Но цель у нас с ним одна — взять бразды правления в свои руки и проводить политику, какую мы считаем нужной. Я найму человека, который присмотрится к «Карлтон-хауз». Надеюсь, мы найдем слабые места. Мне хотелось бы получить контроль над обеими компаниями.
Глава 25
1
1952 год
Вернувшись из Аннаполиса, Джон сидел за обеденным столом в доме на Луисбург-сквер. Он смотрел на мать и содрогался от ужаса. В сорок пять лет, когда многие женщины еще находятся на пике, она стремительно катилась вниз. Теперь Джон приезжал домой только на каникулы, и перемены особенно бросались в глаза.
Джон помнил, что еще совсем недавно гордился матерью. Он помнил, что она по праву считалась одной из самых элегантных женщин Бостона. Теперь же, по его мнению, она являла собой карикатуру на элегантность. Кимберли пила и курила, перебарщивала с косметикой, которая, однако, не скрывала морщинок у глаз и жестких складок, отходящих от уголков рта. Волосы она красила в более темный цвет и начесывала их, как молодая. Ее запястья украшали широкие браслеты, которые, смещаясь чуть выше, открывали черные синяки. Джони говорила, что это следы наручников, в которые Додж заковывает Кимберли, когда они уединяются на чердаке. Джони утверждала, что на спине у матери белые шрамы от ударов хлыста. Летом Кимберли уже не могла выходить на пляж в купальном костюме.
Додж куда успешнее противостоял возрасту. Он оставался подтянутым, уверенным в себе, спокойным. В присутствии Джона, Джони и слуг всегда целовал и обнимал Кимберли.
— Сколько времени этим летом ты проведешь дома, Джон? — спросил Додж.
— К сожалению, немного. В этом году у меня морская практика.
— На каком корабле?
— Я просился на авианосец.
— Почему на авианосец? — спросила Кимберли. — Ты по-прежнему одержим желанием летать?
— Да, мама. Я прохожу начальную летную подготовку. И я буду летать.
Кимберли фыркнула:
— Детская причуда. Как только ты поднимешься в воздух, тебя вырвет. Пора тебе уже повзрослеть.
Джон бросил короткий взгляд на Джони.
— Меня не вырвет. И в воздух я уже поднимался. У меня есть лицензия летчика-любителя.
— И кто заплатил за?.. Черт! Конечно же, твой отец!
— Джон — хороший пилот, — вступилась за брата Джони.
— А ты откуда знаешь?
— Так говорят его инструкторы. Да и я с ним летала. И совсем не боялась. Джон крепко держит штурвал.
Кимберли повернулась к Доджу.
— И это мои дети. — Она едва сдерживала ярость. — Я потеряла обоих. Какой же говнюк этот Джек!
— Как раз нет, — вскинулась Джони.
— Нет? Оставь свое мнение при себе. Этим летом ты к нему не поедешь!
— Мама, в августе мне исполняется восемнадцать. И я проведу часть лета в Гринвиче… хочешь ты этого… или нет.
— Так почему бы тебе не поехать туда прямо сейчас? Собери вещички и уматывай к своему отцу. Сейчас… Сегодня вечером
2
За рулем автомобиля Джони, «бьюика» с откидным верхом, который год назад подарил ей Джек, сидел Джон. По пути из Бостона в Гринвич Джони дважды сделала ему минет. Сказала, что и не помнит, когда занималась этим последний раз, но давно уже только об этом и думала. Джон признал, что и ему этого недоставало. В Гринвич брат с сестрой прибыли в два часа ночи, но, поскольку они предварительно позвонили из дома на Луисбург-сквер, Джек и Энн дожидались их.
— Мать сошла с ума, — сразу же выложил Джон. — Я не хотел говорить этого по телефону, потому что она могла подслушивать по параллельной линии. Но она сошла с ума. Джони больше нельзя у нее жить.
— В этом уже нет необходимости, — вставила Энн.
— Уэллесли… — начал Джон.
— Я не хочу поступать в Уэллесли. Слишком близко от нее. Там она будет меня доставать.
— Но тебя же туда приняли, — заметил Джек. — А в другой колледж документы, возможно, подавать уже поздно.
— Если так, я год поработаю.
— Кем?
— Папа, если придется, официанткой.
— Давайте не принимать решений глубокой ночью, — вмешалась Энн. — Если ты останешься у нас, Джони, мы будем только рады. Насчет работы или учебы что-нибудь придумаем. Кстати, мы собираемся перебраться в Гринвич, но оставим за собой и дом в Нью-Йорке. Ты сможешь жить и здесь, и там. Не волнуйся, Джони, все образуется.
— Если только ты вновь не забеременеешь, — рассмеялся Джек, похлопав дочь по плечу.
3
1952 — 1953 годы
Джони окончательно решила поработать год, а потом уже поступать в колледж. Она сказала, что пока не знает, чем ей хочется заниматься в жизни, а потому берет год на раздумья.
Джони горько плакала после отъезда Джона. Энн это показалось странным, но догадаться о причине она, естественно, не могла. А Джони тем временем занялась поисками работы.
И сразу столкнулась с трудностями. Секретарских навыков она не имела, да и не хотелось ей идти в секретари. Джек предложил найти дочери место в своей компании. «И что я смогу там делать?» — спросила Джони. Внятного ответа у Джека, разумеется, не нашлось. Какое-то время Джони кружила на своем автомобиле по Гринвичу, Стемфорду и Уайт-Плейнсу, отзываясь на объявления местных работодателей. А в августе, когда ей исполнилось восемнадцать, она перебралась в нью-йоркский особняк Джека и Энн. В Гринвич Джони приезжала только на уик-энды. Джек выдавал ей ежемесячное пособие, но она стеснялась брать его деньги.
Наконец в октябре Джони сообщила Джеку и Энн, что нашла работу, и спросила, может ли она постоянно жить в их городском доме. Они ответили согласием и поинтересовались, что у нее будет за работа. Ее взяли манекенщицей, ответила Джони. В «Мейси». Ее будут фотографировать в разнообразной одежде, продаваемой в универмаге, для рекламных объявлений в «Нью-Йорк таймс» и других газетах.
Джони так и сияла. Конечно, работа эта была не из самых престижных, и платили не очень, но она вполне могла обходиться без денег отца при условии, что ей позволят жить в его особняке.
Вскоре Джек и Энн начали встречать в «Таймс» фотографии Джони. Какое-то время она рекламировала платья и пальто, потом начала появляться в бюстгальтере и трусиках.
Перед Рождеством из Бостона пришла телеграмма:
УНИЖЕНА И ОСКОРБЛЕНА ФОТОГРАФИЯМИ ДЖОНИ В НИЖНЕМ БЕЛЬЕ НА СТРАНИЦАХ «ТАЙМС» ТЧК ПОЛАГАЮ ТЫ РАД ПРЕВРАТИВ НАШУ ДОЧЬ В ШЛЮХУ ТЧК ДУМАЮ И ОНА ЭТИМ СЧАСТЛИВА ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
Джек и Энн эту телеграмму Джони не показали. Но старались они напрасно. Джони получила другую:
ТЫ СОЗНАТЕЛЬНО УНИЗИЛА ДЕДА И БАБУШКУ А ТАКЖЕ ДОДЖА И МЕНЯ РАЗРЕШИВ ФОТОГРАФИРОВАТЬ СЕБЯ ПРАКТИЧЕСКИ ГОЛОЙ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В ГАЗЕТАХ ТЧК РЕКОМЕНДУЮ БОЛЬШЕ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ЭТОМ ГОРОДЕ ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
И Джони не показала телеграмму ни Джеку, ни Энн. Зато послала ответную матери:
КАТИСЬ К ДЬЯВОЛУ ТЧК
ДЖОНИ
Телеграмма матери добавила ей решимости достичь успеха в выбранной профессии. Когда пришло время подавать документы в колледжи и университеты, Джони этой возможностью не воспользовалась. Вместо этого с комплектом своих фотографий она отправилась по модельным агентствам.
В апреле 1953 года ее взяли в «Родман-Хаббел». Задания у нее стали более разнообразными, и ее фотографии теперь появлялись в журналах с глянцевыми обложками, а не в рекламных газетных объявлениях.
4
Октябрь 1953 года
Маленькому Джеку исполнилось уже шесть лет, его сестричке Энн-Элизабет — четыре. Джеку — сорок семь. Старшей Энн — сорок. Джек и Энн решили, что больше детей им не надо.
Весной Энн побывала у гинеколога, и тот подобрал ей диафрагму. Этот способ предохранения не понравился ни ей, ни Джеку. Пришлось вновь вернуться к презервативам, хотя и их оба не жаловали. Слой резины, находившийся между ними, снижал остроту ощущений.
Как-то поздним вечером, лежа в постели своего манхаттанского дома (они вернулись после торжественного обеда, который устроили в честь Кертиса Фредерика), они вновь затронули эту проблему.
— Я так тебя люблю, Джек, — прошептала Энн. — Мне хочется, чтобы мы могли заниматься любовью в любое время, в любом месте. Я… я думала о том, чтобы перевязать трубы. Это простая операция. Я…
— У меня есть идея получше, — прервал ее Джек. — Операция, которую могу сделать я, гораздо проще.
— О нет!
— Проще, проще. И она совершенно безболезненная. При этом ничего не меняется в смысле ощущений. Кертис сделал ее, когда ему исполнилось пятьдесят, а Бетси — сорок семь. Он заверяет меня, что разницы нет никакой. Говорит, что ему так же хорошо, как и прежде.
— Но ты будешь чувствовать, что… Как бы это сказать?
— Свою ущербность как мужчины? Наоборот, я буду в еще большей степени ощущать себя мужчиной, совершив ответственный поступок. Почему ты должна ложиться на операцию, если я могу достичь того же результата простой амбулаторной процедурой?
Десять дней спустя он лежал на операционном столе в кабинете хирурга. Операция оказалась достаточно болезненной, но через неделю все неприятные ощущения исчезли.
Трижды Энн гоняла ему шкурку, он спускал в стакан, а потом они относили сперму в лабораторию, где ее изучали под микроскопом. На третий раз анализ показал полное отсутствие сперматозоидов.
Джек и Энн воспользовались вновь открывшимися возможностями. Энн ни в чем не отказывала мужу, словно хотела компенсировать те неудобства, которые принесла с собой операция. Они словно вернулись в свой медовый месяц.
5
Время доказало правоту доктора Лоувенстайна. Не всем телевизионным станциям приходилось работать в автономном режиме. Из телестудии сигнал по проводам передавался на телестанции-сателлиты, а оттуда шел в эфир. Более того, в рекламные паузы на каждой станции-сателлите удавалось пускать местную рекламу. Так что при трансляции, скажем, одного из фильмов «Карлтон-хауз» местные бизнесмены могли рекламировать свои товары и услуги.
В конце 1953 года Эл-си-ай начала эксперименты по передаче сигнала на телестанции-сателлиты в микроволновом диапазоне. Микроволновый передатчик мог посылать сигнал только в радиусе прямой видимости, не за горизонт. Но даже в этом случае при оптимальном расположении передатчика радиус распространения сигнала составлял двадцать пять, а то и тридцать миль. Цепочка ретрансляторов могла передавать программу из телестудии на станции-сателлиты с существенно меньшими затратами, чем при аренде линии связи.
Другой проблемой стали частотные диапазоны. За имевшиеся в наличии двенадцать каналов высокой частоты шла жесткая конкурентная борьба. В то же время семьдесят каналов ультравысокой частоты, то есть дециметровый диапазон, практически игнорировались. Независимые телевизионные станции решили ими воспользоваться. Не отстала от них и Эл-си-ай.
Однако большинство телевизоров имели только каналы высокой частоты. Телевизоры, принимающие передачи в дециметровом диапазоне, стоили несколько дороже. При этом сигнал УВЧ распространялся на меньшее расстояние. Выход, по словам доктора Лоувенстайна, был один: у потребителя должно возникнуть желание смотреть программы, которые транслировались в дециметровом диапазоне.
Во многих регионах, особенно сельских, люди могли смотреть программу Милтона Берля или «Ваше лучшее шоу» на своих двенадцатиканальных телевизорах, но вот интересное, балансирующее на грани приличий «Шоу Салли Аллен» было им недоступно. Ради него они покупали телевизоры с дециметровым диапазоном и устанавливали дополнительные маленькие антенны, позволяющие принимать УВЧ-сигнал.
К концу 1953 года «Лир нетуок» начали называть четвертой телевещательной сетью. Джек Лир не гнался за столь высоким статусом, но радовался, что его усилия оцепили по достоинству.
6
Осенью 1953 года Джек и Энн прилетели в Лондон. С неделю днем они ходили по магазинам, вечером — в театры, потом на три дня отправились в «Уэлдон Эбби» с подарками и фотографиями дома, который они строили в Коннектикуте. Графиня разместила их в той самой спальне, где они провели свою первую брачную ночь.
В большом камине пылал огонь. На этот раз его тепла вполне хватало, чтобы согреть комнату.
— В ту ночь проку от камина не было, не так ли? — отметил Джек. — Постель нам согрели, но в спальне царил холод.
— Я собиралась надеть белое неглиже, — добавила Энн. — Помнишь его? Купила специально для нашей первой брачной ночи. Но из-за этого холода мы просто не могли вылезти из-под одеял.
— Если б вылезли, обязательно что-нибудь отморозили бы, — хохотнул Джек.
Энн улыбнулась.
— Зато лежать в такую ночь в постели — одно удовольствие. Там было тепло, но ты меня согрел бы и без всяких грелок.
— Это неглиже ты смогла надеть только на Майорке. Жаль, что сейчас его нет.
— Есть, — игриво улыбнулась Энн. — Я его привезла. Сейчас надену.
Узкие бретельки оставляли обнаженными плечи, лиф только поддерживал груди, не закрывая их. Энн покрутилась перед мужем, совсем как на Майорке. Потом она села на маленький диванчик перед камином. Пока Джек снимал костюм и переодевался в халат из японского шелка, Энн наполнила два бокала коньяком. Джек сел рядом с женой и перед тем, как пригубить коньяк, поцеловал ее в губы и в оба соска. Затем обмакнул язык в коньяк и перенес несколько капелек сначала на ее губы, а потом на соски, отчего, он это знал, по коже Энн побежали мурашки.
Энн тоже макнула язык в коньяк, и несколько капелек оказались на головке пениса Джека.
Они рассмеялись.
— Как мне выразить свою любовь к тебе? — спросил Джек.
— Словами, наверное, не получится, — ответила Энн. — И потом, без этого можно обойтись. Я знаю, что ты меня любишь. Я это чувствую.
Они перебрались на кровать. В одном Энн отличалась от других женщин: ее «дырочка» всегда была влажной! С остальными — конечно, не всегда, — Джеку приходилось прибегать к помощи слюны или даже вазелина, чтобы ввести свой прибор. С Энн — никогда. В нее он всегда входил как нож в масло.
Что немного удивляло Джека, так это глубина влагалища Энн. При том, что размеры его хозяйства внушали уважение, для Энн это был не предел. И хотя Джек полностью удовлетворял ее, ей хотелось, чтобы его конец проникал в нее максимально глубоко. Наилучших результатов они добивались, когда она садилась на него, разводя ноги на максимальную ширину.
— Дорогой, — шутила при этом она, — я чувствую тебя в горле!
Вот и теперь, оседлав Джека, она прошептала: «А в нашу первую брачную ночь мы бы так не смогли. Черт бы побрал тогдашний холод!» — и начала набирать ход.
Джек смотрел на нее снизу вверх. Закрытые глаза, прикушенная нижняя губа. Энн постанывала, приподнимая бедра, а потом резко подавая их вниз, чтобы его член вошел на максимальную глубину. Груди Энн болтались из стороны в сторону, тело заблестело от пота. Кто бы мог подумать такое о рафинированной, аристократичной графине Уэлдонской? Никто, сам ответил он на свой вопрос. Помимо всех прочих своих достоинств, Энн обожала плотские утехи.
7
В то самое время, когда его отец и мачеха вновь обживали свое брачное ложе в старинном английском особняке, курсант Джон Лир с замирающим от восторга сердцем стоял за штурвалом авианосца «Эссекс». В Калифорнии был ясный день, и «Эссекс» рассекал волны на траверзе Сан-Диего. Время от времени реактивные самолеты Ф-9Ф взлетали и садились на палубу. Пилоты отрабатывали взлет и посадку на движущийся авианосец. Курсанты же впервые вышли в море на боевом корабле.
Не отрывая глаз от компаса и надеясь, что он не даст кораблю сбиться с курса, Джон не мог смотреть на самолеты, хотя они интересовали его больше всего. Он уже понимал, что посадка на палубу — едва ли не самый сложный маневр, который предстояло освоить морскому летчику.
Ветер начал меняться.
— Курс двести восемьдесят пять градусов, — последовал приказ капитана.
— Есть, сэр, двести восемьдесят пять градусов.
Джон повернул штурвал.
Глядя, как меняет положение стрелка на компасе, чувствуя, как поворачивается гигантский корабль, Джон едва сдерживал дрожь.
Он провел за штурвалом только полчаса, но точно знал, что не забудет эти тридцать минут до конца жизни. Покинув рубку, он нашел место, откуда мог любоваться взлетом и посадкой самолетов. У Джона уже не осталось никаких сомнений, что не пройдет и трех лет, как он тоже будет отрабатывать взлет и посадку самолета на палубу авианосца.
Глава 26
1
1954 год
— Рад познакомиться с вами, мистер Лир. Давно ждал этой встречи.
Дик Пейнтер отсалютовал Бобу стаканом ржаного виски. Они сидели в гостиной «люкса» отеля «Марк Гопкинс» в Сан-Франциско. Они остановили свой выбор на этом городе, потому что не хотели, чтобы Джек знал об их встрече.
Организацию взял на себя Дик. Две девушки в черных трусиках, бюстгальтерах и черных же чулках на резинках сидели у бара, готовые в любой момент принести полные стаканы мужчинам, устроившимся на диване.
— Не могу отделаться от ощущения, что ваш брат всячески мешал нашей встрече. Вы со мной согласны?
Боб пожал плечами'
— Джек — сущий дьявол.
Дик наклонился вперед и заглянул Бобу в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Глава 25
1
1952 год
Вернувшись из Аннаполиса, Джон сидел за обеденным столом в доме на Луисбург-сквер. Он смотрел на мать и содрогался от ужаса. В сорок пять лет, когда многие женщины еще находятся на пике, она стремительно катилась вниз. Теперь Джон приезжал домой только на каникулы, и перемены особенно бросались в глаза.
Джон помнил, что еще совсем недавно гордился матерью. Он помнил, что она по праву считалась одной из самых элегантных женщин Бостона. Теперь же, по его мнению, она являла собой карикатуру на элегантность. Кимберли пила и курила, перебарщивала с косметикой, которая, однако, не скрывала морщинок у глаз и жестких складок, отходящих от уголков рта. Волосы она красила в более темный цвет и начесывала их, как молодая. Ее запястья украшали широкие браслеты, которые, смещаясь чуть выше, открывали черные синяки. Джони говорила, что это следы наручников, в которые Додж заковывает Кимберли, когда они уединяются на чердаке. Джони утверждала, что на спине у матери белые шрамы от ударов хлыста. Летом Кимберли уже не могла выходить на пляж в купальном костюме.
Додж куда успешнее противостоял возрасту. Он оставался подтянутым, уверенным в себе, спокойным. В присутствии Джона, Джони и слуг всегда целовал и обнимал Кимберли.
— Сколько времени этим летом ты проведешь дома, Джон? — спросил Додж.
— К сожалению, немного. В этом году у меня морская практика.
— На каком корабле?
— Я просился на авианосец.
— Почему на авианосец? — спросила Кимберли. — Ты по-прежнему одержим желанием летать?
— Да, мама. Я прохожу начальную летную подготовку. И я буду летать.
Кимберли фыркнула:
— Детская причуда. Как только ты поднимешься в воздух, тебя вырвет. Пора тебе уже повзрослеть.
Джон бросил короткий взгляд на Джони.
— Меня не вырвет. И в воздух я уже поднимался. У меня есть лицензия летчика-любителя.
— И кто заплатил за?.. Черт! Конечно же, твой отец!
— Джон — хороший пилот, — вступилась за брата Джони.
— А ты откуда знаешь?
— Так говорят его инструкторы. Да и я с ним летала. И совсем не боялась. Джон крепко держит штурвал.
Кимберли повернулась к Доджу.
— И это мои дети. — Она едва сдерживала ярость. — Я потеряла обоих. Какой же говнюк этот Джек!
— Как раз нет, — вскинулась Джони.
— Нет? Оставь свое мнение при себе. Этим летом ты к нему не поедешь!
— Мама, в августе мне исполняется восемнадцать. И я проведу часть лета в Гринвиче… хочешь ты этого… или нет.
— Так почему бы тебе не поехать туда прямо сейчас? Собери вещички и уматывай к своему отцу. Сейчас… Сегодня вечером
2
За рулем автомобиля Джони, «бьюика» с откидным верхом, который год назад подарил ей Джек, сидел Джон. По пути из Бостона в Гринвич Джони дважды сделала ему минет. Сказала, что и не помнит, когда занималась этим последний раз, но давно уже только об этом и думала. Джон признал, что и ему этого недоставало. В Гринвич брат с сестрой прибыли в два часа ночи, но, поскольку они предварительно позвонили из дома на Луисбург-сквер, Джек и Энн дожидались их.
— Мать сошла с ума, — сразу же выложил Джон. — Я не хотел говорить этого по телефону, потому что она могла подслушивать по параллельной линии. Но она сошла с ума. Джони больше нельзя у нее жить.
— В этом уже нет необходимости, — вставила Энн.
— Уэллесли… — начал Джон.
— Я не хочу поступать в Уэллесли. Слишком близко от нее. Там она будет меня доставать.
— Но тебя же туда приняли, — заметил Джек. — А в другой колледж документы, возможно, подавать уже поздно.
— Если так, я год поработаю.
— Кем?
— Папа, если придется, официанткой.
— Давайте не принимать решений глубокой ночью, — вмешалась Энн. — Если ты останешься у нас, Джони, мы будем только рады. Насчет работы или учебы что-нибудь придумаем. Кстати, мы собираемся перебраться в Гринвич, но оставим за собой и дом в Нью-Йорке. Ты сможешь жить и здесь, и там. Не волнуйся, Джони, все образуется.
— Если только ты вновь не забеременеешь, — рассмеялся Джек, похлопав дочь по плечу.
3
1952 — 1953 годы
Джони окончательно решила поработать год, а потом уже поступать в колледж. Она сказала, что пока не знает, чем ей хочется заниматься в жизни, а потому берет год на раздумья.
Джони горько плакала после отъезда Джона. Энн это показалось странным, но догадаться о причине она, естественно, не могла. А Джони тем временем занялась поисками работы.
И сразу столкнулась с трудностями. Секретарских навыков она не имела, да и не хотелось ей идти в секретари. Джек предложил найти дочери место в своей компании. «И что я смогу там делать?» — спросила Джони. Внятного ответа у Джека, разумеется, не нашлось. Какое-то время Джони кружила на своем автомобиле по Гринвичу, Стемфорду и Уайт-Плейнсу, отзываясь на объявления местных работодателей. А в августе, когда ей исполнилось восемнадцать, она перебралась в нью-йоркский особняк Джека и Энн. В Гринвич Джони приезжала только на уик-энды. Джек выдавал ей ежемесячное пособие, но она стеснялась брать его деньги.
Наконец в октябре Джони сообщила Джеку и Энн, что нашла работу, и спросила, может ли она постоянно жить в их городском доме. Они ответили согласием и поинтересовались, что у нее будет за работа. Ее взяли манекенщицей, ответила Джони. В «Мейси». Ее будут фотографировать в разнообразной одежде, продаваемой в универмаге, для рекламных объявлений в «Нью-Йорк таймс» и других газетах.
Джони так и сияла. Конечно, работа эта была не из самых престижных, и платили не очень, но она вполне могла обходиться без денег отца при условии, что ей позволят жить в его особняке.
Вскоре Джек и Энн начали встречать в «Таймс» фотографии Джони. Какое-то время она рекламировала платья и пальто, потом начала появляться в бюстгальтере и трусиках.
Перед Рождеством из Бостона пришла телеграмма:
УНИЖЕНА И ОСКОРБЛЕНА ФОТОГРАФИЯМИ ДЖОНИ В НИЖНЕМ БЕЛЬЕ НА СТРАНИЦАХ «ТАЙМС» ТЧК ПОЛАГАЮ ТЫ РАД ПРЕВРАТИВ НАШУ ДОЧЬ В ШЛЮХУ ТЧК ДУМАЮ И ОНА ЭТИМ СЧАСТЛИВА ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
Джек и Энн эту телеграмму Джони не показали. Но старались они напрасно. Джони получила другую:
ТЫ СОЗНАТЕЛЬНО УНИЗИЛА ДЕДА И БАБУШКУ А ТАКЖЕ ДОДЖА И МЕНЯ РАЗРЕШИВ ФОТОГРАФИРОВАТЬ СЕБЯ ПРАКТИЧЕСКИ ГОЛОЙ ДЛЯ ПУБЛИКАЦИИ В ГАЗЕТАХ ТЧК РЕКОМЕНДУЮ БОЛЬШЕ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ЭТОМ ГОРОДЕ ТЧК
МИССИС ДОДЖ ХЭЛЛОУЭЛЛ
И Джони не показала телеграмму ни Джеку, ни Энн. Зато послала ответную матери:
КАТИСЬ К ДЬЯВОЛУ ТЧК
ДЖОНИ
Телеграмма матери добавила ей решимости достичь успеха в выбранной профессии. Когда пришло время подавать документы в колледжи и университеты, Джони этой возможностью не воспользовалась. Вместо этого с комплектом своих фотографий она отправилась по модельным агентствам.
В апреле 1953 года ее взяли в «Родман-Хаббел». Задания у нее стали более разнообразными, и ее фотографии теперь появлялись в журналах с глянцевыми обложками, а не в рекламных газетных объявлениях.
4
Октябрь 1953 года
Маленькому Джеку исполнилось уже шесть лет, его сестричке Энн-Элизабет — четыре. Джеку — сорок семь. Старшей Энн — сорок. Джек и Энн решили, что больше детей им не надо.
Весной Энн побывала у гинеколога, и тот подобрал ей диафрагму. Этот способ предохранения не понравился ни ей, ни Джеку. Пришлось вновь вернуться к презервативам, хотя и их оба не жаловали. Слой резины, находившийся между ними, снижал остроту ощущений.
Как-то поздним вечером, лежа в постели своего манхаттанского дома (они вернулись после торжественного обеда, который устроили в честь Кертиса Фредерика), они вновь затронули эту проблему.
— Я так тебя люблю, Джек, — прошептала Энн. — Мне хочется, чтобы мы могли заниматься любовью в любое время, в любом месте. Я… я думала о том, чтобы перевязать трубы. Это простая операция. Я…
— У меня есть идея получше, — прервал ее Джек. — Операция, которую могу сделать я, гораздо проще.
— О нет!
— Проще, проще. И она совершенно безболезненная. При этом ничего не меняется в смысле ощущений. Кертис сделал ее, когда ему исполнилось пятьдесят, а Бетси — сорок семь. Он заверяет меня, что разницы нет никакой. Говорит, что ему так же хорошо, как и прежде.
— Но ты будешь чувствовать, что… Как бы это сказать?
— Свою ущербность как мужчины? Наоборот, я буду в еще большей степени ощущать себя мужчиной, совершив ответственный поступок. Почему ты должна ложиться на операцию, если я могу достичь того же результата простой амбулаторной процедурой?
Десять дней спустя он лежал на операционном столе в кабинете хирурга. Операция оказалась достаточно болезненной, но через неделю все неприятные ощущения исчезли.
Трижды Энн гоняла ему шкурку, он спускал в стакан, а потом они относили сперму в лабораторию, где ее изучали под микроскопом. На третий раз анализ показал полное отсутствие сперматозоидов.
Джек и Энн воспользовались вновь открывшимися возможностями. Энн ни в чем не отказывала мужу, словно хотела компенсировать те неудобства, которые принесла с собой операция. Они словно вернулись в свой медовый месяц.
5
Время доказало правоту доктора Лоувенстайна. Не всем телевизионным станциям приходилось работать в автономном режиме. Из телестудии сигнал по проводам передавался на телестанции-сателлиты, а оттуда шел в эфир. Более того, в рекламные паузы на каждой станции-сателлите удавалось пускать местную рекламу. Так что при трансляции, скажем, одного из фильмов «Карлтон-хауз» местные бизнесмены могли рекламировать свои товары и услуги.
В конце 1953 года Эл-си-ай начала эксперименты по передаче сигнала на телестанции-сателлиты в микроволновом диапазоне. Микроволновый передатчик мог посылать сигнал только в радиусе прямой видимости, не за горизонт. Но даже в этом случае при оптимальном расположении передатчика радиус распространения сигнала составлял двадцать пять, а то и тридцать миль. Цепочка ретрансляторов могла передавать программу из телестудии на станции-сателлиты с существенно меньшими затратами, чем при аренде линии связи.
Другой проблемой стали частотные диапазоны. За имевшиеся в наличии двенадцать каналов высокой частоты шла жесткая конкурентная борьба. В то же время семьдесят каналов ультравысокой частоты, то есть дециметровый диапазон, практически игнорировались. Независимые телевизионные станции решили ими воспользоваться. Не отстала от них и Эл-си-ай.
Однако большинство телевизоров имели только каналы высокой частоты. Телевизоры, принимающие передачи в дециметровом диапазоне, стоили несколько дороже. При этом сигнал УВЧ распространялся на меньшее расстояние. Выход, по словам доктора Лоувенстайна, был один: у потребителя должно возникнуть желание смотреть программы, которые транслировались в дециметровом диапазоне.
Во многих регионах, особенно сельских, люди могли смотреть программу Милтона Берля или «Ваше лучшее шоу» на своих двенадцатиканальных телевизорах, но вот интересное, балансирующее на грани приличий «Шоу Салли Аллен» было им недоступно. Ради него они покупали телевизоры с дециметровым диапазоном и устанавливали дополнительные маленькие антенны, позволяющие принимать УВЧ-сигнал.
К концу 1953 года «Лир нетуок» начали называть четвертой телевещательной сетью. Джек Лир не гнался за столь высоким статусом, но радовался, что его усилия оцепили по достоинству.
6
Осенью 1953 года Джек и Энн прилетели в Лондон. С неделю днем они ходили по магазинам, вечером — в театры, потом на три дня отправились в «Уэлдон Эбби» с подарками и фотографиями дома, который они строили в Коннектикуте. Графиня разместила их в той самой спальне, где они провели свою первую брачную ночь.
В большом камине пылал огонь. На этот раз его тепла вполне хватало, чтобы согреть комнату.
— В ту ночь проку от камина не было, не так ли? — отметил Джек. — Постель нам согрели, но в спальне царил холод.
— Я собиралась надеть белое неглиже, — добавила Энн. — Помнишь его? Купила специально для нашей первой брачной ночи. Но из-за этого холода мы просто не могли вылезти из-под одеял.
— Если б вылезли, обязательно что-нибудь отморозили бы, — хохотнул Джек.
Энн улыбнулась.
— Зато лежать в такую ночь в постели — одно удовольствие. Там было тепло, но ты меня согрел бы и без всяких грелок.
— Это неглиже ты смогла надеть только на Майорке. Жаль, что сейчас его нет.
— Есть, — игриво улыбнулась Энн. — Я его привезла. Сейчас надену.
Узкие бретельки оставляли обнаженными плечи, лиф только поддерживал груди, не закрывая их. Энн покрутилась перед мужем, совсем как на Майорке. Потом она села на маленький диванчик перед камином. Пока Джек снимал костюм и переодевался в халат из японского шелка, Энн наполнила два бокала коньяком. Джек сел рядом с женой и перед тем, как пригубить коньяк, поцеловал ее в губы и в оба соска. Затем обмакнул язык в коньяк и перенес несколько капелек сначала на ее губы, а потом на соски, отчего, он это знал, по коже Энн побежали мурашки.
Энн тоже макнула язык в коньяк, и несколько капелек оказались на головке пениса Джека.
Они рассмеялись.
— Как мне выразить свою любовь к тебе? — спросил Джек.
— Словами, наверное, не получится, — ответила Энн. — И потом, без этого можно обойтись. Я знаю, что ты меня любишь. Я это чувствую.
Они перебрались на кровать. В одном Энн отличалась от других женщин: ее «дырочка» всегда была влажной! С остальными — конечно, не всегда, — Джеку приходилось прибегать к помощи слюны или даже вазелина, чтобы ввести свой прибор. С Энн — никогда. В нее он всегда входил как нож в масло.
Что немного удивляло Джека, так это глубина влагалища Энн. При том, что размеры его хозяйства внушали уважение, для Энн это был не предел. И хотя Джек полностью удовлетворял ее, ей хотелось, чтобы его конец проникал в нее максимально глубоко. Наилучших результатов они добивались, когда она садилась на него, разводя ноги на максимальную ширину.
— Дорогой, — шутила при этом она, — я чувствую тебя в горле!
Вот и теперь, оседлав Джека, она прошептала: «А в нашу первую брачную ночь мы бы так не смогли. Черт бы побрал тогдашний холод!» — и начала набирать ход.
Джек смотрел на нее снизу вверх. Закрытые глаза, прикушенная нижняя губа. Энн постанывала, приподнимая бедра, а потом резко подавая их вниз, чтобы его член вошел на максимальную глубину. Груди Энн болтались из стороны в сторону, тело заблестело от пота. Кто бы мог подумать такое о рафинированной, аристократичной графине Уэлдонской? Никто, сам ответил он на свой вопрос. Помимо всех прочих своих достоинств, Энн обожала плотские утехи.
7
В то самое время, когда его отец и мачеха вновь обживали свое брачное ложе в старинном английском особняке, курсант Джон Лир с замирающим от восторга сердцем стоял за штурвалом авианосца «Эссекс». В Калифорнии был ясный день, и «Эссекс» рассекал волны на траверзе Сан-Диего. Время от времени реактивные самолеты Ф-9Ф взлетали и садились на палубу. Пилоты отрабатывали взлет и посадку на движущийся авианосец. Курсанты же впервые вышли в море на боевом корабле.
Не отрывая глаз от компаса и надеясь, что он не даст кораблю сбиться с курса, Джон не мог смотреть на самолеты, хотя они интересовали его больше всего. Он уже понимал, что посадка на палубу — едва ли не самый сложный маневр, который предстояло освоить морскому летчику.
Ветер начал меняться.
— Курс двести восемьдесят пять градусов, — последовал приказ капитана.
— Есть, сэр, двести восемьдесят пять градусов.
Джон повернул штурвал.
Глядя, как меняет положение стрелка на компасе, чувствуя, как поворачивается гигантский корабль, Джон едва сдерживал дрожь.
Он провел за штурвалом только полчаса, но точно знал, что не забудет эти тридцать минут до конца жизни. Покинув рубку, он нашел место, откуда мог любоваться взлетом и посадкой самолетов. У Джона уже не осталось никаких сомнений, что не пройдет и трех лет, как он тоже будет отрабатывать взлет и посадку самолета на палубу авианосца.
Глава 26
1
1954 год
— Рад познакомиться с вами, мистер Лир. Давно ждал этой встречи.
Дик Пейнтер отсалютовал Бобу стаканом ржаного виски. Они сидели в гостиной «люкса» отеля «Марк Гопкинс» в Сан-Франциско. Они остановили свой выбор на этом городе, потому что не хотели, чтобы Джек знал об их встрече.
Организацию взял на себя Дик. Две девушки в черных трусиках, бюстгальтерах и черных же чулках на резинках сидели у бара, готовые в любой момент принести полные стаканы мужчинам, устроившимся на диване.
— Не могу отделаться от ощущения, что ваш брат всячески мешал нашей встрече. Вы со мной согласны?
Боб пожал плечами'
— Джек — сущий дьявол.
Дик наклонился вперед и заглянул Бобу в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42