Все это воскресенье в радиорубке росла стопка текстов телеграмм для отправки. Их количество могло подействовать на нервы любому человеку, работающему по 14 часов в сутки за 30 долларов в месяц, и Филлипс не являлся исключением. Пришел вечер, а донышка корзинки для телеграмм, которые нужно отправить, все еще не видать, по-прежнему раздражают надоедливые помехи. Всего час назад — как раз тогда, когда, наконец, он установил хороший контакт с радиостанцией мыса Рейс — в радиообмен вклинился радист парохода «Калифорниэн» со своим сообщением о каких-то айсбергах. «Калифорниэн» находился где-то настолько близко, что его сигналы разве что не оглушили Филлипса. Не удивительно, что в ответ он отстучал не очень вежливо:
— Отстаньте! Я занят, я работаю с мысом Рейс!
День был настолько тяжелым, что второй радист «Титаника» Брайд, очередная вахта которого должна была начаться только в два часа ночи, решил сменить Филлипса в полночь. Он проснулся в 23.55 и, отдернув зеленую занавеску, отделявшую спальное помещение от аппаратной, спросил Филлипса, каковы его успехи. Первый радист ответил, что он только что закончил радиообмен с мысом Рейс. Брайд вернулся к своей койке и снял пижаму. Филлипс крикнул ему, что, по его мнению, судно каким-то образом повреждено и они, наверное, вернутся в Белфаст.
Через пару минут Брайд был одет и взял наушники. Не успел Филлипс скрыться за зеленой занавеской, как в рубке появился капитан Смит.
— Мы столкнулись с айсбергом, и сейчас я занимаюсь тем, что выясняю, не причинил ли он нам повреждений. Так что будьте готовы послать просьбу о помощи, только не передавайте ее до тех пор, пока я вам не скажу.
Капитан ушел, но через несколько минут снова вернулся в радиорубку.
— Передайте просьбу о помощи.
Филлипс, к тому времени вернувшийся к аппарату, спросил капитана, должен ли это быть предусмотренный правилами сигнал бедствия. Смит ответил:
— Да, и передайте его немедленно.
Он дал Филлипсу листок бумаги, на котором были записаны координаты «Титаника». Филлипс взял у Брайда наушные телефоны и в ноль часов пять минут начал выстукивать буквы CQD — принятый в то время международный сигнал бедствия, а потом буквы MGY — позывные «Титаника». Снова и снова, шесть раз подряд эти сигналы с треском уходили в холодную, иссиня-черную ночь Северной Атлантики.
В десяти милях от «Титаника» Гроувз, третий помощник капитана парохода «Калифорниэн», сидел на койке радиста Сирила Ф. Эванса. Гроувз был молод и любознателен, его всегда интересовало все, что происходит в мире. После работы он любил зайти к Эвансу в его радиорубку и расспросить последние новости. Любил он и повозиться с радиостанцией.
Со стороны Эванса это не вызывало возражений. На третьеразрядных судах немногие из командного состава интересовались событиями за пределами судна, а уж до радиотелеграфа и вовсе никому дела не было. На пароходе «Калифорниэн» всем этим интересовался один только Гроувз, поэтому Эванс всегда был рад его приходу.
Но не сегодня. Сегодня выдался тяжелый день, а второго радиста, который бы подменил Эванса, на судне не было. К тому же около 11 часов вечера его грубо оборвали, когда он пытался передать на «Титаник» сообщение о льдах, блокировавших «Калифорниэн». Поэтому сегодня вечером он не стал медлить и закрыл свою радиостанцию ровно в 23.30 — официальное время окончания его работы. Он до изнеможения устал и не был расположен болтать с кем бы то ни было. Гроувз предпринял безнадежную попытку завязать с ним разговор:
— Ну что, искровик, с какими судами поблизости была связь?
— Только с «Титаником», — Эванс едва поднял глаза от журнала, чтением которого был занят.
Для Гроувза это сообщение не явилось новостью. Он вспомнил, что когда показал капитану Лорду остановившийся в пределах видимости странный лайнер, капитан сказал ему:
— Это, должно быть, «Титаник», совершающий свой первый рейс.
В поисках чего-нибудь интересного Гроувз взял со стола наушники и надел их. Он уже довольно хорошо понимал морзянку несложных радиотелеграфных сообщений, но в аппаратуре разбирался слабо. Магнитный детектор в приемнике их парохода работал от часового механизма. Гроувз не знал, что его нужно заводить как часы, и поэтому ничего не услышал в наушниках.
Отказавшись от попыток послушать чей-нибудь радиообмен, он положил наушники на стол и отправился искать более веселую компанию.
Глава третья
Сам Господь не мог бы потопить этот корабль
Дверь кубрика для коков распахнулась, ударившись о железную койку Чарлза Бэрджесса, помощника пекаря. Он в испуге проснулся и вытаращил глаза на второго стюарда Джорджа Додда, стоявшего в дверном проеме. Обычно шумный и веселый, Додд выглядел теперь серьезным.
— Поднимайтесь, ребята, мы тонем! — громко объявил он.
Додд отправился к носу судна в кубрик официантов, где стюард салона Уильям Мосс пытался поднять людей. Большинство из них смеялись и шутили, когда Додд влетел в кубрик с криком:
— Всем встать! Чтобы здесь не осталось ни единой души!
Вместе с Моссом Додд перешел к кубрику стюардов, возле которого стюард курительного салона Уиттер уже выслушивал тревожный рассказ плотника Хатчинсона:
— Почтовая кладовая затоплена полностью.
Подошел Мосс и добавил:
— Это весьма серьезно, Джим.
Шутки и остроты, которыми поначалу были встречены предупреждения об опасности, постепенно стихли, и члены экипажа повыскакивали из коек. Все еще находясь в полусонном состоянии, пекарь Бэрджесс натянул на себя брюки, рубашку, но спасательного нагрудника не надел. На Уолтере Белфорде были его белый пекарский халат и брюки, а на надевание нижнего белья он не стал тратить времени. Стюард Рэй одевался не столь поспешно; он не был обеспокоен и тем не менее поймал себя на том, что надевает свой «береговой» костюм. Стюард Уиттер, уже одетый, открыл свой рундучок, набил карманы сигаретами, взял прядь волос своего первого ребенка, которую всегда возил с собой, и затем присоединился к толпе людей, хлынувшей через рабочий коридор наверх, к местам, предусмотренным расписанием по шлюпочной тревоге.
Ближе к носу судна, вдали от поднявшегося гама фонарщик Хемминг снова забрался в постель, решив, что шипение в форпике никакой опасности не представляет. Едва он начал забываться сном, как в дверь просунулся судовой столяр со словами:
— На твоем месте я бы обязательно встал. Судно протекает, как решето, корт для игры в мяч уже затоплен почти под самую завязку.
Через несколько мгновений появился главный боцман:
— Вставай, ребята! — воскликнул он. — Вам осталось жить менее получаса. Сам мистер Эндрюс так сказал. Только держите язык за зубами, чтобы, кроме вас, никто об этом не знал.
В курительном салоне для пассажиров первого класса об этом действительно никто не знал. Игра в бридж была в полном разгаре. Лейтенант Стеффансон все еще прихлебывал свой горячий лимонад, снова сдавались карты, когда в дверях внезапно появился один из помощников капитана и объявил:
— Мужчины, надевайте спасательные нагрудники. С нами стряслась беда.
В своей каюте на палубе A миссис Уошингтон Додж лежала в постели, с нетерпением дожидаясь новостей, узнавать которые отправился ее муж, видный юрист из Сан-Франциско. Дверь наконец отворилась, и доктор Додж тихо вошел в каюту. Он сообщил:
— Руфь, происшедшая авария довольно серьезна; нам лучше сейчас же выйти на палубу.
Двумя палубами ниже миссис Люсьен Смит, уставшая ждать ушедшего на разведку мистера Смита, снова заснула. Внезапно в каюте шелкнул выключатель, зажегся свет, и она увидала улыбающегося ей мужа, стоящего у кровати. Он неторопливо объяснил:
— Мы находимся на севере и столкнулись с айсбергом. Никаких серьезных последствий нет, хотя из-за этого, вероятно, наше прибытие в Нью-Йорк задержится на сутки. Капитан Смит, тем не менее, велел всем дамам выйти на палубу, но это чистая формальность.
В дальнейшем все продолжалось в том же духе. Никаких колоколов или сирен. Никакой общей тревоги. Но по всему «Титанику» тем или иным путем люди были оповещены.
Для восьмилетнего Маршалла Дрю происходящее было непонятным. Когда его тетка, миссис Джеймс Дрю, разбудила мальчика и сказала ему, что они должны идти на палубу, он сонным голосом ответил, что не хочет вставать, но миссис Дрю его возражения оставила без внимания.
В не меньшем недоумении оказался майор Артур Пошан, несмотря на его экспедицию на палубу A и созерцание льда. Известие о бедствии он узнал, находясь на парадной лестнице, и не мог поверить своим ушам. Совершенно ошеломленный, он кое-как добрел до каюты, чтобы скинуть вечерний костюм и облачиться во что-нибудь потеплее.
О том, что они терпят бедствие, многие узнали от своих стюардов. Джон Харди, старший стюард из второго класса, лично разбудил пассажиров в 20 или 24 каютах. Всякий раз он распахивал дверь каюты настежь и громко приказывал:
— Всем выйти с надетыми спасательными нагрудниками на палубу, живо!
В первом классе вежливость обязывала стюардов сначала стучаться в дверь. В те времена на долю стюарда первоклассного лайнера приходилось не больше восьми-десяти кают, и для всех обслуживаемых пассажиров стюард был все равно что клуша для цыплят.
Типичным представителем таких стюардов являлся Алфред Кроуфорд. Тридцать один год он обслуживал «трудных» пассажиров и поэтому знал, как уговорить престарелого мистера Элберта Стьюарта, чтобы тот надел спасательный нагрудник. Затем Кроуфорд наклонился и завязал пожилому джентльмену шнурки его ботинок.
В каюте С-89 стюард Эндрю Каннингэм помогал Уильяму Т. Стиду надеть спасательный нагрудник, не мешая знаменитому издателю добродушно брюзжать о том, что во всех этих приготовлениях нет ни малейшей необходимости. В каюте B-84 стюарт Хенри Сэмьюэл Этчес, хлопоча словно заботливый портной, примерял спасательный нагрудник Бенджамину Гуггенхейму.
— Эта штука будет мне жать, — пожаловался король цветной металлургии. Этчес снял с него «эту штуку» и, подогнав длину тесемок, снова надел спасательный нагрудник. Теперь миллионер захотел идти на палубу в той одежде, которая была на нем в данный момент, но Этчес оказался непреклонным: на «улице» было слишком холодно. В конце концов Гуггенхейму пришлось подчиниться. Этчес надел на него поверх нагрудника толстый свитер и выпроводил миллионера наверх.
Некоторые из пассажиров оказались еще более «трудными». Подойдя к каюте С-78, Этчес обнаружил, что ее дверь заперта. Лишь после того как стюард громко постучал в нее обоими кулаками, из каюты послышался мужской голос: «Что такое?», а женский голос добавил: «Скажите нам, в чем дело?» Этчес все объяснил и снова попытался заставить их открыть дверь, но не тут-то было. После нескольких минут безрезультатных уговоров стюард оставил эту дверь в покое и перешел к другой каюте.
В другой части судна запертая дверь породила проблему иного рода. Замок заело, и несколько пассажиров выломали дверь, чтобы выпустить находившегося за ней мужчину. К месту происшествия подоспел стюард и пригрозил участникам взлома, что по прибытии «Титаника» в Нью-Йорк все они будут арестованы за порчу имущества пароходной компании.
В 0 часов 35 минут люди еще не знали, шутить им или сохранять серьезность, не ведали, как будет расценен взлом двери — как похвальный поступок или как уголовно наказуемое деяние. Казалось, на всем судне не отыщется и двух человек, одинаково реагирующих на происходящее вокруг.
Миссис Артур Райерсон решила, что нельзя терять ни минуты. Она уже давно отказалась от желания дать мистеру Райерсону выспаться и теперь суетилась и хлопотала, стараясь собрать воедино всех своих домочадцев. Приготовить к выходу на палубу нужно было шесть человек: мужа, троих детей, гувернантку и служанку, а дети, как ей казалось, едва шевелились. В конце концов она оставила попытки одеть свою младшую дочь, накинула на нее поверх ночной рубашки шубу и велела не отставать от взрослых.
Миссис Люсьен Смит, видимо, считала, что располагает для сборов практически неограниченным временем. Медленно и очень обстоятельно она оделась в расчете на любые неожиданности, которые может преподнести ночь: надела толстое шерстяное платье, высокие ботинки, два пальто и теплый вязаный капор. Все время, пока она одевалась, мистер Смит непринужденно болтал о том, как они высадятся в Нью-Йорке, как сядут в поезд и поедут на юг; об айсберге словно и речи не было. Когда они уже было собрались выйти на палубу, миссис Смит вздумала вернуться и забрать драгоценности, но тут мистер Смит решил, что пора наконец подвести черту. Он высказал мысль о том, что отвлекаться на «пустяки» было бы неразумно. Миссис Смит предложила компромиссное решение: взяла два своих «любимых» кольца. Тщательно закрыв дверь, эта молодая супружеская чета направилась к шлюпочной палубе.
Вещи, которые люди брали с собой, дают некоторое представление о чувствах, волновавших в тот момент их владельцев. Адольф Дейкер вручил своей жене сумочку, в которой находились двое золотых часов, два кольца с бриллиантами, сапфировое ожерелье и 200 шведских крон. Мисс Эдит Рассел забрала из каюты музыкальную игрушку в виде свинки, наигрывающую мелодию танца матчиш. Стьюарт Коллит, молодой студент-богослов, путешествующий вторым классом, взял Библию, с которой он обещал своему брату не расставаться до тех пор, пока снова не увидится с ним. Лоренс Бизли карманы своей теплой тужурки набил книгами, которые читал в постели. Норман Кемпбелл Чеймберз положил в карманы револьвер и компас. Стюард Джонсон, подозревая теперь, что ему предстоит нечто более серьезное, чем путешествие «обратно в Белфаст», засунул за пазуху четыре апельсина. Миссис Диккинсон Бишоп, оставившая в каюте на 11 тыс. долларов драгоценностей, послала своего мужа принести ей забытую там муфту.
В каюте С-104 майор Артур Пошан не сводил глаз со стоявшей на столе металлической шкатулки, внутри которой находились облигации стоимостью 200 тыс. долларов и привилегированные акции на 100 тыс. долларов. Он много думал о них, снимая смокинг и надевая два комплекта теплого нижнего белья и другую теплую одежду. Затем он в последний раз оглядел небольшую каюту: кровать из латуни, зеленая сетка вдоль стены, предназначенная для того, чтобы на ночь класть в нее ценные предметы, мраморный умывальник, плетеное кресло, софа с волосяной набивкой, вентилятор на подволоке, звонки и осветительная арматура, которые на судах всегда почему-то выглядят так, словно их установили, вспомнив о них в самый последний момент.
Наконец у него сложилось окончательное решение. Он захлопнул за собой дверь, оставив шкатулку на столе. В следующее мгновение он вернулся в каюту, быстро взял там «счастливую» булавку и три апельсина. Когда он окончательно покинул каюту С-104, жестяная шкатулка так и осталась на столе.
В фойе палубы С казначей судна убеждал всех стоящих возле него не толпиться. Увидев проходившую мимо графиню Ротис, он воскликнул:
— Поспешайте, сударыня, времени осталось немного. Я очень рад, что вы, в отличие от некоторых других дам, не требуете у меня своих драгоценностей.
Пассажиры стекались в проходы, слегка подгоняемые членами экипажа. Один из обслуживающих каюты стюардов заметил на себе взгляд мисс Маргерит Фролишер, проходившей по коридору. Четыре дня тому назад она, шутливо поддразнивая его, спросила, зачем это в ее каюту нужно было класть спасательный нагрудник, если судно и впрямь является непотопляемым. Тогда он лишь посмеялся и заверил ее, что это чистая формальность, что ей никогда не придется надевать этот нагрудник. Сейчас, вспомнив тогдашний разговор, он улыбнулся и решил подбодрить ее:
— Не бойтесь, все будет хорошо.
— Я и не боюсь, — ответила она. — Я просто страдаю от морской болезни.
Пассажиры двигались наверх — присмиревшая, беспорядочная толпа. Джек Тэйер теперь щеголял в зеленом твидовом костюме с жилеткой, под которой у него был надет еще один, мохеровый жилет. Шерстяная пижама — всего только и было одежды на филадельфийском банкире Роберте Дэниэле. Миссис Тарелл Кавендиш поверх халата надела мужнино пальто, миссис Джон К. Ходжбум поверх халата накинула шубу, миссис Эйда Кларк была в одном халате. Миссис Уошингтон Додж не успела надеть чулки, она была обута в высокие ботинки на пуговицах, но, поскольку она не потрудилась застегнуть их. ботинки болтались на ее ногах. Миссис Астор в своем изящном легком платье словно сошла с картинки из журнала мод; не менее элегантно выглядела миллионерша из Денвера миссис Джеймс Дж. Браун в юбке из черного бархата и в черном бархатном жакете с отворотами, отделанными черным и белым шелком.
Автолюбительство в том виде, в каком оно практиковалось в 1912 году, наложило отпечаток на стиль одежды многих дам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21