Де Боор, I, 1979). Вроде бы в эпоху Каролингов большинство документов должно было составляться на латыни, но когда речь заходила о точности в выражениях, в текст охотно вставляли немецкие слова, так как, очевидно, немецкий тоже был письменным языком, к тому же более ясным и четким, чем латынь. Героическая поэзия и ранние христианские тексты (Спаситель, Христианин…) были созданы на немецком (точнее, на древневерхненемецком) языке, причем все почему-то именно до 911 года . Затем следует лакуна в 150 лет, а, начиная с 1063 года, немецкие тексты появляются вновь. Зато в вышеупомянутые 150 лет пишут на латыни, причем на классической; так «писала» Розвита фон Гандерсхайм и бесчисленные монастырские хронисты с их невозможными солнечными и лунными затмениями.
Эта вспышка латинского творчества стоит особняком в истории немецкой литературы; с ней не связан процесс литературного развития; эти произведения нигде не упоминаются и не цитируются, никто не пишет их оценок или произведений, ими инспирированных.
«Единственным в своем роде, предательски необъяснимым и загадочным произведением» (и, следовательно, крайне подозрительным) считается поэма Руодлиб, изданная в 1838 году Шмелле-ром (опубликовавшим также поэмы Хелианд (Спаситель), Муспилли и сборник Кармина Бурана ) и Яковом Гримм. Уникальность поэмы Руодлиб заключается в том, что лексика и стилистические приемы, в ней использованные, вошли в литературный обиход лишь многие столетия спустя («Настоящие галсы плывущего против ветра времени корабля», Де Боор, с. 98). Сохранилось 2324 стихов этого стихотворного романа; около 1500 стихов считаются утраченными. То есть сохранился довольно большой фрагмент, который может дать представление обо всей поэме. Подозрения не вызывают даже обстоятельства обнаружения текста: поэма, о которой никто никогда не слышал, была записана на листах пергамента, не по назначению используемого в качестве полос переплетного материала, и найдена в 1807 году в монастыре Тегернзее после его вынужденного закрытия (1803). Тридцать лет спустя было обнаружено еще несколько пергаментных листов с тем же текстом, и поэму решили напечатать. Ее включили в корпус текстов последней трети XI века, единственно на основании формы шрифта! .
К латинским книгам XII века, созданным, скорее всего, тремястами годами позже, принадлежит также Саксон Грамматик, чье творчество представляет собой пестрое смешение из запутанных народных преданий, романтического сочувствия героической старине и тенденциозных попыток историотворения. На подражающей языку Юстина латыни (Эттмюллер, 1869) написана 16-томная якобы история датчан. По меньшей мере, первые 9 томов, долженствующие содержать бесценное собрание саг, – не более чем вздор. Эттмюллер предпринял рифмованный и ритмизованный «обратный перевод» саг, ознакомление с которыми наводит на мысль, что фантазией и изобретательностью писатели-романтики ничем не уступали борзописцам Ренессанса. В тексте присутствует даже восточные литературные вставки (11,2, Хёёдх), например, шумное мусульманское пиршество, происходящее словно бы «в наши дни» и пугающее «всех потомков».
Представлены в переводе и эротические выдумки в духе Бок-каччо: Водан несет службу мага при королеве (как магрибский суфий Бу Азза при жене своего учителя). Есть там и Византия, и славянские племена, названия которых звучат в точности так, как их будут называть в XV веке. Боги Эдды (Водан, Ульр, Бальдур и т. д.) представляются как посмешище; они деградировали до человеческого уровня и погрязли в коррупции в Византии. Одно упоминание водных часов ставит всю поэму под подозрение, – это замечает даже Эттмюллер, не делая, впрочем, напрашивающихся выводов. Можно считать Саксона Грамматика пародией, ставившей перед собой задачу высмеять позднесредневековый рыцарский роман и разрушить мистическое очарование пародируемых произведений.
Уже упоминавшийся современный латинский поэт Эберле, досконально знающий этот мертвый язык, отметил его некоторые основные черты, всегда казавшиеся мне странными: например, хаотичную расстановку слов в предложении. Из-за нее латинскую фразу невозможно понять, не прочитав ее до конца и как следует не рассортировав отдельные ее слова. В принципе это можно себе представить только для письменного языка. В случае языка, используемого только для письма, ничего необычного в этом нет: всегда можно посмотреть на всю фразу целиком и спокойно ее проанализировать. Разговорная латынь должна была функционировать совсем иначе. Эберле считает, что народной латыни мы никогда не знали, за исключением нескольких цитат и невнятных надписей. Латинская поэзия – это, по его мнению, литературный гротеск, поэзия, созданная по греческому образцу, с заимствованной и чуждой ей метрикой. Заимствованной в такой форме, что она была абсолютно непонятна большинству населения. Более того, латынь – как ученик от учителя – настолько зависела от греческого, что без Эллады не было бы вообще никакой латинской литературы. Кстати, среди римских поэтов не было ни одного настоящего римлянина; Гораций, Вергилий, Те-ренций – все они провинциалы, говорившие на италийском или других диалектах.
Если этот язык с самого начала существовал только лишь как письменный, значит, таким он навсегда и остался, потому что ни в средневековье, ни в Новое время не было людей, для которых латынь была бы родным языком. Все латиняне должны были учить этот письменный язык как иностранный.
Впечатление о том, что язык этот был сконструирован и притом весьма поздно, и что вся латинская литература есть не что иное, как фантомная проекция в прошлое, только усиливается после знакомства с позднесредневековыми текстами. Carmina Вurаnа («Бойрнские песни», написаны до 1250 года в Каринтии) содержит немецкие песни популярных поэтов; каждая песня исполнялась на свою мелодию. Довольно большое число латинских стихов суть элегантные подражания, которые – не исключено – сочиняли странствовавшие средневековые студенты, для которых родным домом была вся европейская культура. Видимо, поэтому так удаются современным поэтам переводы из Кармины Бураны, которые часто звучат как обратные переводы на исходный язык первичного перевода.
Гарри Шнур (1979, с. 21) отмечает, что вульгарная латынь – это не искаженная «классика», но результат самостоятельного языкового развития, начало которому было положено, условно говоря, Плавтом, известным римским драматургом якобы III века до н. э. Имя Плавт созвучно латинскому слову plausus (аплодисменты). Варрону известны 130 его комедий, из которых он считает подлинными только 21. До нас дошло ровно двадцать, не считая фрагментов. Все эти последние двадцать комедий (как доказано Бальдауфом) суть плоды средневекового творчества.
Снова (официально через полтысячелетия после Плавта) мы сталкиваемся с вульгарной латынью в переводе Библии. Почему, собственно, отцы церкви, получившие в большинстве своем лучшее классическое образование, писали библейские тексты и прочие богословские сочинения на этом «исковерканном» языке? «Чтобы быть понятными народу». Как будто народ читал материалы теологических диспутов.
В январе 1998 года в монастыре бенедиктинцев в г. Мелк на Дунае филологом-германистом Кристиной Гласснер были обнаружены новые фрагменты «Песни о Нибелунгах». Пергамент с текстом (скорее всего XIII века) в свое время разрезали и пустили на заполнение переплета рукописи XV века. «Невозможно представить себе, какие побуждения могли двигать монахом, разрезавшим рукопись». Находка представляет собой 15 строф, относящихся к 20-й авентюре «Песни о Нибелунгах», некоторые сохранились не полностью: маркграф Рюдигер из Бехеларена едет в Бургундию на Рейне с тем, чтобы от имени короля гуннов Этцеля сватать вдову Зигфрида Кримхильду.
Вопрос, что двигало монахом, чуть не погубившим бесценную реликвию, меня не занимает. Мне непонятно как раз другое: по какой причине монахи двести лет сохраняли эту почти еще языческую песнь, почему они ее записали. Зачем они вообще переписывали и хранили древние сказания? Может быть, монастыри были языческими? Или, может, тогда, в XIII веке, древние тексты уже начали фальсифицировать с целью проекции христианства в прошлое? Чем было употребление древней рукописи для заполнения переплета: разрушением или тонкой тактикой сохранения?
Эпоха Ренессанса поставила перед собой благороднейшую задачу сохранения старых текстов. При переписке текстов личные знания и мнения переписчика органично входили в сохраняемый (переписываемый) текст. Трудно провести разделительную линию между невинным с виду дополнением, сделанным из благородных побуждений, и сознательной фальсификацией. Именно здесь и может пригодиться языковой анализ.
Поэт Макферсон не мог изобрести гэльского языка XII века; он вообще нетвердо владел гэльским, так как в его переводах встречаются ошибки. Так же, как и Оссиан Макферсона, крайне сомнителен текст Слова о полку Игореве, найденный в 1795 году в одном русском монастыре. Рукопись датирована XVI веком; то есть «Слово», только «наполовину» подлинно и представляет собой позднейшую переработку устных сказаний.
На такое компромиссное решение (т. е. на «половинчатую подлинность») только и может рассчитывать Эдда (созданная в XII-XIII веках, но обнаруженная лишь в 1640), и это при условии, что мы не станем подробно вдаваться в насыщенность текста христианскими религиозными мотивами: видно, слушатели Снорри Стурлусона были уже – скорее всего, совсем незадолго до этого – христианизированы.
Невозможно признать подлинными ни Библию Ульфилы, ни Тацита, ни Саксона Грамматика.
Пытаясь представить себе весь этот хаос необозримого размаха, я делаю вывод, что речь идет о процессе, длившемся столетиями и направляемом на различные цели. Монахов, писавших историю, можно уподобить фантастам, описывающим научно-фантастическое будущее. Только фантасты уносятся мыслью во времени вперед, а монахи направляли свои фантазии назад. Не проставленные в ожидании дальнейшей унификации даты, свидетельствуют о колоссальном размахе операции, превысившим возможности управляемой из единого центра церкви .
Искусство
Даже беглый обзор и стилистический анализ сокровищ искусства европейских музеев приводит к неожиданным выводам. Сколько прекрасных миниатюр и иллюстрированных Евангелий, относимых к средневековью, было создано многими столетиями позже! (Рис. 20.) Обратите внимание на ренессансные перспективы в средневековой живописи, на несоответствие эпохе оружия или одежды персонажей, на «барочных» ангелов и «просветленное» выражение на лицах святых! Яркий пример: Аахенское Евангелие с апофеозом Оттона III, «около 990 года; из монастыря Райхенау». Появление ангела в обличье женщины не может не вызвать вопросов: ангелы всегда считались существами мужеского пола. А выбивающиеся из стиля Мадонны и распятия! Другой пример: мраморный трон Григория Великого (590-604) в Риме – на львиных лапах в арабском стиле и с филигранной отделкой.
По половым признакам ангела, который традиционно мог иметь лишь мужское обличье, по перспективе или анахронизму в изображении одежды можно сразу определить примерное время создания книги. Я хотел бы привести еще один способ хронологической классификации: если четыре апокалиптические фигуры появляются как символы великих религий, то, возможно, произведение искусства относится ко времени до 1100 года; если же они символизируют четырех евангелистов, значит, придется проставлять гораздо более позднюю датировку. Такие приметы помогут отличить подлинник от подделки и исправить ошибочную датировку, ибо автор подделки или тот, кто «родил» неверную датировку, не в состоянии ввести нас в заблуждение, так как в этом случае – как и в случае текстов – анализу подвергается само содержание, связанное с историей возникновения догмы.
Ранний сюжет книжных иллюстраций: поклонение волхвов – трех царей с Востока – младенцу Иисусу. В испанской рукописи (Roda), датированной началом X века и содержащей «Хронику» Альфонса Великого, уже имеется подобное изображение. Многие признаки подтверждают подлинность этого роскошного кодекса, хранящегося в Мадриде: византийская неподвижность фигур; наличие арабских черт и соответствующая эпохе латынь. Единственно лишь, если рассмотреть рукопись с данной новой точки зрения, – датировку придется отодвинуть лет на сто-двести. В принципе, таким образом можно выработать критерии для временного анализа древних рукописей на основе ее иллюстраций.
На севере Испании существует подлинная древняя христианская миниатюра: так называемые «прероманские» иллюстрации к «Откровению Иоанна». Самую известную из них, шедевр Беа-туса из Льебаны, я внимательно изучил. Датирован он VIII веком, однако удивительно напоминает миниатюру из Хаара, с достаточным на то основанием отнесенную к 1047 году (Беатус Фернандо I и доньи Санчи). Сходится все до мелочей: выражения лиц, складки одеяния, расположение фигур и даже колорит. Самые ранние датированы 968 г. (Беатус Магиус) и 970 г. (Беатус Табары). В работе принимала участие и женщина, Эуде (Беатус Хе-роны, 975).
Работы Беатуса из Льебаны не могут быть древнее, так как всадники Апокалипсиса вставляют ноги в стремена, а оные пришли в Европу из Венгрии только в X веке (рис. 31).
Зачем же произведения искусства «старят» на два-три столетия? Потому что для начала «отвоевания» Испании необходимы были христианские свидетели. Предполагают, что Беатус написал еще и боевую песню, в которой впервые речь шла о герое Реконкисты Сантьяго. Так, легендами, заполнялись нехристианские временные лакуны. И – хотя историотворческие факты эти признаются многими современными испанскими историками – нам предстоит еще немалый путь до полного и честного освобождения из плена лжеисторических представлений – например, в школах, чтобы снять враждебный настрой против мусульманских государств и прекращения конфронтации с исламскими соседями.
Другого выбора у нас нет. Некоторые исторические сведения, например, сообщение монаха Ламбера о «походе в Каноссу» императора Генриха IV (рис. 32) – абсолютно неправдоподобны (это признано академической наукой). И все же созданные по политическому заказу фальшивки, не подтвержденные никакими другими источниками, по-прежнему проходят по ведомству факта (Каммайер, с. 296) .
Глава 9. КОГДА ВОЗНИКЛА БИБЛИЯ?
Почему я задаю этот вопрос? Богословам давно известно, что Пятикнижие (пять книг Моисея) было написано «лишь» после вавилонского пленения, то есть почти тысячелетием позже, чем наивно полагали те, кто приписывал создание этого текста лично пророку Моисею. До формирования всего корпуса сочинений Библии должно было пройти еще несколько столетий, так как в своем нынешнем виде Ветхий Завет появился – согласно все тем же теологам – «только» в середине III века до н. э.; тогда он и был переведен на греческий 72 иудейскими учеными (отсюда и название – Септуагинта, «семьдесят»). Септуагинта признается только христианами.
С завершающим Библию Новым Заветом – еще проще. Он, по мнению богословов, был начат примерно в 65 году, т. е. вскоре после казни Иисуса, и завершен в начале II века, примерно в 120 году. Правда, в течение целого столетия решали, каким книгам принадлежать новому Канону, а каким – нет. Наконец, составили и Канон Нового Завета. Споры вызывало неугодное многим «Откровение Иоанна»; оно было включено в Канон Евангелий позже, особенно в Византии.
И вдруг не имеющий отношения к теологии автор доказывает, что все эти датировки не имеют ничего общего с действительностью. Автор этот собирается сделать Библию еще на тысячу лет «моложе», то есть на тысячу лет «приблизить» к нам дату ее создания. Причем речь идет не об отдельных стихах или вариантах компоновки текста, изменения которых, связанные с изысканиями современных ученых, можно было наблюдать и в XX столетии.
Нет, имеется в виду именно возникновение нашей канонической Библии.
Она не могла быть завершена до начала XII века .
Помимо скрупулезных доказательств, должен существовать мотив. По какой причине в XI веке было предпринято создание Святого Писания? Ответ прост: к тому времени уже существовали Коран и Тора. Коран как раз закончили, а Тора приобрела свою фиксированную древнееврейскую форму. Только у христиан не было своей священной книги. Значит, ее нужно было написать. Вот вам и мотив: конкуренция .
Ислам представляется по преимуществу «религией книги». Коран требует от других религий «предъявления» своих священных писаний, ибо только «люди книги» (это, по исламским представлениям, – мусульмане, иудеи, христиане и сабеи) могут быть признаны верующими. Все остальные – враги. Здесь дело не только в духовном соперничестве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Эта вспышка латинского творчества стоит особняком в истории немецкой литературы; с ней не связан процесс литературного развития; эти произведения нигде не упоминаются и не цитируются, никто не пишет их оценок или произведений, ими инспирированных.
«Единственным в своем роде, предательски необъяснимым и загадочным произведением» (и, следовательно, крайне подозрительным) считается поэма Руодлиб, изданная в 1838 году Шмелле-ром (опубликовавшим также поэмы Хелианд (Спаситель), Муспилли и сборник Кармина Бурана ) и Яковом Гримм. Уникальность поэмы Руодлиб заключается в том, что лексика и стилистические приемы, в ней использованные, вошли в литературный обиход лишь многие столетия спустя («Настоящие галсы плывущего против ветра времени корабля», Де Боор, с. 98). Сохранилось 2324 стихов этого стихотворного романа; около 1500 стихов считаются утраченными. То есть сохранился довольно большой фрагмент, который может дать представление обо всей поэме. Подозрения не вызывают даже обстоятельства обнаружения текста: поэма, о которой никто никогда не слышал, была записана на листах пергамента, не по назначению используемого в качестве полос переплетного материала, и найдена в 1807 году в монастыре Тегернзее после его вынужденного закрытия (1803). Тридцать лет спустя было обнаружено еще несколько пергаментных листов с тем же текстом, и поэму решили напечатать. Ее включили в корпус текстов последней трети XI века, единственно на основании формы шрифта! .
К латинским книгам XII века, созданным, скорее всего, тремястами годами позже, принадлежит также Саксон Грамматик, чье творчество представляет собой пестрое смешение из запутанных народных преданий, романтического сочувствия героической старине и тенденциозных попыток историотворения. На подражающей языку Юстина латыни (Эттмюллер, 1869) написана 16-томная якобы история датчан. По меньшей мере, первые 9 томов, долженствующие содержать бесценное собрание саг, – не более чем вздор. Эттмюллер предпринял рифмованный и ритмизованный «обратный перевод» саг, ознакомление с которыми наводит на мысль, что фантазией и изобретательностью писатели-романтики ничем не уступали борзописцам Ренессанса. В тексте присутствует даже восточные литературные вставки (11,2, Хёёдх), например, шумное мусульманское пиршество, происходящее словно бы «в наши дни» и пугающее «всех потомков».
Представлены в переводе и эротические выдумки в духе Бок-каччо: Водан несет службу мага при королеве (как магрибский суфий Бу Азза при жене своего учителя). Есть там и Византия, и славянские племена, названия которых звучат в точности так, как их будут называть в XV веке. Боги Эдды (Водан, Ульр, Бальдур и т. д.) представляются как посмешище; они деградировали до человеческого уровня и погрязли в коррупции в Византии. Одно упоминание водных часов ставит всю поэму под подозрение, – это замечает даже Эттмюллер, не делая, впрочем, напрашивающихся выводов. Можно считать Саксона Грамматика пародией, ставившей перед собой задачу высмеять позднесредневековый рыцарский роман и разрушить мистическое очарование пародируемых произведений.
Уже упоминавшийся современный латинский поэт Эберле, досконально знающий этот мертвый язык, отметил его некоторые основные черты, всегда казавшиеся мне странными: например, хаотичную расстановку слов в предложении. Из-за нее латинскую фразу невозможно понять, не прочитав ее до конца и как следует не рассортировав отдельные ее слова. В принципе это можно себе представить только для письменного языка. В случае языка, используемого только для письма, ничего необычного в этом нет: всегда можно посмотреть на всю фразу целиком и спокойно ее проанализировать. Разговорная латынь должна была функционировать совсем иначе. Эберле считает, что народной латыни мы никогда не знали, за исключением нескольких цитат и невнятных надписей. Латинская поэзия – это, по его мнению, литературный гротеск, поэзия, созданная по греческому образцу, с заимствованной и чуждой ей метрикой. Заимствованной в такой форме, что она была абсолютно непонятна большинству населения. Более того, латынь – как ученик от учителя – настолько зависела от греческого, что без Эллады не было бы вообще никакой латинской литературы. Кстати, среди римских поэтов не было ни одного настоящего римлянина; Гораций, Вергилий, Те-ренций – все они провинциалы, говорившие на италийском или других диалектах.
Если этот язык с самого начала существовал только лишь как письменный, значит, таким он навсегда и остался, потому что ни в средневековье, ни в Новое время не было людей, для которых латынь была бы родным языком. Все латиняне должны были учить этот письменный язык как иностранный.
Впечатление о том, что язык этот был сконструирован и притом весьма поздно, и что вся латинская литература есть не что иное, как фантомная проекция в прошлое, только усиливается после знакомства с позднесредневековыми текстами. Carmina Вurаnа («Бойрнские песни», написаны до 1250 года в Каринтии) содержит немецкие песни популярных поэтов; каждая песня исполнялась на свою мелодию. Довольно большое число латинских стихов суть элегантные подражания, которые – не исключено – сочиняли странствовавшие средневековые студенты, для которых родным домом была вся европейская культура. Видимо, поэтому так удаются современным поэтам переводы из Кармины Бураны, которые часто звучат как обратные переводы на исходный язык первичного перевода.
Гарри Шнур (1979, с. 21) отмечает, что вульгарная латынь – это не искаженная «классика», но результат самостоятельного языкового развития, начало которому было положено, условно говоря, Плавтом, известным римским драматургом якобы III века до н. э. Имя Плавт созвучно латинскому слову plausus (аплодисменты). Варрону известны 130 его комедий, из которых он считает подлинными только 21. До нас дошло ровно двадцать, не считая фрагментов. Все эти последние двадцать комедий (как доказано Бальдауфом) суть плоды средневекового творчества.
Снова (официально через полтысячелетия после Плавта) мы сталкиваемся с вульгарной латынью в переводе Библии. Почему, собственно, отцы церкви, получившие в большинстве своем лучшее классическое образование, писали библейские тексты и прочие богословские сочинения на этом «исковерканном» языке? «Чтобы быть понятными народу». Как будто народ читал материалы теологических диспутов.
В январе 1998 года в монастыре бенедиктинцев в г. Мелк на Дунае филологом-германистом Кристиной Гласснер были обнаружены новые фрагменты «Песни о Нибелунгах». Пергамент с текстом (скорее всего XIII века) в свое время разрезали и пустили на заполнение переплета рукописи XV века. «Невозможно представить себе, какие побуждения могли двигать монахом, разрезавшим рукопись». Находка представляет собой 15 строф, относящихся к 20-й авентюре «Песни о Нибелунгах», некоторые сохранились не полностью: маркграф Рюдигер из Бехеларена едет в Бургундию на Рейне с тем, чтобы от имени короля гуннов Этцеля сватать вдову Зигфрида Кримхильду.
Вопрос, что двигало монахом, чуть не погубившим бесценную реликвию, меня не занимает. Мне непонятно как раз другое: по какой причине монахи двести лет сохраняли эту почти еще языческую песнь, почему они ее записали. Зачем они вообще переписывали и хранили древние сказания? Может быть, монастыри были языческими? Или, может, тогда, в XIII веке, древние тексты уже начали фальсифицировать с целью проекции христианства в прошлое? Чем было употребление древней рукописи для заполнения переплета: разрушением или тонкой тактикой сохранения?
Эпоха Ренессанса поставила перед собой благороднейшую задачу сохранения старых текстов. При переписке текстов личные знания и мнения переписчика органично входили в сохраняемый (переписываемый) текст. Трудно провести разделительную линию между невинным с виду дополнением, сделанным из благородных побуждений, и сознательной фальсификацией. Именно здесь и может пригодиться языковой анализ.
Поэт Макферсон не мог изобрести гэльского языка XII века; он вообще нетвердо владел гэльским, так как в его переводах встречаются ошибки. Так же, как и Оссиан Макферсона, крайне сомнителен текст Слова о полку Игореве, найденный в 1795 году в одном русском монастыре. Рукопись датирована XVI веком; то есть «Слово», только «наполовину» подлинно и представляет собой позднейшую переработку устных сказаний.
На такое компромиссное решение (т. е. на «половинчатую подлинность») только и может рассчитывать Эдда (созданная в XII-XIII веках, но обнаруженная лишь в 1640), и это при условии, что мы не станем подробно вдаваться в насыщенность текста христианскими религиозными мотивами: видно, слушатели Снорри Стурлусона были уже – скорее всего, совсем незадолго до этого – христианизированы.
Невозможно признать подлинными ни Библию Ульфилы, ни Тацита, ни Саксона Грамматика.
Пытаясь представить себе весь этот хаос необозримого размаха, я делаю вывод, что речь идет о процессе, длившемся столетиями и направляемом на различные цели. Монахов, писавших историю, можно уподобить фантастам, описывающим научно-фантастическое будущее. Только фантасты уносятся мыслью во времени вперед, а монахи направляли свои фантазии назад. Не проставленные в ожидании дальнейшей унификации даты, свидетельствуют о колоссальном размахе операции, превысившим возможности управляемой из единого центра церкви .
Искусство
Даже беглый обзор и стилистический анализ сокровищ искусства европейских музеев приводит к неожиданным выводам. Сколько прекрасных миниатюр и иллюстрированных Евангелий, относимых к средневековью, было создано многими столетиями позже! (Рис. 20.) Обратите внимание на ренессансные перспективы в средневековой живописи, на несоответствие эпохе оружия или одежды персонажей, на «барочных» ангелов и «просветленное» выражение на лицах святых! Яркий пример: Аахенское Евангелие с апофеозом Оттона III, «около 990 года; из монастыря Райхенау». Появление ангела в обличье женщины не может не вызвать вопросов: ангелы всегда считались существами мужеского пола. А выбивающиеся из стиля Мадонны и распятия! Другой пример: мраморный трон Григория Великого (590-604) в Риме – на львиных лапах в арабском стиле и с филигранной отделкой.
По половым признакам ангела, который традиционно мог иметь лишь мужское обличье, по перспективе или анахронизму в изображении одежды можно сразу определить примерное время создания книги. Я хотел бы привести еще один способ хронологической классификации: если четыре апокалиптические фигуры появляются как символы великих религий, то, возможно, произведение искусства относится ко времени до 1100 года; если же они символизируют четырех евангелистов, значит, придется проставлять гораздо более позднюю датировку. Такие приметы помогут отличить подлинник от подделки и исправить ошибочную датировку, ибо автор подделки или тот, кто «родил» неверную датировку, не в состоянии ввести нас в заблуждение, так как в этом случае – как и в случае текстов – анализу подвергается само содержание, связанное с историей возникновения догмы.
Ранний сюжет книжных иллюстраций: поклонение волхвов – трех царей с Востока – младенцу Иисусу. В испанской рукописи (Roda), датированной началом X века и содержащей «Хронику» Альфонса Великого, уже имеется подобное изображение. Многие признаки подтверждают подлинность этого роскошного кодекса, хранящегося в Мадриде: византийская неподвижность фигур; наличие арабских черт и соответствующая эпохе латынь. Единственно лишь, если рассмотреть рукопись с данной новой точки зрения, – датировку придется отодвинуть лет на сто-двести. В принципе, таким образом можно выработать критерии для временного анализа древних рукописей на основе ее иллюстраций.
На севере Испании существует подлинная древняя христианская миниатюра: так называемые «прероманские» иллюстрации к «Откровению Иоанна». Самую известную из них, шедевр Беа-туса из Льебаны, я внимательно изучил. Датирован он VIII веком, однако удивительно напоминает миниатюру из Хаара, с достаточным на то основанием отнесенную к 1047 году (Беатус Фернандо I и доньи Санчи). Сходится все до мелочей: выражения лиц, складки одеяния, расположение фигур и даже колорит. Самые ранние датированы 968 г. (Беатус Магиус) и 970 г. (Беатус Табары). В работе принимала участие и женщина, Эуде (Беатус Хе-роны, 975).
Работы Беатуса из Льебаны не могут быть древнее, так как всадники Апокалипсиса вставляют ноги в стремена, а оные пришли в Европу из Венгрии только в X веке (рис. 31).
Зачем же произведения искусства «старят» на два-три столетия? Потому что для начала «отвоевания» Испании необходимы были христианские свидетели. Предполагают, что Беатус написал еще и боевую песню, в которой впервые речь шла о герое Реконкисты Сантьяго. Так, легендами, заполнялись нехристианские временные лакуны. И – хотя историотворческие факты эти признаются многими современными испанскими историками – нам предстоит еще немалый путь до полного и честного освобождения из плена лжеисторических представлений – например, в школах, чтобы снять враждебный настрой против мусульманских государств и прекращения конфронтации с исламскими соседями.
Другого выбора у нас нет. Некоторые исторические сведения, например, сообщение монаха Ламбера о «походе в Каноссу» императора Генриха IV (рис. 32) – абсолютно неправдоподобны (это признано академической наукой). И все же созданные по политическому заказу фальшивки, не подтвержденные никакими другими источниками, по-прежнему проходят по ведомству факта (Каммайер, с. 296) .
Глава 9. КОГДА ВОЗНИКЛА БИБЛИЯ?
Почему я задаю этот вопрос? Богословам давно известно, что Пятикнижие (пять книг Моисея) было написано «лишь» после вавилонского пленения, то есть почти тысячелетием позже, чем наивно полагали те, кто приписывал создание этого текста лично пророку Моисею. До формирования всего корпуса сочинений Библии должно было пройти еще несколько столетий, так как в своем нынешнем виде Ветхий Завет появился – согласно все тем же теологам – «только» в середине III века до н. э.; тогда он и был переведен на греческий 72 иудейскими учеными (отсюда и название – Септуагинта, «семьдесят»). Септуагинта признается только христианами.
С завершающим Библию Новым Заветом – еще проще. Он, по мнению богословов, был начат примерно в 65 году, т. е. вскоре после казни Иисуса, и завершен в начале II века, примерно в 120 году. Правда, в течение целого столетия решали, каким книгам принадлежать новому Канону, а каким – нет. Наконец, составили и Канон Нового Завета. Споры вызывало неугодное многим «Откровение Иоанна»; оно было включено в Канон Евангелий позже, особенно в Византии.
И вдруг не имеющий отношения к теологии автор доказывает, что все эти датировки не имеют ничего общего с действительностью. Автор этот собирается сделать Библию еще на тысячу лет «моложе», то есть на тысячу лет «приблизить» к нам дату ее создания. Причем речь идет не об отдельных стихах или вариантах компоновки текста, изменения которых, связанные с изысканиями современных ученых, можно было наблюдать и в XX столетии.
Нет, имеется в виду именно возникновение нашей канонической Библии.
Она не могла быть завершена до начала XII века .
Помимо скрупулезных доказательств, должен существовать мотив. По какой причине в XI веке было предпринято создание Святого Писания? Ответ прост: к тому времени уже существовали Коран и Тора. Коран как раз закончили, а Тора приобрела свою фиксированную древнееврейскую форму. Только у христиан не было своей священной книги. Значит, ее нужно было написать. Вот вам и мотив: конкуренция .
Ислам представляется по преимуществу «религией книги». Коран требует от других религий «предъявления» своих священных писаний, ибо только «люди книги» (это, по исламским представлениям, – мусульмане, иудеи, христиане и сабеи) могут быть признаны верующими. Все остальные – враги. Здесь дело не только в духовном соперничестве;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32