлу восторга.
Изящным пальчиком она нежно провела по моим губам, и это естественное движение красивой женщины вызвало в мятущейся душе моей бурю неизведанных доселе чувств. Неукротимое и неведомое ранее острое возбуждение волной прокатилось по моему истосковавшемуся по женской ласке телу. Если бы моя законная жена умела так прикасаться. Боже, ведь все эти двенадцать лет я не знал, что такое настоящее наслаждение Легкие прикосновения ее наэлектризованных пальцев будто вливали в меня дикую энергию страсти, переполнявшую все мое существо.
Но вместо того, чтобы закрыть глаза и отдаться этому сладостному ощущению волшебной эйфории, я поймал себя на дурацкой мысли о том, что именно это восхитительное ощущение сладчайшего томления, очевидно, подразумевал Зигмунд Фрейд, когда говорил о либидо.
Интеллигент ты сраный, — с горечью упрекнул я себя, — в кои-то веки выпало счастье овладеть женщиной, и в этот самый момент ты ударяешься в глубокие размышления.
Теоретически, не без влияния фрейдовой науки, я знал, конечно, что такое наслаждение, но как же я был неискушен, как далек от практики и как незабываемо сладостны были Ее прикосновения. Остановись мгновение!..
Вероника проворно сбросила с меня халат, подвела к ложу, усадила и, нагнувшись к взбухшему у меня в паху комку мускулов, бережно взяла его в руки и стала ласкать. Это было трогательно и прекрасною. Со стороны она казалась молодой мамой, которая нежно играет с ребенком.
Я почувствовал, как неудержимо надвигается оргазм.
Ужас охватил меня, неужели все кончится, так и не начавшись толком. «Держись, Шура!» Приказал я себе. Вероника наклонилась к нему, явно намереваясь удостоить меня оральным сексом. Она лишь коснулась губами головки члена, и это было уже выше моих сил. Ничто на свете не удержало бы меня сейчас от столь позорной эякуляции.
Я кончил, но как кончил! Оргазм был необыкновенно бурным, поток спермы, казалось, был бесконечным. Я залил ею все лицо Вероники. Нет, она не проявила недовольства, она приняла эту благодатную жидкость с непонятным вожделением. Но мне все же показалось деланным ее вожделение, и я мучительно страдал от проявленного мною, постыдного бессилия.
«Господи, — презирая себя, взывал я к Всевышнему, — может и вправду тюфяк я?!»
Этим прозвищем наделила меня в свое время благоверная. И почти всегда в критические моменты жизни оно услужливо всплывало в моем сознании, напоминая, кто я есть на самом деле.
По поводу и без повода, жена любила унижать меня и моя «сексуальная безграмотность», как она любила выражаться, была предметом ее постоянных насмешек.
— Уйдите! — сказал я Веронике, стараясь не глядеть ей в лицо, и презирая самого себя.
Она послушно поднялась и, не вытирая залитого лица, почтительно поклонилась мне и выскользнула из покоев.
Минут двадцать я лежал на роскошной кровати, давясь горючими слезами.
Чего это ты нюни распустил, парень, разве в первый раз с тобой такое? Да, ты не супермен и тебе это хорошо известно, стоит ли понапрасну изводить себя, если ничего уже нельзя изменить?
Мне стало спокойнее. Потом явился служка. Как и в первый раз — знаками, он предложил мне освежиться. «Да что они тут все немые что ли?»
Я велел принести мне «Наполеона».
Приняв душ и тяпнув рюмку, я снова позвал его.
Служка, очевидно, догадался, что я плакал. Досадуя на него как на свидетеля моей слабости, я бросил с нарочитой грубостью:
— Где здесь можно пожрать, мужчина?
Я чувствовал, как неумолимо ввергаюсь в знакомую атмосферу стресса и мне уже не хватало моего холодильника и дешевых сосисок.
Опять же знаками он изобразил нечто такое, что следовало понимать, наверное, как «О, нет проблем, Ваше величество!»
После чего он повел меня вкушать трапезу.
Глава 6
Царская трапеза
Я прошел в царскую столовую.
Обставлена она была скромно: на стене висел натюрморт работы неизвестного художника, который черпал, очевидно, свое вдохновение на рынке «Кармель».
Стол был сервирован блюдами из рыбы. Уха по-русски, тефтели из камбалы, жареная форель, печень трески и килька в томатном соусе.
— В чем дело? — раздражено спросил я у главного повара, — почему вся жратва из рыбы?
Для человека, который в недавнем прошлом довольствовался дешевыми сосисками, у меня не было никаких причин обижаться на меню — стол был поистине царским. Но фиаско, которое я потерпел в спальне, явно способствовало моему дурному настроению.
Главный повар, будто язык проглотил.
— Ну, — теряя терпение, вскричал я, — неужто для Моего величества нельзя было приготовить голубцы или хотя бы бифштекс с яичницей?
Браво, парень! Еще немного и я совсем избавлюсь от своего самоуничижительного стиля. Я уже нравился самому себе и играл роль, отведенную мне с каким-то, неведомо откуда взявшимся лоском провинциального актера. Мне все больше и больше нравилось кричать на подчиненных. Раньше эту особенность — покомандовать и поизгаляться над ближним я вроде в себе не замечал. Думаю, что это была не более чем ответная реакция на то, что люди, долгое время, относились с таким же начальственным апломбом ко мне. В любом случае, стыда за столь мерзкое, казалось бы, свое поведение я почему-то не испытывал. Более того, мне было отрадно, что я, как и другие, могу поорать и оскорбить человека просто так, потому что не в духе.
Тип, заметивший перемены в моем духовном облике, активно поддержал меня:
— Учитесь брать нахрапом, Ваше величество, или на арапа. Можно конечно на авось, но лишь в том случае, когда нет иного выхода.
— А вы на что берете? — поинтересовался я.
— На абордаж, конечно, — гордо отвечал маршал, — своим морским привычкам я не изменяю.
Оправившись от испуга, главный повар, запинаясь, робко пролепетал:
— Меню составлено Советом министров Вашего величества и утверждено дворецким.
— Подать сюда дворецкого! — приказал я.
Через минуту вбежал лысый мужичонка во фраке, сшитом явно не по его жирной спине.
Лысина дворецкого лоснилась от пота. Платочком он вытирал серебристые бисеринки со лба и, перепуганный насмерть, ждал, в какой форме изольется мой гнев.
— Что вы кушаете за обедом? — вкрадчиво спросил я.
— Жаркое из бекаса, Ваша величество, и суп из фазаньих ляжек.
Меня так и подмывало смазать по его мокрой лысине.
— Это ваша затея кормить меня рыбой?
— Затея придворного диетолога, Ваше величество! Он говорит, что Соломону надлежит быть мудрым, а мякоть рыбы, якобы питает мозговые клетки.
Он выгнулся в почтительном поклоне и от этого неуклюжего движения, тесная манишка его на жирной спине, казалось, вот-вот разойдется по швам.
— Пошел вон! — заорал я, — год будешь жрать у меня одну рыбу с хлебом, я посмотрю, какой ты станешь мудрый.
Дворецкий ушел посрамленный, а я заказал суп из бычьих хвостов и глазунью из черепашьих яиц.
Обычно, когда незатейливое и повседневное домашнее меню надоедало мне, я робко предлагал супруге приготовить что-либо вкусное. Моя просьба раздражала ее необыкновенно, как и все, впрочем, что я говорил ей, и она с издевкой вопрошала:
— А не подать ли, вашему сиятельству, суп из бычьих хвостов и глазунью из черепашьих яиц?
Слово «сиятельство», которое она произносила с иронией, оказалось пророческим — сегодня я уже был величеством и мог позволить себе любое меню, включая те два блюда, которые, очевидно, в ее воображении были верхом кулинарного искусства.
И все-таки жизнь прекрасна. Пришел, наконец, праздник и на мою улицу.
Я расслабился и дал волю своим чувствам.
«Хороши министры! — бурно негодовал я, с аппетитом уплетая суп, — под монастырь подводят, сукины дети. Есть одну рыбу, имея семьсот жен!..»
Глава 7
Тотальный секс
Плотно пообедав, я велел пригласить Типа.
Он явился немедленно и лицо у него было излишне скорбное, из чего я вывел, что моя неудача с Вероникой стала уже достоянием придворных зубоскалов.
— Знаешь ли, дружок, — приступил я издалека.
— Я знаю все, — понимающе перебил меня Тип, — всякое бывает, Ваше величество, на вашем месте я бы не стал принимать так близко к сердцу…
— А откуда ты знаешь, Вероника рассказала?
— Ну что вы, она человек надежный. Просто у начальника тайной полиции хорошо налажена специальная аппаратура.
— Ты про Изольду что ли? Я же ее уволил.
— Да, но аппаратура-то осталась.
— Позаботься, любезный, чтобы в моих покоях ее больше не было.
— Вы забыли, что я главный евнух, Ваше величество.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Только то, Ваше величество, что я в ответе лишь за благоприятный психологический климат в гареме.
— Что это значит?
— Это значит, что то, о чем вы меня высочайше просите, по существу, не входит в мою компетенцию.
— Что же ты предлагаешь?
— Вот если бы по совместительству я был бы еще и начальником тайного отдела.
А у него губа не дура, знает ведь где тепло и уютно. А почему бы и нет? свой человек на такой должности всегда подспорье.
Тип, как будто угадав мои мысли, монотонно заканючил:
— Можете не сомневаться, я ваш человек. Если что, всегда буду на стреме. Окажите милость, Ваше величество, ведь и вакансия вроде как свободная?
Вымогатель, когда-нибудь ты схлопочешь у меня по зубам.
— Ну хорошо, пока я не назначил нового начальника отдела безопасности, временно эта должность закрепляется за тобой.
— Благодарю вас, Ваше величество!
— Я сказал временно!
— Разумеется, Я постараюсь оправдать ваше доверие. Премного благодарен Вашему величеству!
— Оставь это, маршал, ты лучше скажи, что народ говорит про это…
— Я еще не успел расшифровать, что имел в виду, сказав про Это, но он совершенно правильно понял мой намек, сходу настраивая меня на оптимизм:
— Стоит ли обращать внимание, Ваше величество, у нас в стране каждый третий страдает от преждевременного семяизвержения. Нервное напряжение, знаете ли… Регион у нас очень неспокойный, политическая ситуация накаленная, дороги забиты, карманы пусты, а налоги сверх всякой логики. Страна как будто сплошной комок нервов. Все это не может не сказаться на сексуальном здоровье мужчины.
— И ты страдаешь?
— Нет, политика, и налоги не очень беспокоят меня.
— Почему?
— Ваше величество, мы можем говорить откровенно?
— Разумеется, дружочек.
— Когда в последний раз вы изволили изменить своей супруге?
— Ты имеешь в виду мою бывшую? — замялся я.
— Именно, Ваше величество, для пользы дела вы должны излагать только факты, и не надо стесняться, говорите правду.
— Сказать по правде, я ей никогда не изменял, — выпалил я и почувствовал некоторое облегчение.
Однако это было не совсем так. Однажды, меня склонила все же к интимной близости моя соседка, но как только мы оказались в постели, тот, на которого я возлагал большие надежды, вдруг позорно и безоговорочно капитулировал.
Соседка оказалась тактичным человеком:
— Для меня это совсем не важно, — сказала она, — я готова с вами встречаться просто так.
Когда-то эта женщина была подругой моей жены, потом они поссорились и, соблазняя меня, она, видимо, хотела отомстить ей.
Соседка пыталась возбудить меня не конвенциональными средствами, но и они не дали сколько-нибудь заметного эффекта, может быть, потому что она была много старше меня.
Так и осталась моя жена не отмщенной, хотя, если честно, я искренне хотел внести свою лепту в благородное начинание своей неудавшейся любовницы.
Под влиянием друзей я сделал еще несколько робких попыток овладеть женщиной на стороне, но все они с треском проваливались. Я был слишком закомплексован и боялся, что в самый ответственный момент меня постигнет участь, которую вот уж столько лет, предрекают Пизанской башне.
Если он сейчас начнет ухмыляться, падло, я его собственными руками придушу.
Но Тип, к чести его будет сказано, оставался, искренен и доброжелателен:
— Я так и думал, Ваше величество, и Павлов тут, пожалуй, прав.
— Какой Павлов?
— Иван Петрович, автор теории условных рефлексов.
— Причем тут теория?
— Притом, что практики у вас совсем нет.
— Чем же я виноват?
— Да ничем, у вас просто выработался условный рефлекс на вашу «Бывшую», а как только представился случай изменить объект сексуального удовлетворения, установка, выработанная годами тоталитарно-принудительного секса, явно не сработала.
— Да, но…
— Никаких но, Ваше величество, все, что вам нужно теперь, это обратить свои взоры на новые сексуальные ориентиры.
— То есть?
— Поначалу, скажем так, возбудить в себе здоровый интерес к здоровому сексу.
— Что ты предлагаешь конкретно?
— А вы не пробовали смотреть порнофильмы?
— Нет, что ты, я воспитан в религиозном доме.
— Конечно, Ваше величество, ваш предшественник Соломон второй тоже соблюдал традиции, но фильмы посматривал регулярно.
— Я бы не хотел начинать свое правление с безнравственных акций.
— Нет проблем, Ваше величество. Я предлагаю пока оставить все как есть. Следует недельку поднабраться сил, то есть не форсировать события. Займитесь-ка пока государственными делами.
Глава 8
Дела государственные
Государственными делами я занялся в тронном зале, одну из грандиозных стен которого украшал гигантский портрет царя Давида.
Пока я рассматривал портрет славного предка, выполненный в лучших традициях социалистического реализма, в комнату мягкой кошачьей походкой вошел толстый человечек в лоснящемся черном фраке и с черной потертой папкой под мышкой. Щеки у него были, словно надуты для пущей важности, носик кнопочкой, редкие жесткие усики дико топорщились, а ушки на макушке имели форму миниатюрных и чутких локаторов.
Всем своим напыщенным и одновременно неряшливым видом человек в лоснящемся фраке напоминал мне хомячка, ушедшего в глубокую спячку.
— Ваше величество, — сонно произнес он, — меня зовут Ицхак Самир. Я премьер-министр государства Израиль. Принес вот вам бумаги на подпись, — ушки его при этом слегка дрогнули, он, кажется, начал пробуждаться от своей затянувшейся спячки.
— Полагаю, что с этим делом вполне мог справиться секретарь моей канцелярии, — справедливо заметил я.
— Ни в коем случае, Ваше величество, — окончательно проснулся хомяк, — документы секретного свойства и не для постороннего глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10