— Я не боюсь револьвера. Не трудитесь напрасно.
Она насмешливо улыбнулась. Он грубо схватил ее за за кисть руки.
— Вы причиняете мне боль! — воскликнула она, и взгляд ее смелых глаз блеснул ему прямо в лицо.
«Уж не восточная ли женщина она?» — подумал он. Его пальцы невольно выпустили ее руку. Она коротко и презрительно усмехнулась.
— Вот так взбалмошная девчонка, — сказал он. Ее глаза были глубоки, как черное море. Ее смех оборвался, и губы вдруг приняли скорбное выражение.
Они все еще мчались с той же скоростью. Город давно уже остался позади. Они находились на открытой дороге.
«Разве я загипнотизирован? — мелькнуло в его голове. — Я пленный… да… ну, понятно… Я пленный этой взбалмошной девчонки и сумасшедшего военнопленного. Теперь я даже не могу выскочить на ходу из этого бешено мчащегося автомобиля». Он инстинктивно протянул руку к дверцам, пытаясь выскочить.
— Вы сломаете себе шею, — крикнула дочь коменданта, положив ручку на его плечо. — Останьтесь, — ее голос звучал мягко, в нем чувствовалась горячая возбужденность.
— Вы собираетесь сдать меня как пленника? Вы жаждете дешевого успеха! — воскликнул Бренкен.
— А если даже так?
Она кокетливо поглядела на него краешком глаз. На секунду ему пришла в голову мысль заключить в свои объятия эту очаровательную девушку, только лишь из восхищения перед ее мужеством. Настя простила бы ему это.
Далекая Настя…
— Вы думаете о своей невесте? — сказала молодая девушка.
Он не ответил. С лица его таинственной спутницы исчезло выражение веселости. Она отвернулась от него и разглядывала кедровые деревья, как часовые, стоявшие по краям дороги.
Его внезапно охватила дикая ненависть. Он, переживший военные бури, теперь окажется побежденным маленькой девчонкой?
Нет, она не была маленькой девчонкой. Она сидела сейчас прямо, как свеча. Ее густые брови нахмурились, глаза приняли жестокое выражение.
«Она достойна меня», — подумал Бренкен. Теперь для него наступило время действовать. Они достигли большого изгиба, и автомобиль замедлил ход. Он распахнул дверцу… нет, он только собирался распахнуть ее, но дверца не поддавалась.
— Значит, все-таки вы собираетесь изловить меня! — горько воскликнул он. — Уличные мальчишки будут смеяться надо мной, но все же вы недооценили меня. — И вдруг он зажал ей рот рукой. Левой рукой он с нечеловеческой силой открыл дверцу.
Но в тот же момент он отпрянул от нее. Она укусила его. Кровь капала из его пальца. Он бросил на нее яростный взгляд, но снова был обезоружен ее улыбкой. Какие-то странные чары исходили от этой непонятной женщины.
— Не сердитесь на меня, — прошептала она, — но я не позволяю зажимать себе рта. Я никогда не выносила этого. Это я унаследовала от своего отца, — и она замолчала, склонив голову и прикрыв муфтой лицо.
Бренкен увидел, как на ее глазах показались две слезы, скатившиеся на шубу.
— Что с вами? — тихо спросил он, держась за ручку дверцы и готовясь спрыгнуть.
Она резким движением откинула голову назад и холодно посмотрела на него.
— Воспоминания…
Автомобиль остановился.
Она находились в деревне, лежащей в занесенной снегом котловине. Дым из труб тонкими прямыми струйками подымался в холодном воздухе. Не было видно ни живой души.
— Мы прибыли на место. Выходите.
Он колебался.
— Западня?..
Она покачала головой. Он снова встретился с ее горячим быстрым взглядом. Она вышла первая. Шофер стоял у дверцы и отдал честь. Он что-то пробормотал и с сожалением пожал плечами. Бренкен снова схватился за револьвер. Шнейдер сделал отрицательное движение рукой и сказал по-немецки:
— Вы говорите по-немецки?
— Да, — ответил Бренкен, выходя из автомобиля.
— Если вам когда-нибудь придется побывать в Германии, господин офицер… я баварец, уроженец Нижней Баварии. Вы знаете Фронтенгаузен? Нет? Вы никогда не слыхали о нем? Недалеко от Ландсгута? Богатая местность. Там у меня живет мать. Рядом с церковью стоит наш маленький домик. Одним словом, если вы когда-нибудь попадете в Баварию, не забудьте Фронтенгаузен. Только привет. Скажите — от Францля.
«Как странно все это», подумал Бренкен и посмотрел в ясные голубые глаза баварца.
— Я не забуду. Если я когда-либо…
Молодая дама прервала разговор. Франц Шнейдер молча отошел.
— Вы не смеете долго задерживаться здесь, — сказала она. — Здесь я написала имя. Покажите эту бумагу старосте. Он знает, в чем дело. Вас примут. А теперь слушайте внимательно. Послезавтра в 8 часов вечера, ни раньше и ни позже, — вы должны стоять на маленькой станции там, напротив, по ту сторону рельс. Петроградский поезд приходит в две минуты девятого. Вы пройдете вдоль поезда до предпоследнего багажного вагона. Он будет неплотно заперт. Вы сядете и доедете до Петрограда без того, чтобы вас кто-нибудь потревожил.
«Мне, должно-быть, снится что-нибудь, — подумал он. — Все это как-то невероятно». Но потом он положил свою руку на ее плечо.
— Скажите мне только…
Она покачала головой.
— Вы можете доверять мне. В доказательство я подарю вам кое-что на память. — Она порылась в своей муфте и передала Бренкену маленький черный шарик.
— Спрячьте как следует эту штуку и ради Бога не ударяйте ею по твердому предмету…
— Бомба? — запинаясь, пробормотал Бренкен.
Она улыбнулась. Ее лицо было свежим и красным от мороза. Глаза блестели мягко, как бархат.
— Да, бомба. Если бы сегодня настоящий комендант сел в свой автомобиль, то-есть, если бы он только вздумал сесть, то на полдороге между тюрьмой и автомобилем его разорвала бы бомба. Но я сейчас же увидела, что выкинули какую-то штуку, и что вы не комендант.
Шофер подошел поближе, как бы напоминая о чем-то.
— Иду, — крикнула она ему.
Бренкен удержал ее.
— Это прямо, как в сказке. Только еще одно — ваше имя? Я никогда не забуду вас.
Она улыбнулась, ее голос прозвучал совсем тихо: — Вера… этого достаточно.
— Вера… этого достаточно.
— Вера…
— Прощайте.
— Я никогда не увижу вас больше?
— Увидите, — ее лицо сделалось серьезным и вдруг показалось ему старым и изборожденным морщинами. — Не забудьте — послезавтра в 8 часов вечера.
Она мелкими шажками, не оглядываясь, побежала к автомобилю. Шофер по военному отдал честь. Потом она исчезла в автомобиле.
И сразу стало тихо… Даже воробьи не чирикали… Деревья печально стояли, вздымая к небу прямые, как свечи, стволы. И из близлежащих изб к небу подымался дым.
Бренкен повертел бумагу в руках. Задумчивый, усталый, печальный, он поплелся в деревню.
III
В самом деле, это было почти как во сне. Староста бегло просмотрел бумагу и не говоря ни слова проводил. Бренкена к одному из крестьян. Этот крестьянин имел интеллигентную внешность. «Должно быть, ссыльный интеллигент», — подумал Бренкен, с первого взгляда поняв, с кем имеет дело. Но все его попытки завязать разговор с этим мрачным бородатым человеком кончились неудачей. Казалось, будто этот непроницаемый человек дал обет молчания. В его избе находились его жена и теща, обе простые крестьянки. Но и они очень мало говорили и относились к нему весьма сдержанно. Бренкен почувствовал, что здесь скрывается трагедия, которую он не в состоянии понять. Он в душе был благодарен, что этот человек не задавал ему никаких вопросов, и сейчас же постелил ему на полатях. Беглец моментально погрузился в глубокий сон.
Он провел эти два дня молча, мучимый беспокойством, возраставшим с каждым днем. Он твердо решил вернуть царице голубой Могол. Его путь вел в Петроград. Но разве ему удастся проникнуть незамеченным в столицу?
Наступил вечер долгожданного дня. Он молча крепко пожал на прощание руку человека, который укрыл его. Они стояли на крыльце, снег отливал синевой, глубокая тишина окружала их. Казалось, что бесконечность дышит глубоко и беззвучно.
— Вы социалист-революционер? — спросил крестьянин.
— Нет.
— Большевик?
— Это было бы одно и то же.
Мнимый крестьянин почти с сожалением посмотрел на него.
— Значит, вы не принадлежите ни к какой партии? Ну, Вера уже будет знать. — Он поклонился.
— Ну, счастливого пути и помогай вам Бог!
Курьер царицы со странным чувством двинулся в путь и отправился на станцию. Он спрятался в снегу на противоположной стороне. Но у него было еще достаточно времени. Станция казалась вымершей. Мимо прошел только какой-то служащий.
Повалил снег.
Бренкен больше не был в состоянии сдерживаться. Шатаясь, он направился к станции. Перед длинным красным кирпичным зданием стояла деревянная доска. На ней был прибит свежий плакат. Он прочел:
Злодеяние.
«Вчера были убиты начальник тобольской тюрьмы полковник Надеждин и бывший губернатор князь Савицкий в тот момент, когда оба покидали офицерское собрание. Злоумышленников было двое. Сначала Вера Полякова, отец которой в свое время умер в тюрьме, пыталась застрелить начальника тюрьмы. Но ее выстрелы не попали в цель. Сейчас же после этого известный большевик Дмитрий Тихорецкий бросил бомбу. Полковник Надеждин тяжело ранен, князь Савицкий убит. Тихорецкому и Поляковой в наступившем общем смятении удалось скрыться. Они, по всей видимости, воспользовались помощью членов партии с. д. большевиков.»
Бренкен несколько раз перечитывал плакат при тусклом свете лампы, качавшейся на стене… Он читал и с трудом заставил себя собраться с мыслями: Вера Полякова, эта гордая девушка с детским лицом и героической женской душой, убийца? Может ли это быть?
Но у него не было времени для размышления. Поезд пришел несколько раньше, чем это полагалось по расписанию. Порядок в России стал похож на дырявый занавес: местами он сохранил еще старый блеск, но в большей части был изорван в клочья. Уже в течение многих дней поезда не ходили по расписаниям. Охрана путей, предписанная правительством, была отменена, причем никто не знал, кто отменил этот порядок? Никто не интересовался одиноким человеком, бродившим по снегу, и Бренкен мог спокойно скрыться в темноте. Дрожа от холода, он побежал совершенно механически, охваченный чувством неуверенности, вдоль поезда и был поражен при виде полуоткрытой двери. Вагон в темноте казался таким же черным, как и все прочие. Ни один вагон не был освещен.
— Заходите, офицер, — послышался голос из зияющей тьмы в глубине вагона.
Он замялся. А что, если в последний момент ему расставили ловушку? Если все время его только убаюкивали, говоря, что он находится в безопасности?
Но тут две руки схватили его и втащили в темноту. В этом вагоне царила настолько непроницаемая и давящая тьма, что Бренкен содрогнулся.
Его что-то пугало здесь. Без того, чтобы он был в состоянии отдать себе отчет в своем смутном страхе.
Теперь кто-то прошел мимо него и выскочил из вагона. Тот самый, который втянул его. Бренкен узнал силуэт. Это был шофер Шнейдер. Стоя внизу, он повернул к нему свое лицо.
— Здравствуйте, господин офицер! Да хранит вас Бог!
— Это вас я вижу опять? — затаив дыхание, спросил Бренкен.
Ответа не было.
Какую связь все это имело между собой? Как попал сюда этот таинственный немец?
Шнейдер тяжелыми шагами направился к паровозу и исчез в темноте.
Бренкен уселся у открытой двери. Но в следующий момент кто-то с сильным треском захлопнул выдвижную дверь. Бренкен уперся в нее. Изнутри ее нельзя было открыть. Кто-то возился снаружи. Потом подошел еще кто-то, и Бренкен услыхал:
— Готово?
— Так точно, запломбирован!
— Хорошо.
Послышался шум удаляющихся шагов.
«Значит, я пойман, — подумал Бренкен, — но кто же поймал меня?»
Поезд тронулся…
Вольдемар фон Бренкен долго сидел в темноте и мечтал. Вдруг он вспомнил о своем карманном фонарике. Слава Богу, он спасен!
Он достал фонарик из кармана грязного сюртука и нажал пуговку.
Луч света, как ножом, прорезал темноту. Вагон был пустой. Только в одном углу на деревянных нарах стоял какой-то ящик. Нет, это не был ящик. Бренкен осторожно подошел поближе, направив свет на его темные очертания.
Перед ним лежало что-то длинное. И Бренкен сразу узнал, что это был за жуткий багаж. Это был гроб.
Он пожал плечами. Ну что же поделать? Гроб. Во время войны он попадал в худшие переделки, чем сейчас, где его везли вместе с гробом в запломбированном вагоне пленником какой-то неведомой силы.
Он осветил гроб.
Тут он свистнул от величайшего изумления, перешедшего в следующий миг в сильную сердечную боль.
В крышку гроба над изголовьем было вделано стекло. А под стеклом — безжизненное лицо Веры Поляковой. Анархистка, большевичка или социалистка-революционерка, — ах, все это мало интересовало Бренкена в тот момент, когда он снова увидел перед собой милую девушку, которой был обязан жизнью.
Следовательно, она знала, что это дело будет ей стоить жизни. Она знала, что ее тело отправят в Петроград, и она придумала это… свидание.
Усталый и безутешный, Вольдемар фон Бренкен уселся на краю нар, обратив свой взор на женское лицо с плотно закрытыми глазами.
Поезд мчался во тьме ночной.
Гроб со своим жутким содержимым скрипел и покачивался. Бренкен, утомленный сильным душевным потрясением и всеми переживаниями, задремал. Он видел сон:
Он не сводил глаз с мертвой, которую никогда в жизни не сумеет забыть. Вдруг ему захотелось бежать и громко крикнуть, но с его губ не сорвалось ни звука, и его члены настолько отяжелели, как будто налились свинцом. Он не был в состоянии двигаться, но видел, да, он видел… Вера открыла глаза. Умершая медленно открыла глаза и посмотрела на него долгим-долгим загадочным взглядом. Взглядом сфинкса, который с незапамятных времен скрывает в себе все загадки женщины… Но тут Бренкен проснулся.
Была ночь, электрический фонарик валялся на полу, он больше не действовал. Батарейка выгорела.
Умершая по-прежнему спала сном вечности.
— Черт побери, — громко сказал Бренкен, чтобы успокоиться от звука собственного голоса. — Как могли мне присниться такие жуткие вещи? — Он опустился на пол. Его сердце учащенно билось, и спазмы подступали к горлу. Он хотел спать. Он чувствовал себя невероятно усталым. Поезд остановился. Внезапно под ногами Бренкена дрогнул пол вагона. Его охватил ужас. Он отскочил. Как вдруг в сиянии электрической лампы снизу вынырнула голова, вслед за головой показались руки и плечи. Это был шофер Шнейдер. Он влез в вагон, положил карманный фонарик на гроб и подал офицеру руку.
— Мы велели сделать в вагоне раздвижной пол, вагон принадлежит большевикам. Мы разъезжаем здесь совершенно беспрепятственно взад и вперед и доставляем наших сторонников в Петроград.
Он закурил папиросу. Вынул из кармана другую и подал ее Бренкену, подав ему огня.
— Значит, все-таки большевики, — сказал Бренкен.
Его глаза остановились на покойной. Легкие с жадностью втягивали табачный дым.
Шнейдер провел рукой по глазам.
— Она надеялась скрыться по совершении акта. Здесь, в этом вагоне, вы должны были встретиться с ней. Но мы обещали ей взять ее с собой живую или мертвую. Она хотела быть похороненной в Петрограде. Мы выкрали ее из покойницкой. Да, господин офицер, так обстоит дело. В Петрограде большевики торжественно встретят ее тело. Она, господин офицер, — Шнейдер сделал продолжительную паузу и никак не мог собраться с духом, — еще просила вам кланяться. Ее смерть была внезапной.
Раздался сигнал к отходу поезда. Поезд дрогнул и рванулся вперед. Шнейдер со своим фонарем погрузился в темноту. Половицы вагона захлопнулись над его головой. Наступила кромешная тьма.
Поезд помчался. В воздухе неожиданно послышался сладкий запах. Странно, — Бренкен больше не был в состоянии противиться сну.
Он немного изумился этой усталости, напавшей на него неожиданно, как враг, а потом больше ничего не помнил.
Утром он проснулся с тяжелой головой. Гроб по-прежнему качался на нарах, и лицо девушки смотрело сквозь стекло в крышке.
На остановке появился Шнейдер. Он принес корзину с пищей и питьем.
— Это запас на четыре дня, — предупредил он. — Возможно, мне не удастся навестить вас. Не забывайте, что вы — сопровождающий тело и ваша фамилия — Шнейдер.
Сказав это, он исчез.
Потом прошло несколько дней. Бренкен не видел лица живого человека. Только голоса людей иногда долетали до его темницы.
Но вот однажды утром, проснувшись, он заметил, что поезд стоит. Снаружи слышались шум и звуки мужских голосов. Вагон открыли.
Несмотря на тусклый ноябрьский день, дневной свет показался Бренкену ярким и ослепительным. Бренкен стоял растерянный перед чужими людьми, пришедшими с носилками. Кругом были железнодорожники. Милиционер указал рукой на Бренкена.
— Вы провожатый Шнейдер? — спросил он, просматривая какую-то бумагу.
— Да, — машинально ответил Бренкен.
— Хорошо, можете идти.
Милиционер исчез. Гроб поставили на носилки. Люди стали расходиться. Никто не интересовался мнимым Шнейдером. Бренкен спустился вниз с железнодорожной насыпи, потому что вагон остановился где-то за городом на запасных путях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21