Но все повернулось иначе. Поздно вечером Доминик решил взять инициативу на себя. В доме Гилбернов шло такое веселье, что даже многострадальная семья Мэдлин была потрясена.
Входная дверь оставалась незапертой. Доминик вошел в полутемную гостиную, пропахшую сигаретным дымом и вином. Он зажег верхний свет и увидел с десяток удивленных лиц. Увидел Мэдлин, лежащую на софе с молодым человеком. Она встречалась с ним до помолвки с Домиником. Лицо Мэдлин пылало, губы распухли от поцелуев. Злосчастная рубашка высоко задралась, обнажив бедра. Он долго смотрел на нее со странной улыбкой, потом повернулся и вышел.
Мэдлин бросилась за ним, внутри у нее все похолодело, она понимала, что на этот раз ей не удастся искупить свой грех. Она догнала Доминика у машины. Они стояли в темноте, разделенные темным корпусом «феррари», и Доминик высказал ей всю убийственную правду о ее характере. Он говорил на одном дыхании, без пауз, не повышая голоса. Мэдлин слушала молча, не сказав ни слова в свою защиту.
Она и не могла защищаться. Она понимала это, безрассудно бросившись за ним. Знала, стоя у машины и не отводя глаз от его холодного лица, на котором было написано презрение. Слушая его слова, произносимые спокойно и твердо. Родные вернулись домой и нашли ее в таком отчаянии, что потребовалось немало времени, чтобы выяснить, что случилось. Сознание своей вины не позволяло Мэдлин оставить все как есть. Она пыталась звонить Доминику, ей ответили, что он в отъезде и будет не скоро, только к балу в загородном клубе.
Через несколько дней все в округе уже знали, что Доминик Стентон застал свою невесту на месте преступления – в объятьях другого мужчины. Был грандиозный скандал. Мэдлин боялась выйти из дома – повсюду ее преследовали обличительные взгляды. В глазах всех она, конечно, вела себя ужасно, но ничего другого от нее и не ждали. Она подозревала, что многие были рады, что их худшие опасения подтвердились.
– Подожди бала, он выслушает тебя, – советовали те, кто жалел ее. – Он любит тебя, Мэдлин, он, конечно, все поймет.
Всю следующую неделю Мэдлин жила в ожидании бала. Она знала, что Доминик будет там, – его родители выступали организаторами торжества.
Если бы Вики была дома, она бы наставила ее на путь истинный, и Мэдлин не рискнула бы отправиться на бал. Но Вики училась в университете и даже не знала, что натворили Доминик и ее лучшая подруга.
Наступил вечер бала. Когда дочь спустилась вниз, Эдвард Гилберн испуганно посмотрел на нее. Мэдлин выглядела принцессой в шелковом платье лимонного цвета. Облегающий лиф подчеркивал пышную грудь и тонкую талию. Длинная юбка в несколько слоев прозрачного шифона легкими волнами падала вниз. Распущенные волосы шелковистыми прядями покрывали плечи. Она была очаровательна в своей пугающей хрупкости и беззащитности. На бледном, без всякой косметики лице жили только глаза.
Они приехали в клуб, как оказалось, последними. Первый, кого увидела Мэдлин, был Доминик. Он танцевал с красивой белокурой девушкой в кроваво-красном бархатном платье.
Жало ревности вонзилось ей в сердце. Нина сжала ее холодную руку, и Мэдлин ощутила взгляды, с жадным любопытством устремленные на нее со всех сторон. Атмосфера была наэлектризованная, все ждали сцену, которую Мэдлин закатит своему жениху.
– Не волнуйся, – тихо сказала Мэдлин Нине в ответ на ее испуганный взгляд. – Я не собираюсь устраивать скандал.
Она действительно вела себя так, словно ничего не случилось. Не обращая внимания на злорадные взгляды, Мэдлин смешалась с толпой, с кем-то поговорила, кому-то улыбнулась и подошла поздороваться с родителями Доминика. Они тоже решили делать вид, что все в порядке. Последовали, как всегда, объятья и поцелуи. Мэдлин немного постояла с ними, беседуя Бог знает о чем. Она вдруг подумала, что, возможно, Стентоны и не знают, что произошло между ними.
Волнение в зале постепенно улеглось. Мэдлин переходила от одной группы гостей к другой – взрыва бомбы не последовало. Она внимательно следила за Домиником – где он, что делает. Сердце билось неровными толчками, воздух с трудом проходил сквозь сдавленное горло.
Больше часа Доминик не обращал на нее никакого внимания. Когда он наконец-то подошел к ней и сдержанно пригласил танцевать, она почувствовала облегчение.
Он повел ее в танце, она молчала, во рту пересохло, глаза расширились. Кожа вибрировала от прикосновения его рук.
– Я танцую с тобой по требованию отца. Он хочет избежать скандала, – сказал он ей напрямик. – Поэтому ничего не воображай.
– Я люблю тебя, Доминик, – хрипло прошептала Мэдлин.
– Ты даже не знаешь истинного значения этого слова, – насмешливо возразил он и холодно добавил: – Между нами все кончено, Мэдлин. Сделай хоть одно доброе дело в твоей сумасбродной жизни: не устраивай сцен, если не ради нас, то хотя бы ради наших родителей.
– Позволь мне хотя бы сказать, что я признаю свою вину, – взмолилась Мэдлин, с испугом глядя в холодное, застывшее лицо Доминика. – Мне кажется, я была немного не в себе в тот вечер…
– Не хочу ничего знать, – отрезал Доминик. – А твои юные дружки довольно скучная публика, чтобы не сказать больше. Хочу дать тебе совет, Мэдлин: оставь взрослых в покое, играй в свои игры с молодыми, такими, как тот юнец, которому ты предлагала себя в тот вечер. Они бывают неловкими, многого не умеют, но быстро приведут тебя в возбуждение. А тебе только это и нужно, пока. Потом будут новые приключения.
– Как ты жесток! – Перемена в Доминике привела ее в отчаяние. Ей казалось, она катится в пропасть. Они кружились по залу, а его резкие слова били без промаха, и рука Доминика больно впивалась в ее тело, лишая ее способности думать, дышать и даже чувствовать. Мэдлин не замечала, что глаза ее полны слез.
– Я не обещал любезничать с тобой, Мэдлин, – сквозь зубы прошипел Доминик. – Только станцевать один танец, черт побери!
– Тогда оставь меня. – Она попыталась вырваться, но он крепко держал ее. – Мне не нужна благотворительность.
Т – О нет, – прошипел Доминик, – ты дотанцуешь до конца. Ты достаточно унижала меня!
– А ты не унизил меня в тот вечер? – огрызнулась она. Ей уже не хотелось плакать, ее душил гнев.
– Тем, что не взял предлагавшееся мне по дешевке? – съязвил Доминик. – Ведешь себя как шлюха, с тобой и обращаются как со шлюхой. А у тебя это здорово получается, Мэдлин, очень здорово! Не вздумай повторить! – предупредил он. Мэдлин вскинула голову, глаза мрачно горели на бледном лице. – Не устраивай сцен, иначе будет хуже.
– Отомстишь, Доминик? – воскликнула Мэдлин. – Вот что ты задумал: хочешь мне отомстить, поэтому решил подарить мне один танец, танец примирения, и гордо уйти, и все точно будут знать, зачем ты танцевал со мной!
– Это твои проблемы, Мэдлин, – безжалостно отрезал Доминик. – Ты могла бы не приходить на вечер и избавить нас от лишних неприятностей. Но ты пришла, и теперь у тебя есть выбор – достойно прекратить наши отношения либо сделать то, чего от тебя ждут, и доказать всем, что ты сумасшедшая, глупая девчонка!
– О, конечно, давай не будем разочаровывать зрителей, – внятно произнесла Мэдлин, глядя ему в глаза. – Чего бы тебе хотелось, Доминик? Чтобы я выбежала из комнаты в слезах? Или тебе доставит большее удовольствие, если я упаду к твоим ногам и буду смиренно молить о прощении? – Сильным рывком Мэдлин выскользнула из его объятий, подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты предпочитаешь второе, не правда ли?
С усмешкой, исказившей совершенную форму ее губ, Мэдлин опустилась к его ногам в глубоком поклоне. Тонкий шелк облаком лег на пол, темноволосая голова поникла в немом раскаянии.
Это был эффектный и очень жестокий поступок. Зал замер. А Мэдлин вдруг почувствовала, что вот-вот улыбнется.
Доминик мог бы засмеяться. Мог бы с юмором отнестись к выходке Мэдлин Гил– берн, которая рабски склонилась перед ним. Мог бы снова отшлепать или оттаскать за волосы. Он ведь предупреждал ее! Но Доминик ничего этого не сделал. Только тихо сказал:
– Когда же ты повзрослеешь, Мэдлин? – Он повернулся и ушел.
Наблюдавшие эту сцену со стороны решили, что Доминик отомстил ей за тот вечер, поскольку драматический жест Мэдлин, ее мольба о прощении, не нашел отклика – ее не простили. И так ей и надо. Выходка вполне в ее духе. На самом-то деле – и Доминик это понял – она издевалась над ним. Ему ничего не оставалось, как уйти, чтобы снова не выглядеть дураком.
Мэдлин, напротив, не двинулась с места. Жизнь капля по капле покидала ее вместе с отчаянной дерзостью. Снова и снова мысленно повторяла она жестокие слова Доминика, добавляя их к прежним обидам. Когда отец осторожно поднял ее и вывел из зала, прежняя Мэдлин уже умерла, а новая пребывала в безысходном отчаянии. Она пришла в себя только через полгода, уже в Бостоне. И потребовалось еще несколько лет, чтобы Мэдлин вновь вернулась к жизни.
Все чаще и чаще клялась она себе, что теперь уж не даст повода в чем-нибудь ее упрекнуть.
* * *
В воскресенье утром Мэдлин с Перри ездили верхом, галопом скакали по зеленым полям, потом позавтракали в прибрежной гостинице и пошли к реке.
Прохожие провожали их взглядами. Это была прекрасная пара: длинноногая, стройная Мэдлин – в брюках для верховой езды и коричневой твидовой куртке, волосы заплетены в косу и короной уложены вокруг головы, и высокий, гибкий Перри – тоже в костюме для верховой езды, со светло-каштановыми волосами и классически правильными чертами лица.
Они шли уже минут десять, когда Мэдлин набралась смелости и задала ему вопрос, который мучил ее всю субботу. – Перри, – начала она осторожно, – могу я попросить тебя об одолжении?
– Конечно, – согласно кивнул Перри, – все что угодно.
Именно так. Мэдлин грустно улыбнулась про себя: его содействие потребуется позже.
– Если я скажу родителям, что в среду буду обедать с тобой в Лондоне, ты не выдашь меня?
Перри остановился.
– Почему тебе надо что-то скрывать? – спросил он.
Мэдлин облизнула пересохшие губы.
– Мне надо кое с кем встретиться, – объяснила она. – Родители будут недовольны, если узнают, с кем я встречалась.
– С кем же?
Логичный вопрос, признала Мэдлин со вздохом. О Боже!
– С Домиником, – сказала она и съежилась, когда Перри сердито повернулся к ней.
– Ты что, все забыла? – воскликнул он. – Доминик публично оскорбил тебя, а ты спокойно сообщаешь, что собираешься обедать с ним!
Нельзя сказать, что я спокойно согласилась, подумала Мэдлин, а вслух сказала:
– Я первая оскорбила его, Перри. Мы живем в очень тесном, замкнутом мирке, и, пока эта глупая ссора между нашими семьями продолжается, никто не сможет забыть взаимных оскорблений. А это задевает людей, которые не заслуживают, чтобы их обижали. Я собираюсь встретиться с Домиником, потому что только мы можем прекратить ссору.
– Каким образом? – насмешливо спросил Перри. – Снова начнете встречаться? Сделаете вид, что ничего не было?
– Да, – твердо ответила Мэдлин, – да, если потребуется!
– Но это глупо! – воскликнул Перри. – Ведь прошлое никуда не денется! А ты. четыре года приходила в себя от обиды. Он причинил тебе боль! Ради Бога, будь благоразумной! Держись подальше от него. Подумай о себе. А другие пусть сами решают свои проблемы!
– Я не собираюсь его прощать, пойми! – оправдывалась Мэдлин. – Только пообедаю с ним, и мы обсудим семейный вопрос.
– Откуда ты знаешь, как все получится? – возразил Перри. – Раньше он помыкал тобой. Ты уверена, что он утратил власть над тобой?
Слова Перри больно задели ее, особенно потому, что во многом он был прав. И она не удержалась от колкости:
– Не смейся, горох, ты не лучше бобов. Перри покраснел.
– Ну вот и договорились. Спасибо. Но это не ответ на мой вопрос. Ты не видела его четыре года. Откуда ты знаешь, как ты будешь себя чувствовать с ним?
Перри пристально посмотрел на нее, и Мэдлин опустила голову. – Ага, – понял он. – Ты уже встречалась с ним.
Она не отвечала. Зачем? Перри прочел ответ в ее глазах.
– Когда? Где? – требовательно спросил он.
– Как-то вечером, – ответила Мэдлин. – Я поехала верхом, и мы случайно встретились.
Она не решилась уточнить, что это был за вечер.
– И что произошло?
– О, не волнуйся, Перри. – Мэдлин развеселило беспокойство в его глазах. – Мы начали с того, на чем остановились четыре года назад, – наговорили друг другу много обидных слов. – Вспомнив эту встречу, Мэдлин недобро усмехнулась. Даже поцелуй Доминика был оскорблением, жестоким и мучительным.
– Ты думаешь, новое свидание будет другим?
– Отношения между нашими семьями кое– что значат для нас. Поэтому мы попытаемся забыть о ссоре, найти выход, – ответила Мэдлин.
– Вот как? – Перри насмешливо поднял брови.
Мэдлин нетерпеливо вздохнула и снова зашагала по берегу. Она не могла стоять на месте. Жаль, что Перри не понимает ее. Перри догнал ее и снова пошел рядом. Некоторое время они молчали, думая каждый о своем. Река быстро несла холодные воды. Неожиданно Перри сказал:
– Хотел бы я встретиться с ним здесь. С удовольствием сбросил бы подонка в воду.
Мэдлин улыбнулась, взяла его под руку и крепко стиснула ладонь.
– Ты не знаешь, сколько раз мне так хотелось поступить с Кристиной, – призналась она. Ведь Кристина продолжала издеваться над Перри даже после того, как он окончательно расторг помолвку. На многолюдных вечерах, куда приглашали обоих, Кристина появлялась каждый раз с новым мужчиной. – Правда, мне очень хотелось столкнуть ее в бассейн, – пояснила Мэдлин.
Перри грустно улыбнулся.
– Какие же мы с тобой идиоты!
– О да, – согласилась Мэдлин. – Так ты не выдашь меня в среду?
Перри остановился и повернул Мэдлин к себе.
– Обещай, что будешь очень осторожна, – потребовал Перри.
Мэдлин кивнула.
– Обещаю вести себя как дочь своей матери, – поклялась она.
Перри громко рассмеялся: Ди была самой спокойной и безмятежной дамой бостонского общества.
– Более надежного обещания ты не могла дать, – согласился Перри.
Да, подумала Мэдлин. Она очень надеялась, что у нее хватит сил сдержать обещание.
– Будешь обедать с Перри, дорогая? – спросила Луиза с улыбкой, от которой Мэдлин захотелось заскрежетать зубами. – Прекрасно. Он очень милый молодой человек. Твоему отцу Перри тоже нравится. С ним приятно иметь дело.
– Я, пожалуй, переоденусь в лондонской квартире, – сказала Мэдлин.
– Да, конечно, – согласилась Луиза, продолжая улыбаться. Видя, что Мэдлин поспешила переменить тему, Луиза поняла, что она не будет откровенна с ней и не скажет, как далеко зашли их отношения с Перри. – Если обед кончится поздно, тебе лучше остаться в Лондоне. Сообщить Краудерсам, что ты приедешь?
– О, будь добра, – поблагодарила Мэдлин. На самом же деле ее раздражали попытки Луизы помочь так называемым отношениям с Перри.
Тени прошлого, со злостью подумала Мэдлин, холодные мурашки пробежали по спине.
Нина предвкушала веселую прогулку по магазинам, которая на деле превратилась в сентиментальное путешествие в мир грез. Мэдлин никак не удавалось отвлечь ее внимание от каких-то детских игрушек.
– Может быть, ты что-то скрываешь от нас? – поддразнила Мэдлин сестру, когда, наконец, уговорила ее выпить кофе в маленьком кафе. – Может быть, уже слышен стук маленьких ножек?
– Мэдди. – Нина пришла в ужас. Она вспыхнула от возмущения. – Чарлз не… никогда… не мог бы…
– Ну хорошо, – успокоила ее Мэдлин. – Я пошутила. Но обычно невесты мало интересуются детскими кроватками и плюшевыми мишками.
– Чарлз… – У Нины задрожали губы, и Мэдлин стало стыдно за свою шутку. – Чарлз хочет, чтобы день нашей свадьбы был исключительным днем. Чтобы я вошла в церковь в белом подвенечном платье, и никакое лицемерие не должно испортить этот день. Мой день, Мэдди, – мечтательно вздохнула Нина.
Мэдлин вспомнился другой день и другой мужчина, который сказал ей те же самые слова. Тогда она, конечно, посмеялась над этим сентиментальным предрассудком. А теперь? Мэдлин задумалась. Наверное, посмеялась бы, решила она. Если мужчина и женщина любят друг друга и собираются пожениться, почему нужно держаться стародавних обычаев, которые предписывают невесте быть в белом платье, знаменующем ее непорочность? Сама она, во всяком случае, собиралась венчаться в розовом – ярко-розовом, – независимо от того, сохранит ли она девственность. Какая польза от благородства Доминика? Никто из присутствующих на свадьбе не станет меньше уважать его, если его невеста будет в розовом! С другой стороны, размышляла Мэдлин, когда придется заказывать подвенечное платье, родители жениха и невесты, вероятно, сделают все, чтобы она изменила свое мнение и надела белое платье. Они ведь сделали все, чтобы направить отношения между ними в нужную им сторону.
Мэдлин призналась себе, что в бурном романе с Домиником именно этот вопрос занимал ее больше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15