— Беда, как мы теперь нуждаемся в них, — добавил старик, — ведь здесь без съестных припасов прямо собачьей смертью умрешь! Ребята и то уже ропщут, говорят: «Что он здесь сидит? Чего он ждет, когда за нами пришлют из Европы и всех нас перевешают?» Да и относительно вас тоже большая смута: ребята у нас непокорные, в каждом из них по бесу сидит, да еще по какому!
— Да, зимовать здесь, должно быть, скучновато, — заметил я со вздохом.
— То-то и оно! Вы попали в самую точку, сэр! Делать здесь совсем нечего, и будь я капитаном, я не стал бы сидеть здесь, поджавши ноги, а вскочил бы, да и убежал отсюда, что есть мочи. Ведь нам и теперь уже припасов не хватает, так что завтра мы высадим пятьдесят человек рабочих на берег!
— Каких рабочих? На какой берег?
— Да вот тех, что работают в шахтах. Мы их просто выгоним на свободу, но бедняги все перемрут от голода и холода в этих снегах!
Я поспешил прервать под каким-то предлогом этот разговор, не будучи в силах совладать с охватившим меня волнением при мысли, что пятидесяти пленникам возвращена будет свобода, что я могу рассчитывать на пятьдесят союзников. Что, если бы удалось их вооружить и захватить врагов врасплох... — мелькнула у меня мысль. — Конечно, необходимо достать оружие и стать во главе этой обездоленной толпы!
Это была безумная попытка, но утопающий хватается и за соломинку. Мы могли потребовать себе запасной маленький пароход, приказать снарядить его и уйти на нем отсюда, истребив этих негодяев.
Весь остаток дня я употребил на то, чтобы изучать весь берег и все строения в надежде отыскать склад оружия. Но, увы, все склады и кладовые были снабжены тяжелыми, обитыми железом дверями, да еще заперты железными болтами и тяжелыми замками. Остальные строения были жилыми помещениями.
Большой зал, где мы присутствовали на страшном поединке, я избегал, зная, что для меня это небезопасно и что дикая орда настроена против меня. Усталый и обескураженный вернулся я в свою комнату. Рассудок шептал мне, что всего лучше отказаться от безумного замысла, на удачу которого при таких условиях нельзя было рассчитывать, так как в нашем распоряжении не было ни одного револьвера или ружья. Вдруг мне вспомнилось, что я видел в кабинете капитана Блэка, в углу, козлы с десятком ружей. Если бы мне удалось завладеть ими да прихватить хоть несколько револьверов! Эта мысль преследовала меня весь день. Под вечер же, когда я уже совершенно истомился и сел за вечерний чай, принесенный мне, по обыкновению, старым негром, я спросил его, не знает ли он чего-нибудь о том, что должно произойти сегодня вечером. На это черный слуга ответил, широко оскалив свои большие белые зубы:
— О, господин, сегодня много будет крови; большая будет потеха!
— Что, они перережут или перебьют всех этих несчастных?
— Зачем, господин? Нет, их не будут резать. Но крови прольется много в отчаянной борьбе. Вот уже и началось! — добавил он.
Действительно, внизу прогремел первый ружейный выстрел. Негр вышел из комнаты, а я подошел к своему окну и стал смотреть вниз. Возмутительное зрелище представилось моим глазам: двадцать человек работавших в рудниках черных углекопов высадились на берег, другая шлюпка подвозила с безымянного судна еще партию, тоже человек двадцать. Но целая толпа пиратов, окружив несчастных, стала гнать их в направлении снежных холмов, где тех ожидала страшная смерть. В открытое окно моей комнаты доносились их крики и проклятия: я видел, как на них беспощадно сыпались удары и как побоище превратилось в настоящую битву. Пираты действовали рукоятками своих пистолетов, а бедняги углекопы отбивались пустыми руками и один за другим падали на землю. Исход такого побоища нетрудно было предвидеть: безоружные и сравнительно малочисленные рудокопы отступали шаг за шагом в глубь беспредельной снежной равнины. Но теперь уже рассвирепевшие пираты стали стрелять по несчастным. Труп за трупом катился со скалистого берега вниз к воде. Уцелевшие же углекопы, охваченные паническим ужасом, бежали вверх по ледяному скату снеговых холмов на верную гибель и смерть.
Когда все стихло, я закрыл свое окно и упал в кресло, не зная, что мне теперь делать. За все время ни доктор, ни капитан Блэк не показывались на берегу озера или залива. В скалистом дворце тоже ничто не шелохнулось, так что я начинал думать, что хозяин дома, вероятно, находился в отсутствии. Когда стемнело, я вышел в коридор и увидел, что дверь его комнаты открыта настежь и в комнате совершенно темно. Но я боялся решиться на попытку завладеть оружием, прежде чем успею убедиться, что все кругом спят. Я боялся только одного, что капитан, ложась спать, запирает дверь своей комнаты. Тогда, конечно, всякая надежда овладеть его коллекцией ружей и переправить их через залив несчастным была бы безвозвратно потеряна.
В семь часов вечера я пообедал, как всегда, а в восемь старый негр собрал со стола и пожелал мне спокойной ночи. Часа три я ходил взад и вперед по комнате, создавая в голове сотни планов атаки и выжидая удобного момента. Наконец часов в одиннадцать я осторожно открыл дверь своей комнаты и стал прислушиваться. В коридоре было все тихо. Большинство дверей было заперто, но дверь комнаты доктора была открыта и в ней было темно. У меня родилось опасение, что он сидит у Блэка и они вместе совещаются о чем-нибудь. Оставив сапоги в своей комнате, я осторожно прокрался к дверям кабинета капитана, но и там царила темнота. Было ясно, что оба, и доктор, и капитан, ушли куда-нибудь и их не было дома. Я был вне себя от радости. Не долго думая, я вошел в кабинет и стал ощупью пробираться к тому месту, где заметил коллекцию ружей.
Сначала я наткнулся на какой-то столик или этажерку с мелкими вещицами и впотьмах опрокинул его — безделушки с шумом попадали на пол. Я остановился, как вкопанный, ожидая, что будет. Но ничего не шелохнулось. Тогда, выждав некоторое время, я продолжал пробираться ощупью дальше. Дважды я обошел всю комнату, не найдя того, что мне было надо, но на третий раз совершенно неожиданно для себя набрел прямо на ружья и вздохнул с облегчением. «Наконец-то!» — подумал я. Вдруг тихий, сдержанный смех, раздавшийся у окна, ошеломил меня. Кто мог быть со мной в этой комнате? Кто следил за мной?
Загадка скоро разрешилась. В следующий момент электрический свет залил всю комнату и я увидел капитана Блэка, спокойно сидевшего в кресле у своего письменного стола и смотревшего на меня с насмешливой, высокомерной усмешкой. Его смелый, проницательный взгляд был направлен на меня и, казалось, проникал мне в самую душу. Я хотел что-то сказать, но слова застревали у меня в горле. Сотни самых разнообразных мыслей рождалось и умирало у меня в мозгу; в висках стучало, как молотом, и я стоял неподвижно под магнетическим взглядом капитана, как беззащитная жертва в когтях коршуна.
Так мы стояли и смотрели друг на друга в течение нескольких минут. Тут я заметил, что у Блэка лежит под рукой револьвер, а в правой руке он держит перо; перед ним лежали какие-то бумаги. Вероятно, он занимался ими в то время, когда я вышел из своей комнаты; услышал это и загасил свет. Он как будто читал мои мысли. Наконец, сжалившись надо мной, начальник пиратов перегнулся через стол и придвинул ко мне табурет, накрытый серебристой шкурой полярного медведя.
— Сядьте! — коротко проговорил он.
Я сел, глядя ему в лицо уже почти без страха, хотя мне было чрезвычайно унизительно, что он обращается со мной, как со школьником, пойманным на месте преступления в тот момент, когда он собирался сделать скверную шалость.
— Вы славный, лихой парень, мой милый, — начал Блэк, — и у вас появляются иногда блестящие мысли, но, как у всех молодых мальчиков, недостаточно продуманные. Когда вы станете постарше, то научитесь быть осмотрительнее. В ваши годы я сам был таким же; вы напоминаете мне щеночка, лающего на быка. Счастье ваше, что бык не сердится на вас, быть может, выжидая. Во всяком случае примите его совет и идите пока в свою будку.
Все это он проговорил шутливо, отнюдь не гневно, но слова его взбесили меня до того, что я с трудом мог удержаться, чтобы не ударить его тут же. Пират, заметив мое душевное состояние, с усмешкой продолжал:
— Глупый мальчик! Да, глупый, так как сунул голову в капкан, приготовленный не для него, и впутавшийся в дело, вовсе его не касающееся. Не так ли?
Но я, собравшись с духом, ответил:
— Я пришел сюда, в эту комнату для того, чтобы прекратить ваше дьявольское дело, это убийство пятидесяти ни в чем не повинных людей!..
При этих словах пират вдруг пришел в неистовое бешенство; глаза его сверкали, как у помешанного или как у дикого хищника, почуявшего добычу:
— Кто поставил вас здесь судьей, глупый мальчишка?! — заревел он. — Кто разрешил вам следить за мной или высказывать ваше мнение относительно того, что я должен или не должен делать? Кто вас спрашивал, нравится ли вам, или не нравится, дерзкий маленький змееныш? Право, я удивляюсь, что не задушил вас на месте и позволил кинуть себе в лицо такие слова!
Гнев пирата был поистине страшен: он весь дрожал и извивался в своем кресле, как раненный, но не обессиленный лев, могучий и грозный; на лбу его выступили крупные капли пота. Но прошла минута тяжелого молчания, и Блэк заговорил мягким, ласковым голосом:
— Не вынуждайте меня, милый мальчик, сделать то, чего я не хочу делать. Вы здесь, и изменить этого нельзя, и если вы хотите остаться живым, то держите язык за зубами. Вам нет никакого дела до этих людей: это ватага лентяев, от которых свет будет рад избавиться. Вы же молчите и спасайте свою собственную шкуру. Вы уже живете здесь несколько дней. Это первый случай, чтобы человек, не принявший наших предложений, оставался среди нас столько времени. Далее так продолжаться не может! Вы, конечно, понимаете, что кто со мной пирует, то со мной и на виселице болтаться будет, и если я буду гореть в аду, то будут гореть и они вместе со мной. Вы пришли к нам, незваный и непрошеный, сами взялись за дело этой собаки Холля, который вбил первый гвоздь в свой гроб в ту ночь, когда прокрался ко мне в комнату в Специи. Я все видел, хотя он и думал, что усыпил меня. В ту ночь я обрек его на смерть и вас также, в тот вечер, когда вы явились ко мне в Париже. Но теперь у меня есть основания, по которым я хочу, готов изменить это намерение по отношению к вам. Но причин этих вы никогда не узнаете. У вас же нет никаких причин отказываться от клятвы разделить со мной и мое имущество, и мою власть, и пить со мной одну чашу до конца, будь то виселица или пуля. Теперь я спрашиваю вас, согласны вы на это? Вы должны мне отвечать теперь же: «да» или «нет», без оговорок и колебаний. Решайте, хотите ли вы утопать в роскоши и богатстве, как все мои сообщники, или лежать там, во льду, как те, другие. Вот наши бумаги! Али вы подпишете их и станете одним из нас, или не пройдет часа, как ваш труп будет лежать там, где так много трупов!
С этими словами Блэк, перегнувшись через стол, передал мне бумаги с явным намерением, чтобы я прочел их. Но в глазах у меня рябило, я не видел ничего перед собой, в моей голове с быстротой вихря проносились обрывки мыслей и воспоминаний, как у человека, приговоренного к смерти. Страх смерти спирал мне дыхание в груди, в моей памяти вставали родные, друзья, Родрик, Мэри и Мартин Холль, тень которого теперь неотступно стояла передо мной и, казалось, заклинала меня не поддаваться увещаниям Блэка, рука его, казалось, вынимала перо у меня из рук. Между тем Блэк, наклонившись вперед, следил за мной с напряженным вниманием во взгляде и чем-то угрожающим в самой его позе, но не проронил ни слова. Наконец я, подняв голову от документов, взглянул ему прямо в лицо тем же упорным, испытующим взглядом, каким и он смотрел на меня. С его лица мой взгляд скользнул к его правой руке, державшей револьвер, и вдруг у меня мелькнула мысль, последняя отчаянная мысль человека, прижатого к стене и схваченного за горло.
— Дайте мне перо! — вдруг сказал я твердо и решительно, встав со своего места и наклоняясь над столом.
Капитан подал мне перо и откинулся на спинку своего кресла с выражением полного удовольствия на лице. Но в этот момент я схватил револьвер со стола и навел дуло прямо на него:
— Если вы только шевельнете пальцем, я убью вас, как собаку! — воскликнул я.
Пират не был трусом, он продолжал сидеть неподвижно все в той же позе и, хотя я видел, что выражение ужаса мелькнуло на его лице, но он ни одним движением не выдал себя, лицо его казалось точно высеченным из мрамора. Я держал дуло пистолета, направленное на него, и потому продолжал уже с большей уверенностью:
— Если только вы подадите голос, чтобы позвать кого-нибудь, или кто-либо явится сюда, вы умрете тут же, на месте!
Он выслушал меня, по-видимому, совершенно спокойно и затем спросил самым невозмутимым, самым обычным тоном:
— Вы, милый мой мальчик, первый человек, укротивший Блэка!
— Я готов вам поверить, но берегитесь, вы сейчас шевельнули рукой, — продолжал я.
— Я попался, как крыса в ловушку! Что вы хотите от меня, говорите.
— Прежде всего я требую себе жизни, несмотря на то, что отказываюсь подписать ваши бумаги. Слышите?
— Да, вы вправе этого требовать теперь, но я-то не знаю, в моей ли власти обещать вам это!
— Вполне уверен, что в вашей власти! Вы можете приказать и потребовать, чтобы ни один человек не посмел дотронуться до меня пальцем, и вы это сделаете!
Он с минуту подумал, глядя прямо в дуло пистолета, затем сказал:
— Другого выхода у меня нет и поэтому я обещаю это!
— Кроме того, вы должны обещать мне свободу при первом же удобном случае!
— Нет, этого-то уж я обещать не могу! — проговорил Блэк медленно и угрюмо. — Этого вам не мог бы обещать даже сам дьявол: ведь они разорвут меня на части, поймите!
Не подлежало сомнению, что он говорил правду, и я сообразил, что все равно ничего бы не выиграл, если бы стал настаивать на этом пункте. Он мог только умереть, но спасти меня при таких условиях, то есть возвратить мне свободу, было не в его власти. Поняв это, я положил револьвер обратно на стол и протянул ему руку. Пират ухватился за нее и сжал с такой силой, с таким жаром, что мне даже было больно. Между тем он, притянув меня ближе к свету, стал всматриваться в мое лицо с тем самым странным выражением, которое я заметил у него в тот раз, когда впервые вошел в эту самую комнату.
— Вы — чудный, славный мальчик! — проговорил он. — Жмите мою руку, пожмите ее от души, крепче, не бойтесь, мне не больно, прелесть вы моя!..
Не знаю, что еще сказал бы мне в этом порыве нежности и восхищения этот странный человек, если бы наше внимание не было привлечено звуками быстро следовавших один за другим выстрелов, доносившихся снизу, с берега.
При первом выстреле пират выпустил мою руку и подошел к окну. Отсюда нам был виден весь залив, освещенный серебристым светом полного месяца. Там, на снегу, виднелась голодная толпа доведенных до отчаяния людей, кричавших и требовавших хлеба за свой дневной труд. Но на их просьбы отвечали выстрелы, и яркие пятна крови окрасили девственную белизну снега. Многие из этих несчастных падали мертвыми на снег, а из-за холмов доносились душераздирающие крики голодных, моливших о пощаде, крики слабых и беспомощных, попираемых ногами сильных, не знавших ни Бога, ни совести. Это были последние крики погибающих людей, вопли сильных мужчин в момент страшной агонии.
Я напрасно затыкал уши, закрывал глаза: страшная картина бесчеловечных убийств и душераздирающая мольба о пощаде стояли у меня перед глазами. Я не мог больше выдержать и воскликнул:
— Бога ради! Помогите этим людям, спасите их, если в вас есть хоть искра человеческого чувства, хоть что-нибудь, кроме кровожадных инстинктов дикого зверя!
Пират только пожал плечами.
— Что могу я сделать?
— Остановить это дьявольское дело, это избиение беззащитных, безоружных людей и дать им хлеба, как я сейчас подарил вам жизнь!
С минуту он молчал, и я видел, что в нем происходила борьба прежних инстинктов и каких-то новых порывов и стремлений. Но он не дал мне ответа, а только взял из ящика нарезной пистолет и сказал мне:
— Возьмите этот пистолет и пойдемте. Не думайте, однако, что сделать это так просто, как выпить стакан воды. Это будет стоить крови!
Я последовал за ним вниз, на берег, где он издал громкий, пронзительный свист своим судовым свистком.
— Это разбудит тех, кто там, на судне, — пояснил он. -Этих же я не боюсь. Но во всяком случае дело не обойдется без боя. А вы держитесь позади меня и не подавайте признаков жизни, пока не появится потребность, — быстро проговорил он и, выступив вперед, скомандовал: — Эй, ребята, Джон, Дик и остальные, расходитесь по казармам! Слышите? Живей, не то я сумею вас заставить поворачиваться!
Пираты в недоумении один за другим опустили оружие, не веря своим ушам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22