Это проявление невероятной силы и быстроты действовало на меня как-то опьяняюще, да и на остальных, по-видимому, так же. До этого времени мы держались несколько позади пассажирского парохода, теперь же пронеслись мимо него с быстротой курьерского поезда, обгоняющего товарный, и, описав громадную дугу, устремились, подобно ястребу, на свою добычу.
Наши бортовые орудия были уже наготове; прислуга толпилась около них, готовая открыть огонь по первому слову капитана. Прежде чем я успел уловить план маневра Блэка, наше судно проходило в каких-нибудь пятидесяти ярдах от «Беллоники».
В этот момент наши люди как будто превратились в бешеных, диких зверей, завидевших добычу и готовых пожрать друг друга для того, чтобы овладеть ею. С диким, неистовым криком отворили они затворы главных бортовых орудий, и целый град снарядов посыпался на беззащитное судно. Страшные проклятия, вопли и крики огласили воздух. Я видел, как рослые, здоровые мужчины падали, пораженные насмерть, слышал, как стонали, плакали и рыдали женщины и жалобно кричали дети.
Страшное дело было сделано и сделано разом: от одного удара победа осталась за нами, так как на пароходе спустили флаг и последовало приглашение явиться на судно. Теперь оставалось только забрать свою добычу и поделить ее между собой.
— Спустить шлюпку! Эй, Джон, — крикнул Блэк, — забрать там каждый грош и все, что только найдется ценного, потом вздернуть на мачте негодяя-капитана, этого дерзкого безумца!
— К вашим услугам, капитан! — отозвался Ревущий Джон. — Клянусь небесным громом! Эй, ребята, спускай шлюпку!
— Я бы советовал вам отправиться с ними на «Беллонику», — проговорил доктор Осбарт, обращаясь ко мне, — это будет весьма интересно для вас! — и он обратился с этим предложением к Блэку.
Тот был чрезвычайно нервно настроен в этот момент, хотя и казался совершенно спокойным.
— Да, он отправится с нами, — решил он. — Если нас повесят, то пусть и его повесят вместе с нами, этого проповедника христианской нравственности, этого самодовольного бездельника! Пусть он отправится на судно, не то я сам швырну его в шлюпку!
Меня тошнило при одной мысли о тех ужасах, какие ожидали меня на судне, но отказаться не было никакой возможности — это было бы равносильно смертному приговору самому себе. Меня втолкнули в шлюпку и, когда мы подошли к пароходу, втащили вслед за собой на палубу, где нас встретил сам капитан со своими четырьмя офицерами. Нас же было семеро.
То, что я увидел, превзошло даже все мои ожидания: мертвые лежали грудами на палубе: судовой врач не успевал со своими двумя помощниками перевязывать раненых. Стоны и вопли стояли в воздухе, душераздирающие картины встречались на каждом шагу. Вся палуба представляла собой сплошное поле битвы. Казалось, будто судно находилось под неприятельским огнем в течение нескольких часов.
— Чего вы хотите от меня и что вам надо здесь, на моем судне? — спросил молодой капитан, на что Ревущий Джон ответил ему со злобной усмешкой:
— Мы явились сюда, чтобы прежде всего повесить вас, затем...
Но тут я не дал ему договорить.
— Ах вы негодяи! — воскликнул я. — Если вы только посмеете тронуть здесь еще кого-нибудь, я уложу вас всех на месте! Или это ваше ремесло — убивать ни в чем не повинных детей?!
Я указал рукой на труп убитой девочки-подростка и навел на них захваченный с собой револьвер.
Не знаю, кто из двух был более удивлен моей выходкой, молодой капитан «Беллоники» или Джон.
— Ах ты, мальчишка! — крикнул последний. — Да если ты скажешь мне еще хоть одно слово, я с тебя живого сдерну шкуру!
— Господа, — продолжал я, не обращая внимания на его слова, — отдайте этим людям все, что вы имеете, все до последней копейки, и тогда я вам даю слово, что они не тронут вас.
— Клянусь Богом, — воскликнул молодой капитан, — вы поплатитесь за это жизнью! Я вручаю вам все наличные деньги и драгоценности, но помните, что не пройдет недели, как половина военных судов Европы будет преследовать вас по всем морям!
С этими словами он отошел в сторону, а прибывшие со мной на пароход негодяи осторожно спустили в свою шлюпку деньги, сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, и мешок с разными драгоценностями. Джон, как бы смущенный моим поведением, обходил пароход, громко крича: «Эй, посторонись!» каждый раз, когда встречал какого-нибудь пассажира, но не тронул никого.
Я остановился на мостике, не выпуская из рук свой револьвер, безмолвным и безучастным свидетелем всего происходившего. Когда же наша шлюпка отчалила, нагруженная золотом и драгоценностями, мне казалось, что я только что пережил страшный сон.
Шутки и намеки пиратов оставляли меня теперь совершенно безучастным, но я не выпускал револьвера из рук, не доверяя своим спутникам, и только тогда вздохнул свободно, когда мы вступили на палубу нашего безымянного судна и подошли к капитану, стоявшему на мостике.
Джон с негодованием передал Блэку, как я позволил себе воспротивиться его намерению повесить капитана «Беллоники», и я думал уже, что настал час моей смерти.
— Ах ты, дерзкий щенок! — воскликнул Блэк, но более спокойным тоном, чем я ожидал, хотя тон его был строг и грозен. — Как ты смеешь вмешиваться в мои дела и распоряжаться?!
— Я сделал это, чтобы спасти вас от самого себя! — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Знаете ли вы, что там, на судне, вы убили ни в чем не повинных детей? Или это не новость для вас?
У Блэка была в руке большая подзорная труба, и он занес ее над головой, так что я думал уже, что он ударит меня ею, но все-таки продолжал смотреть ему в глаза, и рука его точно застыла в воздухе. С минуту он молчал, затем опустил руку и, мрачно сдвинув брови, проговорил:
— Иди в свою будку и не смей показываться сюда до тех пор, пока я сам не вытащу тебя оттуда! — И он сердито отвернулся от меня.
Я был счастлив, что он хоть на время отсрочил грозивший мне страшный приговор, и поспешил уйти в свою каюту, но не без того, чтобы яростные крики и ропот команды не убедили меня, что и на этот раз Блэк немало рисковал из-за меня. Даже когда дверь моей каюты закрылась за мной, до меня доносились вызывающие голоса команды, кричавшей Блэку: «Да ты его как будто боишься!», «Может, он будет руководить тобой, капитан?!» Затем еще долго продолжался шум и крики на палубе. И тут я услышал звуки, похожие на удары плетью. Но ко мне никто не приходил, кроме старого негра, в обычное время молча приносящего мне мой обед.
Возникшее было волнение среди людей улеглось, как мне вечером сообщил доктор, благодаря тому, что на горизонте появилось другое пассажирское судно. Гул единственного выстрела, раздавшегося с нашего судна, которым они остановили этот пароход, потряс меня до глубины души. Все картины только что пережитых мною ужасов с новой силой воскресли в моем воображении. Долгое время я не решался подойти к окну своей каюты, а когда, наконец, взглянул в него, то увидел красивое большое судно на расстоянии не более тридцати сажень от нас и нашу шлюпку у его борта. На палубе судна я различал фигуры наших людей, занятых грабежом пассажиров.
Вечером, зайдя ко мне выкурить сигару, Осбарт рассказал все подробности этого происшествия.
— Мы их очистили, не убив ни одного человека, — говорил он, — славная была потеха! Мы взяли более пятидесяти тысяч фунтов, и Блэк очень доволен этим, так как, говоря правду, среди команды завелся какой-то недобрый дух. А вы еще раздразнили их сегодня утром своим неуместным вмешательством! Что же касается Блэка, то я, право, перестаю его понимать: я никогда не видел человека, который мог бы сказать ему то, что вы ему сказали, и после того остался бы в живых. Советую вам, однако, не показываться некоторое время на палубе, так как наши люди просто убьют вас. Нам и так уже пришлось поставить часового к дверям вашей каюты, так как Блэк опасался, что они, вопреки его строжайшему запрету, ворвутся к вам и учинят расправу.
— А вы, как видно, совершаете на этот раз прибыльный поход! — заметил я.
— Да, и это довольно любопытно: ведь все кругом кишит военными судами! Разве вы не чувствуете, с какой скоростью мы идем? Надеюсь, что они увидят только наши пятки и на этот раз и, быть может, еще много раз до первого числа будущего месяца, хотя Карл уже снова ворчит и беспокоится из-за нехватки жира: эти газовые машины требуют постоянной и обильной смазки, так что если мы завтра не встретимся с нашим маленьким винтовым пароходом, то дела наши плохи!
После этого разговора целых три дня доктор не заходил ко мне, но я видел из окна каюты рано утром следующего дня, что пароход нагнал нас, и из этого заключил, что недостаток смазки более уже не грозит нам.
На другие сутки после разгрома «Беллоники» мы остановили уже третье судно, и хотя я ничего не мог видеть, так как вся борьба происходила с правого борта, а моя каюта находилась на левом, но слышал выстрелы, крики и страшную возню на палубе.
На третьи сутки поутру завязалась горячая перестрелка с судном, отправлявшимся в Капскую колонию, а около полудня мы напали на большой пароход немецкой компании «Северо-Германский Ллойд», возвращавшийся в Бремен.
Как и прежде, доктор Осбарт зашел ко мне и с восхищением рассказал все подробности дела.
— Сегодня нечем похвастать, — говорил он, развалившись в кресле и закуривая сигару, — ни на грош товару и никаких драгоценностей, о которых стоило бы говорить. Да вы не принимайте такого трагического вида, любезный, мы не зарезали там ни одной курицы. Я сам битых полчаса беседовал с какой-то старушонкой, сидевшей на своем сундуке. Я думал, что у нее в нем целая груда алмазов, — и что же?! Когда мне удалось, наконец, уговорить ее сойти с этого сундучка и раскрыть его, то в нем не оказалось ничего, кроме детского белья! Право, это скорее похоже на какой-то фарс!
— Все это, по-видимому, не очень-то печалит вас? — заметил я, глядя на веселого собеседника.
— Неужели?! А ведь, в сущности, наше положение теперь незавидное! Наш пароход, который Блэк отправлял в Ливерпуль, вынужден был вернуться, так как за ним следили, и вследствие этого он не привез нам ничего, кроме кадки жира для смазки. Это, конечно, ничто для нас, нам необходимо запастись очень большим количеством этого жира, если мы не хотим, чтобы всех нас перевешали. Вот об этом-то я и пришел сообщить вам сегодня. Блэк не может выносить подобного положения и решил лично отправиться в Англию, чтобы разузнать хорошенько, что, собственно, затевает против нас ваш всемогущий английский флот. Наш пароход не сообщил нам никаких сведений на этот счет. Капитан решил взять вас с собой, так как оставить вас здесь было бы все равно, что подписать ваш смертный приговор. Но вы не рассчитывайте на это, как на удобный случай для вашего бегства: мы будем следить за вами, не будем отпускать вас от себя ни на минуту! Кроме того, вам придется дать клятву не выдавать здесь никому этого намерения, пока вы не вступите на палубу нашего парохода.
Я был вне себя от радости, но боялся выдать себя и поэтому небрежно спросил:
— Ну, а как вы встретитесь опять с этим судном, как вы его найдете в море?
— Очень просто: мы выбираем определенное место и по прошествии десяти дней они ежедневно около полудня будут там, а мы тем временем уйдем к северу от обычного пути английских крейсеров и добудем хороший запас жира, кроме того, разузнаем все, что затевают наши враги.
— Однако я положительно не могу понять, почему капитан берет меня с собой и в этот раз, — продолжал я, надеясь выведать что-нибудь у моего собеседника, но он ответил:
— Я и сам не могу понять, чем он руководствуется. Между нами говоря, он сам на себя не похож с того времени, как вы находитесь среди нас. Он по-своему любит вас больше кого бы то ни было. Я один подозреваю об этом, мало того, я это знаю, хотя до сих пор не предполагал, что он был способен на подобное чувство!
— Правда, он очень добр, что тратит на меня такое драгоценное чувство, — заметил я с легкой усмешкой.
— Не смейтесь! — укоризненно остановил меня доктор. — Ведь вы обязаны ему своей жизнью!
И мне стало как будто стыдно за свои последние слова.
XXI. Я отправляюсь в Лондон.
Спустя неделю после разговора с доктором капитан Блэк, Осбарт и я садились в Рамсгете на поезд, оставив в гавани этого скромного, тихого городка наш винтовой пароход, замаскировав его на этот раз под норвежского китобоя, равно как и весь его экипаж, состоявший из Джона и восьмерых самых отчаянных и буйных молодцов с безымянного судна. Мы благополучно добрались до берегов Англии, не возбудив ни в ком подозрений, несмотря на то, что повстречались со множеством судов. Сначала Блэк намеревался оставить меня на пароходе под строжайшим надзором, но я так стремился ступить на родной берег, так мне хотелось взглянуть хоть из окна вагона на родные поля и леса, что дал ему торжественное обещание не делать ни малейшей попытки бежать от него, не выдавать его во все время моего пребывания на берегу и, где бы я ни был, вернуться к концу недели на пароход.
На это Блэк сказал:
— Я настоящий безумец, я это знаю, и тем не менее вы можете ехать с нами.
Остальные широко раскрыли глаза, очевидно, решив, что Блэк сошел с ума.
Когда я, наконец, расположился в углу вагона первого класса, то мне все еще не верилось, что это не сон, что передо мной расстилается родной ландшафт дорогой Англии с его зелеными пастбищами и жилищами, окруженными садами.
Сознание, что я опять в Англии, опьянило меня, и когда впереди замигали огни, целое море огней, и я понял, что мы подъезжаем к Лондону, мне сразу вспомнился тот день, когда я в последний раз был в этом городе с Родриком и Мэри, и старался собрать кое-какие сведения об этом человеке, который теперь сидел рядом со мной в вагоне. Где были теперь эти два дорогих мне существа, Мэри и Родрик? Куда занесло их желание разузнать о моей судьбе? Как опечалилось, быть может, милое личико Мэри при мысли, что меня уже нет в живых? И не странно ли, что, быть может, теперь, когда я здесь, в Лондоне, она тоже здесь и думает обо мне. Но я теперь так же далек от нее, как если бы был в могиле. Мы прибыли в Лондон часов в десять вечера и сели в закрытый экипаж, ожидавший нас у станции. По-прежнему втроем мы молча ехали в течение пятнадцати минут и наконец остановились у высокого каменного дома в глухом переулке. Не встретив никого по пути, мы поднялись по лестнице и вошли в приготовленные для нас комнаты.
Здесь нам подали великолепный ужин, после которого доктор Осбарт удалился, а меня Блэк провел в смежную просторную спальню с двумя кроватями и извинился, что не считает возможным предоставить мне отдельную комнату, а потому предлагает мне ночевать в одной комнате с ним.
— Помните одно, милый мой мальчик, — сказал он, — при малейшей попытке обмануть меня я пущу вам пулю в лоб даже если бы вы были моим родным
С этими словами он поспешил лечь в постель. Я последовал его примеру.
На следующее утро Блэк рано вышел из дому и, заперев дверь нашего помещения, оставил нас вдвоем с доктором Осбартом.
— Я делаю это не потому, что не могу верить вашему слову, — сказал он, — а потому, что не хочу, чтобы кто-нибудь случайно пришел сюда.
Он вернулся около семи часов вечера и застал меня за чтением нового романа Поля Бурже. Доктор Осбарт почти все это время спал, жалуясь на нездоровье.
Томительная скука сидеть взаперти, подобно птице в клетке, как-то особенно удручающе действовала на меня, и я был вовсе не расположен слушать рассказы Блэка о том, что делается в городе, или рассматривать его покупки — драгоценные миниатюры и другие художественные редкости, которые он разложил на столе, чтобы и мы могли полюбоваться этими произведениями искусства.
Следующий за этим день был одним из самых запоминающихся в моей жизни. Блэк по обыкновению ушел очень рано. Главной целью всех его странствований по городу было желание разузнать, что именно намерено предпринять против него Лондонское адмиралтейство. Осбарт не вставал в этот день даже к завтраку и читал газеты, лежа в постели.
Прошло около часа после того, как мы остались с ним одни, когда доктору пришла телеграмма.
— Капитан немедленно требует меня к себе! — воскликнул он в сильном волнении. — Мне ничего не остается, как оставить вас здесь одного. Мы всецело доверяем вам теперь, но все-таки, если вы попытаетесь обмануть наше доверие, ручаюсь вам, песенка ваша будет спета! Быть может, я вернусь минут через десять, но вам придется примириться с унизительным положением быть запертым на ключ. Кстати, дорогой мой, не пытайтесь найти себе помощника в этом доме. Этот дом принадлежит одному из нас, и если только вы начнете звать на помощь или предпримете еще что-нибудь, то сильно рискуете получить удар обухом по голове!
Все это он говорил торопливо, поспешно одеваясь, затем ушел, ласково простившись со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Наши бортовые орудия были уже наготове; прислуга толпилась около них, готовая открыть огонь по первому слову капитана. Прежде чем я успел уловить план маневра Блэка, наше судно проходило в каких-нибудь пятидесяти ярдах от «Беллоники».
В этот момент наши люди как будто превратились в бешеных, диких зверей, завидевших добычу и готовых пожрать друг друга для того, чтобы овладеть ею. С диким, неистовым криком отворили они затворы главных бортовых орудий, и целый град снарядов посыпался на беззащитное судно. Страшные проклятия, вопли и крики огласили воздух. Я видел, как рослые, здоровые мужчины падали, пораженные насмерть, слышал, как стонали, плакали и рыдали женщины и жалобно кричали дети.
Страшное дело было сделано и сделано разом: от одного удара победа осталась за нами, так как на пароходе спустили флаг и последовало приглашение явиться на судно. Теперь оставалось только забрать свою добычу и поделить ее между собой.
— Спустить шлюпку! Эй, Джон, — крикнул Блэк, — забрать там каждый грош и все, что только найдется ценного, потом вздернуть на мачте негодяя-капитана, этого дерзкого безумца!
— К вашим услугам, капитан! — отозвался Ревущий Джон. — Клянусь небесным громом! Эй, ребята, спускай шлюпку!
— Я бы советовал вам отправиться с ними на «Беллонику», — проговорил доктор Осбарт, обращаясь ко мне, — это будет весьма интересно для вас! — и он обратился с этим предложением к Блэку.
Тот был чрезвычайно нервно настроен в этот момент, хотя и казался совершенно спокойным.
— Да, он отправится с нами, — решил он. — Если нас повесят, то пусть и его повесят вместе с нами, этого проповедника христианской нравственности, этого самодовольного бездельника! Пусть он отправится на судно, не то я сам швырну его в шлюпку!
Меня тошнило при одной мысли о тех ужасах, какие ожидали меня на судне, но отказаться не было никакой возможности — это было бы равносильно смертному приговору самому себе. Меня втолкнули в шлюпку и, когда мы подошли к пароходу, втащили вслед за собой на палубу, где нас встретил сам капитан со своими четырьмя офицерами. Нас же было семеро.
То, что я увидел, превзошло даже все мои ожидания: мертвые лежали грудами на палубе: судовой врач не успевал со своими двумя помощниками перевязывать раненых. Стоны и вопли стояли в воздухе, душераздирающие картины встречались на каждом шагу. Вся палуба представляла собой сплошное поле битвы. Казалось, будто судно находилось под неприятельским огнем в течение нескольких часов.
— Чего вы хотите от меня и что вам надо здесь, на моем судне? — спросил молодой капитан, на что Ревущий Джон ответил ему со злобной усмешкой:
— Мы явились сюда, чтобы прежде всего повесить вас, затем...
Но тут я не дал ему договорить.
— Ах вы негодяи! — воскликнул я. — Если вы только посмеете тронуть здесь еще кого-нибудь, я уложу вас всех на месте! Или это ваше ремесло — убивать ни в чем не повинных детей?!
Я указал рукой на труп убитой девочки-подростка и навел на них захваченный с собой револьвер.
Не знаю, кто из двух был более удивлен моей выходкой, молодой капитан «Беллоники» или Джон.
— Ах ты, мальчишка! — крикнул последний. — Да если ты скажешь мне еще хоть одно слово, я с тебя живого сдерну шкуру!
— Господа, — продолжал я, не обращая внимания на его слова, — отдайте этим людям все, что вы имеете, все до последней копейки, и тогда я вам даю слово, что они не тронут вас.
— Клянусь Богом, — воскликнул молодой капитан, — вы поплатитесь за это жизнью! Я вручаю вам все наличные деньги и драгоценности, но помните, что не пройдет недели, как половина военных судов Европы будет преследовать вас по всем морям!
С этими словами он отошел в сторону, а прибывшие со мной на пароход негодяи осторожно спустили в свою шлюпку деньги, сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, и мешок с разными драгоценностями. Джон, как бы смущенный моим поведением, обходил пароход, громко крича: «Эй, посторонись!» каждый раз, когда встречал какого-нибудь пассажира, но не тронул никого.
Я остановился на мостике, не выпуская из рук свой револьвер, безмолвным и безучастным свидетелем всего происходившего. Когда же наша шлюпка отчалила, нагруженная золотом и драгоценностями, мне казалось, что я только что пережил страшный сон.
Шутки и намеки пиратов оставляли меня теперь совершенно безучастным, но я не выпускал револьвера из рук, не доверяя своим спутникам, и только тогда вздохнул свободно, когда мы вступили на палубу нашего безымянного судна и подошли к капитану, стоявшему на мостике.
Джон с негодованием передал Блэку, как я позволил себе воспротивиться его намерению повесить капитана «Беллоники», и я думал уже, что настал час моей смерти.
— Ах ты, дерзкий щенок! — воскликнул Блэк, но более спокойным тоном, чем я ожидал, хотя тон его был строг и грозен. — Как ты смеешь вмешиваться в мои дела и распоряжаться?!
— Я сделал это, чтобы спасти вас от самого себя! — ответил я, глядя ему прямо в глаза. — Знаете ли вы, что там, на судне, вы убили ни в чем не повинных детей? Или это не новость для вас?
У Блэка была в руке большая подзорная труба, и он занес ее над головой, так что я думал уже, что он ударит меня ею, но все-таки продолжал смотреть ему в глаза, и рука его точно застыла в воздухе. С минуту он молчал, затем опустил руку и, мрачно сдвинув брови, проговорил:
— Иди в свою будку и не смей показываться сюда до тех пор, пока я сам не вытащу тебя оттуда! — И он сердито отвернулся от меня.
Я был счастлив, что он хоть на время отсрочил грозивший мне страшный приговор, и поспешил уйти в свою каюту, но не без того, чтобы яростные крики и ропот команды не убедили меня, что и на этот раз Блэк немало рисковал из-за меня. Даже когда дверь моей каюты закрылась за мной, до меня доносились вызывающие голоса команды, кричавшей Блэку: «Да ты его как будто боишься!», «Может, он будет руководить тобой, капитан?!» Затем еще долго продолжался шум и крики на палубе. И тут я услышал звуки, похожие на удары плетью. Но ко мне никто не приходил, кроме старого негра, в обычное время молча приносящего мне мой обед.
Возникшее было волнение среди людей улеглось, как мне вечером сообщил доктор, благодаря тому, что на горизонте появилось другое пассажирское судно. Гул единственного выстрела, раздавшегося с нашего судна, которым они остановили этот пароход, потряс меня до глубины души. Все картины только что пережитых мною ужасов с новой силой воскресли в моем воображении. Долгое время я не решался подойти к окну своей каюты, а когда, наконец, взглянул в него, то увидел красивое большое судно на расстоянии не более тридцати сажень от нас и нашу шлюпку у его борта. На палубе судна я различал фигуры наших людей, занятых грабежом пассажиров.
Вечером, зайдя ко мне выкурить сигару, Осбарт рассказал все подробности этого происшествия.
— Мы их очистили, не убив ни одного человека, — говорил он, — славная была потеха! Мы взяли более пятидесяти тысяч фунтов, и Блэк очень доволен этим, так как, говоря правду, среди команды завелся какой-то недобрый дух. А вы еще раздразнили их сегодня утром своим неуместным вмешательством! Что же касается Блэка, то я, право, перестаю его понимать: я никогда не видел человека, который мог бы сказать ему то, что вы ему сказали, и после того остался бы в живых. Советую вам, однако, не показываться некоторое время на палубе, так как наши люди просто убьют вас. Нам и так уже пришлось поставить часового к дверям вашей каюты, так как Блэк опасался, что они, вопреки его строжайшему запрету, ворвутся к вам и учинят расправу.
— А вы, как видно, совершаете на этот раз прибыльный поход! — заметил я.
— Да, и это довольно любопытно: ведь все кругом кишит военными судами! Разве вы не чувствуете, с какой скоростью мы идем? Надеюсь, что они увидят только наши пятки и на этот раз и, быть может, еще много раз до первого числа будущего месяца, хотя Карл уже снова ворчит и беспокоится из-за нехватки жира: эти газовые машины требуют постоянной и обильной смазки, так что если мы завтра не встретимся с нашим маленьким винтовым пароходом, то дела наши плохи!
После этого разговора целых три дня доктор не заходил ко мне, но я видел из окна каюты рано утром следующего дня, что пароход нагнал нас, и из этого заключил, что недостаток смазки более уже не грозит нам.
На другие сутки после разгрома «Беллоники» мы остановили уже третье судно, и хотя я ничего не мог видеть, так как вся борьба происходила с правого борта, а моя каюта находилась на левом, но слышал выстрелы, крики и страшную возню на палубе.
На третьи сутки поутру завязалась горячая перестрелка с судном, отправлявшимся в Капскую колонию, а около полудня мы напали на большой пароход немецкой компании «Северо-Германский Ллойд», возвращавшийся в Бремен.
Как и прежде, доктор Осбарт зашел ко мне и с восхищением рассказал все подробности дела.
— Сегодня нечем похвастать, — говорил он, развалившись в кресле и закуривая сигару, — ни на грош товару и никаких драгоценностей, о которых стоило бы говорить. Да вы не принимайте такого трагического вида, любезный, мы не зарезали там ни одной курицы. Я сам битых полчаса беседовал с какой-то старушонкой, сидевшей на своем сундуке. Я думал, что у нее в нем целая груда алмазов, — и что же?! Когда мне удалось, наконец, уговорить ее сойти с этого сундучка и раскрыть его, то в нем не оказалось ничего, кроме детского белья! Право, это скорее похоже на какой-то фарс!
— Все это, по-видимому, не очень-то печалит вас? — заметил я, глядя на веселого собеседника.
— Неужели?! А ведь, в сущности, наше положение теперь незавидное! Наш пароход, который Блэк отправлял в Ливерпуль, вынужден был вернуться, так как за ним следили, и вследствие этого он не привез нам ничего, кроме кадки жира для смазки. Это, конечно, ничто для нас, нам необходимо запастись очень большим количеством этого жира, если мы не хотим, чтобы всех нас перевешали. Вот об этом-то я и пришел сообщить вам сегодня. Блэк не может выносить подобного положения и решил лично отправиться в Англию, чтобы разузнать хорошенько, что, собственно, затевает против нас ваш всемогущий английский флот. Наш пароход не сообщил нам никаких сведений на этот счет. Капитан решил взять вас с собой, так как оставить вас здесь было бы все равно, что подписать ваш смертный приговор. Но вы не рассчитывайте на это, как на удобный случай для вашего бегства: мы будем следить за вами, не будем отпускать вас от себя ни на минуту! Кроме того, вам придется дать клятву не выдавать здесь никому этого намерения, пока вы не вступите на палубу нашего парохода.
Я был вне себя от радости, но боялся выдать себя и поэтому небрежно спросил:
— Ну, а как вы встретитесь опять с этим судном, как вы его найдете в море?
— Очень просто: мы выбираем определенное место и по прошествии десяти дней они ежедневно около полудня будут там, а мы тем временем уйдем к северу от обычного пути английских крейсеров и добудем хороший запас жира, кроме того, разузнаем все, что затевают наши враги.
— Однако я положительно не могу понять, почему капитан берет меня с собой и в этот раз, — продолжал я, надеясь выведать что-нибудь у моего собеседника, но он ответил:
— Я и сам не могу понять, чем он руководствуется. Между нами говоря, он сам на себя не похож с того времени, как вы находитесь среди нас. Он по-своему любит вас больше кого бы то ни было. Я один подозреваю об этом, мало того, я это знаю, хотя до сих пор не предполагал, что он был способен на подобное чувство!
— Правда, он очень добр, что тратит на меня такое драгоценное чувство, — заметил я с легкой усмешкой.
— Не смейтесь! — укоризненно остановил меня доктор. — Ведь вы обязаны ему своей жизнью!
И мне стало как будто стыдно за свои последние слова.
XXI. Я отправляюсь в Лондон.
Спустя неделю после разговора с доктором капитан Блэк, Осбарт и я садились в Рамсгете на поезд, оставив в гавани этого скромного, тихого городка наш винтовой пароход, замаскировав его на этот раз под норвежского китобоя, равно как и весь его экипаж, состоявший из Джона и восьмерых самых отчаянных и буйных молодцов с безымянного судна. Мы благополучно добрались до берегов Англии, не возбудив ни в ком подозрений, несмотря на то, что повстречались со множеством судов. Сначала Блэк намеревался оставить меня на пароходе под строжайшим надзором, но я так стремился ступить на родной берег, так мне хотелось взглянуть хоть из окна вагона на родные поля и леса, что дал ему торжественное обещание не делать ни малейшей попытки бежать от него, не выдавать его во все время моего пребывания на берегу и, где бы я ни был, вернуться к концу недели на пароход.
На это Блэк сказал:
— Я настоящий безумец, я это знаю, и тем не менее вы можете ехать с нами.
Остальные широко раскрыли глаза, очевидно, решив, что Блэк сошел с ума.
Когда я, наконец, расположился в углу вагона первого класса, то мне все еще не верилось, что это не сон, что передо мной расстилается родной ландшафт дорогой Англии с его зелеными пастбищами и жилищами, окруженными садами.
Сознание, что я опять в Англии, опьянило меня, и когда впереди замигали огни, целое море огней, и я понял, что мы подъезжаем к Лондону, мне сразу вспомнился тот день, когда я в последний раз был в этом городе с Родриком и Мэри, и старался собрать кое-какие сведения об этом человеке, который теперь сидел рядом со мной в вагоне. Где были теперь эти два дорогих мне существа, Мэри и Родрик? Куда занесло их желание разузнать о моей судьбе? Как опечалилось, быть может, милое личико Мэри при мысли, что меня уже нет в живых? И не странно ли, что, быть может, теперь, когда я здесь, в Лондоне, она тоже здесь и думает обо мне. Но я теперь так же далек от нее, как если бы был в могиле. Мы прибыли в Лондон часов в десять вечера и сели в закрытый экипаж, ожидавший нас у станции. По-прежнему втроем мы молча ехали в течение пятнадцати минут и наконец остановились у высокого каменного дома в глухом переулке. Не встретив никого по пути, мы поднялись по лестнице и вошли в приготовленные для нас комнаты.
Здесь нам подали великолепный ужин, после которого доктор Осбарт удалился, а меня Блэк провел в смежную просторную спальню с двумя кроватями и извинился, что не считает возможным предоставить мне отдельную комнату, а потому предлагает мне ночевать в одной комнате с ним.
— Помните одно, милый мой мальчик, — сказал он, — при малейшей попытке обмануть меня я пущу вам пулю в лоб даже если бы вы были моим родным
С этими словами он поспешил лечь в постель. Я последовал его примеру.
На следующее утро Блэк рано вышел из дому и, заперев дверь нашего помещения, оставил нас вдвоем с доктором Осбартом.
— Я делаю это не потому, что не могу верить вашему слову, — сказал он, — а потому, что не хочу, чтобы кто-нибудь случайно пришел сюда.
Он вернулся около семи часов вечера и застал меня за чтением нового романа Поля Бурже. Доктор Осбарт почти все это время спал, жалуясь на нездоровье.
Томительная скука сидеть взаперти, подобно птице в клетке, как-то особенно удручающе действовала на меня, и я был вовсе не расположен слушать рассказы Блэка о том, что делается в городе, или рассматривать его покупки — драгоценные миниатюры и другие художественные редкости, которые он разложил на столе, чтобы и мы могли полюбоваться этими произведениями искусства.
Следующий за этим день был одним из самых запоминающихся в моей жизни. Блэк по обыкновению ушел очень рано. Главной целью всех его странствований по городу было желание разузнать, что именно намерено предпринять против него Лондонское адмиралтейство. Осбарт не вставал в этот день даже к завтраку и читал газеты, лежа в постели.
Прошло около часа после того, как мы остались с ним одни, когда доктору пришла телеграмма.
— Капитан немедленно требует меня к себе! — воскликнул он в сильном волнении. — Мне ничего не остается, как оставить вас здесь одного. Мы всецело доверяем вам теперь, но все-таки, если вы попытаетесь обмануть наше доверие, ручаюсь вам, песенка ваша будет спета! Быть может, я вернусь минут через десять, но вам придется примириться с унизительным положением быть запертым на ключ. Кстати, дорогой мой, не пытайтесь найти себе помощника в этом доме. Этот дом принадлежит одному из нас, и если только вы начнете звать на помощь или предпримете еще что-нибудь, то сильно рискуете получить удар обухом по голове!
Все это он говорил торопливо, поспешно одеваясь, затем ушел, ласково простившись со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22