– Ради Бога, не надо, Джонни, – слабо запротестовала она.Но он еще раз поцеловал ее, и она застонала. Он не переставал целовать, и она запрокинула голову, изогнув свою длинную шею так, что золотистая волна волос затопила ее плечи. Теперь уже она как бы приглашала его не останавливаться, и Джонни протянул обе руки и обхватил ими стройную шею. Лейси застонала во второй раз, кожа ее потеплела и стала мягче, и вся она сделалась более гибкой, будто лишилась костей. В Джонни просыпались тысячи забытых ощущений. Руки его опустились ниже и скользнули по гладкому белому шелку, сладострастно облегающему своей прохладой ее горячие груди.Он делал это раньше. Много раз. Пока их не оторвало друг от друга безумие. Боже, как он любил ее.Лейси тоже гладила его. Ее неуверенные пальцы двигались по отзывчивым рельефным мышцам, словно пытались вызвать в его теле те же ощущения, которые он вызывал в ее. Она нежно коснулась его крепкой скулы, затем потрогала шрамы на лбу.Тыльной стороной руки он прикоснулся к бутонам ее сосков, выпирающих сквозь белый шелк платья.– Ты всегда такая горячая? – прошептал он. Она побледнела и прикусила губу.– Только с тобой, – хриплым низким голосом проговорила Лейси. – Только ты этому не верил.Почему же он сейчас верит? От воспоминания о былой боли она чуть не задохнулась.– Боже мой, что я делаю? Я не хочу, чтобы все началось сначала, Джонни Миднайт.У Миднайта и самого в горле застрял ком. Он тоже почувствовал страх. Он пытался сглотнуть, но ничего не получалось.– Джонни, ты не помнишь, а я помню.– Значит, у тебя есть преимущество.– Какое там…Безнадежная страсть, сверкнувшая в ее глазах, пронзила его. Несмотря на ломаное-переломаное тело, он чувствовал, что она вернула его к жизни и сделала снова мужчиной, не боящимся больше за свое будущее и уверенным в своих силах.Голос диких джунглей отозвался в его жилах на ее пугливый ласкающий взгляд, одновременно бросающий дерзкий вызов и соблазняющий. Все его существо тоже захлестнула волна противоречивых чувств.. Она смотрела на него своим пылающим взглядом, и все у него поплыло перед глазами.– Останься, – прошептал Джонни прерывающимся голосом.– Я надеялась, что ты прогонишь меня и тебе станет легче.– Куда уж тут легче… Она кивнула головой.– Ладно… Но только пока ты не встанешь на ноги. А потом разойдемся. Так будет лучше.Чувство неописуемой благодарности охватило Джонни, и он заплакал. Он попытался сдержаться, но ничего не помогало. Слезы буквально хлынули у него из глаз. Они душили его. Совершенно убитый, чувствуя бесконечный стыд, он отвернулся, чтобы скрыть исказившееся от плача лицо.Но Лейси прижалась еще ближе к нему и нежно поцеловала его в лоб, в глаза, пока слезы не прекратились. Обвив руками, она прижала его к себе изо всех сил.– Ничего страшного. Никто, кроме меня, не увидит. А я никому не скажу.Но кроме нее, ему ни до кого нет дела.Джонни поднялся и сел; руки его железным кольцом обхватили ее и прижали к себе, он спрятал лицо у нее на груди. Он все на свете бы отдал, чтоб только не показывать ей своей слабости, своих слез. Но два месяца ужаса выплеснулись наружу.– О, Лейси, это был сущий ад – ничего не знать, ничего не помнить. Иногда мне хотелось умереть.– Не говори так… – Она ласково поглаживала его шею.– Иногда кажется, что я теряю рассудок и мне никогда не поправиться.Ее милое личико осветилось сочувствием. Сначала она нежно гладила его руками, затем стала успокаивать поцелуями, успевая запечатлевать их в паузы между скорбными излияниями Джонни о том, что с ним случилось, каким трусом он был на самом деле. Он все поведал ей об Ольге, о том, что она вытворяла, как она издевалась над ним, называя его овощем, и почти умудрилась убедить его в этом.Лейси чувствовала, как в ней растет волна ненависти.– Никакой ты не трус. А эту подлую садистку я прикончу, обязательно прикончу…Лейси коснулась рукой его лица и прижалась к нему щекой. Наверное, она хотела последний раз поцеловать его. Но только Джонни приоткрыл рот, как она запечатлела на нем такой горячий поцелуй, словно все эти годы душа ее тосковала о нем. Пальцы ее обхватили его шею, и она приникла к нему, всей душой стремясь к близости, в которой было что-то неизмеримо большее, чем просто чувственность.Когда она наконец оторвалась от него, глаза ее были расширены и в них чувствовался страх.– Джонни, мы не должны… этого нельзя… я не могу… Это не должно повториться.– Твоя правда.– Лучше я сейчас пойду, а ты отдохнешь. Ему ненавистна была сама мысль, что она сейчас уйдет.Он удержал ее за руку.– Прежде чем ты уйдешь, скажи мне, ради Бога, почему мы расстались?Лейси прикусила нижнюю губу. Лунный свет делал ее бледное лицо еще бледнее. Голос ее задрожал.– Обстоятельства настроили нас друг против друга, но последний удар нанесла я, когда вышла замуж за другого человека.– Почему?– Тебе казалось, что ты знаешь почему. – В голосе ее чувствовалась горечь.– Расскажи.– Это все слишком сложно, да и поздно. Может, я была не права, но и ты тоже. И я заплатила за это так же дорого, как ты. – Она попыталась беспечно пожать плечами, но каждое движение давалось ей с трудом. – Ради Бога, Джонни, все давно кончилось. Я не могу говорить об этом. Пожалей меня. – Она откинула голову, и он увидел в ее слишком ярко блестевших глазах боль, скорбь и яростный гнев. – Это выше моих сил.Миднайт бился за то, чтобы вернуть свою жизнь, чтобы узнать и вспомнить все – и доброе, и дурное. Но еще сильнее он хотел удержать ее хоть ненадолго.– Расскажи тогда о чем-нибудь еще.Он прижал свою ладонь к ее ладони. Лейси вся запылала. Внезапная волна забытого возбуждения передалась и ему. Его темные пальцы были такие большие, что ее рука вся умещалась в них. Она ошеломленно следила расширенными глазами, как он сплетает свои пальцы с ее; ощущение было невероятным – как когда-то. Словно очнувшись, она отдернула руку.Губы ее задрожали, и он увидел слезы в ее глазах.– Лучше нам не касаться друг друга.– Как прикажешь, – легко согласился Джонни.– Ты не помнишь, – начала она тихо, – что, когда был маленьким, очень боялся темноты?– Мы тогда знали друг друга?– Нет, ты был уже большим парнем, когда мы встретились.– Большим? Ты хочешь сказать – толстым? Она по-девчоночьи хихикнула, и это вдруг вызвало поток воспоминаний. Ему лет девятнадцать. Вот точно так же захихикала она, стоя на их общей пожарной лестнице и заглядывая в окно его спальни в доме родителей, когда он, валяясь на своей кровати, рассматривал голых девиц в журнальчике, вместо того чтобы заниматься. Он как раз пытался прикинуть размеры бюста грудастой блондинки, когда в окне возникла рожица хихикающей Тростиночки. Он покраснел, смутившись, а она выдернула у него журнальчик и бросилась с ним по пожарной лестнице на крышу. Он не сразу очухался и опрометью бросился за ней.С трудом он заставил себя не задерживаться на сладостной сцене на крыше.– У тебя был брат, которого ты очень любил. Он умер, – продолжала она.А он вспоминал, как бесился, когда она во всю глотку выкрикивала нескромные заголовки из содержания журнальчика, пока он гнался за ней по лестнице.– Натан, – говорила она тихим, гипнотизирующим голосом.А у Миднайта перед глазами мелькали сцены на крыше: она вырывает из злополучного журнальчика картинки с голыми девицами и пускает их по ветру с крыши, пока он наконец не поймал ее.– Расскажи мне что-нибудь о Натане, – пробормотал он, улыбаясь про себя.Он задавал вопросы, и она отвечала – до тех пор, пока он не касался их давних отношений.Когда он на следующий день и на следующий попытался нажать на нее, она стала более настороженной и замкнутой и грозилась вообще больше не приходить. И он не делал новых попыток. И тем не менее события прошлого, которыми она пугала его, постепенно возвращались к нему в виде воспоминаний.Потому что еще кое-кому хотелось воспламенить боль и ярость, которые гнездились в глубинах его сознания, чтобы он возненавидел Лейси и снова прогнал.Тому, кто стал с некоторого времени регулярно присылать ему со специальным курьером послания в длинных белых конвертах. Глава седьмая – Кто же это…Миднайт постучал длинным конвертом по своей смуглой ладони; на его энергичном лице отобразились беспокойство и гнев: кто этот новый таинственный враг, почему он пытается натравить его на Лейси, стараясь напомнить ему о самых ненавистных эпизодах его жизни?Он рассматривал выцветшие газетные вырезки на столе и в этот момент, пожалуй, предпочел бы полное забвение тому, что пришлось ему узнать и пережить сейчас.Лейси предала его и вышла замуж за Сэма Дугласа.Но еще до этого заключительного шага она отвернулась от него и бросилась в объятья Дугласов, приняв тот образ жизни, который Дуглас мог ей предложить, а он, Миднайт, не мог. Джонни понимал, что одного этого с лихвой хватило бы, чтоб она пала в его глазах.Конверт в его руке не представлял собой ничего особенного – конверт как конверт. Он поднес его к свету и внимательно рассматривал вязь букв, которыми было выведено его имя. Ничего угрожающего как будто не было, но и без того черные глаза Миднайта еще больше потемнели, как только он подумал о содержании. Пальцы его заметно дрожали, когда он вытащил грубо вырванные из газеты клочки и загнул обратно верх конверта.Он поспешно достал свой портфель и открыл его. Вынув оттуда пачку аналогичных конвертов, он некоторое время внимательно изучал их, затем сунул новое послание под резинку, стягивающую пачку, сунул ее обратно в портфель и поспешно защелкнул замок.Лейси всеми силами противилась его попыткам восстановить прошлое. И понятно почему.Но у Миднайта объявился тайный доброжелатель, и он, напротив, из кожи вон лезет, чтобы помочь ему все вспомнить.В присланном сегодня конверте была вырезка со знаменитой фотографией, где Сэм Дуглас утешает Лейси на фоне пожара, – с нее, пожалуй, все и пошло кувырком.Помрачнев, Миднайт запихнул портфель с тайной корреспонденцией в стенной шкаф и ногой захлопнул дверь. Надо во что бы то ни стало постараться отвлечься от этой чертовой фотографии и от всей прочей документации о пожаре до прихода Лейси. Она должна быть где-то через часок.Миднайт взглянул на календарь на стене. Все квадратики были перечеркнуты жирным X. Все, кроме одного. Последний, завтрашний пустой квадратик был обведен красным кружком.На столике под календарем валялась открытка от Дж. К. с Гавайев. Миднайт взял ее в руки и в третий за сегодняшний день раз перечитал торжествующие строчки, написанные рукой Дж. К. Нахмурившись, он скомкал открытку и запустил ее в пепельницу; бумажный шарик пролетел мимо и покатился к окну, Джонни чертыхнулся. Вообще-то он был рад за Дж. К., но у него самого на душе было муторно, как никогда.Глаза Миднайта потемнели еще больше; он шагнул к окну и поднял открытку. Расправив ее, он какое-то, время тупо смотрел на разбежавшиеся черные каракули. Это ж надо! Просто в голове не укладывается, что Дж. К. – это Дж. К. – то! – остепенился, женился и будет себе жить да поживать как все.Миднайт посмотрел в окно на залив. Жаль, что он не в форме, а то бы съездил к ним на свадьбу. Лейси рассказывала, что невеста была вся в зеленом, а у жениха бабочка и пояс были одного цвета.Реабилитационная клиника была задумана чуть ли не как курорт, с дивными видами, очаровательными двориками и фонтанами. Медперсонал не носил белых халатов. У каждого пациента была своя уютная квартира. Но больница есть больница, все кругом насквозь провоняло лекарствами, больничный дух был неистребим, и Миднайт чувствовал себя запертым в клетке и поднадзорным. И как на иголках.Может, все потому, что Лейси должна была прийти в последний раз. А может, потому, что последнее послание тайного доброхота подействовало на него сильнее, чем он сам себе признавался.Ему было тошно видеть Лейси в объятиях Сэма Дугласа, даже на этом помятом и пожелтевшем от времени газетном клочке. Ему становилось не по себе при одном воспоминании о том, как ловко использовал старый сенатор прессу и эффектную юную школьницу, и даже эту трагическую историю с пожаром, в своих интересах как в личном, так и в политическом плане, как, по существу, он купил ее за свои деньги.Однако к этим чувствам примешивалось и другое – неясное ощущение опасности. Кто же посылал Джонни эти вырезки и загадочные послания? Кому было так необходимо пробудить воспоминания, которые Лейси всеми силами пыталась в нем не пробуждать? Кому это было нужно?Нет, как ни верти, в этой корреспонденции было что-то жутковатое. На память ему вдруг пришло, как порой расширялись от страха огромные глаза Лейси. О, как бы он хотел сейчас быть в лучшей форме! И чтоб голова у него работала получше.Действительно ли ей угрожает какая-то опасность? Или его ретивый корреспондент из кожи вон лезет, чтоб отвратить его от нее? Поскольку она ему не захотела довериться, а Миднайт не доверял ей, ему оставалось только ходить вокруг да около.Джонни еще раз взглянул на красный кружок на календаре.Завтра он отправляется домой.Но один.После сегодняшнего дня Лейси больше не намерена видеться с ним. Дрожащей рукой Миднайт провел по своим коротко остриженным черным волосам. Да какое ему до всего этого дело? Их отношения полетели к чертям собачьим еще много лет назад. Но за этот месяц ее постоянного присутствия он к ней привык. Без нее ему было не по себе. Он хотел, чтоб это присутствие длилось вечно. Он хотел, чтоб она все время была с ним, хотел, просыпаясь утром, видеть ее рядом с собой, терять свое тело в ее теле, быть любимым ею.Вернуться домой, приступить к работе – пусть поначалу и не в полную силу – ради этого Миднайт готов был жизнь отдать. А сейчас он не испытывал никакой радости – только предательскую сосущую тоску.Когда он в первый раз сообщил ей, что его выписывают, она от души порадовалась за него. А потом ему пришло в голову, что, может, эта радость вызвана тем, что теперь она вольная птица и может уехать из Сан-Франциско и оставить наконец его. Ему пришлось сделать немалое усилие в эту последнюю неделю, чтоб не показать вида, что его это волнует. В то же время гордость не позволяла ему сорвать зло на Лейси, когда она приходила.Свое дело она сделала, разве не так? Но сколько бы она ни молчала, его таинственный доброжелатель сумел выпустить из кувшина гораздо больше воспоминаний, чем она хотела. Воспоминания о том, как пресса превратила реальность в романтическую историю. В красивую сказку о том, как блистательный сенатор, только что лишившийся супруги, излил свои щедроты на бедную безутешную сиротку, посещающую Стэнфорд на предоставленную ей стипендию. Далее, следуя этой сказке, сенатор стал проявлять еще более глубокий интерес к бедной девушке, а потом интерес перерос в нечто другое.До Сэма ее принцем был он, Миднайт. И как же больно это было – перестать считаться ее принцем.Миднайт снова запустил открытку в пепельницу и снова промахнулся. Вот черт!Он посмотрел на календарь и задохнулся, вспомнив весь этот месяц. Если Лейси и была виновата в прошлом, то за эти дни она сумела одарить его новыми, ничем не омрачаемыми воспоминаниями, которые останутся с ним на всю жизнь.Если она пустая дрянь, как он пытался себя уверить, неужели бы она посвятила себя такой развалине, как он, который причинил ей к тому же ужасную боль? Ее ежедневные посещения нарушали унылое однообразие его больничного режима. Ведь он только и жил ее ожиданием.Утро у него обычно уходило на физиотерапию и тренировки по укреплению памяти. Но жизнь расцветала только днем, когда появлялась Лейси. Она возила его на коляске по окрестностям и парку. А когда сняли гипс, они часами гуляли и беседовали. Она без умолку трещала, если он молчал, и внимательно слушала, если у него было разговорчивое настроение. Она терпеливо повторяла Джонни одно и то же, если ему не удавалось сосредоточиться. Если же он не мог сразу вспомнить, о чем она рассказывала раньше, она спокойно напоминала. В то же время в их отношениях были свои ограничения. Она не позволяла прикасаться к себе и избегала всяческих упоминаний о прошлых несчастьях.Однако день за днем рассыльный приносил таинственные конверты с вырезками и фотографиями, и запретные воспоминания восстанавливались в его памяти. Таким образом, несмотря на ее упорное молчание, в голове у него все постепенно вставало на свои места и он начинал соображать все лучше и лучше. Иногда одного ее нечаянного взгляда было достаточно, чтобы пробудить целый поток воспоминаний. Порой какие-то непонятные сведения из посланий заботливого корреспондента, причинявшие ему странное беспокойство, вдруг обретали отчетливую форму в его сознании. А то вдруг невесть откуда высыпали какие-то обрывки и крохи воспоминаний, и, бывало, проходил не один день, прежде чем ему удавалось собрать их по крупицам в цельную картину.Белых пятен оставалось еще немало, но он уже собрал воедино страшные сцены пожара:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18