Кокити Оою вызвали, показали записку и пересказали разговор с матерью Цуруко.
— Вы утверждаете, что вчера вечером ездили в город N.? Это, конечно, алиби. Вы были у кого-нибудь в гостях? Спрашиваем не потому, что подозреваем вас. Как видите, происшествие чрезвычайное, и мы вынуждены все досконально проверить, допросить всех сколько-нибудь причастных.
— Был ли в гостях? Да нет, я вообще-то специально никуда не ходил, ни с кем не встречался… — Чувствовалось, ответы даются Оое нелегко.
— Должно быть, ездили за покупками? В таком случае, наверное, помните магазин, хозяина?
— Нет, покупок тоже не делал. Просто… захотелось прогуляться, и я… немного побродил по центру города… А покупки… Ну, вот по дороге купил в табачной лавке пачку сигарет. Пожалуй, и все…
— Хм, не много для алиби… — Некоторое время Куниэда недоверчиво глядел на юношу, молча размышляя. Потом бодро сказал: — Ладно. Покупки оставим в покое. Подойдем с другой стороны. До города и обратно вы ведь на чем-то добирались? Возможно, водитель запомнил вас. Будем вызывать на беседу.
На лице Кокити проступила растерянность, он побледнел и от волнения утратил дар речи.
В уголках губ прокурора промелькнула усмешка; сверлящим взглядом он внимательно смотрел на Кокити.
Наконец Ооя не выдержал.
— Это произошло случайно… кошмарная случайность, — забормотал он и просительно, словно ища защиты, посмотрел на полицейских, стоявших позади Куниэды. Среди присутствовавших был и его друг — автор детективных историй Сёити Тономура, лицо которого выражало в этот момент величайшую досаду.
Как оказался здесь, вместе со следственной группой, Сёити Тономура? Да все очень просто: некогда Тономура учился вместе с прокурором Куниэдой, они до сих пор переписываются. Но, дабы не уводить читателей в сторону от главного, не будем подробно говорить о прошлом, связывающем этих людей, скажем лишь, что прокурор и писатель были закадычными друзьями.
Куниэда полагал полезным участие Тономуры в расследовании, и для писателя присутствовать при раскрытии преступления было чрезвычайно интересно. Прокурор Куниэда сначала допросил Тономуру как свидетеля происшествия, затем, при молчаливом согласии группы детективов, позволил остаться наблюдать за ходом расследования.
И сейчас, видя, как Кокити Ооя переменился в лице, услышав, что он пробормотал в ответ, Тономура почувствовал острую досаду. Хотя и хорошо представлял себе всю сложность положения Оои. Конечно же, тот ездил вчера вечером в N. к своей тайной возлюбленной и, желая утаить этот факт, принес в жертву собственное алиби.
— Неужели вы не воспользовались автобусом? — ехидно переспросил Куниэда, не вполне веря перепуганному Оое.
— Я и в самом деле не ездил на автобусе, — с трудом проговорил тот и почему-то покраснел.
Внезапный прилив крови к бледному как полотно лицу не остался незамеченным.
— Может быть, вам кажется, что я лгу, но, поверьте, я говорю чистую правду. Так получилось, что именно вчера я в автобус не садился. На последний автобус, идущий в N., не успел, а никакого другого транспорта нет, вот и пришлось отправиться в город пешком. Если идти коротким путем, тут ближе, чем по железной дороге, — всего полтора ри.
— Вы говорили, что ходили в город N. безо всякой цели, просто захотелось побродить по оживленным улицам. Неужели только ради этого вы решили отмахать шесть километров в город и столько же обратно? — Голос прокурора зазвучал резче.
— Да, а что? Для деревенского жителя это пустяки. У нас в деревне, когда есть дело в городе, часто идут пешком, чтобы не тратиться на проезд.
Однако Кокити — сын старосты, зажиточного человека. Да и здоровьем как будто не выдался, чтоб запросто проделать такой путь.
— Ну а обратно вы как добирались? Тоже пешком?
— Да. Уже поздно было. Хотел взять такси, но машины не нашел и решил прогуляться.
— М-да… Значит, у вас нет никакого алиби. И ничего в подтверждение того, что в ту ночь или утро, когда было совершено преступление, вас не было в деревне S., — подытожил Куниэда, и было совершенно очевидно, что его подозрительность, враждебность к Кокити Оое растут.
— Мне и самому все кажется очень странным. Если б хоть знакомого какого-нибудь встретил по дороге… — Кокити словно бы жаловался на судьбу. — И что, неужели из-за невозможности доказать алиби я по этой фальшивке попадаю под подозрение? — Он отрывисто засмеялся. Смех был искусственным, нервным.
— Вы назвали записку фальшивкой, а доказать это можете? — холодно спросил прокурор, полагая наверняка, что подозреваемый никаких доказательств не представит. — Почерк на ваш не похож. Да ведь можно изменить его специально.
— Глупости! Чего ради я бы стал это делать?
— Я не утверждаю, что вы меняли почерк; сказал лишь, что это можно сделать… Ну ладно, возвращайтесь домой. Только никуда из дому не уходите, может быть, надо будет еще что-нибудь уточнить.
Кокити Ооя ушел. Куниэда пошептался о чем-то с начальником полицейского участка, после чего один из сыщиков в штатском тут же отправился куда-то.
Соломенное чучело
— Ну вот, Тономура-сан, полдела сделано. Что, не так увлекательно, как в романах? — Взяв под руку приятеля, прокурор Куниэда повел его в коридор.
— Полдела? Не для того ли ты говоришь это, чтобы выпроводить меня? По-моему, все еще только начинается.
— Ха-ха-ха!… Я имел в виду, что по крайней мере на сегодня дела почти закончены. Завтра мы получим результаты вскрытия и в зависимости от этого будем строить дальнейшую работу. Я, дружище, снял на несколько дней комнату в городе N. и оттуда буду приезжать сюда, в деревню.
— Да, усердия тебе не занимать. Ведь можно было бы передоверить все начальнику полицейского участка.
— Конечно. Да дело уж больно интересное, и хочется самому заняться им поглубже.
— Ты в самом деле подозреваешь Оою? — спросил Тономура, желая выведать намерения прокурора, чтобы хоть как-нибудь помочь деревенскому другу.
— Дело не в том, подозреваю я его или нет. Это вы, писатели, так пишете в своих книгах. А между тем это очень опасный путь. Подозревать можно кого угодно, всех. И ты, может быть, тоже под подозрением, — пошутил Куниэда, хлопнув приятеля по плечу.
Тономура никак не отреагировал на шутку и, помолчав немного, сказал то, что давно вертелось на языке.
— Если ты свободен, пойдем, покажу тебе кое-что. Прогуляемся до сторожки охранника.
— К дядюшке Нихэю? А что там?
— Соломенное чучело.
— Что? Чучело? — Куниэда удивленно посмотрел на Тономуру, лицо которого выражало абсолютную серьезность.
— Я говорил тебе о нем, когда мы осматривали место происшествия, — сказал Тономура. — Но ты пропустил мои слова мимо ушей: «Чучелом займемся потом, потом».
— Да? Совершенно не помню. А при чем тут чучело?
— Сначала все-таки пойдем посмотрим. Вдруг это ключ к разгадке происшествия?
Куниэда не склонен был серьезно относиться к этим словам, но причины отклонить настойчивое предложение друга не было, и, бормоча себе под нос «ох уж эти сочинители», он вслед за Тономурой вышел за ворота школы.
Подошли к сторожке. Навстречу вышли отец с дочерью, они только что вернулись из школы. Занервничали, увидев гостей: опять будут допрашивать.
— Дядя Нихэй, можно взглянуть на чучело? Помните, вы мне говорили о нем?
Нихэй сначала удивился:
— Какое чучело? А, вспомнил. Ну пошли. — Он проводил гостей к сараю за домом.
Скрипнула дверь, все трое вошли в полутемный сарай, где хранились дрова и уголь. В углу стояло ростом с человека соломенное чучело.
— Это же обычное огородное пугало, — разочарованно сказал Куниэда.
— Нет, не пугало. — Тономура по-прежнему был очень серьезен. — Разве обычное пугало делают с таким тщанием? Смотри, оно довольно тяжелое. Эта кукла совсем для другой цели — на ней можно выместить зло.
— А какое она имеет отношение к убийству?
— Этого я не знаю, но убежден, что имеет… Дядя Нихэй, расскажи, пожалуйста, этому человеку, как ты ее нашел.
Повернувшись к прокурору Куниэде, Нихэй начал рассказ:
— Дней пять назад, утром, надо было мне по делу в деревню, и я пошел туда через Большой крюк — это как раз то место, где нашли Цуруко-сан, железная дорога там делает крутой поворот. Так вот, иду и вижу — валяется в поле под насыпью это самое чучело.
— То есть где-то поблизости от местоположения трупа? — уточнил Тономура.
— Вот-вот, там. Только Цуруко-сан нашли по низу насыпи, а чучело валялось чуть дальше, в поле, метрах в двадцати от того места, где потом был труп.
— Чучело так и было — с дырой в груди?
— Точно так. Вот тут, вроде как из груди, у чучела торчал ножик.
Нихэй вынес чучело на свет, и все увидели, что на груди солома распотрошена, а из того места, где у человека находилось бы сердце, торчит ножик с простой деревянной ручкой.
— Мне кажется все-таки, в том, что эта кукла за четыре дня до убийства оказалась поблизости от места происшествия, есть какой-то смысл, — сказал Тономура.
— Может быть, может быть… — Куниэда уже не мог игнорировать факт существования загадочной связи между убийством и чучелом. Более того, «раненое» соломенное чучело вызывало живую ассоциацию со зверски убитой девушкой и производило жуткое впечатление. — Ну и что же вы предприняли, обнаружив чучело?
— А я сперва подумал, что это дети озорничали, и забросил его в сарай, чтоб потом печь топить. Даже ножик вытащить позабыл.
— Никому не рассказывали об этом чучеле?
— Нет, не рассказывал. Я, само собой, и подумать не мог, что оно накличет убийство… Есть только один человек, который видел его. И знаете кто? Цуруко Ямакита. На следующий день, как я подобрал чучело, госпожа Цуруко пожаловала к нам в сторожку. Просто так. Дочь рассказала ей про чучело, она и попросила взглянуть. Пришла вот сюда, к сараю, дверь открыла и заглянула. Вот уж верно говорят: предопределение судьбы… Могла ли молодая госпожа знать, что ей уготовано судьбою такое же…
— Цуруко приходила к вам в гости? А что, она часто бывала у вас?
— Нет конечно, очень редко. Но в тот день она пришла с подарком для дочери.
Выяснив ситуацию с чучелом, Куниэда решил отправить за ним полицейского, а пока просил Нихэя хранить его.
— Случайное совпадение, — сказал он Тономуре, когда они вышли из сторожки. — Думаю, старик прав: просто дети озорничали. Не верится, чтобы преступник, замыслив настоящее убийство, тренировался бы сначала на кукле. Тем более глупо было бы оставлять ее на месте происшествия. — Прагматику Куниэде претили мистические домыслы беллетриста Тономуры.
— Рассуждая так, ты полагаешь, что это чучело не имеет никакого отношения к преступлению? Однако можно взглянуть на ситуацию по-другому. Мне кажется, я начал что-то понимать. Особенно интересно, что Цуруко приходила смотреть чучело.
— Она же приходила не ради чучела.
— Нет, наверняка ради него. Даже из слов Нихэя можно заключить, что истинной целью ее прихода было не навестить О-Хану, а нечто другое.
— Ну, тебя совсем занесло куда-то. Между тем суть проблемы далека от всех этих фокусов.
Куниэда иронически улыбнулся, пытаясь умерить разбушевавшуюся фантазию друга. Однако недалек был тот миг, когда он сам убедится, что это отнюдь не фантазии…
Западня
Появившись следующим утром в школе, где уже работали детективы, Куниэда и начальник полицейского участка увидели целую кучу вещественных доказательств, собранных в течение ночи неутомимыми сыщиками. Ясно было, что следствие стремительно идет к концу, совершенно, кстати, неинтересному. Дерзкий убийца найден. Неопровержимые доказательства налицо.
Немедля вызвали Кокити Оою. И вот он, как и вчера, сидит у стола, отвечает на вопросы Куниэды.
— Давай, выкладывай правду. В тот вечер ты ведь не ездил в город N. А если и ездил, то часам к семи вернулся в деревню. Ты утверждаешь, что пришел домой в полночь. Значит, до этого болтался где-то — в храме, в лесу либо еще где-нибудь. Так? — Куниэда вел допрос, не имея никаких сомнений относительно виновности Оои.
— Можете спрашивать сколько угодно, я все равно отвечу то же: из N. я сразу пешком пошел домой. Не был я ни в храме, ни в лесу, мне там нечего делать. — Кокити отвечал спокойно, но бледное лицо выдавало глубокое внутреннее волнение. Он уже подозревал, что найдены новые вещественные доказательства, и мучительно размышлял о том, как опровергнуть обвинение.
— Да, я должен кое-что сообщить тебе. — Прокурор решил зайти с другой стороны. — Причиной смерти Цуруко было ножевое ранение в сердце. Преступник орудовал узким ножиком, может быть, кинжалом — это показала экспертиза. Преступление, следовательно, было кровопролитным, скажем так. Иначе говоря, жертва пролила много крови, и, следовательно, вполне можно предположить, что ее следы остались на одежде преступника.
— Неуже… Неужели то было не самоубийство?! — с отчаянием простонал Кокити.
— Ну, а ежели преступник испачкает одежду кровью жертвы, как он может убрать следы? Вот ты, например, что бы сделал?
— Не надо!!! — истошно закричал Ооя. — Не задавайте мне таких вопросов! Я знаю, я видел, как вы выползали из-под моей веранды. Не знаю наверняка, но вы, похоже, что-то нашли там. Скажите что. Покажите!
— Ха-ха! Ты отлично разыгрываешь спектакль. Хочешь сказать, что не знаешь, что было под полом твоей комнаты? Ладно. Покажу. Вот, смотри. — Прокурор вытащил из-под стола смятое кимоно и положил его перед Кокити. На рукавах, на подоле чернели пятна крови. — Это твое юката , мы установили точно. Откуда на нем следы крови? Станешь утверждать, что эта кровь принадлежит не Цуруко?
— Не знаю, не могу понять, почему эта одежда оказалась под моей верандой. Юката вроде и в самом деле мое. А о пятнах понятия не имею. Я ничего об этом не знаю! Не помню!!! — отчаянно закричал Кокити. Его глаза налились кровью, словно у загнанного зверя.
— Плохая у тебя память. Но это не поможет, — невозмутимо сказал прокурор. — Итак, во-первых, записка с просьбой встретиться, подписанная инициалом К, во-вторых, странное отсутствие алиби и, в-третьих, это юката. Ни одну из улик тебе нечем отвести. Уже одного этого достаточно, чтобы вынести определение о твоей виновности. Я вынужден арестовать тебя по подозрению в убийстве Цуруко Ямакиты, — официально заключил прокурор.
По сигналу начальника участка двое полицейских подошли к Кокити и схватили его за руки.
— Подождите!!! — отчаянно завопил Кокити. — Подождите! Все эти улики — случайные совпадения! Разве можно считать их достаточным основанием, чтобы обвинить меня? Прежде всего, у меня нет никаких мотивов для убийства собственной невесты, я к ней не питал злобы.
— Мотивы? Будет болтать глупости, — не выдержал начальник полицейского участка, — у тебя же есть любовница. Порвать с ней ты не хотел и все оттягивал предстоящую женитьбу. Но дальше оттягивать было некуда. А расстроить женитьбу ты не решался, так как в таком случае вся деревня отвернулась бы от твоей семьи, как, впрочем, и от семьи Ямакиты. Твое положение было безвыходным. И тогда в голову тебе пришла гнусная мысль: вот если бы не было Цуруко… Так что не пытайся убедить нас в отсутствии мотивов. Мы все досконально расследовали.
— Это западня! Меня просто загнали в западню! — Кокити корчился в бессилии и злобе.
— Не распускай нюни, Кокити. Все равно дела твои плохи, уж лучше выложить всю правду. Слышишь, Кокити? — Из-за спин полицейских раздался голос Тономуры; ему было мучительно больно наблюдать страдания друга. — У тебя ведь есть настоящее алиби. Пусть та женщина из города N. подтвердит, что ты был у нее.
— Хорошо, — тихо произнес Ооя. — Да, господин прокурор, в городе N. живет женщина, которую я люблю, и ночь, когда произошло убийство, я провел у нее. А то, что я говорил раньше, — неправда. Зовут эту женщину Юкико Кинугава. Уточните у нее, где я был той ночью.
— Ну что ты плетешь? — расхохотался начальник участка. — Можно ли серьезно относиться к показаниям твоей любовницы? А если она соучастница преступления?
В разговор вмешался Куниэда:
— Отчего ж, надо взять показания у этой женщины. Может быть, действительно, раз он просит, позвонить в городскую полицию и попросить их встретиться с этой женщиной?
К мнению Куниэды прислушались: хотя бы раз с Юкико Кинугавой надо поговорить.
В томительном ожидании прошел час. Наконец появился следователь и сообщил ответ, полученный на запрос по телефону из города N.:
— Юкико Кинугава отрицает, что позапрошлую ночь Ооя провел у нее. Здесь, сказала она, какое-то недоразумение. Мы спрашивали несколько раз, ответ был один.
— А сама Юкико той ночью была дома?
— По словам женщины, у которой та снимает комнату, Кинугава ночью никуда не выходила.
Если бы Юкико в эту ночь не было дома, то это означало бы ее возможную причастность к убийству Цуруко. В конце концов, у нее были те же мотивы, что и у Кокити. Но, судя по всему, из дому она в самом деле вряд ли выходила, а невыгодное для любовника показание вполне объяснялось тем, что она была совершенно не в курсе происходящих событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
— Вы утверждаете, что вчера вечером ездили в город N.? Это, конечно, алиби. Вы были у кого-нибудь в гостях? Спрашиваем не потому, что подозреваем вас. Как видите, происшествие чрезвычайное, и мы вынуждены все досконально проверить, допросить всех сколько-нибудь причастных.
— Был ли в гостях? Да нет, я вообще-то специально никуда не ходил, ни с кем не встречался… — Чувствовалось, ответы даются Оое нелегко.
— Должно быть, ездили за покупками? В таком случае, наверное, помните магазин, хозяина?
— Нет, покупок тоже не делал. Просто… захотелось прогуляться, и я… немного побродил по центру города… А покупки… Ну, вот по дороге купил в табачной лавке пачку сигарет. Пожалуй, и все…
— Хм, не много для алиби… — Некоторое время Куниэда недоверчиво глядел на юношу, молча размышляя. Потом бодро сказал: — Ладно. Покупки оставим в покое. Подойдем с другой стороны. До города и обратно вы ведь на чем-то добирались? Возможно, водитель запомнил вас. Будем вызывать на беседу.
На лице Кокити проступила растерянность, он побледнел и от волнения утратил дар речи.
В уголках губ прокурора промелькнула усмешка; сверлящим взглядом он внимательно смотрел на Кокити.
Наконец Ооя не выдержал.
— Это произошло случайно… кошмарная случайность, — забормотал он и просительно, словно ища защиты, посмотрел на полицейских, стоявших позади Куниэды. Среди присутствовавших был и его друг — автор детективных историй Сёити Тономура, лицо которого выражало в этот момент величайшую досаду.
Как оказался здесь, вместе со следственной группой, Сёити Тономура? Да все очень просто: некогда Тономура учился вместе с прокурором Куниэдой, они до сих пор переписываются. Но, дабы не уводить читателей в сторону от главного, не будем подробно говорить о прошлом, связывающем этих людей, скажем лишь, что прокурор и писатель были закадычными друзьями.
Куниэда полагал полезным участие Тономуры в расследовании, и для писателя присутствовать при раскрытии преступления было чрезвычайно интересно. Прокурор Куниэда сначала допросил Тономуру как свидетеля происшествия, затем, при молчаливом согласии группы детективов, позволил остаться наблюдать за ходом расследования.
И сейчас, видя, как Кокити Ооя переменился в лице, услышав, что он пробормотал в ответ, Тономура почувствовал острую досаду. Хотя и хорошо представлял себе всю сложность положения Оои. Конечно же, тот ездил вчера вечером в N. к своей тайной возлюбленной и, желая утаить этот факт, принес в жертву собственное алиби.
— Неужели вы не воспользовались автобусом? — ехидно переспросил Куниэда, не вполне веря перепуганному Оое.
— Я и в самом деле не ездил на автобусе, — с трудом проговорил тот и почему-то покраснел.
Внезапный прилив крови к бледному как полотно лицу не остался незамеченным.
— Может быть, вам кажется, что я лгу, но, поверьте, я говорю чистую правду. Так получилось, что именно вчера я в автобус не садился. На последний автобус, идущий в N., не успел, а никакого другого транспорта нет, вот и пришлось отправиться в город пешком. Если идти коротким путем, тут ближе, чем по железной дороге, — всего полтора ри.
— Вы говорили, что ходили в город N. безо всякой цели, просто захотелось побродить по оживленным улицам. Неужели только ради этого вы решили отмахать шесть километров в город и столько же обратно? — Голос прокурора зазвучал резче.
— Да, а что? Для деревенского жителя это пустяки. У нас в деревне, когда есть дело в городе, часто идут пешком, чтобы не тратиться на проезд.
Однако Кокити — сын старосты, зажиточного человека. Да и здоровьем как будто не выдался, чтоб запросто проделать такой путь.
— Ну а обратно вы как добирались? Тоже пешком?
— Да. Уже поздно было. Хотел взять такси, но машины не нашел и решил прогуляться.
— М-да… Значит, у вас нет никакого алиби. И ничего в подтверждение того, что в ту ночь или утро, когда было совершено преступление, вас не было в деревне S., — подытожил Куниэда, и было совершенно очевидно, что его подозрительность, враждебность к Кокити Оое растут.
— Мне и самому все кажется очень странным. Если б хоть знакомого какого-нибудь встретил по дороге… — Кокити словно бы жаловался на судьбу. — И что, неужели из-за невозможности доказать алиби я по этой фальшивке попадаю под подозрение? — Он отрывисто засмеялся. Смех был искусственным, нервным.
— Вы назвали записку фальшивкой, а доказать это можете? — холодно спросил прокурор, полагая наверняка, что подозреваемый никаких доказательств не представит. — Почерк на ваш не похож. Да ведь можно изменить его специально.
— Глупости! Чего ради я бы стал это делать?
— Я не утверждаю, что вы меняли почерк; сказал лишь, что это можно сделать… Ну ладно, возвращайтесь домой. Только никуда из дому не уходите, может быть, надо будет еще что-нибудь уточнить.
Кокити Ооя ушел. Куниэда пошептался о чем-то с начальником полицейского участка, после чего один из сыщиков в штатском тут же отправился куда-то.
Соломенное чучело
— Ну вот, Тономура-сан, полдела сделано. Что, не так увлекательно, как в романах? — Взяв под руку приятеля, прокурор Куниэда повел его в коридор.
— Полдела? Не для того ли ты говоришь это, чтобы выпроводить меня? По-моему, все еще только начинается.
— Ха-ха-ха!… Я имел в виду, что по крайней мере на сегодня дела почти закончены. Завтра мы получим результаты вскрытия и в зависимости от этого будем строить дальнейшую работу. Я, дружище, снял на несколько дней комнату в городе N. и оттуда буду приезжать сюда, в деревню.
— Да, усердия тебе не занимать. Ведь можно было бы передоверить все начальнику полицейского участка.
— Конечно. Да дело уж больно интересное, и хочется самому заняться им поглубже.
— Ты в самом деле подозреваешь Оою? — спросил Тономура, желая выведать намерения прокурора, чтобы хоть как-нибудь помочь деревенскому другу.
— Дело не в том, подозреваю я его или нет. Это вы, писатели, так пишете в своих книгах. А между тем это очень опасный путь. Подозревать можно кого угодно, всех. И ты, может быть, тоже под подозрением, — пошутил Куниэда, хлопнув приятеля по плечу.
Тономура никак не отреагировал на шутку и, помолчав немного, сказал то, что давно вертелось на языке.
— Если ты свободен, пойдем, покажу тебе кое-что. Прогуляемся до сторожки охранника.
— К дядюшке Нихэю? А что там?
— Соломенное чучело.
— Что? Чучело? — Куниэда удивленно посмотрел на Тономуру, лицо которого выражало абсолютную серьезность.
— Я говорил тебе о нем, когда мы осматривали место происшествия, — сказал Тономура. — Но ты пропустил мои слова мимо ушей: «Чучелом займемся потом, потом».
— Да? Совершенно не помню. А при чем тут чучело?
— Сначала все-таки пойдем посмотрим. Вдруг это ключ к разгадке происшествия?
Куниэда не склонен был серьезно относиться к этим словам, но причины отклонить настойчивое предложение друга не было, и, бормоча себе под нос «ох уж эти сочинители», он вслед за Тономурой вышел за ворота школы.
Подошли к сторожке. Навстречу вышли отец с дочерью, они только что вернулись из школы. Занервничали, увидев гостей: опять будут допрашивать.
— Дядя Нихэй, можно взглянуть на чучело? Помните, вы мне говорили о нем?
Нихэй сначала удивился:
— Какое чучело? А, вспомнил. Ну пошли. — Он проводил гостей к сараю за домом.
Скрипнула дверь, все трое вошли в полутемный сарай, где хранились дрова и уголь. В углу стояло ростом с человека соломенное чучело.
— Это же обычное огородное пугало, — разочарованно сказал Куниэда.
— Нет, не пугало. — Тономура по-прежнему был очень серьезен. — Разве обычное пугало делают с таким тщанием? Смотри, оно довольно тяжелое. Эта кукла совсем для другой цели — на ней можно выместить зло.
— А какое она имеет отношение к убийству?
— Этого я не знаю, но убежден, что имеет… Дядя Нихэй, расскажи, пожалуйста, этому человеку, как ты ее нашел.
Повернувшись к прокурору Куниэде, Нихэй начал рассказ:
— Дней пять назад, утром, надо было мне по делу в деревню, и я пошел туда через Большой крюк — это как раз то место, где нашли Цуруко-сан, железная дорога там делает крутой поворот. Так вот, иду и вижу — валяется в поле под насыпью это самое чучело.
— То есть где-то поблизости от местоположения трупа? — уточнил Тономура.
— Вот-вот, там. Только Цуруко-сан нашли по низу насыпи, а чучело валялось чуть дальше, в поле, метрах в двадцати от того места, где потом был труп.
— Чучело так и было — с дырой в груди?
— Точно так. Вот тут, вроде как из груди, у чучела торчал ножик.
Нихэй вынес чучело на свет, и все увидели, что на груди солома распотрошена, а из того места, где у человека находилось бы сердце, торчит ножик с простой деревянной ручкой.
— Мне кажется все-таки, в том, что эта кукла за четыре дня до убийства оказалась поблизости от места происшествия, есть какой-то смысл, — сказал Тономура.
— Может быть, может быть… — Куниэда уже не мог игнорировать факт существования загадочной связи между убийством и чучелом. Более того, «раненое» соломенное чучело вызывало живую ассоциацию со зверски убитой девушкой и производило жуткое впечатление. — Ну и что же вы предприняли, обнаружив чучело?
— А я сперва подумал, что это дети озорничали, и забросил его в сарай, чтоб потом печь топить. Даже ножик вытащить позабыл.
— Никому не рассказывали об этом чучеле?
— Нет, не рассказывал. Я, само собой, и подумать не мог, что оно накличет убийство… Есть только один человек, который видел его. И знаете кто? Цуруко Ямакита. На следующий день, как я подобрал чучело, госпожа Цуруко пожаловала к нам в сторожку. Просто так. Дочь рассказала ей про чучело, она и попросила взглянуть. Пришла вот сюда, к сараю, дверь открыла и заглянула. Вот уж верно говорят: предопределение судьбы… Могла ли молодая госпожа знать, что ей уготовано судьбою такое же…
— Цуруко приходила к вам в гости? А что, она часто бывала у вас?
— Нет конечно, очень редко. Но в тот день она пришла с подарком для дочери.
Выяснив ситуацию с чучелом, Куниэда решил отправить за ним полицейского, а пока просил Нихэя хранить его.
— Случайное совпадение, — сказал он Тономуре, когда они вышли из сторожки. — Думаю, старик прав: просто дети озорничали. Не верится, чтобы преступник, замыслив настоящее убийство, тренировался бы сначала на кукле. Тем более глупо было бы оставлять ее на месте происшествия. — Прагматику Куниэде претили мистические домыслы беллетриста Тономуры.
— Рассуждая так, ты полагаешь, что это чучело не имеет никакого отношения к преступлению? Однако можно взглянуть на ситуацию по-другому. Мне кажется, я начал что-то понимать. Особенно интересно, что Цуруко приходила смотреть чучело.
— Она же приходила не ради чучела.
— Нет, наверняка ради него. Даже из слов Нихэя можно заключить, что истинной целью ее прихода было не навестить О-Хану, а нечто другое.
— Ну, тебя совсем занесло куда-то. Между тем суть проблемы далека от всех этих фокусов.
Куниэда иронически улыбнулся, пытаясь умерить разбушевавшуюся фантазию друга. Однако недалек был тот миг, когда он сам убедится, что это отнюдь не фантазии…
Западня
Появившись следующим утром в школе, где уже работали детективы, Куниэда и начальник полицейского участка увидели целую кучу вещественных доказательств, собранных в течение ночи неутомимыми сыщиками. Ясно было, что следствие стремительно идет к концу, совершенно, кстати, неинтересному. Дерзкий убийца найден. Неопровержимые доказательства налицо.
Немедля вызвали Кокити Оою. И вот он, как и вчера, сидит у стола, отвечает на вопросы Куниэды.
— Давай, выкладывай правду. В тот вечер ты ведь не ездил в город N. А если и ездил, то часам к семи вернулся в деревню. Ты утверждаешь, что пришел домой в полночь. Значит, до этого болтался где-то — в храме, в лесу либо еще где-нибудь. Так? — Куниэда вел допрос, не имея никаких сомнений относительно виновности Оои.
— Можете спрашивать сколько угодно, я все равно отвечу то же: из N. я сразу пешком пошел домой. Не был я ни в храме, ни в лесу, мне там нечего делать. — Кокити отвечал спокойно, но бледное лицо выдавало глубокое внутреннее волнение. Он уже подозревал, что найдены новые вещественные доказательства, и мучительно размышлял о том, как опровергнуть обвинение.
— Да, я должен кое-что сообщить тебе. — Прокурор решил зайти с другой стороны. — Причиной смерти Цуруко было ножевое ранение в сердце. Преступник орудовал узким ножиком, может быть, кинжалом — это показала экспертиза. Преступление, следовательно, было кровопролитным, скажем так. Иначе говоря, жертва пролила много крови, и, следовательно, вполне можно предположить, что ее следы остались на одежде преступника.
— Неуже… Неужели то было не самоубийство?! — с отчаянием простонал Кокити.
— Ну, а ежели преступник испачкает одежду кровью жертвы, как он может убрать следы? Вот ты, например, что бы сделал?
— Не надо!!! — истошно закричал Ооя. — Не задавайте мне таких вопросов! Я знаю, я видел, как вы выползали из-под моей веранды. Не знаю наверняка, но вы, похоже, что-то нашли там. Скажите что. Покажите!
— Ха-ха! Ты отлично разыгрываешь спектакль. Хочешь сказать, что не знаешь, что было под полом твоей комнаты? Ладно. Покажу. Вот, смотри. — Прокурор вытащил из-под стола смятое кимоно и положил его перед Кокити. На рукавах, на подоле чернели пятна крови. — Это твое юката , мы установили точно. Откуда на нем следы крови? Станешь утверждать, что эта кровь принадлежит не Цуруко?
— Не знаю, не могу понять, почему эта одежда оказалась под моей верандой. Юката вроде и в самом деле мое. А о пятнах понятия не имею. Я ничего об этом не знаю! Не помню!!! — отчаянно закричал Кокити. Его глаза налились кровью, словно у загнанного зверя.
— Плохая у тебя память. Но это не поможет, — невозмутимо сказал прокурор. — Итак, во-первых, записка с просьбой встретиться, подписанная инициалом К, во-вторых, странное отсутствие алиби и, в-третьих, это юката. Ни одну из улик тебе нечем отвести. Уже одного этого достаточно, чтобы вынести определение о твоей виновности. Я вынужден арестовать тебя по подозрению в убийстве Цуруко Ямакиты, — официально заключил прокурор.
По сигналу начальника участка двое полицейских подошли к Кокити и схватили его за руки.
— Подождите!!! — отчаянно завопил Кокити. — Подождите! Все эти улики — случайные совпадения! Разве можно считать их достаточным основанием, чтобы обвинить меня? Прежде всего, у меня нет никаких мотивов для убийства собственной невесты, я к ней не питал злобы.
— Мотивы? Будет болтать глупости, — не выдержал начальник полицейского участка, — у тебя же есть любовница. Порвать с ней ты не хотел и все оттягивал предстоящую женитьбу. Но дальше оттягивать было некуда. А расстроить женитьбу ты не решался, так как в таком случае вся деревня отвернулась бы от твоей семьи, как, впрочем, и от семьи Ямакиты. Твое положение было безвыходным. И тогда в голову тебе пришла гнусная мысль: вот если бы не было Цуруко… Так что не пытайся убедить нас в отсутствии мотивов. Мы все досконально расследовали.
— Это западня! Меня просто загнали в западню! — Кокити корчился в бессилии и злобе.
— Не распускай нюни, Кокити. Все равно дела твои плохи, уж лучше выложить всю правду. Слышишь, Кокити? — Из-за спин полицейских раздался голос Тономуры; ему было мучительно больно наблюдать страдания друга. — У тебя ведь есть настоящее алиби. Пусть та женщина из города N. подтвердит, что ты был у нее.
— Хорошо, — тихо произнес Ооя. — Да, господин прокурор, в городе N. живет женщина, которую я люблю, и ночь, когда произошло убийство, я провел у нее. А то, что я говорил раньше, — неправда. Зовут эту женщину Юкико Кинугава. Уточните у нее, где я был той ночью.
— Ну что ты плетешь? — расхохотался начальник участка. — Можно ли серьезно относиться к показаниям твоей любовницы? А если она соучастница преступления?
В разговор вмешался Куниэда:
— Отчего ж, надо взять показания у этой женщины. Может быть, действительно, раз он просит, позвонить в городскую полицию и попросить их встретиться с этой женщиной?
К мнению Куниэды прислушались: хотя бы раз с Юкико Кинугавой надо поговорить.
В томительном ожидании прошел час. Наконец появился следователь и сообщил ответ, полученный на запрос по телефону из города N.:
— Юкико Кинугава отрицает, что позапрошлую ночь Ооя провел у нее. Здесь, сказала она, какое-то недоразумение. Мы спрашивали несколько раз, ответ был один.
— А сама Юкико той ночью была дома?
— По словам женщины, у которой та снимает комнату, Кинугава ночью никуда не выходила.
Если бы Юкико в эту ночь не было дома, то это означало бы ее возможную причастность к убийству Цуруко. В конце концов, у нее были те же мотивы, что и у Кокити. Но, судя по всему, из дому она в самом деле вряд ли выходила, а невыгодное для любовника показание вполне объяснялось тем, что она была совершенно не в курсе происходящих событий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21