- Не вижу причин...
- Скажи, какая роль уготована ее гордому отцу? - допытывалась
старуха. - Сочинять для нее сонеты или мастерить механические игрушки?
- Ни то, ни другое. Он вообще не узнает о ней. Он будет спать до
весны, я - нет. И она не будет знать, кто он.
- Чем дальше в лес, тем больше дров.
- Это почему же?
- Потому что не пройдет и двух месяцев по календарю Круга, как она
станет женщиной, и, возьму на себя смелость предсказать, красивой
женщиной. Потому что у нее будут для этого деньги.
- Разумеется.
- И, поскольку ее родители - члены Круга, ее обязательно примут в
Круг.
- Может быть, она этого не захочет.
- Исключено. Оставь подобные сантименты тем, кому путь сюда заказан.
Захочет, не сомневайся. Все хотят. Хирурги сделают ее красавицей, и я,
возможно, сумею добиться ее приема вопреки моим собственным правилам. В
Кругу она встретит много интересных людей: поэтов, инженеров, собственную
мать...
- Нет! Я бы ее предупредила!
- Ага! Ответь-ка мне, что это: боязнь кровосмешения, вызванная
неуверенностью в собственных чарах, или что-нибудь другое?
- Прошу тебя! Зачем ты говоришь эти ужасные слова?
- Затем, что ты, к сожалению, вышла из-под моего контроля. До сих пор
ты была превосходным символом Круга, ныне же твои устремления далеки от
тех, что свойственны олимпийским богам. Глядя на тебя, люди подумают так:
"Боги - все равно что школьники. Несмотря на легион врачей, который их
обслуживает, они бессильны перед физиологией". Принцесса, в глазах всего
мира ты - моя дочь, ибо Круг - это я. Поэтому прими материнский совет.
Уйди. Не настаивай на продлении контракта. Выйди замуж и проспи несколько
месяцев. Весной твой срок истечет, а до тех пор ты поспишь с перерывами в
"бункере". А мы тем временем позаботимся о романтической окраске твоего
ухода. О ребенке не беспокойся: "холодный сон" ему не повредит. Подобные
случаи уже были. Если не согласна, я по-матерински предостерегаю тебя: ты
будешь исключена немедленно.
- Ты не посмеешь!
- Прочитай свой контракт.
- Но зачем?! Ведь никто бы не узнал.
Вспыхнули ацетиленовые горелки.
- Глупая куколка! Твое представление об окружающем мире фрагментарно
и наивно. Если бы ты знала, насколько он изменился за последние шестьдесят
лет. С той минуты, как кто-нибудь из нас открывает глаза у себя в
"бункере", и до того мгновенья, когда он, усталый, ложится спать после
очередного Бала, за ним следят все средства массовой информации. Сейчас в
арсенале охотников за жареными фактами гораздо больше шпионских устройств,
чем на твоей голове - красивых волос. Мы не можем всю жизнь прятать твою
дочь от журналистов. Не станем и пытаться. Даже в том случае, если ты
решишься на аборт, у нас будет достаточно проблем с прессой, хотя наши
служащие - не из тех, кого можно разговорить с помощью взятки или
алкоголя. Итак, я жду твоего решения.
- Мне очень жаль.
- Мне тоже.
Молодая женщина встала и направилась к выходу. Возле двери ей
показалось, будто она слышит поскуливание китайской собачки.

За аккуратной живой изгородью намеренно запущенного сада начиналась
грунтовая дорожка. Она сбегала по склону холма, петляя, словно капризная
река, местами исчезая в зарослях розы "Форсайт", ныряя в волны гинкго, над
которыми реяли чайки. Надо было пройти по этой тропинке не меньше тысячи
футов, чтобы добраться до искусственных развалин, находившихся в двухстах
футах ниже Обители Сна.
Развалины занимали добрый акр склона холма. В джунглях сирени среди
колоколов ив виднелись потрескавшиеся фронтоны, полуосыпавшиеся бордюры,
накренившиеся или вовсе поваленные колонны, безликие и безрукие статуи и
относительно редкие груды обломков. Тропа постепенно расширялась и,
наконец, исчезала там, где прибой Времени стирал навеваемое руинами
memento mori, и где брели мужчина и женщина из Круга. Руины, казалось,
околдовывали, заставляя забыть о времени, и мужчина, обводя руины
взглядом, мог бы сказать: "Я старше, чем все это", а его спутнице могла
сказать в ответ: "Когда-нибудь мы снова придем сюда, и ничего этого уже не
будет". Но она молчала, шагая вслед за ним по щебню, туда, где посреди
высохшего фонтана ухмылялся варварски изувеченный Пан и где начиналась
другая тропа, не запланированная создателями сада и появившаяся совсем
недавно; там желтела вытоптанная трава и густо рос шиповник. Мужчина и
женщина приблизились к стене, отделявшей развалины от берега, перебрались
сквозь пролом, как коммандос, чтобы взять приступом полоску пляжа длиной в
четверть мили. Здесь песок был не так чист, как на городских пляжах, где
его раз в три дня заменяли свежим, зато тени здесь были удивительно
резкими, а у воды лежали плоские камни, удобные для раздумий.
- А ты обленилась, - заметил он, сбрасывая туфли и зарывая пальцы ног
в холодный песок. - Не захотела идти в обход.
- Да, я обленилась, - согласилась она.
Они разделись и направились к воде.
- Не толкайся!
- Вперед! Наперегонки до скал!
На этот раз он победил.
Они нежились на лоне Атлантики, как самые обычные купальщики любой
эпохи.
- Кажется, я могла бы остаться здесь навсегда.
- Сейчас холодные ночи. К тому же, здесь часто бывают шторма.
Запросто может унести в море.
- Если бы всегда было, как сейчас, - поправилась она.
- "Verweile doch, du bist so schon", - процитировал он. - Помнишь
Фауста? Он проиграл. Проиграет и Спящий. Я тут как-то перечитывал
Юнгера... Эй! В чем дело?
- Ни в чем.
- Девочка, что-то тут не так. Я же вижу.
- Какая тебе разница?
- Что значит - какая разница? Ну-ка, выкладывай!
Ее рука, словно мост, перекинулась через маленькое ущелье между
каменными плитами и нашла его руку. Он повернулся набок, с тревогой глядя
на влажный атлас ее волос, смеженные веки, впалые пустыни щек и
кроваво-красный оазис рта. Она сильнее сжала его руку.
- Давай останемся здесь навсегда, несмотря на холод и шторма.
- Ты хочешь сказать...
- Что мы можем сойти на этой остановке.
- Понятно. Но...
- Но тебе этого не хочется? Тебе нравится этот великий розыгрыш?
Он отвернулся.
- Кажется, в ту ночь ты был прав.
- В какую ночь?
- Когда сказал, что нас дурачат. Что мы - последние люди на Земле, и
пляшем перед пришельцами, которые наблюдают за нами по непостижимым для
нас причинам. Кто мы, как не образы на экране осциллографа? Мне смертельно
надоело быть предметом изучения.
Он не отрываясь глядел в море.
- Мне сейчас очень нравится в Круге, - сказал он. - Поначалу я был к
нему амбивалентен. Но несколько недель, то есть лет, тому назад я побывал
на своем прежнем рабочем месте. Теперь там все иначе. Масштабнее.
Совершеннее. И дело не в том, что там появились устройства, о которых
пятьдесят-шестьдесят лет назад я даже мечтать не смел. Пока я там
находился, меня не оставляло странное чувство... Я общался с малюткой
Тенгом, главным технологом, который по части болтовни не уступит Юнгеру. Я
не слушал его, а просто смотрел на все эти тандем-резервуары и узлы
механизмов, и внезапно понял, что когда-нибудь в одном из этих корпусов,
среди сумрака и блеска нержавеющей стали, из стекла, пластика и пляшущих
электронов будет создано нечто. И это нечто будет таким прекрасным, что
мне очень хотелось бы присутствовать при его рождении. Это было всего лишь
предчувствие; я не назову его мистическим опытом или чем-нибудь в этом
роде. Но если бы то мгновение осталось со мной навсегда... Как бы там ни
было, Круг - это билет на спектакль, который я мечтаю посмотреть.
- Милый, в сердце человека живут ожидание и воспоминания, но не
мгновения...
- Может быть, ты и права. - Наклонясь над водой, Мур поцеловал кровь
ее рта.
- "Verweile doch...
...du bist so schon..."

...Они танцевали...
...На Балу, завершающем все Балы...
Заявление Леоты Мэйсон и Элвина Мура ошеломило Круг, собравшийся в
канун Рождества. После роскошного обеда и обмена яркими и дорогими
безделушками погасли огни. Гигантская новогодняя елка, венчающая
прозрачный пентхауз, сияла в каждой растаявшей снежинке на стекле потолка,
словно Галактика в миниатюре.
Все часы Лондона показывали девять вечера.
- В Рождество - свадьба, в канун Крещения - развод, - сказал кто-то
во тьме.
- Что они будут делать, если их вызовут на "бис"? - шепотом сказал
другой.
Кто-то захихикал, затем несколько голосов фальшиво и нестройно
затянули рождественский гимн.
- Сегодня мы в центре внимания, - усмехнулся Мур.
- Когда мы с тобой танцевали в "Сундуке Дэви Джонса", они корчились и
блевали на пол.
- Круг нынче не тот, что прежде, - заметил он. - Совсем не тот.
Сколько появилось новых лиц? Сколько исчезло знакомых? Куда уходят наши
люди?
- На кладбище слонов? - предположила она. - Кто знает?
Мур продекламировал:
- "Сердце - это кладбище дворняг,
Скрывшихся от глаз живодера.
Там любовь покрыта смертью, как глазурью,
И псы сползаются туда околевать..."
- Это Юнгер?
- Да. Почему-то вспомнилось.
- Лучше бы не вспоминалось. Мне не нравится.
- Извини.
- А где сам Юнгер? - спросил он, когда мрак рассеялся и люди встали с
кресел.
- Наверное, возле чаши с пуншем. Или под столом.
- Под столом ему вроде бы рановато. - Мур поежился. - Между прочим,
что мы здесь делаем? Почему ты потребовала, чтобы мы прилетели на этот
Бал?
- Потому что сейчас - сезон милосердия и любви...
- И веры, и надежды, - с усмешкой подхватил он. - На сантименты
потянуло? Хорошо, я тоже буду сентиментален. Ведь это так приятно.
Он поднес к губам ее руку.
- Прекрати.
- Хорошо.
Он поцеловал ее в губы. Рядом кто-то захохотал.
Она покраснела, но не отстранилась.
- Решила выставить меня на посмешище? - спросил он. - И себя? Учти, я
не остановлюсь на полпути. Объясни, зачем мы явились сюда и на весь мир
заявили о своем уходе? Мы могли бы просто исчезнуть. Проспали бы до весны,
а там...
- Нет. Я - женщина. Для меня Бал, последний в году и в жизни -
слишком большой соблазн. Мне хотелось надеть на палец твой подарок. Мне
хотелось видеть их лица и знать, что в глубине души они нам завидуют.
Нашей смелости и, быть может, нашему счастью.
- Ладно. Я пью за это. И за тебя. - Он поднял и осушил бокал. В
павильоне отсутствовал камин, куда можно было бы его красиво бросить,
поэтому Мур поставил его на стол.
- Потанцуем? Я слышу музыку.
- Подожди. Посиди спокойно, выпей еще.
Когда все часы Лондона пробили одиннадцать, Леота поинтересовалась,
где Юнгер.
- Ушел, - ответила ей стройная девушка с фиолетовыми волосами. -
Сразу после ужина. Наверное, несварение желудка. - Она пожала плечами. - А
может, отправился на поиски "Глобуса".
Леота нахмурилась и взяла со стола бокал.

Потом они танцевали... Мур не видел павильона, по которому он
двигался в танце, не замечал сотен безликих теней... Для него они были
персонажами прочитанной и закрытой книги. Сейчас для него существовали
только танец и женщина, которую он держал в объятьях.
"Я добился, чего хотел, - подумал он, - и, как прежде, хочу большего.
Но я преодолею себя".
Стена павильона были облицованы зеркалами. В них кружились сотни
Элвинов Муров и Леот Мэйсон. Так они кружились вот уже семьдесят с лишним
лет, на всех Балах Круга: в "Небесном Приюте" среди тибетских снегов и в
"Сундуке Дэви Джонса", на околоземной орбите и в плавучем дворце Канаяши,
в пещерах Карлсбада и древнем дельфийском храме. Но этот рождественский
Бал был для них последним. "Спокойной ночи, леди, спокойной ночи, леди..."
Леота молчала, прижимаясь к Муру. Ее дыхание обручем охватывало его
шею.
"Спокойной ночи, спокойной ночи, спокойной ночи", - слышал он
собственный голос.
Они ушли в полночь, с первыми ударами колоколов. Садясь в такси, Мур
сказал водителю, что они устали и решили вернуться пораньше.
Они объехали стратокрейсер и высадились возле "Стрелы", на которой
прилетели сюда. Ступая на пушистое белое руно, покрывающее
взлетно-посадочную площадку, они приблизились к меньшему кораблю и
поднялись по трапу.
- Может быть, сделать освещение более ярким? Или, наоборот, менее
ярким? - спросил голос, когда Лондон с его часами и знаменитым мостом
исчез во мраке.
- Менее.
- Может быть, желаете поесть? Или выпить?
- Нет.
- Не хотите ли еще чего-нибудь? - Пауза. - Например, послушать
научную статью на любую интересующую вас тему? - Пауза. - Или что-нибудь
из художественной прозы? - Пауза. - Или из поэзии? - Пауза. - Не угодно ли
просмотреть каталог мод? - Пауза. - Или вы предпочитаете музыку?
- Музыку, - выбрала Леота. - Легкую. Не такую, как ты любишь, Элвин.
Мур задремал. Минут через десять он услышал:
"Наш хрупкий
Волшебный клинок
С огненной рукоятью
Рассекает мрак
Под крошечной меткой
Полярной звезды,
Обрезая заусенцы
Миниатюрной геенны,
Разливая свет,
От которого не светлей.
Бусины песенных строк,
Летящие на острие клинка,
Вылущиваются, выскакивают
И нанизываются на нитку
Идиотской темы.
Сквозь хаос,
Выпущенный на волю
И теснящий злосчастную логику,
Черные нотные знаки
Несутся наперегонки с огнем".
- Перестань, - пробормотал Мур. - Мы не просили читать.
- Я не читаю, - возразили ему. - Я сочиняю.
Мур повернулся на голос, и кресло мгновенно изменило конфигурацию. В
нескольких рядах от него с подлокотника кресла в проход свешивались чьи-то
ноги.
- Юнгер?
- Нет, Санта-Клаус. Ха-ха!
- Что ты здесь делаешь? Тоже решил вернуться пораньше?
- Ты сам ответил на свой вопрос.
Фыркнув, Мур уселся в прежнюю позу. Рядом с ним ровно дышала Леота.
Ее кресло превратилось в кровать.
Мур смежил веки, но присутствие Юнгера не давало ему вернуться в
приятную дремоту. Он услышал вздох и нетвердые шаги, но не открывал глаз,
надеясь, что Юнгер упадет и уснет. Но поэт не упал.
Внезапно по салону раскатился торжественный и жуткий баритон:
- В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал. Холодная, милая,
сла-авная лежала на длинном столе...
Мур ударил левой, целя в солнечное сплетение. Промахнуться было
невозможно, но удар получился слишком замедленный. Юнгер успел поставить
блок и с хохотом отступил.
Леота села и потрясла головой.
- Что ты здесь делаешь?
- Сочиняю, - ответил Юнгер. - Сам. - И добавил: - С Рождеством.
- Иди к черту! - буркнул Мур.
- Мистер Мур, я поздравляю вас с женитьбой!
- Спасибо.
- Позвольте поинтересоваться, почему я не был приглашен.
- Мы решили не праздновать.
- Леота, это правда? Старого товарища по оружию не пригласили на
свадьбу только потому, что он слишком неказист на ваш утонченный вкус?
Леота кивнула. Она уже окончательно проснулась.
Юнгер ударил себя по лбу.
- О! Я ранен в самое сердце!
- Почему бы тебе не убраться туда, откуда пришел? - вспылил Мур. -
Спиртного там - море разливанное.
- Не могу же я присутствовать на рождественской мессе в состоянии
алкогольного опьянения...
- Ты и на заупокойную мессу способен прийти в стельку пьяным.
- Это намек, что вам с Леотой хотелось бы побыть наедине? Я понял.
Он повернулся и побрел по проходу. Спустя некоторое время Мур услышал
его храп.
- Надеюсь, больше мы его никогда не увидим, - хмуро произнесла Леота.
- Почему? Он же безобидный пьяница.
- Безобидный? Он нас ненавидит. Потому что, в отличие от него, мы
счастливы.
- По-моему, он счастлив только в те минуты, когда ему тошно, - с
улыбкой сказал Мур. - И когда падает температура. Юнгер любит "холодный
сон", потому что он похож на кратковременную смерть. Однажды он сказал,
что член Круга умирает много раз. Потому-то он и вступил в Круг.
Помолчав с минуту, Мур спросил:
- Ты говоришь, более длительный период сна не повредит?
- Да. Никакого риска.
Тем временем на одном из Бермудских островов Рождество выгнали в
прихожую, потом - за порог. Дрожа, как продрогшая собака, стояло оно за
дверью, ведущей в их мир. В мир Леоты, Мура и Юнгера.
А на борту "Стрелы", летящей против времени, Мур вспоминал далекий
новогодний бал. Женщина, которую он полюбил на том балу, сидела теперь
рядом с ним. Он вспомнил другие праздники Круга и подумал, что мог бы
пропустить их, ничего не потеряв.
1 2 3 4 5 6 7