Стоим мы, перешептываемся да договариваемся. Я предлагаю взять с собой мешок, ворваться внезапно в комнату и натянуть ему мешок на голову. Господин Вича предлагает наполнить пригоршни молотым перцем, вбежать в комнату и засыпать ему перцем глаза. Пока мы так договаривались, приходит горничная и говорит: «Да вы не бойтесь, он ручной, как ягненок. Я, – говорит, – его утром погладила по подбородочку, он мягонький, как перчатка, и весь пахнет духами!» А мы все стоим и ломаем голову, ведь человек может иметь кожу мягкую, как перчатка, и пахнуть духами, а тем не менее держать револьвер в кармане. Тогда горничная нам и говорит: «Я на него наброшусь!» Бывают, знаешь, такие храбрые горничные, что так на человека и бросаются! Постучала она в дверь, а он оттуда заворковал, словно голубь: «Войдите!» У нас сердце затрепыхалось…
Жика. И ушло в пятки!
Милисав. Ей-богу, ушло! И не то чтоб я испугался, а знаешь… не хотелось погибать. Я, видишь ли, могу с открытой грудью пойти на целый вражеский батальон, но только там, где можно куда-нибудь спрятаться, чтобы в меня не попали. И не то чтобы я боялся, что он в меня попадет, просто погибать не хочется.
Жика. Так кто же вошел первым?
Милисав. Горничная.
Жика. А тот?
XIV
Вича, те же.
Милисав. А, вот и господин Вича, пусть он тебе расскажет.
Вича. О чем?
Милисав. Рассказываю господину Жике, как начальник утром перетрусил.
Вича. Трус! Вот посмотрите, люди добрые, попало к нему в руки крупное дело, можно было арестовать по меньшей мере пятнадцать человек, а он не решается. Да, а где же он?
Жика. Ушел отправлять депешу министру.
Вича. А чего же он, братцы, не подождал, чтобы я ее составил? Кто знает, чего он там понапишет.
Жика. Да нет, ушел он не столько из-за депеши, сколько для того, чтобы спрятаться, пока мы того допросим.
Вича. Как? Неужели он не будет присуствовать?
Жика. Не будет. «Тот, – говорит, – может иметь при себе бомбу – и бум!» А ему, как говорит господин Милисав, не хотелось бы погибнуть. Вот он и велел, чтобы ты начал следствие без него.
Вича. Слава богу, он мне и не нужен. Мне нравится самому руководить всем делом. Дай-ка, господин Милисав, ради бога, те документи, которые найдены у обвиняемого.
Милисав (отдавая ему бумаги). А начальник сказал, что нужны два гражданина, понятые…
Вича. Конечно, нужны. Что скажете, кого возьмем?
Жика. Один у меня тут, а другой… Ну да, ей-богу, и другой есть. Вчера я арестовал трактирщика Спасу.
Бича. Как, неужели из кутузки возьмем?
Жика. А что ж тут, братец, такого? Хоть он и в кутузке, а все равно гражданин. Да ведь не скажешь, что он там за какое-то преступление, а так, фальшивые динары сбывал. Не сам он их чеканил, сбывал только. Взять, братец, хотя бы меня, уж если они мне попадут в карман, я так и норовлю их сбыть. Да и сам начальник, как попадется ему оловянный грош, припрячет его: «Это, говорит, – пригодится, когда в церковь пойду».
Вича. Ну-ка, давай сюда твоих граждан!
Жика звонит. В дверях появляется Йоса.
Жика. Пусть войдет купец Миладин, и скажи стражнику при кутузке пусть приведет ко мне трактирщика Спасу.
Йоса уходит.
Вича (Милисаву). Ты не возьмешься, господин Милисав, вести протокол? Дело секретное да, кроме того, протокол потом к министру пойдет.
Милисав. Разумеется, я буду писать!
XV
Миладин, те же, затем Спаса.
Миладин (войдя, идет прямо к господину Жике и начинает свой рассказ). Так вот, тот Иосиф из Трбушницы часто, как честный человек, заглядывал ко мне в лавку…
Жика (хватает чернильницу). Слышишь, если ты мне еще раз помянешь этого Иосифа из Трбушницы, я тебя чернильницей по башке!
Миладин. Да я думал…
Жика. А что тебе думать. Я позвал тебя сюда в качестве гражданина, а раз ты гражданин – тебе думать нечего!
Вича. Господин Жика, уступи ты мне, ради бога, свое место.
Жика. Охотно! (Встает.) Садись, пожалуйста!
Входит Спаса.
А вот и он, гражданин из кутузки.
Спаса. Ни за что, господин Жика, ей-богу, ни за что.
Жика. Знаю, верю тебе. А то, что ты сбывал фальшивые динары, это так, скорее ради шутки.
Спаса. В спешке, господин Жика, знаешь, как в спешке бывает…
Жика. Ну да, ясно, что в спешке. В спешке его примешь, в спешке и отдашь.
Спаса. Так точно!
Жика. Знаю! Только, братец, не годится, что мы у тебя в ящике нашли больше ста фальшивых динаров.
Спаса. Набралось. Изо дня в день, вот и набралось. Придет клиент, попросит кварту вина…
Жика. Ты ему кварту негодного вина, а он тебе негодный динар.
Спаса. Так точно, господин Жика, точно так, как ты говоришь!
Жика. Ничего, ничего, на сей раз это тебе сойдет с рук. Мне сегодня, видишь ли, нужен один гражданин, который не был под судом, а поскольку в этом городе трудно найти гражданина, который не привлекался бы к суду, то если я еще и тебя засужу… Ладно, пусть тебе на сей раз сойдет, но только поменяй вино, оно у тебя никуда не годится.
Спаса. Поменяю, господин Жика. Извольте, послезавтра я открою другую бочку.
Жика. Ну ладно. А сейчас ступай к господину Виче.
Вича (рассматривает в это время бумаги). Знаете вы, для чего вы здесь?
Миладин и Спаса (в один голос). Не знаем, господин Вича!
Вича. Мне предстоит допросить одного чрезвычайно крупного политического преступника, и по закону нужно, чтобы присутствовали в качестве понятых два гражданина. (Звонит. Вошедшему Йосе.) Принеси из комнаты практикантов два стула.
Йоса уходит в комнату практикантов.
Спаса. Ничего, мы постоим, господин Вича!
Вича. Так не годится, это надолго. Здесь дела на час, если не больше.
Йоса приносит и расставляет стулья. Миладин садится и, вскрикнув, вскакивает, хватаясь рукой за зад.
Жика. Эй, что с тобой?
Миладин. Укололся, сударь! Ух, как крепко укололся!
Жика. Ничего, братец, ничего. Конечно, наколешься, если эта скотина Йоса взял Тасин стул. (Рассматривает стул и берет что-то в руки.) Взгляните, пожалуйста, воткнули ему иголку.
Миладин. Ух, и зудит же, аж за сердце хватает!
Жика. Ты тоже хорош! Ведь не глаза же у тебя с той стороны. Это, братец, шутка. Знаешь, как чиновники подшучивают друг над другом, ну а ты… Садись, садись теперь спокойно!
Миладин, недоверчиво поглядывая на стул, садится.
Вича. Ты перевернул страницу, господин Милисав? Напиши там «составлено» и впиши имена понятых. (Звонит. Появившемуся в дверях Йосе.) Приведи мне того господина из кутузки.
Йоса. Кого?
Вича. Того, утреннего. Словно у тебя полны камеры господ и ты не знаешь, кого привести.
Йоса. А, слушаюсь! (Уходит.)
Вича (Милисаву). Написал заголовок?
Милисав. Ага!
Вича. Этих вписал?
Милисав. Ага!
Вича (гражданам,). Эй вы, слушайте! Не смейте болтать по базару о том, что вы здесь увидите и услышите, ибо это государственная тайна. Если только хоть одно слово сбрехнете, изобью вас как собак – именем государства.
Миладин и Спаса (в один голос). Да нет! Как можно! Помилуйте!
Вича. Запомните, что я вам говорю!
XVI
Джока, те же.
При входе Джоки общее движение. Вича прокашливается и начинает строго.
Вича. Подойди ближе!
Джока (молод, прилизан, расфранчен. Испуганно подходит). Извольте!
Вича. Имя и фамилия"?
Джока. Джордже Ристич.
Вича. Откуда ты родом?
Джока. Из Панчева.
Вича. Пишешь ты, господин Милисав?
Милисав. Пишу, пишу!
Вича. Каково твое занятие?
Джока. Помощник аптекаря.
Вича (делает вид, что усматривает в этом что-то особенное). Ага, значит, помощник аптекаря? Запиши, господин Милисав, так, как он говорит, потом разберемся. (Джоке.) А сколько тебе лет?
Джока. Двадцать шесть.
Вича. Пиши! Был ли когда-нибудь под судом?
Джока. Не был.
Вича. Стой, не перебивай! Был ли когда-нибудь под судом и за что?
Джока. Не был!
Вича (Милисаву). Запиши, господин Милисав! (Джоке.) А знаешь ты, за что арестован?
Джока. Не знаю.
Вича. А можешь ты мне сказать, вообще зачем и по какому делу ты прибыл в этот город?
Джока. Не могу… тайна!
Вича (многозначительно). Тайна? Ага, тут ты и попался! Тебя-то мне и надо! Пиши, господин Милисав. «Будучи спрошен, зачем прибыл в данный уездный город, заявил, что прибыл по каким-то тайным делам, о которых власти не должны знать».
Джока. Я так не говорил!
Вича. А как ты сказал? (Гражданам.) Так он сказал?
Спаса и Миладин (е один голос). Так, господин Вича!
Джока. Извините, пожалуйста, я сказал, что это моя тайна.
Вича. Ну да, твоя, разумеется, твоя! Но теперь, когда мы тебя поймали, теперь она и наша. Господин Милисав, ты пиши так, как я тебе сказал.
XVII
Еротие, те же.
Еротие (осторожно появляется, вздрагивает, встретившись взглядом с Джокой, но, увидев, что никакой опасности нет, быстро устремляется прямо к Джоке. Останавливается, как будто только что увидел, и разглядывает его). Так это тот? А? Так это ты, голубчик мой! Ты, значит? Выбрал этот путь, через мой уезд, а? Э, сынок мой, молод ты, чтобы проскочить мимо меня! У других и то со мной не выходило, а ты захотел! Ты начал, господин Вича?
Вича. Так точно!
Еротие. А сказал он имя, фамилию, возраст?
Вича. Так точно!
Еротие (увидев Миладина и Спасу). А этим что здесь надо?
Миладин y Спаса (одновременно). Граждане, сударь!
Еротие. Да знаю я, что они граждане, да только что им здесь надо!
Вича. Полагается, понятые.
Жика. Сами же вы приказали.
Еротие (вспоминает). Ах, да, господи! А ты сказал, господин Вича, этим гражданам, чтобы они держали язык за зубами?
Вича. Сказал!
Еротие (гражданам). Повешу за язык, если услышу, что вы про государственную тайну треплетесь на базаре! (Снова смотрит на Джоку.) Так, значит, это ты, голубчик мой, а? (Виче.) Сознаётся он?
Вича. Сознаётся!
Джока. Ни в чем я не сознаюсь!
Еротие. Цыц! Поговори еще! Посмотрите на него! Сознаешься ты, сознаешься! А если не сознаешься, все равно придется сознаться, так как я уже телеграфировал министру, что ты сознался. Не можешь же ты теперь менять донесения властей. (Достает из кармана депешу и отдает Виче.) Прочитай-ка ему, господин Вича, как я телеграфировал господину министру, чтобы он в своих показаниях мог этого придерживаться. (Джоке.) А ты слушай и слово в слово повторишь мне на допросе!
Вича (читает). «Господину министру внутренних дел, Белград. В результате невиданных усилий и самопожертвования мне удалось арестовать личность, о которой сообщается в Вашей телеграмме секр. № 4742. Во время задержания жизнь моя была в опасности, так как преступник набросился на меня, и только после отчаянной борьбы мне удалось его одолет…» (В замешательстве.) Но, господин начальник…
Еротие. А что, братец, кто был центром? Ну-ка, кто был центром?
Вича. Знаю, но вас даже не было на месте.
Еротие. Это не имеет никакого отношения к преступнику, был я на месте или не был. Главное, что власть была на месте.
Джока. Но ведь я не защищался.
Еротие. А почему ты не защищался, братец? Кто виноват, что ты не защищался! Читай, читай дальше!..
Вича (читает). «Из признания обвиняемого следует, что он – нигилист и связан с крупнейшими иностранными революционерами…»
Джока. Никакой я не преступник, ни в чем я не виноват, я протестую!..
Еротие. Цыц, говорят тебе! Гляньте-ка на него, он думает, что его пригласили сюда речь держать!
Вича (читает), «…и что в его планы входило взорвать не только династию, но и все государство. Из документов, найденных при нем, эти намерения ясно видны… Прошу дальнейших указаний».
Еротие (Джоке). Ну как, слышал? Теперь ты не можешь говорить иначе, чем так, как я сообщил министру. (Милисаву.) Записал, господин Милисав, что он во всем признался?
Вича. Я его еще не обо всем спросил.
Еротие. А спросил ты, кто он по занятию?
Вича. Помощник аптекаря.
Еротие (разочарованно). Что? Помощник аптекаря?
Вича. Так он заявляет.
Еротие. Ну, разумеется, он так заявляет. Он может также сказать, что он певчий в церкви святого Марка, но ведь мы для того-то и здесь, чтобы разбираться в его заявлениях… Помощник аптекаря! Разве помощник аптекаря может быть революционером?! Напиши, господин Милисав, что он слесарь-механик, или бывший русский офицер, или, если хочешь, бывший испанский матрос. (Джоке.) Ты, братец, ошибся! Сознайся лучше честно и по-человечески, что ты по меньшей мере слесарь-механик, если не хочешь сознаться в том, что ты бывший русский офицер или испанский матрос!
Джока. Я помощник аптекаря.
Жика. А что, господин начальник, можно и так оставить.
Еротие. Оно, конечно, как ты говоришь, господин Жика, эти помощники аптекарей готовят яды, спирты, бенгальские огни и прочие опасные штучки. Но, братец, мне как-то не нравится: помощник аптекаря и – революционер. Нет, что-то мне не нравится! (Джоке.) Ну ладно, пусть ты будешь помощник аптекаря, но ты сознаёшься в том, что имел при себе антидинастические документы?
Джока. Не сознаюсь!
Еротие. Как так не сознаёшься? А это что такое? (Виче.) Где бумаги, найденные при нем?
Вича (дает ему бумаги). Вот они!
Еротие. А это что такое, а?
Джока. Это мои бумаги, их взяли у меня из кармана.
Еротие. Твои бумаги, конечно, твои бумаги! Вот то-то и оно. Это тебя задело, братец ты мой, так что лучше сознайся во всем честно.
Джока. Не знаю, в чем мне сознаваться.
Еротие. Если не знаешь, я тебя научу, в чем тебе следует сознаться. (Виче.) Ты просмотрел эти бумаги, господин Вича?
Вича. Нет еще, господин начальник.
Еротие. Ну давай сперва покончим с этим. (Развязывает пакетик, перевязанный бечевкой.)
Джока. Я не разрешаю этого делать, это мои сугубо личные вещи.
Еротие. Гляньте-ка на него, личные вещи! А то, что ты собирался взорвать государство, это что, тоже твое личное дело? Все это должно быть прочитано.
Джока. Но я прошу вас…
Еротие (не слушая его). Пиши, господин Милисав. (Диктует.) «Затем перешли к чтению документов и бумаг, найденных у обвиняемого в…» (Виче.) Где это у него было?
Вича. Во внутреннем кармане сюртука.
Еротие (продолжает диктовать), «…найденных у обвиняемого в специальном внутреннем кармане сюртука». Записал? А ну-ка, господин Вича, по порядку. (Передает ему бумаги.)
Джока. Но я вас очень прошу, господин начальник!
Еротие. Не о чем, братец ты мой, ни тебе меня просить, ни мне тебя. Разве тебе не ясно, что ты находишься в руках властей, а коль скоро кто-нибудь попал в руки властей – его дело молчать. Понял? Читай, господин Вича!
Вича (развернул первый листок бумаги). Какой-то счет, что ли.
Еротие. Ты читай.
Джока. Но, ради бога…
Еротие (Джоке). Пет! (Виче.) Читай!
Вича (читает). «Белье, отданное в стирку бабке Саре».
Джона. Вот видите!
Еротие (Виче). Да читай же, тебе говорят! Кто знает, что под этим скрывается, ведь у этих революционеров имеются всякие шифры: пишут одно, а означает это совсем другое. Господин Жика, прошу тебя тоже обратить на это внимание.
Вича (читает). «Дюжина носовых платков…»
Еротие. Гм! Гм! «Дюжина носовых платков». Как бы не так! (Джоке.) А ну, скажи-ка нам честно, что ты этим хотел сказать?
Джока. То, что написано.
Еротие. Читай, господин Вича, дальше!
Вича. «Шесть рубашек, три полотенца, четыре пары кальсон».
Еротие. Гм! Гм! «Шесть рубашек, три полотенца, четыре пары кальсон». Разве у него не получается, господин Жика, вроде какой-то диспозиции воинских частей? А?
Вича. «Две егерки».
Еротие. «Две егерки», а? Вот и это мне что-то подозрительно. Две егерки. (Джоке.) Слушай, паренек, скажи искренно, что ты подразумевал под этими двумя егерками?
Джока. То, что написано.
Еротие. Слушай, паренек, я дам тебе поистине родительский совет. За твою вину тебе не миновать пули в лоб, сознаешься ты или не сознаешься. Так почему бы тебе по-хорошему во всем не сознаться, ведь если бы ты сознался, это было бы для тебя смягчающим обстоятельством. Я не говорю, что это смягчающее обстоятельство тебе поможет и тебя не поставят к стенке, но все-таки ты в какой-то мере облегчишь свою совесть. И когда тебя поставят к стенке, ты сможешь со спокойной душой сказать себе: «Я погибаю, но тем не менее у меня есть смягчающее обстоятельство!» Поверь мне и послушайся, говорю это, как отец, ради твоего будущего, ведь ты еще молод и должен думать о своем будущем.
Джока. Ах, что вы говорите, сударь? Какая стенка, какая пуля! Я ни в чем не виноват!
Еротие. Ладно, сынок, я по-хорошему хотел, чтобы ты согласился добром, а раз ты не соглашаешься, потом не раскаивайся, поздно будет. (Виче.) Читай дальше!
Вича. На этой бумажке больше ничего нет. Дальше идет вот эта записная книжка.
Еротие. А есть в ней что-нибудь?
Вича (заглядывает в записную книжку). Первая страничка чистая, только одна дата записана. На второй страничке написано какое-то стихотворение.
Еротие. Ara, стихотворение! Оружие, кровь, революция, свобода… Вот, вот, читай, Вича!
Джока. Я вас хочу попросить!..
Еротие. Что, сознаться хочешь?
Джока. Да не в чем мне сознаваться.
Еротие. Читай!
Вича (читает).
В жизни, душенька моя,
Любит всяк, как может.
Мое ж сердце без тебя
Так тоска и гложет.
Еротие. Стоп! Да это, друг мой, что-то из лирики! (Джоке.) Нет ли у тебя братец, чего-либо поопаснее? Это ерунда! (Виче.) Нет ли там еще чего?
Вича. Есть. (Читает.)
Я люблю тебя, мой свет,
Сердцем и душою,
И блестит твоя краса
Для меня звездою.
1 2 3 4 5 6 7
Жика. И ушло в пятки!
Милисав. Ей-богу, ушло! И не то чтоб я испугался, а знаешь… не хотелось погибать. Я, видишь ли, могу с открытой грудью пойти на целый вражеский батальон, но только там, где можно куда-нибудь спрятаться, чтобы в меня не попали. И не то чтобы я боялся, что он в меня попадет, просто погибать не хочется.
Жика. Так кто же вошел первым?
Милисав. Горничная.
Жика. А тот?
XIV
Вича, те же.
Милисав. А, вот и господин Вича, пусть он тебе расскажет.
Вича. О чем?
Милисав. Рассказываю господину Жике, как начальник утром перетрусил.
Вича. Трус! Вот посмотрите, люди добрые, попало к нему в руки крупное дело, можно было арестовать по меньшей мере пятнадцать человек, а он не решается. Да, а где же он?
Жика. Ушел отправлять депешу министру.
Вича. А чего же он, братцы, не подождал, чтобы я ее составил? Кто знает, чего он там понапишет.
Жика. Да нет, ушел он не столько из-за депеши, сколько для того, чтобы спрятаться, пока мы того допросим.
Вича. Как? Неужели он не будет присуствовать?
Жика. Не будет. «Тот, – говорит, – может иметь при себе бомбу – и бум!» А ему, как говорит господин Милисав, не хотелось бы погибнуть. Вот он и велел, чтобы ты начал следствие без него.
Вича. Слава богу, он мне и не нужен. Мне нравится самому руководить всем делом. Дай-ка, господин Милисав, ради бога, те документи, которые найдены у обвиняемого.
Милисав (отдавая ему бумаги). А начальник сказал, что нужны два гражданина, понятые…
Вича. Конечно, нужны. Что скажете, кого возьмем?
Жика. Один у меня тут, а другой… Ну да, ей-богу, и другой есть. Вчера я арестовал трактирщика Спасу.
Бича. Как, неужели из кутузки возьмем?
Жика. А что ж тут, братец, такого? Хоть он и в кутузке, а все равно гражданин. Да ведь не скажешь, что он там за какое-то преступление, а так, фальшивые динары сбывал. Не сам он их чеканил, сбывал только. Взять, братец, хотя бы меня, уж если они мне попадут в карман, я так и норовлю их сбыть. Да и сам начальник, как попадется ему оловянный грош, припрячет его: «Это, говорит, – пригодится, когда в церковь пойду».
Вича. Ну-ка, давай сюда твоих граждан!
Жика звонит. В дверях появляется Йоса.
Жика. Пусть войдет купец Миладин, и скажи стражнику при кутузке пусть приведет ко мне трактирщика Спасу.
Йоса уходит.
Вича (Милисаву). Ты не возьмешься, господин Милисав, вести протокол? Дело секретное да, кроме того, протокол потом к министру пойдет.
Милисав. Разумеется, я буду писать!
XV
Миладин, те же, затем Спаса.
Миладин (войдя, идет прямо к господину Жике и начинает свой рассказ). Так вот, тот Иосиф из Трбушницы часто, как честный человек, заглядывал ко мне в лавку…
Жика (хватает чернильницу). Слышишь, если ты мне еще раз помянешь этого Иосифа из Трбушницы, я тебя чернильницей по башке!
Миладин. Да я думал…
Жика. А что тебе думать. Я позвал тебя сюда в качестве гражданина, а раз ты гражданин – тебе думать нечего!
Вича. Господин Жика, уступи ты мне, ради бога, свое место.
Жика. Охотно! (Встает.) Садись, пожалуйста!
Входит Спаса.
А вот и он, гражданин из кутузки.
Спаса. Ни за что, господин Жика, ей-богу, ни за что.
Жика. Знаю, верю тебе. А то, что ты сбывал фальшивые динары, это так, скорее ради шутки.
Спаса. В спешке, господин Жика, знаешь, как в спешке бывает…
Жика. Ну да, ясно, что в спешке. В спешке его примешь, в спешке и отдашь.
Спаса. Так точно!
Жика. Знаю! Только, братец, не годится, что мы у тебя в ящике нашли больше ста фальшивых динаров.
Спаса. Набралось. Изо дня в день, вот и набралось. Придет клиент, попросит кварту вина…
Жика. Ты ему кварту негодного вина, а он тебе негодный динар.
Спаса. Так точно, господин Жика, точно так, как ты говоришь!
Жика. Ничего, ничего, на сей раз это тебе сойдет с рук. Мне сегодня, видишь ли, нужен один гражданин, который не был под судом, а поскольку в этом городе трудно найти гражданина, который не привлекался бы к суду, то если я еще и тебя засужу… Ладно, пусть тебе на сей раз сойдет, но только поменяй вино, оно у тебя никуда не годится.
Спаса. Поменяю, господин Жика. Извольте, послезавтра я открою другую бочку.
Жика. Ну ладно. А сейчас ступай к господину Виче.
Вича (рассматривает в это время бумаги). Знаете вы, для чего вы здесь?
Миладин и Спаса (в один голос). Не знаем, господин Вича!
Вича. Мне предстоит допросить одного чрезвычайно крупного политического преступника, и по закону нужно, чтобы присутствовали в качестве понятых два гражданина. (Звонит. Вошедшему Йосе.) Принеси из комнаты практикантов два стула.
Йоса уходит в комнату практикантов.
Спаса. Ничего, мы постоим, господин Вича!
Вича. Так не годится, это надолго. Здесь дела на час, если не больше.
Йоса приносит и расставляет стулья. Миладин садится и, вскрикнув, вскакивает, хватаясь рукой за зад.
Жика. Эй, что с тобой?
Миладин. Укололся, сударь! Ух, как крепко укололся!
Жика. Ничего, братец, ничего. Конечно, наколешься, если эта скотина Йоса взял Тасин стул. (Рассматривает стул и берет что-то в руки.) Взгляните, пожалуйста, воткнули ему иголку.
Миладин. Ух, и зудит же, аж за сердце хватает!
Жика. Ты тоже хорош! Ведь не глаза же у тебя с той стороны. Это, братец, шутка. Знаешь, как чиновники подшучивают друг над другом, ну а ты… Садись, садись теперь спокойно!
Миладин, недоверчиво поглядывая на стул, садится.
Вича. Ты перевернул страницу, господин Милисав? Напиши там «составлено» и впиши имена понятых. (Звонит. Появившемуся в дверях Йосе.) Приведи мне того господина из кутузки.
Йоса. Кого?
Вича. Того, утреннего. Словно у тебя полны камеры господ и ты не знаешь, кого привести.
Йоса. А, слушаюсь! (Уходит.)
Вича (Милисаву). Написал заголовок?
Милисав. Ага!
Вича. Этих вписал?
Милисав. Ага!
Вича (гражданам,). Эй вы, слушайте! Не смейте болтать по базару о том, что вы здесь увидите и услышите, ибо это государственная тайна. Если только хоть одно слово сбрехнете, изобью вас как собак – именем государства.
Миладин и Спаса (в один голос). Да нет! Как можно! Помилуйте!
Вича. Запомните, что я вам говорю!
XVI
Джока, те же.
При входе Джоки общее движение. Вича прокашливается и начинает строго.
Вича. Подойди ближе!
Джока (молод, прилизан, расфранчен. Испуганно подходит). Извольте!
Вича. Имя и фамилия"?
Джока. Джордже Ристич.
Вича. Откуда ты родом?
Джока. Из Панчева.
Вича. Пишешь ты, господин Милисав?
Милисав. Пишу, пишу!
Вича. Каково твое занятие?
Джока. Помощник аптекаря.
Вича (делает вид, что усматривает в этом что-то особенное). Ага, значит, помощник аптекаря? Запиши, господин Милисав, так, как он говорит, потом разберемся. (Джоке.) А сколько тебе лет?
Джока. Двадцать шесть.
Вича. Пиши! Был ли когда-нибудь под судом?
Джока. Не был.
Вича. Стой, не перебивай! Был ли когда-нибудь под судом и за что?
Джока. Не был!
Вича (Милисаву). Запиши, господин Милисав! (Джоке.) А знаешь ты, за что арестован?
Джока. Не знаю.
Вича. А можешь ты мне сказать, вообще зачем и по какому делу ты прибыл в этот город?
Джока. Не могу… тайна!
Вича (многозначительно). Тайна? Ага, тут ты и попался! Тебя-то мне и надо! Пиши, господин Милисав. «Будучи спрошен, зачем прибыл в данный уездный город, заявил, что прибыл по каким-то тайным делам, о которых власти не должны знать».
Джока. Я так не говорил!
Вича. А как ты сказал? (Гражданам.) Так он сказал?
Спаса и Миладин (е один голос). Так, господин Вича!
Джока. Извините, пожалуйста, я сказал, что это моя тайна.
Вича. Ну да, твоя, разумеется, твоя! Но теперь, когда мы тебя поймали, теперь она и наша. Господин Милисав, ты пиши так, как я тебе сказал.
XVII
Еротие, те же.
Еротие (осторожно появляется, вздрагивает, встретившись взглядом с Джокой, но, увидев, что никакой опасности нет, быстро устремляется прямо к Джоке. Останавливается, как будто только что увидел, и разглядывает его). Так это тот? А? Так это ты, голубчик мой! Ты, значит? Выбрал этот путь, через мой уезд, а? Э, сынок мой, молод ты, чтобы проскочить мимо меня! У других и то со мной не выходило, а ты захотел! Ты начал, господин Вича?
Вича. Так точно!
Еротие. А сказал он имя, фамилию, возраст?
Вича. Так точно!
Еротие (увидев Миладина и Спасу). А этим что здесь надо?
Миладин y Спаса (одновременно). Граждане, сударь!
Еротие. Да знаю я, что они граждане, да только что им здесь надо!
Вича. Полагается, понятые.
Жика. Сами же вы приказали.
Еротие (вспоминает). Ах, да, господи! А ты сказал, господин Вича, этим гражданам, чтобы они держали язык за зубами?
Вича. Сказал!
Еротие (гражданам). Повешу за язык, если услышу, что вы про государственную тайну треплетесь на базаре! (Снова смотрит на Джоку.) Так, значит, это ты, голубчик мой, а? (Виче.) Сознаётся он?
Вича. Сознаётся!
Джока. Ни в чем я не сознаюсь!
Еротие. Цыц! Поговори еще! Посмотрите на него! Сознаешься ты, сознаешься! А если не сознаешься, все равно придется сознаться, так как я уже телеграфировал министру, что ты сознался. Не можешь же ты теперь менять донесения властей. (Достает из кармана депешу и отдает Виче.) Прочитай-ка ему, господин Вича, как я телеграфировал господину министру, чтобы он в своих показаниях мог этого придерживаться. (Джоке.) А ты слушай и слово в слово повторишь мне на допросе!
Вича (читает). «Господину министру внутренних дел, Белград. В результате невиданных усилий и самопожертвования мне удалось арестовать личность, о которой сообщается в Вашей телеграмме секр. № 4742. Во время задержания жизнь моя была в опасности, так как преступник набросился на меня, и только после отчаянной борьбы мне удалось его одолет…» (В замешательстве.) Но, господин начальник…
Еротие. А что, братец, кто был центром? Ну-ка, кто был центром?
Вича. Знаю, но вас даже не было на месте.
Еротие. Это не имеет никакого отношения к преступнику, был я на месте или не был. Главное, что власть была на месте.
Джока. Но ведь я не защищался.
Еротие. А почему ты не защищался, братец? Кто виноват, что ты не защищался! Читай, читай дальше!..
Вича (читает). «Из признания обвиняемого следует, что он – нигилист и связан с крупнейшими иностранными революционерами…»
Джока. Никакой я не преступник, ни в чем я не виноват, я протестую!..
Еротие. Цыц, говорят тебе! Гляньте-ка на него, он думает, что его пригласили сюда речь держать!
Вича (читает), «…и что в его планы входило взорвать не только династию, но и все государство. Из документов, найденных при нем, эти намерения ясно видны… Прошу дальнейших указаний».
Еротие (Джоке). Ну как, слышал? Теперь ты не можешь говорить иначе, чем так, как я сообщил министру. (Милисаву.) Записал, господин Милисав, что он во всем признался?
Вича. Я его еще не обо всем спросил.
Еротие. А спросил ты, кто он по занятию?
Вича. Помощник аптекаря.
Еротие (разочарованно). Что? Помощник аптекаря?
Вича. Так он заявляет.
Еротие. Ну, разумеется, он так заявляет. Он может также сказать, что он певчий в церкви святого Марка, но ведь мы для того-то и здесь, чтобы разбираться в его заявлениях… Помощник аптекаря! Разве помощник аптекаря может быть революционером?! Напиши, господин Милисав, что он слесарь-механик, или бывший русский офицер, или, если хочешь, бывший испанский матрос. (Джоке.) Ты, братец, ошибся! Сознайся лучше честно и по-человечески, что ты по меньшей мере слесарь-механик, если не хочешь сознаться в том, что ты бывший русский офицер или испанский матрос!
Джока. Я помощник аптекаря.
Жика. А что, господин начальник, можно и так оставить.
Еротие. Оно, конечно, как ты говоришь, господин Жика, эти помощники аптекарей готовят яды, спирты, бенгальские огни и прочие опасные штучки. Но, братец, мне как-то не нравится: помощник аптекаря и – революционер. Нет, что-то мне не нравится! (Джоке.) Ну ладно, пусть ты будешь помощник аптекаря, но ты сознаёшься в том, что имел при себе антидинастические документы?
Джока. Не сознаюсь!
Еротие. Как так не сознаёшься? А это что такое? (Виче.) Где бумаги, найденные при нем?
Вича (дает ему бумаги). Вот они!
Еротие. А это что такое, а?
Джока. Это мои бумаги, их взяли у меня из кармана.
Еротие. Твои бумаги, конечно, твои бумаги! Вот то-то и оно. Это тебя задело, братец ты мой, так что лучше сознайся во всем честно.
Джока. Не знаю, в чем мне сознаваться.
Еротие. Если не знаешь, я тебя научу, в чем тебе следует сознаться. (Виче.) Ты просмотрел эти бумаги, господин Вича?
Вича. Нет еще, господин начальник.
Еротие. Ну давай сперва покончим с этим. (Развязывает пакетик, перевязанный бечевкой.)
Джока. Я не разрешаю этого делать, это мои сугубо личные вещи.
Еротие. Гляньте-ка на него, личные вещи! А то, что ты собирался взорвать государство, это что, тоже твое личное дело? Все это должно быть прочитано.
Джока. Но я прошу вас…
Еротие (не слушая его). Пиши, господин Милисав. (Диктует.) «Затем перешли к чтению документов и бумаг, найденных у обвиняемого в…» (Виче.) Где это у него было?
Вича. Во внутреннем кармане сюртука.
Еротие (продолжает диктовать), «…найденных у обвиняемого в специальном внутреннем кармане сюртука». Записал? А ну-ка, господин Вича, по порядку. (Передает ему бумаги.)
Джока. Но я вас очень прошу, господин начальник!
Еротие. Не о чем, братец ты мой, ни тебе меня просить, ни мне тебя. Разве тебе не ясно, что ты находишься в руках властей, а коль скоро кто-нибудь попал в руки властей – его дело молчать. Понял? Читай, господин Вича!
Вича (развернул первый листок бумаги). Какой-то счет, что ли.
Еротие. Ты читай.
Джока. Но, ради бога…
Еротие (Джоке). Пет! (Виче.) Читай!
Вича (читает). «Белье, отданное в стирку бабке Саре».
Джона. Вот видите!
Еротие (Виче). Да читай же, тебе говорят! Кто знает, что под этим скрывается, ведь у этих революционеров имеются всякие шифры: пишут одно, а означает это совсем другое. Господин Жика, прошу тебя тоже обратить на это внимание.
Вича (читает). «Дюжина носовых платков…»
Еротие. Гм! Гм! «Дюжина носовых платков». Как бы не так! (Джоке.) А ну, скажи-ка нам честно, что ты этим хотел сказать?
Джока. То, что написано.
Еротие. Читай, господин Вича, дальше!
Вича. «Шесть рубашек, три полотенца, четыре пары кальсон».
Еротие. Гм! Гм! «Шесть рубашек, три полотенца, четыре пары кальсон». Разве у него не получается, господин Жика, вроде какой-то диспозиции воинских частей? А?
Вича. «Две егерки».
Еротие. «Две егерки», а? Вот и это мне что-то подозрительно. Две егерки. (Джоке.) Слушай, паренек, скажи искренно, что ты подразумевал под этими двумя егерками?
Джока. То, что написано.
Еротие. Слушай, паренек, я дам тебе поистине родительский совет. За твою вину тебе не миновать пули в лоб, сознаешься ты или не сознаешься. Так почему бы тебе по-хорошему во всем не сознаться, ведь если бы ты сознался, это было бы для тебя смягчающим обстоятельством. Я не говорю, что это смягчающее обстоятельство тебе поможет и тебя не поставят к стенке, но все-таки ты в какой-то мере облегчишь свою совесть. И когда тебя поставят к стенке, ты сможешь со спокойной душой сказать себе: «Я погибаю, но тем не менее у меня есть смягчающее обстоятельство!» Поверь мне и послушайся, говорю это, как отец, ради твоего будущего, ведь ты еще молод и должен думать о своем будущем.
Джока. Ах, что вы говорите, сударь? Какая стенка, какая пуля! Я ни в чем не виноват!
Еротие. Ладно, сынок, я по-хорошему хотел, чтобы ты согласился добром, а раз ты не соглашаешься, потом не раскаивайся, поздно будет. (Виче.) Читай дальше!
Вича. На этой бумажке больше ничего нет. Дальше идет вот эта записная книжка.
Еротие. А есть в ней что-нибудь?
Вича (заглядывает в записную книжку). Первая страничка чистая, только одна дата записана. На второй страничке написано какое-то стихотворение.
Еротие. Ara, стихотворение! Оружие, кровь, революция, свобода… Вот, вот, читай, Вича!
Джока. Я вас хочу попросить!..
Еротие. Что, сознаться хочешь?
Джока. Да не в чем мне сознаваться.
Еротие. Читай!
Вича (читает).
В жизни, душенька моя,
Любит всяк, как может.
Мое ж сердце без тебя
Так тоска и гложет.
Еротие. Стоп! Да это, друг мой, что-то из лирики! (Джоке.) Нет ли у тебя братец, чего-либо поопаснее? Это ерунда! (Виче.) Нет ли там еще чего?
Вича. Есть. (Читает.)
Я люблю тебя, мой свет,
Сердцем и душою,
И блестит твоя краса
Для меня звездою.
1 2 3 4 5 6 7