Возникла уникальная в мировой практике ситуация — у дивана (правительства) империи не осталось для своей защиты ни солдат, ни матросов! Единственной защитницей стала «бумага» — нота от 27 июня 1839 г. пяти великих держав (ее подписала и Россия): отныне турецкое правительство берет под свою защиту «мировое сообщество».
Итогом этого коллективного демарша стал Лондонский протокол от 15 июня 1840 г. (Англия, Россия, Австрия и Пруссия; Францию не пригласили), по которому четыре великие державы брали под свою коллективную — дипломатическую и военную — опеку турецкого султана, предъявив египетскому паше ультиматум: в течение десяти дней вывести войска из Сирии, Святых земель — Палестины и с о. Крит, но оставить за собой в наследственное пользование Египет.
В результате сложных дипломатических интриг Франции удалось сорвать выполнение этого протокола, но ровно через год, 13 июня 1841 г. опять же в Лондоне был подписан второй «восточный протокол» (на этот раз с участием Франции), состоявший из двух частей:
1) о широкой автономии Египта в рамках Османской империи;
2) о нейтрализации Черноморских проливов (т.е. фактически об отмене сепаратной русско-турецкой конвенции 1833 г. срок которой, однако, истекал именно в июле 1841 г.).
Для Святой Палестины самым важным было то, что она с 1841 г. освободилась от присутствия как турецких, так и египетских войск.
Лондонские протоколы 1840-1841 гг. не решили Восточного вопроса (и свидетельством этому станет Крымская война 1853-1856 гг.), но загнали его «под ковер». Прежняя борьба за наследие «больного человека Европы» (Османской империи) видоизменилась, приняв характер дипломатического и религиозного проникновения в Святые земли.
Пользуясь тем, что формально Турция с 1840 г. находилась под «коллективной защитой» великих держав, а египетские войска покинули Палестину, все они первым делом начали открывать свои дипломатические консульства в Иерусалиме, Бейруте, Дамаске, а также направлять в Святую Палестину своих миссионеров, для чего начали учреждать еще и духовные миссии (католические, протестантские, православные).
Первыми приступили к этому протестанты. Пруссия не только открыла дипломатическое консульство в Иерусалиме, но вскоре послала туда же протестантского епископа (открыла духовную миссию). Подобным же образом поступила Франция, открыв в Иерусалиме консульство и католическую духовную миссию.
Николай I также поспешил открыть в 40-х годах в Иерусалиме дипломатическое консульство. В 1847 г. наступила очередь духовной миссии.
Обе миссии возглавили два образованных и далеко смотрящих в будущее человека. Духовную — архимандрит Порфирий, начавший еще в 40-х годах скупать «впрок» земельные участки в Иерусалиме и вокруг него для будущего строительства церквей, подворий, больниц, школ. Он же составил и направил Николаю I обширную записку с конкретным планом расширения паломничества в Святые земли из России. К сожалению, всегда существовавшая в России «ведомственная дипломатия» помешала тогда, в 40-х годах, кардинально решить этот вопрос: царь направил записку архимандрита в МИД, а тот дал на нее отрицательное заключение: не дело-де «каких-то попов» лезть в «государеву вотчину» — дипломатию. В итоге Николай положил проект расширения паломничества под сукно.
Очень много сделал и первый дипломатический консул России в Иерусалиме К.М. Базили. Однокашник Гоголя по Нежинской гимназии, именно он принимал своего знаменитого земляка-писателя, возил его по Святой земле. Он же опекал в 1850 г. и Вяземского с женой. Трактат Базили «Сирия и Палестина под турецким правительством…» (СПб. 1875) и сегодня почитается востоковедами как серьезный исторический труд.
* * *
Свою 30-летнюю политику «консервативной модернизации» в одной «отдельно взятой стране» Николай I с треском проиграл в Крымскую войну.
И хотя ни одного квадратного метра территории, отвоеванной у Персии и Турции в 1826-1829 гг. Россия по Парижскому миру 1856 г. не потеряла и границы Российской империи остались теми же, что и до Крымской войны, в морально-политическом плане «севастопольская страда» нанесла сильный удар по всей идеологии «православия, самодержавия, народности». Даже ее символ — храм Христа Спасителя в Москве — к началу Крымской войны так и не был достроен (и потребуется еще 25 лет, чтобы его завершить).
«Палестинская тема» — паломничество также в значительной степени осталось при Николае I на бумаге: с 1829 г. и до начала Крымской войны, то есть почти за 25 лет, Святые земли в Палестине посетило всего около 500 человек. Причем в основном ездили либо чиновники-"публицисты" за казенный счет, либо аристократы.
Василий Николаевич Хитрово, один из главных протагонистов и основателей ИППО, посетивший в первый раз Святую землю в 1871 г. позднее писал о полном «небрежении» и Русской православной духовной миссии, и Иерусалимского патриархата (где преобладали греки) к нуждам русских паломников, число которых «просто мизерно».
В той обстановке критики и обличения николаевской эпохи, которая охватила просвещенные круги России после позора Крымской войны, «палестинская тема» зазвучала очень мощно.
Новый царь Александр II откликается на чаяния общественности. В 1859 г. маломощный координационный Палестинский комитет (1853 г.) при МИД под тем же названием преобразуется в общественно-государственный орган при правительстве и Синоде. В него входят члены императорской семьи, в частности супруга Александра II Мария Федоровна. В 1864 г. его полномочия еще более усилятся, и он станет Палестинской комиссией, которая в марте 1889 г. вольется в ИППО.
Очень важным инструментом для организации массового паломничества во второй половине XIX — начале XX в. становится учреждение (с участием государства) в 1856 г. российской пароходной компании в Одессе с задачей регулярного пассажирского сообщения со всеми Святыми местами (Палестина, Синай в Египте, Святая гора Афон в Греции).
Через два года, в 1858 г. Русское общество пароходства и торговли (РОПИТ) открывает в Иерусалиме постоянную контору по обслуживанию паломников. Результаты не замедлили сказаться: с 1857 г. число паломников из России резко возрастает и к 1882 г. (году учреждения ИППО) достигает уже почти 13 тыс. человек.
Тогда же, в конце 50-х — начале 60-х годов, стали поступать и крупные пожертвования. Одно из первых сделала жена царя Александра II Мария Федоровна на строительство на Оливковой (Масличной) горе в библейском «Гефсиманском саду» («Гефсимании») женского православного монастыря с восьмиглавой («московского чина») церковью Марии Магдалины с высокой звонницей («Русской свечой», как ее называют и сегодня). На участке помимо церкви и звонницы было построено еще два подворья (гостиницы) для паломников, поэтому иногда весь комплекс сегодня называют Мариино-Магдалинским подворьем. По современным ценам участок в 10 га с фруктовым садом и системой орошения (три цистерны для воды) был куплен всего за 14 тыс. франц. фр. (менее 5 тыс. долл. США сегодня), но на само строительство всего комплекса с окружающей его капитальной двухметровой стеной ушло свыше 300 тыс. фр.
Турецкое законодательство до 1914 г. не предусматривало купчей на юридических лиц, сделки совершались лишь лицами физическими. Поэтому эта покупка (как и все последующие) была оформлена на российского консула в Иерусалиме А.И. Васильева и лишь 20 марта 1897 г. была переведена на имя русского правительства, для чего потребовался специальный указ (фирман) турецкого султана. В свою очередь, правительство передало функции верховного управления и распоряжения этой собственностью Русской духовной миссии в Иерусалиме. В 1897 г. все имущество вместе с участком и садом оценивалось в 402 260 фр.
…В январе 1994 г. вместе с российскими телевизионщиками я побывал в этом подворье. Оно явно разрослось по сравнению с 1897 г. ухожено. Во дворе большое количество надгробий над могилами монахов и мирян (последних особенно много за 20-е и 60-е годы, почти все — эмигранты первой волны). Подворье после карловацкого раскола (1921 г.) на белую и красную РПЦ попало под духовную юрисдикцию белой церкви. И по сию пору красных попов туда не пускают, о чем нас предупредили в духовной миссии Московского патриархата в Иерусалиме заранее.
Но мы — не попы, мы — миряне, паломники, и после небольших переговоров у домофона в воротах нашу телегруппу впустили, хотя особо возиться с нами не стали. Ни экскурсию проводить, ни показывать какие-либо церковные раритеты (а они, мы знаем, были) — снимайте все, что снаружи, и все. Даже к трапезе «московитов» не позвали, и мы все три часа были предоставлены сами себе.
Зато была другая интересная встреча. На крыше одного из подворий заметил я человека в черном строительном халате, но явно не монашеского вида, он перекрывал крышу жестью. Вскоре он спустился и… заговорил по-русски. Оказался паломником из Германии, помощником машиниста тепловоза, уже несколько лет проводившим часть своего отпуска в Святых местах, бесплатно работая «на Бога» (за кров и скромную монашескую пищу) в Мариино-Магдалинском подворье: помогает по хозяйственным делам — в этот раз перекрывает крышу.
Нет, он не эмигрант-диссидент и не уезжал из СССР по «еврейской визе», он вообще никогда не бывал в России, ибо родился в самом конце войны в Германии от русской матери и немца-солдата, который погиб в последних боях за Берлин. Набожная мать воспитала его в русско-православном духе, не дала забыть русский язык (хотя учился он в немецкой школе и немецком «паровозном» техникуме) и перед смертью взяла с сына слово обязательно посетить Святую землю. Один раз приехал и вот теперь приезжает каждый год за свой счет, иногда даже делая небольшие пожертвования. Вот такой «неожиданный союзник» встретился нам в Иерусалиме.
* * *
Кардинальный перелом в «палестинской политике» официальных властей России и иерархов РПЦ наступает в 1880-1881 гг.
В 1880 г. в Святую землю в очередной раз приезжает В.Н. Хитрово. «Патриархию (Иерусалимскую. — Авт.) я нашел в очень невзрачном виде, — писал он в следующем году в первом номере нового „Православного палестинского сборника“, — заботы о патриархии сводятся к нулю, и положение последней более чем безотрадное. Школ ни одной, а про храмы лучше не говорить». Одна из основных причин неуспеха русского православного дела в Палестине — длящийся с 40-х годов ведомственный конфликт Русской духовной миссии (Священный синод) с Русским дипломатическим консульством (МИД), которые никак не могут определить, кто из них главнее в Святой земле.
В 1881 г. Хитрово представил в МИД и обер-прокурору Священного синода К.П. Победоносцеву очередную (с 1871 г. пятую) обстоятельную записку с предложением разграничить «ведомственные функции» многочисленных российских и зарубежных духовных миссий, у каждой из которых почему-то оказался свой «хозяин».
Традиционно исторически первые духовные миссии стали возникать при посольских церквах России за границей с XVIII в. Для этого с целью проведения религиозных служб по рекомендации Синода и с утверждением их МИДом стали отправлять русских священников (эта практика после 1988 г. возродилась в РФ вновь). Некоторые крупные церковные приходы при посольствах тогда же стали преобразовывать в целые духовные посольства (миссии), главами которых назначались не менее чем архимандриты, а членами — исключительно монахи («черное духовенство»). Постепенно эти духовные миссии и территориально отделились от светских российских посольств: в Риме при Ватикане, где при М.С. Горбачеве прежнюю духовную миссию возглавил советский посол при Папе римском и Мальтийском ордене, в Стамбуле, Афинах, Иерусалиме, Александрии, Сеуле, Токио и др.
Иногда такие духовные миссии исполняли сразу две функции — религиозную и дипломатическую, как, скажем, Пекинская православная духовная миссия с 1712 г. поскольку МИД России весь XVIII в. и половину XIX в. никак не мог установить с Китаем дипломатические отношения из-за неприятия китайского церемониала (правители Поднебесной империи требовали, чтобы иностранные послы вручали верительные грамоты… ползком, на коленях).
До середины XIX в. с управлением большинства заграничных миссий у российских властей не было больших проблем. Субсидировались они из бюджета МИД, по духовным делам находились в подчинении либо Санкт-Петербургской епархии, либо (Иерусалимская, Пекинская, Японская с 1871 г. и Сеульская с 1897 г.) непосредственно в ведении управления внешних церковных связей Священного синода в Петербурге Полтавская И. В. (Петербург). Русские православные духовные миссии на Дальнем, Среднем и Ближнем Востоке (обзор документов РГИАП) // Дипломатический ежегодник. — М. 1995, С. 112-123.
Первый диссонанс внес… сам Николай I. В 1847 г. рядом с Иерусалимским патриархатом он учреждает еще и Русскую православную духовную миссию, а затем открывает и дипломатическое консульство. Понятное дело, три «хозяина» сразу начинают враждовать, что с горечью отмечает В.Н. Хитрово. Дело доходит до того, что на иерусалимского патриарха Никодима 19 марта 1888 г. совершается покушение — наемный террорист едва не заколол его кинжалом. Хуже всего было, однако, другое — распыление и воровство пожертвований паломников. Как пишет наш современник протоиерей Александр Кравченко, «более чем щедрые субсидии, которые не раз получал Блаженнейший Никодим (в 1883-1890 гг. — глава Иерусалимского патриархата. — Авт.), не окупались ничем; без какой-либо определенной пользы разошлись они по карманам кредиторов Иерусалимской патриархии».
«Военное православие» Николая I состояло еще и в том, что он мало считался с иерархами РПЦ. Когда в 40-х годах ему надо было смягчить позицию католических держав в Восточном вопросе, он не побоялся лично посетить Папу римского в Ватикане и даже заключить 22 июня 1847 г. с ним первый (и последний в истории русско(советско)-ватиканских отношений) конкордат о легализации положения католиков и униатов в России, включая гарантию их религиозных свобод и имущества.
Еще большую путаницу в управление зарубежными духовными миссиями внесли реформаторские эксперименты 60-70-х годов.
С одной стороны, Александр II ужесточил свои отношения с Ватиканом за его поддержку восстания поляков в «русской» Польше в 1863 г. (отмена 22 ноября 1866 г. конкордата с Папой), а с другой — создал в 1865 г. по образцу Великобританского и иностранного библейского общества свое Миссионерское общество для содействия распространению христианства между язычниками (в 1870 г. его переименовали в Православное миссионерское общество с резиденцией в Москве), переподчинив новой непонятной «конторе» некоторые заграничные духовные миссии (как будто имеющих тысячелетнюю цивилизацию китайцев, японцев или арабов можно приравнять к «язычникам» — тунгусам или племенам людоедов в Африке).
Однако В.Н. Хитрово скорее всего и на этот раз ничего бы не добился (он уже десять лет бомбил «инстанции» своими предложениями создать мощное православное общество), если бы в России не случилось очередное трагическое событие — 1 марта 1881 г. террористы-народовольцы убили царя-освободителя Александра II.
Русские «качели» в третий раз за один неполный век качнулись вправо, от эпохи «великих реформ» 60-70-х годов Александра II к «реакции» Александра III, прочно связанной в либеральной дореволюционной и советской литературе с именем наставника царя с юности и до гробовой доски правоведа Константина Петровича Победоносцева (1827-1907), с 1880 по 1905 г. состоявшего в должности главного официального идеолога — обер-прокурора Священного синода РПЦ Российской империи (см. его письма к Александру III с 1881 по 1894 г. в 1993 г. переизданные).
Как писал в прошлом веке один из его современников, «в его громадном кабинете… с письменным столом колоссального размера и другими столами, сплошь покрытыми бесчисленными книгами и брошюрами, становилось страшно от ощущения развивающейся здесь мозговой работы. Он все читал, за всем следил, обо всем знал». Это не был пропагандист «военного православия» граф Сергей Уваров, это был теоретик самодержавия, заменивший уваровскую триаду на другую: бог, отечество, родители. Очень точно назвал громадный обер-прокурорский кабинет на Литейном проспекте в Петербурге наш современник писатель А.П. Ланщиков: «Нет, это обиталище не чиновника, не ученого и не философа. Это обиталище ученого государственного колдуна, всемогущего и бессильного одновременно».
К.П. Победоносцев старался вернуть Россию к православным истокам, сочетая грамотность с религиозным воспитанием в школе. Именно он настоял перед Александром III на отмене древнего, еще времен Петра I, указа о запрете РПЦ заниматься обучением крестьянских детей в церковно-приходских школах (что через два столетия привело к почти поголовной неграмотности крестьян) и добился больших государственных кредитов на эти школы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Итогом этого коллективного демарша стал Лондонский протокол от 15 июня 1840 г. (Англия, Россия, Австрия и Пруссия; Францию не пригласили), по которому четыре великие державы брали под свою коллективную — дипломатическую и военную — опеку турецкого султана, предъявив египетскому паше ультиматум: в течение десяти дней вывести войска из Сирии, Святых земель — Палестины и с о. Крит, но оставить за собой в наследственное пользование Египет.
В результате сложных дипломатических интриг Франции удалось сорвать выполнение этого протокола, но ровно через год, 13 июня 1841 г. опять же в Лондоне был подписан второй «восточный протокол» (на этот раз с участием Франции), состоявший из двух частей:
1) о широкой автономии Египта в рамках Османской империи;
2) о нейтрализации Черноморских проливов (т.е. фактически об отмене сепаратной русско-турецкой конвенции 1833 г. срок которой, однако, истекал именно в июле 1841 г.).
Для Святой Палестины самым важным было то, что она с 1841 г. освободилась от присутствия как турецких, так и египетских войск.
Лондонские протоколы 1840-1841 гг. не решили Восточного вопроса (и свидетельством этому станет Крымская война 1853-1856 гг.), но загнали его «под ковер». Прежняя борьба за наследие «больного человека Европы» (Османской империи) видоизменилась, приняв характер дипломатического и религиозного проникновения в Святые земли.
Пользуясь тем, что формально Турция с 1840 г. находилась под «коллективной защитой» великих держав, а египетские войска покинули Палестину, все они первым делом начали открывать свои дипломатические консульства в Иерусалиме, Бейруте, Дамаске, а также направлять в Святую Палестину своих миссионеров, для чего начали учреждать еще и духовные миссии (католические, протестантские, православные).
Первыми приступили к этому протестанты. Пруссия не только открыла дипломатическое консульство в Иерусалиме, но вскоре послала туда же протестантского епископа (открыла духовную миссию). Подобным же образом поступила Франция, открыв в Иерусалиме консульство и католическую духовную миссию.
Николай I также поспешил открыть в 40-х годах в Иерусалиме дипломатическое консульство. В 1847 г. наступила очередь духовной миссии.
Обе миссии возглавили два образованных и далеко смотрящих в будущее человека. Духовную — архимандрит Порфирий, начавший еще в 40-х годах скупать «впрок» земельные участки в Иерусалиме и вокруг него для будущего строительства церквей, подворий, больниц, школ. Он же составил и направил Николаю I обширную записку с конкретным планом расширения паломничества в Святые земли из России. К сожалению, всегда существовавшая в России «ведомственная дипломатия» помешала тогда, в 40-х годах, кардинально решить этот вопрос: царь направил записку архимандрита в МИД, а тот дал на нее отрицательное заключение: не дело-де «каких-то попов» лезть в «государеву вотчину» — дипломатию. В итоге Николай положил проект расширения паломничества под сукно.
Очень много сделал и первый дипломатический консул России в Иерусалиме К.М. Базили. Однокашник Гоголя по Нежинской гимназии, именно он принимал своего знаменитого земляка-писателя, возил его по Святой земле. Он же опекал в 1850 г. и Вяземского с женой. Трактат Базили «Сирия и Палестина под турецким правительством…» (СПб. 1875) и сегодня почитается востоковедами как серьезный исторический труд.
* * *
Свою 30-летнюю политику «консервативной модернизации» в одной «отдельно взятой стране» Николай I с треском проиграл в Крымскую войну.
И хотя ни одного квадратного метра территории, отвоеванной у Персии и Турции в 1826-1829 гг. Россия по Парижскому миру 1856 г. не потеряла и границы Российской империи остались теми же, что и до Крымской войны, в морально-политическом плане «севастопольская страда» нанесла сильный удар по всей идеологии «православия, самодержавия, народности». Даже ее символ — храм Христа Спасителя в Москве — к началу Крымской войны так и не был достроен (и потребуется еще 25 лет, чтобы его завершить).
«Палестинская тема» — паломничество также в значительной степени осталось при Николае I на бумаге: с 1829 г. и до начала Крымской войны, то есть почти за 25 лет, Святые земли в Палестине посетило всего около 500 человек. Причем в основном ездили либо чиновники-"публицисты" за казенный счет, либо аристократы.
Василий Николаевич Хитрово, один из главных протагонистов и основателей ИППО, посетивший в первый раз Святую землю в 1871 г. позднее писал о полном «небрежении» и Русской православной духовной миссии, и Иерусалимского патриархата (где преобладали греки) к нуждам русских паломников, число которых «просто мизерно».
В той обстановке критики и обличения николаевской эпохи, которая охватила просвещенные круги России после позора Крымской войны, «палестинская тема» зазвучала очень мощно.
Новый царь Александр II откликается на чаяния общественности. В 1859 г. маломощный координационный Палестинский комитет (1853 г.) при МИД под тем же названием преобразуется в общественно-государственный орган при правительстве и Синоде. В него входят члены императорской семьи, в частности супруга Александра II Мария Федоровна. В 1864 г. его полномочия еще более усилятся, и он станет Палестинской комиссией, которая в марте 1889 г. вольется в ИППО.
Очень важным инструментом для организации массового паломничества во второй половине XIX — начале XX в. становится учреждение (с участием государства) в 1856 г. российской пароходной компании в Одессе с задачей регулярного пассажирского сообщения со всеми Святыми местами (Палестина, Синай в Египте, Святая гора Афон в Греции).
Через два года, в 1858 г. Русское общество пароходства и торговли (РОПИТ) открывает в Иерусалиме постоянную контору по обслуживанию паломников. Результаты не замедлили сказаться: с 1857 г. число паломников из России резко возрастает и к 1882 г. (году учреждения ИППО) достигает уже почти 13 тыс. человек.
Тогда же, в конце 50-х — начале 60-х годов, стали поступать и крупные пожертвования. Одно из первых сделала жена царя Александра II Мария Федоровна на строительство на Оливковой (Масличной) горе в библейском «Гефсиманском саду» («Гефсимании») женского православного монастыря с восьмиглавой («московского чина») церковью Марии Магдалины с высокой звонницей («Русской свечой», как ее называют и сегодня). На участке помимо церкви и звонницы было построено еще два подворья (гостиницы) для паломников, поэтому иногда весь комплекс сегодня называют Мариино-Магдалинским подворьем. По современным ценам участок в 10 га с фруктовым садом и системой орошения (три цистерны для воды) был куплен всего за 14 тыс. франц. фр. (менее 5 тыс. долл. США сегодня), но на само строительство всего комплекса с окружающей его капитальной двухметровой стеной ушло свыше 300 тыс. фр.
Турецкое законодательство до 1914 г. не предусматривало купчей на юридических лиц, сделки совершались лишь лицами физическими. Поэтому эта покупка (как и все последующие) была оформлена на российского консула в Иерусалиме А.И. Васильева и лишь 20 марта 1897 г. была переведена на имя русского правительства, для чего потребовался специальный указ (фирман) турецкого султана. В свою очередь, правительство передало функции верховного управления и распоряжения этой собственностью Русской духовной миссии в Иерусалиме. В 1897 г. все имущество вместе с участком и садом оценивалось в 402 260 фр.
…В январе 1994 г. вместе с российскими телевизионщиками я побывал в этом подворье. Оно явно разрослось по сравнению с 1897 г. ухожено. Во дворе большое количество надгробий над могилами монахов и мирян (последних особенно много за 20-е и 60-е годы, почти все — эмигранты первой волны). Подворье после карловацкого раскола (1921 г.) на белую и красную РПЦ попало под духовную юрисдикцию белой церкви. И по сию пору красных попов туда не пускают, о чем нас предупредили в духовной миссии Московского патриархата в Иерусалиме заранее.
Но мы — не попы, мы — миряне, паломники, и после небольших переговоров у домофона в воротах нашу телегруппу впустили, хотя особо возиться с нами не стали. Ни экскурсию проводить, ни показывать какие-либо церковные раритеты (а они, мы знаем, были) — снимайте все, что снаружи, и все. Даже к трапезе «московитов» не позвали, и мы все три часа были предоставлены сами себе.
Зато была другая интересная встреча. На крыше одного из подворий заметил я человека в черном строительном халате, но явно не монашеского вида, он перекрывал крышу жестью. Вскоре он спустился и… заговорил по-русски. Оказался паломником из Германии, помощником машиниста тепловоза, уже несколько лет проводившим часть своего отпуска в Святых местах, бесплатно работая «на Бога» (за кров и скромную монашескую пищу) в Мариино-Магдалинском подворье: помогает по хозяйственным делам — в этот раз перекрывает крышу.
Нет, он не эмигрант-диссидент и не уезжал из СССР по «еврейской визе», он вообще никогда не бывал в России, ибо родился в самом конце войны в Германии от русской матери и немца-солдата, который погиб в последних боях за Берлин. Набожная мать воспитала его в русско-православном духе, не дала забыть русский язык (хотя учился он в немецкой школе и немецком «паровозном» техникуме) и перед смертью взяла с сына слово обязательно посетить Святую землю. Один раз приехал и вот теперь приезжает каждый год за свой счет, иногда даже делая небольшие пожертвования. Вот такой «неожиданный союзник» встретился нам в Иерусалиме.
* * *
Кардинальный перелом в «палестинской политике» официальных властей России и иерархов РПЦ наступает в 1880-1881 гг.
В 1880 г. в Святую землю в очередной раз приезжает В.Н. Хитрово. «Патриархию (Иерусалимскую. — Авт.) я нашел в очень невзрачном виде, — писал он в следующем году в первом номере нового „Православного палестинского сборника“, — заботы о патриархии сводятся к нулю, и положение последней более чем безотрадное. Школ ни одной, а про храмы лучше не говорить». Одна из основных причин неуспеха русского православного дела в Палестине — длящийся с 40-х годов ведомственный конфликт Русской духовной миссии (Священный синод) с Русским дипломатическим консульством (МИД), которые никак не могут определить, кто из них главнее в Святой земле.
В 1881 г. Хитрово представил в МИД и обер-прокурору Священного синода К.П. Победоносцеву очередную (с 1871 г. пятую) обстоятельную записку с предложением разграничить «ведомственные функции» многочисленных российских и зарубежных духовных миссий, у каждой из которых почему-то оказался свой «хозяин».
Традиционно исторически первые духовные миссии стали возникать при посольских церквах России за границей с XVIII в. Для этого с целью проведения религиозных служб по рекомендации Синода и с утверждением их МИДом стали отправлять русских священников (эта практика после 1988 г. возродилась в РФ вновь). Некоторые крупные церковные приходы при посольствах тогда же стали преобразовывать в целые духовные посольства (миссии), главами которых назначались не менее чем архимандриты, а членами — исключительно монахи («черное духовенство»). Постепенно эти духовные миссии и территориально отделились от светских российских посольств: в Риме при Ватикане, где при М.С. Горбачеве прежнюю духовную миссию возглавил советский посол при Папе римском и Мальтийском ордене, в Стамбуле, Афинах, Иерусалиме, Александрии, Сеуле, Токио и др.
Иногда такие духовные миссии исполняли сразу две функции — религиозную и дипломатическую, как, скажем, Пекинская православная духовная миссия с 1712 г. поскольку МИД России весь XVIII в. и половину XIX в. никак не мог установить с Китаем дипломатические отношения из-за неприятия китайского церемониала (правители Поднебесной империи требовали, чтобы иностранные послы вручали верительные грамоты… ползком, на коленях).
До середины XIX в. с управлением большинства заграничных миссий у российских властей не было больших проблем. Субсидировались они из бюджета МИД, по духовным делам находились в подчинении либо Санкт-Петербургской епархии, либо (Иерусалимская, Пекинская, Японская с 1871 г. и Сеульская с 1897 г.) непосредственно в ведении управления внешних церковных связей Священного синода в Петербурге Полтавская И. В. (Петербург). Русские православные духовные миссии на Дальнем, Среднем и Ближнем Востоке (обзор документов РГИАП) // Дипломатический ежегодник. — М. 1995, С. 112-123.
Первый диссонанс внес… сам Николай I. В 1847 г. рядом с Иерусалимским патриархатом он учреждает еще и Русскую православную духовную миссию, а затем открывает и дипломатическое консульство. Понятное дело, три «хозяина» сразу начинают враждовать, что с горечью отмечает В.Н. Хитрово. Дело доходит до того, что на иерусалимского патриарха Никодима 19 марта 1888 г. совершается покушение — наемный террорист едва не заколол его кинжалом. Хуже всего было, однако, другое — распыление и воровство пожертвований паломников. Как пишет наш современник протоиерей Александр Кравченко, «более чем щедрые субсидии, которые не раз получал Блаженнейший Никодим (в 1883-1890 гг. — глава Иерусалимского патриархата. — Авт.), не окупались ничем; без какой-либо определенной пользы разошлись они по карманам кредиторов Иерусалимской патриархии».
«Военное православие» Николая I состояло еще и в том, что он мало считался с иерархами РПЦ. Когда в 40-х годах ему надо было смягчить позицию католических держав в Восточном вопросе, он не побоялся лично посетить Папу римского в Ватикане и даже заключить 22 июня 1847 г. с ним первый (и последний в истории русско(советско)-ватиканских отношений) конкордат о легализации положения католиков и униатов в России, включая гарантию их религиозных свобод и имущества.
Еще большую путаницу в управление зарубежными духовными миссиями внесли реформаторские эксперименты 60-70-х годов.
С одной стороны, Александр II ужесточил свои отношения с Ватиканом за его поддержку восстания поляков в «русской» Польше в 1863 г. (отмена 22 ноября 1866 г. конкордата с Папой), а с другой — создал в 1865 г. по образцу Великобританского и иностранного библейского общества свое Миссионерское общество для содействия распространению христианства между язычниками (в 1870 г. его переименовали в Православное миссионерское общество с резиденцией в Москве), переподчинив новой непонятной «конторе» некоторые заграничные духовные миссии (как будто имеющих тысячелетнюю цивилизацию китайцев, японцев или арабов можно приравнять к «язычникам» — тунгусам или племенам людоедов в Африке).
Однако В.Н. Хитрово скорее всего и на этот раз ничего бы не добился (он уже десять лет бомбил «инстанции» своими предложениями создать мощное православное общество), если бы в России не случилось очередное трагическое событие — 1 марта 1881 г. террористы-народовольцы убили царя-освободителя Александра II.
Русские «качели» в третий раз за один неполный век качнулись вправо, от эпохи «великих реформ» 60-70-х годов Александра II к «реакции» Александра III, прочно связанной в либеральной дореволюционной и советской литературе с именем наставника царя с юности и до гробовой доски правоведа Константина Петровича Победоносцева (1827-1907), с 1880 по 1905 г. состоявшего в должности главного официального идеолога — обер-прокурора Священного синода РПЦ Российской империи (см. его письма к Александру III с 1881 по 1894 г. в 1993 г. переизданные).
Как писал в прошлом веке один из его современников, «в его громадном кабинете… с письменным столом колоссального размера и другими столами, сплошь покрытыми бесчисленными книгами и брошюрами, становилось страшно от ощущения развивающейся здесь мозговой работы. Он все читал, за всем следил, обо всем знал». Это не был пропагандист «военного православия» граф Сергей Уваров, это был теоретик самодержавия, заменивший уваровскую триаду на другую: бог, отечество, родители. Очень точно назвал громадный обер-прокурорский кабинет на Литейном проспекте в Петербурге наш современник писатель А.П. Ланщиков: «Нет, это обиталище не чиновника, не ученого и не философа. Это обиталище ученого государственного колдуна, всемогущего и бессильного одновременно».
К.П. Победоносцев старался вернуть Россию к православным истокам, сочетая грамотность с религиозным воспитанием в школе. Именно он настоял перед Александром III на отмене древнего, еще времен Петра I, указа о запрете РПЦ заниматься обучением крестьянских детей в церковно-приходских школах (что через два столетия привело к почти поголовной неграмотности крестьян) и добился больших государственных кредитов на эти школы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63