- Но у меня бы кусок застрял в горле. Ведь ты не могла бы больше летать!
- Ты же сам сказал, что я лошадь! Зачем мне летать? Из-за того, что я лошадь мы ничего не сможем купить. Какой от меня доход? Кто сегодня способен озолотить лошадь?!
Но тут, на другой стороне улицы, над входом в какую-то лавку она увидела позолоченную конскую голову.
- Я опять ошиблась, Алоиз! - воскликнула она. - Вот где могут озолотить лошадь!
Она хотела тотчас же перебежать на ту сторону, но не успела даже сойти с тротуара, как Алоиз крикнул:
- Леокадия, стой! Клянусь оглоблей, это мясная лавка!
- Ах, так? - удивилась Леокадия. - Но конина из меня тоже не получится. Во мне есть что-то от птицы.
ЛЕОКАДИЯ И ВРАНЬЕ
Домой они вернулись очень поздно, но не в темноте. Париж был освещен еще ярче, чем всегда, а ярче всего светились неоновые рекламы над кинотеатрами:
ЛЕОКАДИЯ ТЕПЕРЬ НАША!
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ФИЛЬМ О КРЫЛАТОМ КОНЕ
ВОСХОДЯЩАЯ ЗВЕЗДА!
- А вот и неправда - не восходящая, а заходящая... - вздохнула Леокадия.
И тут по небу пролетело множество звезд, они скрылись где-то за Эйфелевой башней, а, может, упали в Сену и пошли на дно; во всяком случае и Алоиз и Леокадия издали громкий вопль, а потом Леокадия сказала:
- Пошли скорее, Алоиз, сейчас мы их выловим!
Но когда они подошли ближе к Сене, оказалось, что это вовсе не звезды, а огни праздничного фейерверка. Огни всех цветов и оттенков загорались и загорались на небе, а потом выстроились в ряд и приняли очертания голубого коня с красными крыльями. И тогда-то из под моста появилась патлатая тень. Разумеется, это был Очень Заросший.
- Леокадия НАША! - ухмыльнулся он. - А раз ты Леокадия, да к тому же наша, мы тебя сейчас разделим. Вы что предпочитаете, сударь гусятину или жеребятину?
Но Алоиз предпочел третье - бросился наутек вслед за Леокадией, и, хотя бежал что было сил, догнал ее только на Новом мосту да и то лишь потому, что она вдруг остановилась перед каким-то ярко освещенным памятником.
- Опять конь! - прошептала Леокадия. - Гляди, как здесь ценят НЕЖИВЫХ коней! А этот мужчина на коне, случайно не мясник?
- Кто его знает, - отвечал Алоиз. - Может, полководец, может, король, а, может, и мясник.
- Не мясник, а король, - объяснила стоявшая на мосту барышня, Генрих Четвертый.
- Почему Четвертый? - удивилась Леокадия. - Что, этих Генрихов нумеруют как дрожки? Я, например, ЛЕОКАДИЯ ТРИНАДЦАТАЯ.
- Леокадия, - повторила Барышня. - Настоящая или ненастоящая? Ага, с крыльями, значит - Самозванка. Я ужасно рада.
- Чему же вы радуетесь? Я НАСТОЯЩАЯ Леокадия.
- Все самозванцы о себе так говорят. А я собираю материал о самозванцах. Я знаю про них все. Это мой КОНЕК.
- Конек! - обрадовалась Леокадия. - Наконец нашелся кто-то, кто любит коней. А что вы делаете с коньками? Можно, я наймусь к вам на работу?
- О нет, я просто о вас напишу. Давайте поработаем за чашкой кофе.
- Лучше за порцией мороженого, - предложила Леокадия. - И даже за двумя. Двойными.
Напротив коня с его Генрихом Четвертым было маленькое кафе, но Леокадия не переступила его порог - ей хотелось получше разглядеть коня с Генрихом. Поэтому они сели втроем за столик на улице, и Барышня заказала две двойные порции мороженого и кофе.
- Это у нас лжеинтервью, - провозгласила она. - Как вас зовут на самом деле?
- Леокадия. Мне четыре года и пять месяцев. Я ходила в упряжке, возила седоков на дрожках номер тринадцать. Потом отрастила крылья и научилась летать. Из моей страны меня выгнали. А теперь я безработная.
Барышня все записала в блокнот.
- Прочтите, что вы там написали, - попросила Леокадия.
Барышня прочла:
"И вовсе я никакая не Леокадия. Если смотреть на меня в профиль, то мне можно дать четыре года и пять месяцев, а если в фас - то добавишь еще столько же. Значит, мне почти девять лет. Крыльев у меня нет, вот я и не летаю. Вполне могла бы оставаться дома, но здесь я нашла работу".
- Девять лет? - возмутилась Леокадия. - Откуда вы это взяли? Поглядите на мои зубы!
- Зубы тоже ненастоящие. Вставная челюсть.
- А где я нашла работу?
- У меня, - спокойно отвечала Барышня.
- У вас? Чтобы вы сочиняли обо мне всякие враки? Так-то вы любите лошадей? Спасибо. Увольте. И немедленно. Сию же минуту.
- Идет, - как ни в чем не бывало ответила Барышня.
И ушла. Да так быстро, что не успела даже заплатить за мороженое и кофе.
- Ну и здорова врать! - возмутилась Леокадия. - А главная ложь это будто я могла остаться дома... Словно там не было Президента. Президент...
И тут вдруг она увидела валявшуюся на земле газету и подняла ее.
- Что тут написано? А ну прочти, Алоиз! - скомандовала она, показав крылом на фотографию Президента.
- У нас революция, - ахнул Алоиз. - Нет больше ни Самых Главных, ни просто Главных. Страной правят соседи со Старой площади.
- Ура-а! - закричала Леокадия.
Она помчалась к памятнику Генриха Четвертого и долго плясала вокруг коня, напевая песенки, сочиненные ею и другими, а над ее головой расцветали то голубые, то красные, то желтые искусственные огни.
- Желтый люпин! - восклицала Леокадия. - Оранжевый!.. Лиловый!.. Поехали домой, Алоиз!
- Ну и зачем же ты отказалась от работы? - спросил Алоиз. - Ведь эта главная ложь оказалась не враньем!
ЛЕОКАДИЯ И ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОСТЬ
И снова они очутились на Шестиконном сквере в кустах сирени, которые уже слегка увяли. И снова каждое утро Алоиз бежал к Пекарю за хлебом или к Продавцу за овсом в долг, то есть за деньги, которых пока нет и неизвестно когда будут. А потом приходили дети и спрашивали:
- Когда ты наймешься на работу, Леокадия?
- Завтра, - отвечала Леокадия, потому что ВСЕГДА верила в это. - Я ведь вернулась домой. У меня здесь много добрых друзей. Они помогут.
- Ясное дело, поможем, - подтвердил Парикмахер. - А с чего это ты вдруг решила вернуться из Парижа?
- Мне не понравилась Эйфелева башня, - отвечала Леокадия.
- А зачем было так высоко задирать голову? И вообще, ты слишком высоко летаешь, Леокадия. Нет, ты мне не подходишь. Я модный парикмахер. И без всякого полета.
И он пошел себе в свою парикмахерскую, где у него были теперь лампы с дневным светом и электросушилки. И никогда больше не появлялся на Шестиконном сквере. Боялся испачкать свои новые ботинки, а ботинки у него теперь всегда были новые.
Молочник, увидев Леокадию, даже присвистнул:
- Вот те раз, вернулась из Парижа! Что привезла?
- Себя, - отвечала она. - И Алоиза.
- Ну что ж, я беру тебя на работу. Будешь на своей машине развозить молоко.
- На своей? - удивилась Леокадия. - Но у меня нет никакой машины!
- Нет?! - еще больше удивился Молочник и подумал: "Ну и жмоты! Теперь без машины никто ничего не развозит".
И с тех пор перестал с ними здороваться, хотя ежедневно ставил свою машину на Шестиконном сквере.
Аптекарша пригласила Леокадию с Алоизом на чай, а на чаепитии кроме Аптекарши были Аптекарь, Фелек, Франек, и маленькая Агатка и множество булочек с салатом.
- Расскажите нам про Париж, Леокадия! - попросила Аптекарша. - Про Париж и только про Париж!
- Париж! Париж! Париж!
- ЧТО, Париж?
- Да НИЧЕГО - Париж. Когда меня просят рассказать про Париж и только про Париж, я вообще ничего не могу придумать. Даже, если в это время ем булочку.
Фелек с Франеком громко расхохотались и Аптекарша выставила их за дверь, а потом Аптекарь сказал:
- Ну, я пошел, и ты ступай, Леокадия, хорошо?
- Идет! А когда мне можно выйти на работу?
- На какую работу?
- Ну, я могу играть с Фелеком, Франеком и Агатой, кувыркаться для них в воздухе. Или сметать крыльями пыль с полок.
- Спасибо! Но мы теперь квартиру пылесосим! Электропылесосом, гордо сказал Аптекарь.
- А Фелек, Франек и Агата смотрят телевизор, - вставила Аптекарша. - Спасибо!
- Да? - удивилась Леокадия. - А не проще ли было бы включить детей ПРЯМО в сеть? Спасибо!
И ушла, прихватив со стола все булочки до единой. На Шестиконном сквере эти булочки им очень пригодились. Ведь денег на хлеб и овес оставалось все меньше. Пенсия Алоиза была рассчитана на человека без коня. А тут поди ж ты, у него конь, да еще крылатый.
- Вместо того, чтобы платить за хлеб, лучше я у тебя поработаю, предложила Леокадия Пекарю. - Я могу крыльями выметать из печи пепел и раздувать огонь.
- Ну нет, Леокадия! - воскликнул Пекарь. - Тому, кто побывал в Париже не пристало растапливать печь. И вообще - у нас газ.
- Жаль, что не ПЕГАС, - вздохнула Леокадия.
И теперь один только Продавец, как бывало, заглядывал на Шестиконный сквер - спрашивал, когда же наконец ему вернут деньги за овес, который он отпускал в кредит. Но у Продавца Леокадия работы не просила.
- Жаль лишиться последнего доброго друга, - говорила она.
Тем временем на кустах сирени один за другим опали листья, а холодный ветер все чаще пробивался сквозь голые кусты и прочесывал Алоизу бороду, а Леокадии перья.
- И все равно нам здесь лучше, - стуча зубами от холода, твердила Леокадия. - ДОМА и солома едома.
Дети со Старой площади навещали их все реже и реже. А потом и вовсе перестали. Родители запретили им играть с Леокадией. Родителями со Старой площади и были соседи со Старой площади, а соседи со Старой площади теперь управляли страной и детям приходилось их слушаться.
- Чокнутая какая-то, - переговаривались соседи со Старой площади. - Надо же! Уехать в Париж и вернуться!
ЛЕОКАДИЯ И ВЛАСТЬ
- Но ведь я тоже живу возле Старой площади, - рассуждала Леокадия.
Они сидели с Алоизом на Шестиконном сквере и старались согреться впрок.
- Я тоже живу возле Старой площади, - повторила она, - значит, я тоже могу управлять страной. И как это я раньше не додумалась. С чего начнем, Алоиз?
- С дрожек, - отвечал Алоиз.
Леокадия сразу смекнула, о чем речь, и помчалась в сарай за дрожками номер тринадцать. Алоиз помчался вслед за ней, за своим кнутом и упряжью, и запряг Леокадию.
- Хомут! - воскликнула Леокадия. - Наконец-то снова хомут! Удила! Наконец-то снова удила!
И запела:
Да здравствует верный кнут
И старенький мой хомут!
Лечу, закусив удила,
И жизнь мне, как прежде, мила.
О, вожжи, вожжи, вожжи!
Вы мне всего дороже!
Хоть мы и расстались давно,
Но-о, Леокадия, но-о!
- НО-О, ЛЕОКАДИЯ! - крикнул Алоиз.
Они выехали из сарая и Леокадия помчалась по Миндальной аллее, но хомут и подпруги все время ей мешали, и Алоиз натягивал вожжи: он чувствовал, что дело плохо, что Леокадия не сможет больше быть настоящей легковой лошадью. И никак не мог взять в толк, почему?
- Хомут, не трет? - спрашивал он.
- Нет, ничуть, - отвечала Леокадия.
- Дышло не мешает?
- Нет, не мешает.
- А может подпруга давит?
- И не думает!
- Ну тогда я понял! - вскричал Алоиз. - Просто ты слишком много болтаешь и все время оборачиваешься. А где это видано, чтобы лошадь разговаривала с извозчиком?
- Я привыкла, - растерялась Леокадия. - И, знаешь, я почти забыла, как ходят в упряжке. Помню только: "Но-о!" и "Тпру-у!", "Тпрусеньки!"
- Ну так, НО-О, ЛЕОКАДИЯ! - воскликнул Алоиз.
И свалился с козел. Потому что Леокадия вовсе не двинулась с места, а забила крыльями и взмыла вверх. Опираясь на два задних колеса, дрожки встали на дыбы.
- ТПРУ-У! - крикнул Алоиз.
Тогда Леокадия снова опустилась на мостовую, а дрожки стукнулись о булыжник с такой силой, что тут же разлетелись на куски.
- Вот видишь, я не забыла "Но-о!" и "Тпру-у!" - заявила Леокадия. - Но, видно, и крылья не забыла. А, может, у дрожек, пока они стояли в сарае, испортился характер и они так и норовят встать на дыбы.
- Управляй страной, но не мною, - ворчал Алоиз, выбираясь из-под обломков дрожек номер тринадцать. - Я сыт твоей властью по горло!
- Ты еще пожалеешь о своих словах, - воскликнула Леокадия. - Я буду управлять в нашу ПОЛЬЗУ. Вот увидишь!
И тотчас же галопом помчалась к Продавцу.
- Теперь я у власти. Выдайте мне два мешка овса.
- Хорошо, в кредит, - ответил Продавец.
- Мне все едино, лишь бы БЕСПЛАТНО, - обрадовалась Леокадия.
И, вернувшись на Шестиконный сквер, сказала Алоизу:
- Сейчас увидишь, что бывает, когда страной правит лошадь.
Она вскочила на скамейку на Шестиконном сквере и воскликнула:
- Дамы и господа! Теперь страной правлю я, Леокадия Тринадцатая! Прошу собрать пожертвования на мой памятник. Он должен стоять именно здесь, где я жила и правила.
Вокруг Леокадии собралась небольшая толпа, а кто-то из толпы спросил:
- Памятник? А с чего вдруг?
- Вспомните Францию. Там есть памятник коню Генриха Четвертого, ответила Леокадия.
- Верно говорит, - воскликнул кто-то из толпы. - Будем брать пример с Запада. Они своих коней окружают заботой.
- И покрывают позолотой! - подхватила Леокадия. - Перед тем, как отправить на бойню.
И тут же принесла мешок из-под овса для золота. Но ни у кого золота при себе не оказалось.
- Так ты ничего не добьешься, - рассердился Алоиз. - Ты не начальница, а просто глупая гусыня.
- Это оттого, что во мне есть что-то от домашней птицы, - с грустью сказала Леокадия.
ЛЕОКАДИЯ И СЛУЖБА
- По-настоящему править страной можно только в Ратуше, рассуждала Леокадия.
Фонтан перед Ратушей оставался прежним, но Леокадия не могла больше плескаться в радужных брызгах - ведь она теперь была не Леокадией Крылатым Конем, а Леокадией Государственной Персоной, со своим собственным кабинетом, который выглядел точно так же, как кабинеты всех прочих важных начальников, с креслами, в которых очень хотелось покачаться, и с коврами, на которых можно было поваляться.
Посреди кабинета стоял стол, а за столом с одиннадцати до трех сидела Леокадия и умирала от скуки. Правое переднее копыто она то и дело опускала в мисочку с тушью и штамповала бумаги, бумажки и бумажонки, а правое крыло ее не просыхало от чернил - одним из перьев правого крыла Леокадия подписывала документы, а вернее ставила возле печати на бумагах, бумажках и бумажонках закорючку.
Это занятие и было ее НАСТОЯЩЕЙ СЛУЖБОЙ. Леокадия тосковала - ей так хотелось искупаться в фонтане, полетать, поговорить с Алоизом, ведь его Швейцар не пускал в Ратушу. И лишь вечером, дома, на Шестиконном сквере, Алоиз рассказывал ей о жизни, которая шла за стенами Ратуши.
- Почему ты сегодня приказала выбросить на свалку все карусели? спрашивал Алоиз.
- Впервые об этом слышу.
- Но там стояла твоя подпись с печатью.
- Ты ведь знаешь, Алоиз, у меня нет очков, и вообще, если бы я читала все эти бумаги, бумажки и бумажонки, мне некогда было бы их подписывать и ставить печать. Какого цвета была эта бумажка о каруселях?
- Розовая.
- А, помню! Поэтому я ее и подписала. Обожаю розовый клевер!
И все же ей жаль было каруселей.
- Ничего не поделаешь, - развел руками Алоиз. - Если уж кто дорвался до власти, то непременно натворит глупостей.
На другой день Леокадия подписала зеленую бумажку, напоминавшую ей салат, а на зеленой бумажке было напечатано распоряжение - сжечь все старые дрожки. И когда Леокадия узнала об этом, она так огорчилась, что не захотела больше возвращаться в Ратушу.
- Я не могу управлять столицей с помощью пера и копыта, - заявила она. - Я слишком люблю клевер и салат, и поэтому не могу править мудро и беспристрастно.
За Леокадией на Шестиконный сквер явился Швейцар.
- Кто же будет управлять столицей? Нам так не хватает вашего пера!
- Я больна, - выкручивалась Леокадия. - Натерла перья во время полета.
- Во время полета? - удивился Швейцар. - Так вы еще и летаете? И важные бумаги подписываете теми же перьями? Ну, это слишком легкомысленно! Управлять надо БЕЗ ПОЛЕТА!
И он решил больше не пускать Леокадию в Ратушу, хотя она жила неподалеку от Старой площади и имела полное право занимать важный пост.
ЛЕОКАДИЯ И ВОЙСКО
- Ну что ж, выходит, управлять Столицей я не умею, - размышляла Леокадия. - Ох, мне кажется, я - военная косточка.
Это было в солнечное декабрьское утро. Леокадия с Алоизом прогуливалась по Шмелиной площади, как раз напротив солдатских казарм.
- Вместо того, чтобы править с помощью пера и копыта, я могла бы, например, командовать войском. Для этого мне вовсе не нужны очки читать не обязательно.
- Но ведь часовой тебя в казарму не пустит, - сказал Алоиз.
- А крылья на что? - воскликнула Леокадия.
Взмахнув крыльями, она без труда перелетела через высокую стену казармы, и не успел Алоиз сообразить, сумеет ли он вызволить Леокадию из кутузки, если ее задержат, как услышал звуки военного марша.
Из казарменных ворот во главе военного отряда вышла Леокадия. Солнце светило, пуговицы на мундирах блестели, копыта Леокадии выбивали дробь военного марша. Алоиз помчался вдогонку за Леокадией. Но когда войско вышло на Миндальную аллею, к Леокадии приблизился Постовой.
- Привет полководцу! - улыбнулся он Леокадии. - Давненько я не составлял протокольчиков.
- Отставить! - рявкнула Леокадия. - Кругом, марш!
Но Постовой не двинулся с места. Он вытащил блокнот и громко забормотал:
- Запрещается... в будний день!
- Это военный парад! - воскликнула Леокадия.
- Это нарушение закона, - объяснил Постовой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12