Иначе московский Центр заподозрит обман. Однако он считает невозможным предоставить необходимые сведения для ответа на запросы Москвы, в которых постоянно запрашиваются номера батальонов и дивизий, число офицеров и т. д... Главнокомандующий группы армий "Запад" придерживается мнения, что существующее на западе военное положение не способствует заинтересованности в дальнейшем проведении операций с Москвой".
Амплетцер не собирался позволить военным так легко отнять у него любимую игрушку. Он дал понять абверу и главнокомандующему, что по мнению РСХА "для получения исчерпывающих сведений обо всей организации следует иметь необходимое количество материалов для продолжения радиоигры". Вслед за этим последовало совершенно недвусмысленное заявление главнокомандующего группой армий "Запад" о том, что он не видит в продолжении радиоигры никакой необходимости.
25 июня управление абвера во Франции положило конец этой переписке: "Получение дезинформационных материалов от главнокомандующего группой армий "Запад" столкнулось со значительными трудностями, поскольку главнокомандующий придерживается мнения, что противник в Москве уже заподозрил обман... Главнокомандующий не может обеспечивать необходимой информацией для ответов Москве также по чисто военным причинам".
На самом деле Паннвиц давно уже терялся в догадках, смогла ли Москва разгадать радиоигру подставной "Красной капеллы. Райзер подтверждает, что даже в РСХА пришли к выводу об окончании операции, поскольку организации "Красной капеллы" во Франции и Бельгии давно ушли в историю. Операция по внедрению агентов во французское подполье ещё продолжалась, но радиоигра "Красной капеллы" постепенно сошла на нет.
Никто так явно не дал понять, что игра окончена, как сам "Большой шеф". 13 сентября 1943 года он попросил своего охранника, криминальоберсекретаря Берга, отвезти его в аптеку поблизости от вокзала Сен-Лазар в Париже, чтобы купить лекарства. Берг остался в машине и со скукой наблюдал, как Треппер вошел в аптеку. Но он и не подозревал о существовании второго выхода. Леопольд Треппер пересек улицу позади аптеки и исчез. Гестапо многие месяцы активно вело поиски, но безрезультатно.
Беглец даже прислал Паннвицу пару издевательских писем, но до самого конца войны его так и не нашли. Его побег положил конец истории "Красной капеллы". Еще через несколько месяцев сбежал Винтеринк, и даже Ефремову удалось избежать смерти и добраться до Южной Америки.
Только "Кент" и Райхман испили горькую чашу до дна.
Игра закончилась.
Глава восьмая.
"Красная капелла": факты и домыслы.
Агентурная сеть "Большого шефа" была разгромлена, её агенты арестованы и осуждены, их подпольные связи обрублены. Осталась только легенда, миф о том, что "Красная капелла" была самым успешным предприятием советской разведывательной службы, оказавшим решающее влияние на ход войны.
Друзья и враги "Красной капеллы" приняли в создании этого мифа равное участие в соответствии со своими взглядами на роль этой уникальной шпионской сети. Одну сторону представляли союзники и мученики антифашистского движения, другую - противники и сокрушители могущественной агентурной организации. Несмотря на полярность взглядов на идеологию и политику, все они сходятся в одном: "Красная капелла" являлась уникальной, невероятно успешной и самой выдающейся организацией в истории разведки.
Воспоминания охотников и их жертв рисуют картину величайшей агентурной сети с поистине неограниченными возможностями. Даже столь критически настроенный историк, как Дэвид Даллин, утверждает: "Рассмотрение этого аппарата в исторической перспективе ... дает картину уникальную и удивительную... Никогда прежде шпионаж не играл в военное время столь значительной роли, как в 1941-1944 годах для Советского Союза".
В каких областях "Красная капелла" могла оказывать решающее влияние? Очевидно, во всех - битвы, сражения, наступательные операции, а возможно и ход войны в целом. Еще в 1969 американский "Паблишер уикли" утверждал: "Красная капелла" представляла собой агентурную сеть, которая настолько эффективно работала в самом сердце германского Генерального штаба, что немецкие планы Сталинградской операции оказались у русских даже раньше, чем попали к немецким фронтовым командирам."
Жиль Перро замечает: "Только подумайте об этом! В период между 1940 и 1942 годами, вплоть до Сталинградской битвы, сотни шифровок сообщали московскому Центру основные направления наступления противника и его самые уязвимые места; вся экономика Германии и её оборонный потенциал представлял собой открытую книгу; советский Генеральный штаб мог планировать свои операции с учетом наступательных планов противника".
В подтвержение своей теории о ключевой роли "Красной капеллы" в истории войны бывшие члены организации сообщали множество подробностей. В своем выступлении в 1946 году в берлинском театре "Хеббель" Гюнтер Вайзенборн сказал: "Самое время нашей стране узнать о том, что произошло. Наш народ должен знать, кто предал огню антисоветскую выставку в Люстгартене, кто решительно вмешался в борьбу за повышение безопасности конвоев к северу от Норвегии, кто действовал в Сталинграде... кто положил начало тысячам и тысячам операций, как внутри рейха, так и на фронте".
Один из соратников Шульце-Бойзена Вилли Вебер был ещё точнее. "С самого начала русской кампании 1941 года Шульце-Бойзен информировал "Директора" о германских целях в районах Ленинграда, Смоленска, Орши, Брянска, Харькова, Воронежа и т. д. Именно благодаря ему линия фронта в 1941 году стабилизировалась на рубеже: Ленинград-Ржев-Вязьма-Орел-Курск-Ростов-Сталино. Не будь "Красной капеллы", вполне возможно, что немецкий Генеральный штаб смог бы достичь целей, поставленных планом "Барбаросса".
Грета Кукхоф тоже подтверждает: "Первая конкретная информация о подготовке к войне поступила от Харро. Он даже назвал русские города, которые будут атакованы в первую очередь".
Для этих людей ни одна акция не была слишком масштабной, ни одно задание слишком щепетильным, чтобы не приписать их "Красной капелле". Они совершенно серьезно считали, что это стоило германскому вермахту сотен тысяч жизней. Вайзенборн говорил: "Так или иначе, но немцы все равно погибали. Нам приходилось выбирать между сотней тысяч жертв и двумя миллионами. Мы предпочли сотню тысяч".
Бывшие функционеры Третьего рейха также внесли свой вклад в создание образа "Красной капеллы" как зловещей и вездесущей организации. Их попытки оправдаться, тенденциозные воспоминания и примитивные высказывания о "мировой большевистской угрозе" наделяют их мертвых противников дьявольскими способностями. Все это находило отклик в душе простых немецких граждан, которые так или иначе стремились возложить вину за провал военных авантюр нацистского режима на счет предателей и оккультных сил.
Один из таких "посвященных" говорил: "Смертельная сеть "Красной капеллы" опутала всю Европу". Бывший обвинитель Манфред Редер заявил: "Это была битва германского солдата с невидимым противником, выступавшим под чужой личиной и пользовавшимся предательскими методами". Экс-капитан Гарри Пипе едва ли мог думать хоть об одном городе, находящемся в сфере нашего влияния, но вне пределов Германии, "в котором не действовала какая-нибудь группа "Красной капеллы". По его мнению на территории оккупированной Франции вермахт был буквально нашпигован вражескими агентами: "Многие старшие офицеры оказались скомпрометированы Максимовичами и были сурово наказаны. Вот такая была картина!"
Придав таким образом "Красной капелле" вселенский масштаб, её бывшие преследователи неизбежно утверждаются во мнении, что она продолжает действовать даже после окончания войны. В 1951 году Редер заявлял, что "члены "Красной капеллы" занимают влиятельные позиции практически в каждом крупном городе на севере Германии вплоть до Штутгарта". Даже осмотрительный экс-комиссар Генрих Райзер заявлял: "Во время Второй мировой войны "Красная капелла" представляла собой гораздо более могущественную организацию, чем мы думали - и она до сих пор действует! "Красная капелла" никогда не переставала существовать".
Такие высказывания, конечно, больше говорят о политических пристрастиях их авторов, чем о конкретных фактах, и не имеют никакого отношения к правде, которая состоит в том, что "Красная капелла" не сыграла решающего значения в исходе войны. Эта организация не внесла никакого вклада в исход хотя бы одного сражения на Восточном фронте и не помешала проведению ни одной кампании вермахта. Если бы Треппер, "Кент", Шульце-Бойзен и Харнак никогда не существовали, это бы никак не повлияло на ход Второй мировой войны.
Легенда о решающей роли "Красной капеллы" получила такое распространение из-за годами неиссякавшего потока сенсационных изданий, пытавшихся внушить, что судьбы целых народов целиком зависели от тайных интриг высокопрофессиональных агентов и шпионов. Значение шпионажа излишне переоценивалось. Люди всерьез верили, что информация спецслужб может существенно влиять на политику правительства и решения Генерального штаба.
На самом деле история Второй мировой войны приводит многочисленные примеры того, как разведданные вообще никак не влияли на ход развития событий. Это наводит на мысль, что правительства или Генеральный штаб принимают к сведению полученную от разведки информацию, только когда она соответствует их заранее составленным планам, а если данные им противоречат, их чаще всего игнорируют. Именно с такой постановкой вопроса столкнулся военный атташе Голландии в Берлине полковник Сас, который в 1939-40 годах тщетно предостерегал свое правительство насчет германского вторжения. Аналогичный результат получило "Исследовательское бюро" Геринга со своими прогнозами о вступлении в войну Британии на стороне Польши и разведка США с бесплодными предупреждениями о нападении японцев на Пирл Харбор.
"Красная капелла" предупреждала о германском вторжении в Россию, но Москва к ней не прислушалась. В. М. Бережков, в то время первый секретарь советского посольства в Берлине, вспоминает, что ещё весной 1941 года они "нашли средства и способы предупредить Советский Союз о надвигающейся опасности". В феврале советский военный атташе генерал-майор Тупиков, имевший прямой выход на агентурную сеть Шульце-Бойзена/Харнака, сообщал о трех немецких группировках, готовых к нападению на СССР в направлении Ленинграда, Москвы и Киева. В сообщении Тупикова говорилось: "По предварительным оценкам дата наступления приходится на 20 мая". 14 марта он передал заявление немецкого майора: "Мы поворачиваем на восток, против СССР. Мы отберем у СССР хлеб, уголь и нефть. Тогда мы станем непобедимыми". А через несколько дней Тупиков сообщил, что "германское вторжение следует ожидать в период "между 15 мая и 15 июня 1941 года".
Но эта информация не смогла убедить даже руководителя Разведупра генерала Голикова. 20 мая он представил на рассмотрение высшего командования свой отчет, в котором содержались и такие строки: "Слухи и документы, имеющие целью показать, что война против СССР неизбежно начнется этой весной, должны расцениваться, как сфабрикованные британскими, а, возможно, и германскими спецслужбами фальшивки". Аналогичные сообщения о сроках начала войны советского военно-морского атташе капитана первого ранга Воронцова также встретили в Москве далеко не лучший прием.
В отчаянии дипломаты и офицеры из советского посольства собрались в начале мая и ещё раз проверили всю информацию о подготовке Германии к войне. Вскоре после этого они отправили в Москву специальное сообщение с ещё одним предупреждением: подготовка Гитлера к войне завершена, война может начаться в любую минуту. На этот раз Разведупр впервые серьезно отнесся к информации из Берлина, но Сталин упрямо продолжал придерживаться мнения, что Гитлер войны не хочет, а только пытается шантажировать Россию. Даже сообщение разведывательной службы о выдвижении к нашим границам 120 немецких дивизий не произвело на него впечатления. В конце концов он располагал на границе 149 дивизиями. Начальник Генерального штаба Жуков напомнил ему, что немецкие дивизии вдвое сильнее русских, но Сталин резко возразил:
- Нельзя верить всему, что говорит разведка.
Подобные гибельные недоразумения могут служить примером трудностей, с которыми сталкивались советские агенты за рубежом в тщетных попытках убедить свое руководство в Кремле. Все это относилось и к "Красной капелле". Барьер недоверия между "Директором" в Москве и его агентами стал непреодолимым. Агенты "Красной капеллы" часто действовали по собственной инициативе, а сам "Директор" не всегда знал, чем занимаются его агенты. Многие факты доказывают, что советская разведка в корне отличалась от образа, созданного её западными почитателями.
Ко всему сказанному следует добавить ещё и практические трудности, с которыми сталкивается любая спецслужба, если её агенты работают во вражеском лагере. Советский Генеральный штаб не мог и не хотел считаться с возможностью, что его агенты оказались жертвой провокации со стороны противника или действовали с ним в сговоре. Все это в известных пределах способствовало укреплению недоверия к информации о намерениях противника, а донесения "Красной капеллы" могли оказывать только очень ограниченное влияние на решения руководства Красной Армии во время Великой Отечественной войны.
Нам, конечно же, неизвестно, в какой мере советский Генеральный штаб полагался на сообщения "Красной капеллы" в оценке постоянно меняющейся ситуации на фронте. В этом может помочь сравнительное рассмотрение действий немецкой стороны. Создание полномасштабной картины обстановки в лагере противника базировалось на информации из пяти источников: наземной фронтовой разведки, воздушной разведки, радиоперехвата, изучения вражеской и нейтральной прессы и донесений агентурной разведки. В порядке убывания надежности полученная от агентов информация стояла на последнем месте.
Бывший сотрудник абвера, капитан доктор Виллем Гроссе вспоминает: "Сообщения агентов никогда не служили основой для разработки военных операций. На принятие оперативных решений гораздо большее влияние оказывала общая стратегическая оценка ситуации, а не информация разведслужбы о намерениях противника, его силе, степени дезорганизации и моральном духе. С германской стороны донесения агентов учитывались только в той мере, насколько они соответствовали общей оценке сложившейся ситуации".
Даже, если предположить, что советский Генеральный штаб действительно придавал известное значение донесениям агентов, остается вопрос, насколько качественной была информация "Красной капеллы", чтобы служить основой для принятия военных решений. Подтверждением этому может служить тот факт, что создатели легенды о "Красной капелле" до сих пор избегали детального рассмотрения этого вопроса.
Даже не сведущим в военных вопросах людям остается только гадать, какую ценность для руководителей находившейся на востоке Советской Армии представляли сообщения "Кента" и Треппера о силе, вооружении и дислокации германских войск в глубоком тылу Западной Европы. Советский Генеральный штаб знал практически все о положении дел на западе, за исключением самого необходимого - сведений о планах, замыслах и целях германских военных. А причина была проста: информаторам Треппера так и не удалось внедрится в самое сердце немецкой военной машины. "Большой шеф" располагал хорошими связями с организацией Тодта и службой Заукеля, но германские военные штабы оставались ему недоступны.
У "Красной капеллы" существовал временный доступ только в так называемую военную администрацию, чисто административное ведомство при штабе главнокомандующего во Франции. В конце лета 1940 года старший советник военной администрации (фактически гражданский чиновник в военной форме) Ганс Куприан познакомился с эмигрантом Василием Максимовичем. Его секретарша влюбилась в Максимовича и познакомила его со своими друзьями. Таким образом тот получил доступ в Управление военной администрации, хотя и ненадолго, поскольку Управление по делам беженцев в конце 1940 года было расформировано.
Но что же тогда делать с "многочисленными старшими офицерами", которые, по словам Пипе, были подкуплены "Красной капеллой" и "жестоко наказаны"? Что можно сказать о генералах, которые, по мнению Жиля Перро, посвятили Максимовича в тайны своих антинацистских планов?
Все это мифы.
"Полковник" Куприан, описанный Перро, оказался просто скромным гражданским служащим в военной форме, который с апреля 1941 года руководил администрацией в далеком Бордо, а его "генерал фон Пфеффер", который сплотил вокруг себя "группу офицеров", оказался ещё одним чиновником, который некоторое время был прикреплен к начальнику военной администрации и действовал в качестве представителя по делам беженцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Амплетцер не собирался позволить военным так легко отнять у него любимую игрушку. Он дал понять абверу и главнокомандующему, что по мнению РСХА "для получения исчерпывающих сведений обо всей организации следует иметь необходимое количество материалов для продолжения радиоигры". Вслед за этим последовало совершенно недвусмысленное заявление главнокомандующего группой армий "Запад" о том, что он не видит в продолжении радиоигры никакой необходимости.
25 июня управление абвера во Франции положило конец этой переписке: "Получение дезинформационных материалов от главнокомандующего группой армий "Запад" столкнулось со значительными трудностями, поскольку главнокомандующий придерживается мнения, что противник в Москве уже заподозрил обман... Главнокомандующий не может обеспечивать необходимой информацией для ответов Москве также по чисто военным причинам".
На самом деле Паннвиц давно уже терялся в догадках, смогла ли Москва разгадать радиоигру подставной "Красной капеллы. Райзер подтверждает, что даже в РСХА пришли к выводу об окончании операции, поскольку организации "Красной капеллы" во Франции и Бельгии давно ушли в историю. Операция по внедрению агентов во французское подполье ещё продолжалась, но радиоигра "Красной капеллы" постепенно сошла на нет.
Никто так явно не дал понять, что игра окончена, как сам "Большой шеф". 13 сентября 1943 года он попросил своего охранника, криминальоберсекретаря Берга, отвезти его в аптеку поблизости от вокзала Сен-Лазар в Париже, чтобы купить лекарства. Берг остался в машине и со скукой наблюдал, как Треппер вошел в аптеку. Но он и не подозревал о существовании второго выхода. Леопольд Треппер пересек улицу позади аптеки и исчез. Гестапо многие месяцы активно вело поиски, но безрезультатно.
Беглец даже прислал Паннвицу пару издевательских писем, но до самого конца войны его так и не нашли. Его побег положил конец истории "Красной капеллы". Еще через несколько месяцев сбежал Винтеринк, и даже Ефремову удалось избежать смерти и добраться до Южной Америки.
Только "Кент" и Райхман испили горькую чашу до дна.
Игра закончилась.
Глава восьмая.
"Красная капелла": факты и домыслы.
Агентурная сеть "Большого шефа" была разгромлена, её агенты арестованы и осуждены, их подпольные связи обрублены. Осталась только легенда, миф о том, что "Красная капелла" была самым успешным предприятием советской разведывательной службы, оказавшим решающее влияние на ход войны.
Друзья и враги "Красной капеллы" приняли в создании этого мифа равное участие в соответствии со своими взглядами на роль этой уникальной шпионской сети. Одну сторону представляли союзники и мученики антифашистского движения, другую - противники и сокрушители могущественной агентурной организации. Несмотря на полярность взглядов на идеологию и политику, все они сходятся в одном: "Красная капелла" являлась уникальной, невероятно успешной и самой выдающейся организацией в истории разведки.
Воспоминания охотников и их жертв рисуют картину величайшей агентурной сети с поистине неограниченными возможностями. Даже столь критически настроенный историк, как Дэвид Даллин, утверждает: "Рассмотрение этого аппарата в исторической перспективе ... дает картину уникальную и удивительную... Никогда прежде шпионаж не играл в военное время столь значительной роли, как в 1941-1944 годах для Советского Союза".
В каких областях "Красная капелла" могла оказывать решающее влияние? Очевидно, во всех - битвы, сражения, наступательные операции, а возможно и ход войны в целом. Еще в 1969 американский "Паблишер уикли" утверждал: "Красная капелла" представляла собой агентурную сеть, которая настолько эффективно работала в самом сердце германского Генерального штаба, что немецкие планы Сталинградской операции оказались у русских даже раньше, чем попали к немецким фронтовым командирам."
Жиль Перро замечает: "Только подумайте об этом! В период между 1940 и 1942 годами, вплоть до Сталинградской битвы, сотни шифровок сообщали московскому Центру основные направления наступления противника и его самые уязвимые места; вся экономика Германии и её оборонный потенциал представлял собой открытую книгу; советский Генеральный штаб мог планировать свои операции с учетом наступательных планов противника".
В подтвержение своей теории о ключевой роли "Красной капеллы" в истории войны бывшие члены организации сообщали множество подробностей. В своем выступлении в 1946 году в берлинском театре "Хеббель" Гюнтер Вайзенборн сказал: "Самое время нашей стране узнать о том, что произошло. Наш народ должен знать, кто предал огню антисоветскую выставку в Люстгартене, кто решительно вмешался в борьбу за повышение безопасности конвоев к северу от Норвегии, кто действовал в Сталинграде... кто положил начало тысячам и тысячам операций, как внутри рейха, так и на фронте".
Один из соратников Шульце-Бойзена Вилли Вебер был ещё точнее. "С самого начала русской кампании 1941 года Шульце-Бойзен информировал "Директора" о германских целях в районах Ленинграда, Смоленска, Орши, Брянска, Харькова, Воронежа и т. д. Именно благодаря ему линия фронта в 1941 году стабилизировалась на рубеже: Ленинград-Ржев-Вязьма-Орел-Курск-Ростов-Сталино. Не будь "Красной капеллы", вполне возможно, что немецкий Генеральный штаб смог бы достичь целей, поставленных планом "Барбаросса".
Грета Кукхоф тоже подтверждает: "Первая конкретная информация о подготовке к войне поступила от Харро. Он даже назвал русские города, которые будут атакованы в первую очередь".
Для этих людей ни одна акция не была слишком масштабной, ни одно задание слишком щепетильным, чтобы не приписать их "Красной капелле". Они совершенно серьезно считали, что это стоило германскому вермахту сотен тысяч жизней. Вайзенборн говорил: "Так или иначе, но немцы все равно погибали. Нам приходилось выбирать между сотней тысяч жертв и двумя миллионами. Мы предпочли сотню тысяч".
Бывшие функционеры Третьего рейха также внесли свой вклад в создание образа "Красной капеллы" как зловещей и вездесущей организации. Их попытки оправдаться, тенденциозные воспоминания и примитивные высказывания о "мировой большевистской угрозе" наделяют их мертвых противников дьявольскими способностями. Все это находило отклик в душе простых немецких граждан, которые так или иначе стремились возложить вину за провал военных авантюр нацистского режима на счет предателей и оккультных сил.
Один из таких "посвященных" говорил: "Смертельная сеть "Красной капеллы" опутала всю Европу". Бывший обвинитель Манфред Редер заявил: "Это была битва германского солдата с невидимым противником, выступавшим под чужой личиной и пользовавшимся предательскими методами". Экс-капитан Гарри Пипе едва ли мог думать хоть об одном городе, находящемся в сфере нашего влияния, но вне пределов Германии, "в котором не действовала какая-нибудь группа "Красной капеллы". По его мнению на территории оккупированной Франции вермахт был буквально нашпигован вражескими агентами: "Многие старшие офицеры оказались скомпрометированы Максимовичами и были сурово наказаны. Вот такая была картина!"
Придав таким образом "Красной капелле" вселенский масштаб, её бывшие преследователи неизбежно утверждаются во мнении, что она продолжает действовать даже после окончания войны. В 1951 году Редер заявлял, что "члены "Красной капеллы" занимают влиятельные позиции практически в каждом крупном городе на севере Германии вплоть до Штутгарта". Даже осмотрительный экс-комиссар Генрих Райзер заявлял: "Во время Второй мировой войны "Красная капелла" представляла собой гораздо более могущественную организацию, чем мы думали - и она до сих пор действует! "Красная капелла" никогда не переставала существовать".
Такие высказывания, конечно, больше говорят о политических пристрастиях их авторов, чем о конкретных фактах, и не имеют никакого отношения к правде, которая состоит в том, что "Красная капелла" не сыграла решающего значения в исходе войны. Эта организация не внесла никакого вклада в исход хотя бы одного сражения на Восточном фронте и не помешала проведению ни одной кампании вермахта. Если бы Треппер, "Кент", Шульце-Бойзен и Харнак никогда не существовали, это бы никак не повлияло на ход Второй мировой войны.
Легенда о решающей роли "Красной капеллы" получила такое распространение из-за годами неиссякавшего потока сенсационных изданий, пытавшихся внушить, что судьбы целых народов целиком зависели от тайных интриг высокопрофессиональных агентов и шпионов. Значение шпионажа излишне переоценивалось. Люди всерьез верили, что информация спецслужб может существенно влиять на политику правительства и решения Генерального штаба.
На самом деле история Второй мировой войны приводит многочисленные примеры того, как разведданные вообще никак не влияли на ход развития событий. Это наводит на мысль, что правительства или Генеральный штаб принимают к сведению полученную от разведки информацию, только когда она соответствует их заранее составленным планам, а если данные им противоречат, их чаще всего игнорируют. Именно с такой постановкой вопроса столкнулся военный атташе Голландии в Берлине полковник Сас, который в 1939-40 годах тщетно предостерегал свое правительство насчет германского вторжения. Аналогичный результат получило "Исследовательское бюро" Геринга со своими прогнозами о вступлении в войну Британии на стороне Польши и разведка США с бесплодными предупреждениями о нападении японцев на Пирл Харбор.
"Красная капелла" предупреждала о германском вторжении в Россию, но Москва к ней не прислушалась. В. М. Бережков, в то время первый секретарь советского посольства в Берлине, вспоминает, что ещё весной 1941 года они "нашли средства и способы предупредить Советский Союз о надвигающейся опасности". В феврале советский военный атташе генерал-майор Тупиков, имевший прямой выход на агентурную сеть Шульце-Бойзена/Харнака, сообщал о трех немецких группировках, готовых к нападению на СССР в направлении Ленинграда, Москвы и Киева. В сообщении Тупикова говорилось: "По предварительным оценкам дата наступления приходится на 20 мая". 14 марта он передал заявление немецкого майора: "Мы поворачиваем на восток, против СССР. Мы отберем у СССР хлеб, уголь и нефть. Тогда мы станем непобедимыми". А через несколько дней Тупиков сообщил, что "германское вторжение следует ожидать в период "между 15 мая и 15 июня 1941 года".
Но эта информация не смогла убедить даже руководителя Разведупра генерала Голикова. 20 мая он представил на рассмотрение высшего командования свой отчет, в котором содержались и такие строки: "Слухи и документы, имеющие целью показать, что война против СССР неизбежно начнется этой весной, должны расцениваться, как сфабрикованные британскими, а, возможно, и германскими спецслужбами фальшивки". Аналогичные сообщения о сроках начала войны советского военно-морского атташе капитана первого ранга Воронцова также встретили в Москве далеко не лучший прием.
В отчаянии дипломаты и офицеры из советского посольства собрались в начале мая и ещё раз проверили всю информацию о подготовке Германии к войне. Вскоре после этого они отправили в Москву специальное сообщение с ещё одним предупреждением: подготовка Гитлера к войне завершена, война может начаться в любую минуту. На этот раз Разведупр впервые серьезно отнесся к информации из Берлина, но Сталин упрямо продолжал придерживаться мнения, что Гитлер войны не хочет, а только пытается шантажировать Россию. Даже сообщение разведывательной службы о выдвижении к нашим границам 120 немецких дивизий не произвело на него впечатления. В конце концов он располагал на границе 149 дивизиями. Начальник Генерального штаба Жуков напомнил ему, что немецкие дивизии вдвое сильнее русских, но Сталин резко возразил:
- Нельзя верить всему, что говорит разведка.
Подобные гибельные недоразумения могут служить примером трудностей, с которыми сталкивались советские агенты за рубежом в тщетных попытках убедить свое руководство в Кремле. Все это относилось и к "Красной капелле". Барьер недоверия между "Директором" в Москве и его агентами стал непреодолимым. Агенты "Красной капеллы" часто действовали по собственной инициативе, а сам "Директор" не всегда знал, чем занимаются его агенты. Многие факты доказывают, что советская разведка в корне отличалась от образа, созданного её западными почитателями.
Ко всему сказанному следует добавить ещё и практические трудности, с которыми сталкивается любая спецслужба, если её агенты работают во вражеском лагере. Советский Генеральный штаб не мог и не хотел считаться с возможностью, что его агенты оказались жертвой провокации со стороны противника или действовали с ним в сговоре. Все это в известных пределах способствовало укреплению недоверия к информации о намерениях противника, а донесения "Красной капеллы" могли оказывать только очень ограниченное влияние на решения руководства Красной Армии во время Великой Отечественной войны.
Нам, конечно же, неизвестно, в какой мере советский Генеральный штаб полагался на сообщения "Красной капеллы" в оценке постоянно меняющейся ситуации на фронте. В этом может помочь сравнительное рассмотрение действий немецкой стороны. Создание полномасштабной картины обстановки в лагере противника базировалось на информации из пяти источников: наземной фронтовой разведки, воздушной разведки, радиоперехвата, изучения вражеской и нейтральной прессы и донесений агентурной разведки. В порядке убывания надежности полученная от агентов информация стояла на последнем месте.
Бывший сотрудник абвера, капитан доктор Виллем Гроссе вспоминает: "Сообщения агентов никогда не служили основой для разработки военных операций. На принятие оперативных решений гораздо большее влияние оказывала общая стратегическая оценка ситуации, а не информация разведслужбы о намерениях противника, его силе, степени дезорганизации и моральном духе. С германской стороны донесения агентов учитывались только в той мере, насколько они соответствовали общей оценке сложившейся ситуации".
Даже, если предположить, что советский Генеральный штаб действительно придавал известное значение донесениям агентов, остается вопрос, насколько качественной была информация "Красной капеллы", чтобы служить основой для принятия военных решений. Подтверждением этому может служить тот факт, что создатели легенды о "Красной капелле" до сих пор избегали детального рассмотрения этого вопроса.
Даже не сведущим в военных вопросах людям остается только гадать, какую ценность для руководителей находившейся на востоке Советской Армии представляли сообщения "Кента" и Треппера о силе, вооружении и дислокации германских войск в глубоком тылу Западной Европы. Советский Генеральный штаб знал практически все о положении дел на западе, за исключением самого необходимого - сведений о планах, замыслах и целях германских военных. А причина была проста: информаторам Треппера так и не удалось внедрится в самое сердце немецкой военной машины. "Большой шеф" располагал хорошими связями с организацией Тодта и службой Заукеля, но германские военные штабы оставались ему недоступны.
У "Красной капеллы" существовал временный доступ только в так называемую военную администрацию, чисто административное ведомство при штабе главнокомандующего во Франции. В конце лета 1940 года старший советник военной администрации (фактически гражданский чиновник в военной форме) Ганс Куприан познакомился с эмигрантом Василием Максимовичем. Его секретарша влюбилась в Максимовича и познакомила его со своими друзьями. Таким образом тот получил доступ в Управление военной администрации, хотя и ненадолго, поскольку Управление по делам беженцев в конце 1940 года было расформировано.
Но что же тогда делать с "многочисленными старшими офицерами", которые, по словам Пипе, были подкуплены "Красной капеллой" и "жестоко наказаны"? Что можно сказать о генералах, которые, по мнению Жиля Перро, посвятили Максимовича в тайны своих антинацистских планов?
Все это мифы.
"Полковник" Куприан, описанный Перро, оказался просто скромным гражданским служащим в военной форме, который с апреля 1941 года руководил администрацией в далеком Бордо, а его "генерал фон Пфеффер", который сплотил вокруг себя "группу офицеров", оказался ещё одним чиновником, который некоторое время был прикреплен к начальнику военной администрации и действовал в качестве представителя по делам беженцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38