И хотя разум говорил, что Георгоса сегодня завлекло к ней в постель лишь плотское желание, что для этих целей ему сгодились бы другие женщины, она улыбнулась в темноте – женская интуиция подсказывала, что она доставила ему полное наслаждение.Лежа в его объятиях – тела их так и не разомкнулись, – она вдруг вспомнила странное замечание о том, что Леонидас не первый ее возлюбленный. Иви нахмурилась и застыла.– Что случилось? – спросил он. – Что-то не так? Скажи мне...– Почему ты считаешь, что до Леонидаса я была с другими мужчинами?Обнимавшая ее рука одеревенела, ласкающая ладонь застыла на животе. Тысячами нервных окончаний она почувствовала, как он внутренне напрягся.– Ты хочешь сказать, что Леонидас и был твоим первым любовником? – звеняще спросил он.Она кивнула.Его молчание становилось непереносимо.– Тебе нравилось быть с ним в постели? – наконец спросил он напряженным голосом. – Он тебя удовлетворял?По его тону можно было предположить, что ему заранее известно, что Леонидас не был лучшим в мире любовником. Делились ли они по-братски? Или первая жена Леонидаса открыто жаловалась на отсутствие у него мастерства в постели?Иви заскрежетала зубами от нахлынувшего на нее горького возмущения. Георгос притворялся, что не хотел брать то, что должно принадлежать его брату. Но он это сделал в конце концов. Совершенно безжалостно. А теперь хотел, чтобы она сравнила их в постели. Будь она проклята, если унизит Леонидаса, если позволит Георгосу думать, что он выиграл во всем. Он мог завоевать ее страсть, но никогда не получит ни ее любви, ни преданности.– Конечно, нравилось, – со свирепой решимостью произнесла она. – Леонидаса я любила. Любовь – не просто техника, Георгос. Иногда это больше слияние душ, чем тел.– Вот как? – Его рука вновь лениво задвигалась по груди, играя с ней, пока Иви не прикусила губу, чтобы сдержать стон. – Ты бы, наверное, предпочла, чтобы я почитал стихи взамен вот этого, – мягко поддел он. – Или чтобы где-нибудь там тихонько звучал Моцарт.– Не будь жестоким, Георгос, – выдавила она, глаза ее наполнились слезами.Он оторвался от нее так резко, что она вскрикнула.– Но я могу быть жесток, – отрезал он, повалив ее на спину и глядя в ее расстроенное лицо. – Я – оппортунист, дорогая моя женушка. И не смотри так потрясенно. Разве ты не понимаешь, что эти маленькие упражнения в постели законно утвердили наш брак? Твое предложение, Иви, принято целиком и полностью. Сегодня вечером я понял, что буду просто идиотом, если не приму его. Ты молода, красива, сексуальна и будешь отличной матерью.Он рассмеялся, глядя на ее ошеломленное лицо.– Разве ты забыла о возможном последствии того, чем мы тут только что занимались?Да уж, если ты зажглась, тебя не удержишь, а? Не надо краснеть, радость моя! Мне нравится, когда мои женщины немного теряют голову. А ты теперь – моя женщина. Не заблуждайся на этот счет. Леонидас может оставить себе твою душу и твою любовь. Я возьму то, что ему уже больше не нужно.Он наклонился и поцеловал ее в приоткрытый рот, несколькими короткими толчками своего языка показав, что в чувственном, сексуальном смысле она действительно его. Но она знала это уже задолго до того, как он соединился с ней.– Я думаю, ты просто несносен, – дрожащим голосом сказала она, когда он поднял голову.– А я думаю, ты просто роскошна, – ответил он, повергнув ее в полное замешательство.– А теперь я пойду к себе, – продолжил он с потрясающим спокойствием. – Предлагаю выбросить эту рваную рубашку и немного поспать. Завтра мы уезжаем.– Куда? – Она потрясенно заморгала.– Не знаю... пока. Куда-нибудь, где обслуживание в номер, большая кровать и ванна с гидромассажем.При этих словах сердце Иви встрепенулось. Господи, мысленно она уже находилась там, в этом номере, в этой ванне и в этой кровати... с ним.– Но... но что мы скажем твоей матери? – Краска стыда залила все ее лицо. – И Эмилии?– Правду, конечно. Мы решили сделать наш брак настоящим, и это наш законный медовый месяц. 11 – Да это чудесно! – воскликнула Эмилия, когда Георгос выложил за завтраком новость. – Правда, Алис?– Да... наверное, – вяло согласилась она, переводя озадаченный взгляд серых глаз с сына на покрасневшую Иви, которая надеялась, что ни та ни другая не подумают, что медовый месяц уже начался.Она на миг прикрыла глаза. Господи, она сама с трудом в это верила. Когда утром она проснулась в своей кровати, все происшедшее казалось нереальным, пока Георгос не постучался. Он вошел, не дожидаясь ответа, подобрал с пола изодранную рубашку, которую Иви хотела поднять, но уснула.Увидев, что она закрылась простыней, Георгос весело рассмеялся, а потом велел ей одеваться и побыстрее спускаться к завтраку. Как-то так выходило, что когда он говорил «прыгай» , она прыгала.– Куда же вы поедете? – взволнованно спросила Эмилия.– Кто же говорит, куда отправляется на медовый месяц, – с кривой улыбкой упрекнул он ее. – Я оставлю Рите номер телефона со строгим наказом звонить только в случае крайней необходимости. Мы с Иви хотим покоя и уединения.– Конечно, конечно, – Эмилия широко улыбнулась. – Нам бы и в голову не пришло портить вам медовый месяц, правда, Алис?Алис выглядела так, словно до нее вдруг дошло, что Иви отринула память о старшем сыне ради более красивого и удачливого младшего брата. С горьким возмущением смотрела она на Георгоса, а потом перевела разочарованный взгляд на Иви.Ее тоже охватило возмущение. Если Леонидас не возражал бы, так почему против его мать? И потом, кончилась ее власть над собой. Георгос околдовал ее такими чувственными чарами, против которых не устояла бы ни одна женщина. Даже сидеть сейчас напротив него за завтраком было сущей мукой. Она удерживала себя от того, чтобы не глазеть на него, чтобы притормозить рвущиеся воспоминания. Георгос... его губы на ее груди... его ладони под ее ягодицами... тело, идеально слитое с ней...Она вздрогнула, сдавшись, и посмотрела на него. Лицо было непроницаемо спокойным, не напоминая тот искаженный страстью образ, который предстал перед ней при лунном свете. Господи, да она отдаст что угодно, лишь бы снова увидеть его таким.– Ешь, ешь, Иви, – ровным голосом велел он. – Тебе еще собираться.Она укладывала вещи, когда в комнату заглянула Алис, неуверенность ее шагов говорила, что, может быть, впервые в жизни она собралась побороться с чем то, а не просто пожаловаться или спрятать голову в песок, как страус.– Иви, дорогая, – осторожно начала она.– Да? – Подавив раздражение, Иви улыбнулась и подняла на нее глаза.– Ты... ты ведь понимаешь, что делаешь, да? Я хочу сказать... Георгос – это совсем не то, что его брат. Леонидас был нежной романтической душой, а этот весь в отца. Очень земной, плотский человек, если ты понимаешь, что я имею в виду.Иви очень хорошо поняла, что имела в виду Алис.Та положила ей руку на плечо.– Ты ведь не ради Леонидаса это делаешь, да?– Ради него? – непонимающе переспросила Иви.Алис вспыхнула.– Ну это он ведь заставил дать обещание, что вы с Георгосом поженитесь. Может, ты думаешь, что таким образом будешь ближе к Леонидасу, оставшись рядом с его братом? Но они совсем разные, Иви, – предупредила она с панической ноткой в голосе. – Георгос не такой, он похож на отца.Иви пришло в голову, что, должно быть, муж Алис был столь же сексуален, как, Георгос, и она не смогла с этим справиться. Может, ей вообще не нравился секс. Может быть, мужская сила супруга пугала ее, вот почему он искал других женщин для удовлетворения своих физических потребностей.С пониманием и жалостью Иви поглядела в бледное испуганное лицо этой женщины. Бедняжка...Но пусть она не думает, будто Иви приносит какую-то святую жертву или что она не понимает, какой человек Георгос. Иви взяла обеими руками руку Алис и сжала ее в ладонях.– Не тревожьтесь так, Алис. Я хорошо понимаю, что Георгос совсем не такой, как Леонидас, но это не значит, что он плохой человек, замужеством с которым нельзя гордиться. Мы все продумали. Я хочу детей, и он тоже. Вы знаете, его первая жена отказывалась рожать, она притворялась, будто хочет забеременеть, а сама все время сидела на таблетках? Поэтому-то Георгос и развелся с ней.Алис чувствовала себя явно шокированной.– Я... не знала этого. Бедный Георгос.– Вот-вот, бедный Георгос. У вашего младшего сына, Алис, тоже есть чувства. Он тоже сделан из плоти и крови, как и Леонидас. Порой мне кажется, что вы об этом забыли...Иви немного помолчала, чтобы ее слова дошли до Алис.– Без отцовского одобрения мальчик еще может обойтись, – мягко добавила она, – но ничто не заменит материнской любви. У Леонидаса хоть это было.Алис в ужасе взглянула на нее.– Но Георгоса я тоже люблю! – настаивала она. – И всегда любила.– Не сомневаюсь, но вы редко это показываете.– Я... мне... – Явно расстроенная, Алис без сил опустилась на краешек кровати. – Мне казалось, он никогда не нуждался в моей любви так, как Леонидас...Иви оставила эту тему, надеясь, что она поступила правильно. Была какая-то горькая ирония в том, что она заботится об отношениях Георгоса с матерью и так его защищает, в глубине души не будучи уверенной, что такой уж он прекрасный человек. Все это ее очень смущало.– Чего ты наговорила моей матери? – сказал Георгос, шагнув в открытую дверь. – Я только что встретил ее на лестнице, и знаешь, что она сделала? Обняла меня и поцеловала, сказав, что любит меня и желает нам всяческого счастья.Иви сделала невинное лицо.– Может, она пожалела о своей нелюбезности за завтраком?– Да, а я, может, Джек-потрошитель, – сухо ответил он. – Опять ты взялась за свои Таммины штучки?– Таммины штучки? Это что такое?– Неважно. Мне больше нравятся твои другие штучки, которые начинаются, когда ты остаешься без одежды. – Он притянул её к себе и поцеловал, пока она не задохнулась в полном смятении.– Дверь открыта, – возразила она, когда он принялся расстегивать пуговицы, рядком идущие по лифу ее платья. – Может кто-нибудь войти.Он рассердился.– Чего б я только не дал за собственный дом, где мне не надо следить, открыта ли дверь и не войдет ли кто-нибудь. Да не возражай, не возражай. Не настолько я жесток, потому и увожу тебя сегодня. Я хочу какое-то время иметь тебя в полном распоряжении, – пророкотал он и, протянув руку, ухватил Иви за косу, обмотал ее вокруг шеи и медленно потянул к себе. – Я намерен посмотреть, как эти прекрасные волосы рассыплются по подушке. – Он улыбнулся, глядя в ее расширившиеся глаза. – Я много чего намерен с тобой сделать...Наклонив голову, он с неожиданной нежностью припал к ее губам, которые раскрылись навстречу с тихим стоном. Георгос резко оторвался от нее, круто развернулся и вышел из комнаты. Иви глядела ему вслед в полном смятении и сумятице чувств. Его сексуальная власть над ней не поддавалась контролю. Куда все это заведет? * * * Пока в какой-то отель на морском берегу. Красивый отель с номером для новобрачных, столь порочно богатом и роскошном, что она ошеломленно осматривалась, понимая, что устроен он так специально для того, чтобы возбуждать и подстегивать чувственность.Вокруг царили богатые, насыщенные цвета – красный, золотой, кремовый. Все убранство номера вызывало желание изведать его на ощупь – пальцами... или обнаженным телом.В одном конце огромной прямоугольной гостиной, устланной красным ворсистым ковром, стояли две кремовые кушетки и стеклянный кофейный столик, в другом – стол на две персоны перед стеклянными дверями во всю стену: они выходили на балкон с чудесным видом на море. Стоило нажать кнопку около выключателя, и все исчезало: пышные кремовые портьеры, скользнув, смыкались, создавая в комнате атмосферу легкой интимности и чувственности.В спальне не было намека на интимность – здесь все кричало о ней. И кремовый ковер, и громадная круглая кровать с красным бархатным покрывалом в центре комнаты, и атласные кремовые простыни. С первого взгляда заметить их Иви не могла, в глаза бросались шесть атласных кремовых подушек в изголовье, крытом красным бархатом.Шесть подушек? Качая головой, Иви прошла в ванную, и тут у нее просто глаза полезли на лоб при виде хрустального светильника, резных сверкающих кранов и огромной ванны-бассейна с гидромассажем, простиравшейся от стены до стены под окном из толстого листового стекла.Георгос, пристально наблюдавший за ней во время этого молчаливого путешествия, подошел к ней сзади, положил руки на плечи и притянул к себе. Она немедленно напряглась, устрашившись перспективы заниматься любовью при дневном свете. Или принимать ванну прямо под окном, пусть в него вряд ли кто заглянет, если не зависнет перед фасадом отеля.– Ну и как ты находишь вид? – тихо спросил он, водя губами ей по уху и вызывая невольную дрожь.– Очень... очень мило.– Ночью он еще лучше, – пробормотал Георгос ей в ухо. – Романтичней.Наживка была проглочена, и она обернулась к нему, охваченная внезапной ревностью.– Ты здесь уже бывал, да? С одной из твоих женщин?– Я – нет, – отрекся он. – А Янис – да. Он мне об этом месте и рассказал сегодня утром, когда я обрисовал нашу с тобой ситуацию.– И что... что Янис сказал? Про нас, я имею в виду.Георгос рассмеялся.– Он совсем не удивился. По правде говоря, Иви, прошлым вечером мы с тобой попались к Рите в сети. Она попросила Яниса наехать на тебя. Правда, он совсем не сопротивлялся и с удовольствием бы продолжил, если бы я не отреагировал так, как задумала Рита.Иви пришла в изумление, хотя знала, что Рита хотела свести их с Георгосом. Но втягивать в спектакль Яниса, пожалуй, уж слишком, о чем она и сказала.– У Риты есть сильные мотивы желать, чтобы мы оказались вместе, – сухо пояснил Георгос – Эта женщина немилосердно амбициозна и уже не первый год желает стать в фирме больше, чем секретаршей. Первый ее шаг по этой лестнице – заполучить большую ответственность, дать своему шефу другие интересы, помимо работы. Брак с кем-нибудь вроде тебя следует квалифицировать как другие интересы...И он снова начал расстегивать пуговицы на ее платье. На этот раз она не остановила его. Зачем? На самом деле и она этого хотела так сильно, что ее сотрясала внутренняя дрожь. Она стояла, сдерживая эту дрожь, пока он снимал с нее одежду, и радуясь тому, что он не делал попыток ни поцеловать, ни приласкать ее, снимая вещицу за вещицей.К тому времени, как она предстала перед ним в одежде Евы, взгляд ее затуманился, кожу обдало жаром, сердце бешено колотилось. Но оттого, что он был полностью одет, она внезапно смутилась и едва не поддалась искушению чем-нибудь прикрыться. Но выдержала, горделиво стоя перед Георгосом, хотя руки у нее невольно сжались в кулаки.– Как ты хороша, – пробормотал он. Тыльной стороной пальцев он едва дотронулся до кончиков ее грудей, и она громко ахнула. Застонав, он опустил голову.– Господи, Иви, понимаешь ли ты, как сильно я тебя хочу?Она просто смотрела на него, не в силах произнести ни слова.– Ты нужна мне немедленно. Никакой прелюдии. – Это он говорил, подхватив ее на руки. – Тебе сейчас достанется только сознание, что я никогда не чувствовал себя так ни с одной женщиной. Я не смогу управлять собой так, как делал это прошлой ночью. Я этого добился, наплававшись в холодной воде почти до изнеможения и сняв остроту желания. А сейчас ты мне нужна немедленно. Я не хочу тебя обидеть, не хочу ни испугать, ни разочаровать тебя. Но я должен это сделать. Не говори «нет» .Он не стал ждать ее ответа, припомнила она потом. Он положил ее лицом вниз поперек этой экзотической кровати, раздвинул ее ноги и коротко, но только коротко, приласкал ее. Напряжение в ней усилилось при звуках сбрасываемой одежды. Но к нему примешивалось и волнение от мысли о том, как он смотрит на нее, обнаженную и распростертую на этом красном бархате. Кровь зашумела у нее в ушах.Она ахнула, когда он проник в нее, ногти ее впились в бархат, когда она почувствовала, как продвигается вглубь его член. Ее тело инстинктивно отозвалось на это, жадно ожидая каждого нового толчка. Несколько мгновений она стремилась куда-то вверх, но вдруг все внезапно кончилось, оставив ее с бьющимся сердцем и с зависшим в каком-то приподнятом состоянии телом.Она лежала, почти наслаждаясь тем, что облегчение не наступило, радуясь, что для нее еще не все кончилось. Потом услышала шум бегущей в ванной воды, почувствовала, как он перевернул ее, поднял на руки и отнес в ванную. Горячие струи воды восхитительно ощущались всем ее по-прежнему возбужденным телом. Он устроил ее поудобней в своих объятиях, но когда она наконец взглянула ему в лицо, то с изумлением обнаружила в устремленных на себя глазах беспокойство.Ее улыбка просто положила его на обе лопатки, это было очевидно.– Тебе не было неприятно? – спросил он, все еще хмурясь.– Прелестная закуска. – Она плотнее прижалась к нему. – А когда же основное блюдо?В его смехе прозвучали удивление и облегчение.– Ты самая милая, сексуальная и великодушная девочка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15