Немецкие войска в Сталинграде будут думать, что они находятся в крепости, которая, будучи в состоянии выдержать долгую осаду, спасёт их от тяжёлых потерь. Гражданское население будет введено в заблуждение историческими мемуарами о героически обороняемых героически и деблокируемых крепостях. Таким образом, мир забудет, что немецкая армия была окружена вследствие неумелого планирования высших штабов, ибо «крепость» Сталинград была крепостью только по названию.
Гитлер был без ума от своего изобретения. Говоря о нём мне, он сиял от удовольствия и, очевидно, ждал, что и я буду в восторге. Но я сказал: «В доброе старое время крепостью называлось фортификационное сооружение, которое было результатом долгих подготовительных работ. Когда строительство фортификационных сооружений заканчивалось, в крепости создавались большие запасы продовольствия и боеприпасов. Сталинград не имеет ни фортификационных сооружений, ни запасов предметов снабжения. Кроме того, цель крепости — отвлечь большие силы противника своими сравнительно небольшими силами. С 6-й же армией дело обстоит как раз наоборот».
Но даже в таком мелком деле, как вопрос с названием, Гитлер не выносил критики. Мои замечания только рассердили его, и он остался верен своему изобретению. Генералы и солдаты внутри Сталинградского котла по вполне понятной причине были раздражены тем, что им присвоено такое напыщенное, но ничего не значащее название. Никаких других последствий выдумка Гитлера не имела.
Район окружения протянулся на 40 километров с запада на восток и на 20 километров — с севера на юг. Это была голая степь с редкими деревцами и кустарниками. Здесь находилось несколько деревень и большая часть Сталинграда (меньшая часть города оставалась ещё в руках русских). Восточная граница района окружения проходила по правому берегу Волги. Большая часть фронта, созданная недавно, в результате прорыва русских с севера и юга, была совершенно не укреплена. Оборонительные сооружения там должны были строиться в невероятно трудных условиях снежных метелей, сильных морозов, почти полного отсутствия строительных материалов. Физическое напряжение командиров и солдат достигло крайних пределов. В таких условиях и была создана круговая оборона.
В котле находилась основная масса 20 немецких дивизий и некоторые подразделения двух румынских дивизий. Кроме того, там находились части, приданные 6-й армии главным командованием сухопутных сил, такие, как инженерные, артиллерийские, дивизионы штурмовых орудий, части организации Тодта, а также штабы пяти армейских корпусов и штаб 6-й армии генерала Паулюса. ВВС были представлены несколькими подразделениями корпуса зенитной артиллерии и техническим персоналом. Запасы продовольствия и боеприпасов были невелики, но особенно не хватало горючего для многочисленных механизированных частей. Было ясно, что имевшихся в 6-й армии предметов снабжения хватит ненадолго.
Точно установить количество окружённых войск невозможно. Указывались различные цифры — от 216 тысяч до более чем 300 тысяч человек. Причина такого большого расхождения заключается в том, что самая высокая цифра отражает численность личного состава не только 6-й армии, но и частей, приданных ей перед началом русского наступления. Некоторые части и подразделения 6-й армии не попали в окружение, в то время как части из состава других армий оказались в котле. В первые несколько недель обстановка была настолько запутанной, что назвать точные цифры совершенно невозможно. Во всяком случае, командиры окружённых войск думали о более важных задачах, чем сбор сведений о численности личного состава, состоящего на довольствии.
Средствами сообщения и связи окружённой армии с внешним миром остались только самолёты и радио. Сначала в котле было три или четыре аэродрома. Вскоре после окружения была установлена работавшая в первое время вполне надёжно радиотелефонная связь между генералом Паулюсом и командующим группой армий.
Должна ли 6-я армия выходить из окружения?
Когда 6-я армия была окружена, командующий 6-й армией и командующий группой армий попытались добиться у Гитлера разрешения на прорыв кольца окружения и соединение. С главными немецкими силами, находившимися западнее. Гитлер упорно отказывался санкционировать отступление, для которого уже были разработаны планы с учётом оценки вероятного хода событий. Но теперь обстановка так ухудшилась, что, как полагали Вейхс, Паулюс и командиры корпусов 6-й армии, новые условия заставят Гитлера действовать иначе. Поэтому, не дожидаясь его ответа, командование отдало предварительный приказ, чтобы, как только разрешение на отступление будет получено, выход из окружения начался без всяких задержек.
Но разрешение не приходило. День за днём я убеждал Гитлера разрешить 6-й армии выйти из окружения. Почти каждую ночь мы подолгу обсуждали этот вопрос. Разговоры наши были то спокойными, то язвительными, когда мы оба повышали голос. Если Гитлер кричал на меня, я тоже кричал в ответ: когда он раздражался, это был единственный способ заставить его слушать.
Однажды мне уже показалось, что я добился своего. Гитлер как будто готов был подписать приказ, разрешавший 6-й армии выход из окружения. Все с облегчением вздохнули и принялись за разработку предварительных инструкций. Но когда приказ был представлен Гитлеру на подпись, он долго не подписывал его, а затем сказал мне, что передумал. Всё было напрасно: снова придётся начинать бесконечные разговоры и споры. Казалось, нервы наши больше не выдержат. Чтобы показать, какая была атмосфера в это время, я остановлюсь здесь на двух особенно важных разговорах, которые я имел с Гитлером. В некоторых местах я постараюсь привести подлинные слова Гитлера и свои.
Первый разговор произошёл вскоре после того, как сомкнулись русские клещи. Я попросил диктатора дать мне аудиенцию для продолжительной беседы. Моя просьба была удовлетворена. Гитлер принял меня поздно ночью, и мы разговаривали почти до утра. Я начал с того, что показал Гитлеру на карте точное расположение войск и описал вероятный ход событий. Но тут он прервал меня, сказав, что обстановка не будет развиваться так, как предполагаю я, что её коренным образом изменит атака танковой дивизии, перебрасываемой с Кавказа, а также ввод в бой новых тяжёлых танков «Тигр».
Старая история! С заводов начали поступать первые танки «Тигр», а Гитлер имел привычку каждое новое оружие считать чудодейственным средством. Он считал, что первый же батальон «Тигров» сможет прорвать кольцо русского окружения. Гитлер был прямо-таки опьянён своим планом. Он действительно верил, что стоит ввести один такой батальон, как обстановка у Сталинграда немедленно изменится.
Возбуждённый, с горящими глазами, Гитлер пытался заразить меня своим энтузиазмом. Казалось, он жаждал моего одобрения. Я сказал:
— Разумеется, танки «Тигр» имеют высокие боевые качества, и от них можно ожидать многого. Но мы не знаем, как они будут действовать в условиях русской зимы. К тому же они ещё не были испытаны в бою. До сих пор в первых боях у новых видов оружия неожиданно обнаруживались дефекты, ликвидация которых надолго затягивалась. Поэтому мы не можем рассчитывать, что «Тигр» с самого начала будет на сто процентов удовлетворительным. Кроме того, «Тигров» ещё недостаточно. Возможно, одному батальону удастся прорваться через кольцо русского окружения и установить контакт с 6-й армией, но он, вероятно, будет не в состоянии держать коридор открытым. Кроме того, когда новые танки будут введены в бой, наш основной фронт окажется значительно дальше от сталинградской армии, чем сейчас. Таким образом, из-за огромного расстояния, которое танкам придётся преодолевать, провести операцию тогда будет гораздо труднее, чем теперь.
Вот то, что касалось танков «Тигр». Я закончил следующими словами:
— Так как операция по деблокированию 6-й армии не может состояться, необходимо отдать этой армии приказ с боем выйти из окружения. Это нужно сделать немедленно, пока ещё не поздно.
Я говорил, а Гитлер становился все мрачнее. Он не раз пытался прервать меня, но я не давал ему, так как понимал, что у меня осталась последняя возможность высказать ему все свои соображения. Когда я, наконец, закончил, он закричал:
— 6-я армия останется там, где она находится сейчас! Это гарнизон крепости, а обязанность крепостных войск — выдержать осаду. Если нужно, они будут находиться там всю зиму, и я деблокирую их во время весеннего наступления.
Это была нелепейшая фантазия, и я не мог не возразить:
— Сталинград — не крепость, да и снабжать 6-ю армию просто невозможно.
Гитлер закричал ещё яростнее и громче:
— Но Геринг обещал снабжать армию по воздуху!
Теперь и я крикнул:
— Чепуха! Гитлер сказал:
— Я не уйду с Волги! Я громко ответил:
— Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек. Вызволить их из этого котла будет уже невозможно, а потерять такую огромную армию — значит сломать хребет всему Восточному фронту.
Гитлер побледнел, но ничего не сказал и, бросив на меня ледяной взгляд, нажал кнопку на своём столе. Когда в дверях появился его адъютант — офицер СС, он сказал:
— Позовите фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля.
До их прихода мы не проронили ни слова. Впрочем, они пришли так быстро, словно ожидали вызова в соседней комнате. Если так, то они, несомненно, слышали наши сердитые голоса через тонкие стены кабинета, а следовательно, были в курсе нашего спора.
Кейтель и Йодль официально приветствовали фюрера. Гитлер продолжал стоять. Он был всё ещё бледен, но внешне держался торжественно и спокойно. Он сказал:
— Я должен принять очень важное решение. Прежде чем сделать это, я хочу услышать ваше мнение. Эвакуировать или не эвакуировать Сталинград? Что скажете вы?
Начался военный совет, если его можно так назвать. Никогда раньше Гитлер не прибегал к такой форме обсуждения вопросов. Вытянувшись, словно по команде смирно, Кейтель ответил:
— Мой фюрер, не оставляйте Волгу.
Йодль говорил тихо и объективно, взвешивая каждое слово.
— Мой фюрер, — начал он, — это действительно очень важное решение. Если мы отступим от Волги, мы потеряем большую часть территории, захваченной нами во время летнего наступления ценой огромных потерь. Но если мы не отведём 6-ю армию, её положение станет крайне тяжёлым. Операция по её деблокированию может пройти успешно, но может и провалиться. До тех пор, пока мы не увидим результатов этой операции, на мой взгляд, надо удерживать позиции на Волге.
— Ваша очередь, — обратился Гитлер ко мне.
Очевидно, он думал, что слова двух других генералов заставили меня изменить мнение. Хотя Гитлер сам принимал решения, он всегда стремился получить одобрение, пусть даже формальное, своих технических советников.
Встав по стойке смирно, я сказал:
— Мой фюрер, я не изменил своего мнения. Оставить армию там, где она находится сейчас, — преступление. Мы не сможем ни деблокировать, ни снабжать её. Она будет бессмысленно принесена в жертву.
Внешне Гитлер казался спокойным, но в душе у него, видимо, все кипело. Он сказал мне:
— Обратите внимание, генерал, что я не одинок в своём мнении. Его разделяют эти два офицера, которые по должности выше вас, поэтому моё решение остаётся неизменным. Он сделал холодный поклон, и мы вышли из кабинета.
Второй разговор, который я описываю здесь так же подробно, состоялся следующей ночью.
Несмотря на прямой отказ Гитлера согласиться с моими доводами, я не хотел сдаваться в борьбе за спасение 6-й армии. Из своего опыта я уже знал, что теперь нужно подойти к этому вопросу с другой стороны. Решение Гитлера, окончательное и неизменное, основывалось, вероятно, на каких-то стратегических концепциях. В ближайшее время не имело смысла пытаться возобновлять с ним разговор на эту тему — Гитлер просто откажется слушать. Но я полагал, что если его не убедили мои доводы, касавшиеся стратегической стороны вопроса, то аргументы, доказывающие трудность снабжения окружённой армии, окажутся более действенными. Мне все ещё казалось, что я смогу уговорить Гитлера принять мою точку зрения, если я нарисую ему безотрадную картину снабжения 6-й армии и с помощью неопровержимых фактов и цифр докажу, что регулярное снабжение этой армии по воздуху невозможно. Статистика всегда производила на Гитлера сильное впечатление.
Оперативное управление моего штаба и офицеры различных служб были убеждены, что Сталинград удержать нельзя, а регулярное снабжение армии по воздуху наладить невозможно. Я приказал по каждому виду снабжения подготовить данные, на которых основывались эти выводы, в форме таблиц, диаграмм, схем и т. д. Теперь не могу привести по памяти точные цифры, приведённые офицерами штаба, но общее количество необходимых предметов снабжения я помню.
Если учесть запасы предметов снабжения, находившиеся в районе окружения, то 6-я армия нуждалась в доставке по воздуху ежедневно 600 тонн грузов. Минимум предметов снабжения, на который 6-я армия могла существовать (испытывая большие лишения и прибегая к такому крайнему средству, как использование всех лошадей для питания личного состава), составлял 300 тонн. Но этот минимальный груз нужно было доставлять каждый день, несмотря на условия погоды, которые вряд ли могли быть благоприятными в это время года. Поэтому, чтобы поддерживать боеспособность 6-й армии, следовало ежедневно доставлять ей по крайней мере 500 тонн предметов снабжения в те дни, когда самолёты могли садиться и взлетать в районе окружения.
Эти факты и были отражены в таблицах, подготовленных моими штабными офицерами. Как только таблицы были готовы, я опять попросил у Гитлера аудиенции, и снова он принял меня поздно ночью. Гитлер держался холодно: очевидно, наш спор прошлой ночью не был забыт. Мне удалось заинтересовать его цифрами, и он позволил мне закончить доклад, необходимый для того, чтобы разъяснить значение приведённых мною статистических данных. Свои объяснения я закончил словами:
— Детальное изучение фактов заставляет сделать вывод, что снабжение 6-й армии по воздуху невозможно. Холодно взглянув на меня, Гитлер сказал:
— Рейхсмаршал заверил меня, что это возможно. Я повторил, что это неосуществимо, и тогда Гитлер произнёс:
— Очень хорошо. Пусть он сам убедит вас. Он послал за главнокомандующим военно-воздушными силами. Когда Геринг пришёл, фюрер спросил:
— Геринг, можно ли осуществлять снабжение 6-й армии по воздуху?
Подняв правую руку, Геринг торжественно продекламировал:
— Мой фюрер, я не сомневаюсь, что ВВС справятся со снабжением 6-й армии.
Гитлер торжествующе взглянул на меня, но я ещё раз повторил;
— Военно-воздушные силы не справятся с выполнением этой задачи.
Рейхсмаршал сердито нахмурил брови и сказал:
— Вы не компетентны в данном вопросе. Повернувшись к Гитлеру, я спросил:
— Мой фюрер, разрешите задать рейхсмаршалу вопрос?
— Пожалуйста.
— Господин рейхсмаршал, — начал я, — вы знаете, сколько тонн предметов снабжения необходимо будет перебрасывать по воздуху каждый день?
Очевидно, Геринг был смущён моим вопросом. Бросив на меня негодующий взгляд, он сказал:
— Я не знаю, но офицерам моего штаба это известно. Я продолжал:
— Учитывая запасы у 6-й армии предметов снабжения, а также принимая во внимание, что будут удовлетворяться только минимальные потребности войск, ежедневно потребуется перебрасывать 6-й армии 300 тонн грузов. Но так как летать можно будет не каждый день (в этом я сам убедился прошлой зимой), нам придётся доставлять 6-й армии около 500 тонн грузов в каждый лётный день.
Геринг ответил:
— Я могу это сделать.
Тут я не выдержал и крикнул:
— Мой фюрер, это ложь!
Гробовая тишина воцарилась в комнате. Геринг побелел от бешенства. Гитлер, недоумевая и удивляясь, смотрел то на меня, то на Геринга. Наконец, он обратился ко мне:
— Рейхсмаршал представил мне свои соображения, и я не могу не верить ему, поэтому моё решение остаётся неизменным.
— Тогда у меня к вам другая просьба, — сказал я.
— Что же вы хотите?
— Вы мне позволите каждый день доставлять вам сводку о количестве предметов снабжения, переброшенных 6-й армии за предыдущие сутки? — спросил я.
Геринг возражал, говоря, что это меня не касается, но на этот раз Гитлер не согласился с ним. Мне было дано разрешение ежедневно представлять фюреру сводки. Так кончилось наше совещание. Опять моя попытка потерпела неудачу. В результате нашего ночного разговора я добился лишь того, что заслужил ненависть рейхсмаршала. Между прочим, многие штабные офицеры и командиры соединений ВВС с самого начала разделяли мою точку зрения. Некоторые из них даже письменно изложили свои взгляды, но им не удалось убедить своего главнокомандующего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Гитлер был без ума от своего изобретения. Говоря о нём мне, он сиял от удовольствия и, очевидно, ждал, что и я буду в восторге. Но я сказал: «В доброе старое время крепостью называлось фортификационное сооружение, которое было результатом долгих подготовительных работ. Когда строительство фортификационных сооружений заканчивалось, в крепости создавались большие запасы продовольствия и боеприпасов. Сталинград не имеет ни фортификационных сооружений, ни запасов предметов снабжения. Кроме того, цель крепости — отвлечь большие силы противника своими сравнительно небольшими силами. С 6-й же армией дело обстоит как раз наоборот».
Но даже в таком мелком деле, как вопрос с названием, Гитлер не выносил критики. Мои замечания только рассердили его, и он остался верен своему изобретению. Генералы и солдаты внутри Сталинградского котла по вполне понятной причине были раздражены тем, что им присвоено такое напыщенное, но ничего не значащее название. Никаких других последствий выдумка Гитлера не имела.
Район окружения протянулся на 40 километров с запада на восток и на 20 километров — с севера на юг. Это была голая степь с редкими деревцами и кустарниками. Здесь находилось несколько деревень и большая часть Сталинграда (меньшая часть города оставалась ещё в руках русских). Восточная граница района окружения проходила по правому берегу Волги. Большая часть фронта, созданная недавно, в результате прорыва русских с севера и юга, была совершенно не укреплена. Оборонительные сооружения там должны были строиться в невероятно трудных условиях снежных метелей, сильных морозов, почти полного отсутствия строительных материалов. Физическое напряжение командиров и солдат достигло крайних пределов. В таких условиях и была создана круговая оборона.
В котле находилась основная масса 20 немецких дивизий и некоторые подразделения двух румынских дивизий. Кроме того, там находились части, приданные 6-й армии главным командованием сухопутных сил, такие, как инженерные, артиллерийские, дивизионы штурмовых орудий, части организации Тодта, а также штабы пяти армейских корпусов и штаб 6-й армии генерала Паулюса. ВВС были представлены несколькими подразделениями корпуса зенитной артиллерии и техническим персоналом. Запасы продовольствия и боеприпасов были невелики, но особенно не хватало горючего для многочисленных механизированных частей. Было ясно, что имевшихся в 6-й армии предметов снабжения хватит ненадолго.
Точно установить количество окружённых войск невозможно. Указывались различные цифры — от 216 тысяч до более чем 300 тысяч человек. Причина такого большого расхождения заключается в том, что самая высокая цифра отражает численность личного состава не только 6-й армии, но и частей, приданных ей перед началом русского наступления. Некоторые части и подразделения 6-й армии не попали в окружение, в то время как части из состава других армий оказались в котле. В первые несколько недель обстановка была настолько запутанной, что назвать точные цифры совершенно невозможно. Во всяком случае, командиры окружённых войск думали о более важных задачах, чем сбор сведений о численности личного состава, состоящего на довольствии.
Средствами сообщения и связи окружённой армии с внешним миром остались только самолёты и радио. Сначала в котле было три или четыре аэродрома. Вскоре после окружения была установлена работавшая в первое время вполне надёжно радиотелефонная связь между генералом Паулюсом и командующим группой армий.
Должна ли 6-я армия выходить из окружения?
Когда 6-я армия была окружена, командующий 6-й армией и командующий группой армий попытались добиться у Гитлера разрешения на прорыв кольца окружения и соединение. С главными немецкими силами, находившимися западнее. Гитлер упорно отказывался санкционировать отступление, для которого уже были разработаны планы с учётом оценки вероятного хода событий. Но теперь обстановка так ухудшилась, что, как полагали Вейхс, Паулюс и командиры корпусов 6-й армии, новые условия заставят Гитлера действовать иначе. Поэтому, не дожидаясь его ответа, командование отдало предварительный приказ, чтобы, как только разрешение на отступление будет получено, выход из окружения начался без всяких задержек.
Но разрешение не приходило. День за днём я убеждал Гитлера разрешить 6-й армии выйти из окружения. Почти каждую ночь мы подолгу обсуждали этот вопрос. Разговоры наши были то спокойными, то язвительными, когда мы оба повышали голос. Если Гитлер кричал на меня, я тоже кричал в ответ: когда он раздражался, это был единственный способ заставить его слушать.
Однажды мне уже показалось, что я добился своего. Гитлер как будто готов был подписать приказ, разрешавший 6-й армии выход из окружения. Все с облегчением вздохнули и принялись за разработку предварительных инструкций. Но когда приказ был представлен Гитлеру на подпись, он долго не подписывал его, а затем сказал мне, что передумал. Всё было напрасно: снова придётся начинать бесконечные разговоры и споры. Казалось, нервы наши больше не выдержат. Чтобы показать, какая была атмосфера в это время, я остановлюсь здесь на двух особенно важных разговорах, которые я имел с Гитлером. В некоторых местах я постараюсь привести подлинные слова Гитлера и свои.
Первый разговор произошёл вскоре после того, как сомкнулись русские клещи. Я попросил диктатора дать мне аудиенцию для продолжительной беседы. Моя просьба была удовлетворена. Гитлер принял меня поздно ночью, и мы разговаривали почти до утра. Я начал с того, что показал Гитлеру на карте точное расположение войск и описал вероятный ход событий. Но тут он прервал меня, сказав, что обстановка не будет развиваться так, как предполагаю я, что её коренным образом изменит атака танковой дивизии, перебрасываемой с Кавказа, а также ввод в бой новых тяжёлых танков «Тигр».
Старая история! С заводов начали поступать первые танки «Тигр», а Гитлер имел привычку каждое новое оружие считать чудодейственным средством. Он считал, что первый же батальон «Тигров» сможет прорвать кольцо русского окружения. Гитлер был прямо-таки опьянён своим планом. Он действительно верил, что стоит ввести один такой батальон, как обстановка у Сталинграда немедленно изменится.
Возбуждённый, с горящими глазами, Гитлер пытался заразить меня своим энтузиазмом. Казалось, он жаждал моего одобрения. Я сказал:
— Разумеется, танки «Тигр» имеют высокие боевые качества, и от них можно ожидать многого. Но мы не знаем, как они будут действовать в условиях русской зимы. К тому же они ещё не были испытаны в бою. До сих пор в первых боях у новых видов оружия неожиданно обнаруживались дефекты, ликвидация которых надолго затягивалась. Поэтому мы не можем рассчитывать, что «Тигр» с самого начала будет на сто процентов удовлетворительным. Кроме того, «Тигров» ещё недостаточно. Возможно, одному батальону удастся прорваться через кольцо русского окружения и установить контакт с 6-й армией, но он, вероятно, будет не в состоянии держать коридор открытым. Кроме того, когда новые танки будут введены в бой, наш основной фронт окажется значительно дальше от сталинградской армии, чем сейчас. Таким образом, из-за огромного расстояния, которое танкам придётся преодолевать, провести операцию тогда будет гораздо труднее, чем теперь.
Вот то, что касалось танков «Тигр». Я закончил следующими словами:
— Так как операция по деблокированию 6-й армии не может состояться, необходимо отдать этой армии приказ с боем выйти из окружения. Это нужно сделать немедленно, пока ещё не поздно.
Я говорил, а Гитлер становился все мрачнее. Он не раз пытался прервать меня, но я не давал ему, так как понимал, что у меня осталась последняя возможность высказать ему все свои соображения. Когда я, наконец, закончил, он закричал:
— 6-я армия останется там, где она находится сейчас! Это гарнизон крепости, а обязанность крепостных войск — выдержать осаду. Если нужно, они будут находиться там всю зиму, и я деблокирую их во время весеннего наступления.
Это была нелепейшая фантазия, и я не мог не возразить:
— Сталинград — не крепость, да и снабжать 6-ю армию просто невозможно.
Гитлер закричал ещё яростнее и громче:
— Но Геринг обещал снабжать армию по воздуху!
Теперь и я крикнул:
— Чепуха! Гитлер сказал:
— Я не уйду с Волги! Я громко ответил:
— Мой фюрер, оставить 6-ю армию в Сталинграде — преступление. Это означает гибель или пленение четверти миллиона человек. Вызволить их из этого котла будет уже невозможно, а потерять такую огромную армию — значит сломать хребет всему Восточному фронту.
Гитлер побледнел, но ничего не сказал и, бросив на меня ледяной взгляд, нажал кнопку на своём столе. Когда в дверях появился его адъютант — офицер СС, он сказал:
— Позовите фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля.
До их прихода мы не проронили ни слова. Впрочем, они пришли так быстро, словно ожидали вызова в соседней комнате. Если так, то они, несомненно, слышали наши сердитые голоса через тонкие стены кабинета, а следовательно, были в курсе нашего спора.
Кейтель и Йодль официально приветствовали фюрера. Гитлер продолжал стоять. Он был всё ещё бледен, но внешне держался торжественно и спокойно. Он сказал:
— Я должен принять очень важное решение. Прежде чем сделать это, я хочу услышать ваше мнение. Эвакуировать или не эвакуировать Сталинград? Что скажете вы?
Начался военный совет, если его можно так назвать. Никогда раньше Гитлер не прибегал к такой форме обсуждения вопросов. Вытянувшись, словно по команде смирно, Кейтель ответил:
— Мой фюрер, не оставляйте Волгу.
Йодль говорил тихо и объективно, взвешивая каждое слово.
— Мой фюрер, — начал он, — это действительно очень важное решение. Если мы отступим от Волги, мы потеряем большую часть территории, захваченной нами во время летнего наступления ценой огромных потерь. Но если мы не отведём 6-ю армию, её положение станет крайне тяжёлым. Операция по её деблокированию может пройти успешно, но может и провалиться. До тех пор, пока мы не увидим результатов этой операции, на мой взгляд, надо удерживать позиции на Волге.
— Ваша очередь, — обратился Гитлер ко мне.
Очевидно, он думал, что слова двух других генералов заставили меня изменить мнение. Хотя Гитлер сам принимал решения, он всегда стремился получить одобрение, пусть даже формальное, своих технических советников.
Встав по стойке смирно, я сказал:
— Мой фюрер, я не изменил своего мнения. Оставить армию там, где она находится сейчас, — преступление. Мы не сможем ни деблокировать, ни снабжать её. Она будет бессмысленно принесена в жертву.
Внешне Гитлер казался спокойным, но в душе у него, видимо, все кипело. Он сказал мне:
— Обратите внимание, генерал, что я не одинок в своём мнении. Его разделяют эти два офицера, которые по должности выше вас, поэтому моё решение остаётся неизменным. Он сделал холодный поклон, и мы вышли из кабинета.
Второй разговор, который я описываю здесь так же подробно, состоялся следующей ночью.
Несмотря на прямой отказ Гитлера согласиться с моими доводами, я не хотел сдаваться в борьбе за спасение 6-й армии. Из своего опыта я уже знал, что теперь нужно подойти к этому вопросу с другой стороны. Решение Гитлера, окончательное и неизменное, основывалось, вероятно, на каких-то стратегических концепциях. В ближайшее время не имело смысла пытаться возобновлять с ним разговор на эту тему — Гитлер просто откажется слушать. Но я полагал, что если его не убедили мои доводы, касавшиеся стратегической стороны вопроса, то аргументы, доказывающие трудность снабжения окружённой армии, окажутся более действенными. Мне все ещё казалось, что я смогу уговорить Гитлера принять мою точку зрения, если я нарисую ему безотрадную картину снабжения 6-й армии и с помощью неопровержимых фактов и цифр докажу, что регулярное снабжение этой армии по воздуху невозможно. Статистика всегда производила на Гитлера сильное впечатление.
Оперативное управление моего штаба и офицеры различных служб были убеждены, что Сталинград удержать нельзя, а регулярное снабжение армии по воздуху наладить невозможно. Я приказал по каждому виду снабжения подготовить данные, на которых основывались эти выводы, в форме таблиц, диаграмм, схем и т. д. Теперь не могу привести по памяти точные цифры, приведённые офицерами штаба, но общее количество необходимых предметов снабжения я помню.
Если учесть запасы предметов снабжения, находившиеся в районе окружения, то 6-я армия нуждалась в доставке по воздуху ежедневно 600 тонн грузов. Минимум предметов снабжения, на который 6-я армия могла существовать (испытывая большие лишения и прибегая к такому крайнему средству, как использование всех лошадей для питания личного состава), составлял 300 тонн. Но этот минимальный груз нужно было доставлять каждый день, несмотря на условия погоды, которые вряд ли могли быть благоприятными в это время года. Поэтому, чтобы поддерживать боеспособность 6-й армии, следовало ежедневно доставлять ей по крайней мере 500 тонн предметов снабжения в те дни, когда самолёты могли садиться и взлетать в районе окружения.
Эти факты и были отражены в таблицах, подготовленных моими штабными офицерами. Как только таблицы были готовы, я опять попросил у Гитлера аудиенции, и снова он принял меня поздно ночью. Гитлер держался холодно: очевидно, наш спор прошлой ночью не был забыт. Мне удалось заинтересовать его цифрами, и он позволил мне закончить доклад, необходимый для того, чтобы разъяснить значение приведённых мною статистических данных. Свои объяснения я закончил словами:
— Детальное изучение фактов заставляет сделать вывод, что снабжение 6-й армии по воздуху невозможно. Холодно взглянув на меня, Гитлер сказал:
— Рейхсмаршал заверил меня, что это возможно. Я повторил, что это неосуществимо, и тогда Гитлер произнёс:
— Очень хорошо. Пусть он сам убедит вас. Он послал за главнокомандующим военно-воздушными силами. Когда Геринг пришёл, фюрер спросил:
— Геринг, можно ли осуществлять снабжение 6-й армии по воздуху?
Подняв правую руку, Геринг торжественно продекламировал:
— Мой фюрер, я не сомневаюсь, что ВВС справятся со снабжением 6-й армии.
Гитлер торжествующе взглянул на меня, но я ещё раз повторил;
— Военно-воздушные силы не справятся с выполнением этой задачи.
Рейхсмаршал сердито нахмурил брови и сказал:
— Вы не компетентны в данном вопросе. Повернувшись к Гитлеру, я спросил:
— Мой фюрер, разрешите задать рейхсмаршалу вопрос?
— Пожалуйста.
— Господин рейхсмаршал, — начал я, — вы знаете, сколько тонн предметов снабжения необходимо будет перебрасывать по воздуху каждый день?
Очевидно, Геринг был смущён моим вопросом. Бросив на меня негодующий взгляд, он сказал:
— Я не знаю, но офицерам моего штаба это известно. Я продолжал:
— Учитывая запасы у 6-й армии предметов снабжения, а также принимая во внимание, что будут удовлетворяться только минимальные потребности войск, ежедневно потребуется перебрасывать 6-й армии 300 тонн грузов. Но так как летать можно будет не каждый день (в этом я сам убедился прошлой зимой), нам придётся доставлять 6-й армии около 500 тонн грузов в каждый лётный день.
Геринг ответил:
— Я могу это сделать.
Тут я не выдержал и крикнул:
— Мой фюрер, это ложь!
Гробовая тишина воцарилась в комнате. Геринг побелел от бешенства. Гитлер, недоумевая и удивляясь, смотрел то на меня, то на Геринга. Наконец, он обратился ко мне:
— Рейхсмаршал представил мне свои соображения, и я не могу не верить ему, поэтому моё решение остаётся неизменным.
— Тогда у меня к вам другая просьба, — сказал я.
— Что же вы хотите?
— Вы мне позволите каждый день доставлять вам сводку о количестве предметов снабжения, переброшенных 6-й армии за предыдущие сутки? — спросил я.
Геринг возражал, говоря, что это меня не касается, но на этот раз Гитлер не согласился с ним. Мне было дано разрешение ежедневно представлять фюреру сводки. Так кончилось наше совещание. Опять моя попытка потерпела неудачу. В результате нашего ночного разговора я добился лишь того, что заслужил ненависть рейхсмаршала. Между прочим, многие штабные офицеры и командиры соединений ВВС с самого начала разделяли мою точку зрения. Некоторые из них даже письменно изложили свои взгляды, но им не удалось убедить своего главнокомандующего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37