— Ваши предложения очень лестны для меня, — сказал, несколько подумав, Малатеста, — но я…— Но вы?— Хотел бы знать, в чем заключается и другое ваше поручение?— Вы очень тонкий дипломат, мессир Ламберто, и я спешу удовлетворить ваше желание. Скажите, вы знаете хотя бы по имени Генриха Бурбона, короля Наваррского?— Знаю, не только по имени, но и лично. Из трех французских Генрихов, по моему мнению, король Наваррский есть самый достойный.— Тем не менее, он гугенот, изгнанный, преследуемый. Католическая лига не жалеет ни людей, ни денег, чтобы его окончательно уничтожить.— И, несмотря на все это, великую будущность судьба готовит королю Наваррскому — сказал Малатеста.— Вы находите? Прекрасно. Король Наваррский через мое посредство также делает вам предложение. Вы с вашей бандой должны немедленно отправиться в Наварру; оттуда при помощи венецианцев вас перевезут на французский берег, вся местность будет подготовлена к восстанию, и мы уничтожим католическую лигу.— План не дурен, — сказал Малатеста, — но, к сожалению, я не могу способствовать исполнению его.— Это почему?— Прежде всего, потому, что вы, французы, питаете глубокую ненависть ко всему итальянскому.Герцог сделал нетерпеливое движение.— Не оспаривайте меня, это будет с вашей стороны лишнее. Вы уважаете наших попов, любите наших артистов, дипломатов; но вы не считаете нас способными ни к чему хорошему. Например, вы, дворяне южной Франции, признали учение Кальвина и с оружием в руках защищаете вашу новую веру; но если бы в Италии произошло восстание в пользу учения Кальвина, ни один из вас не присоединился бы к итальянцам.— Мы не сомневаемся в вашей храбрости, — возразил герцог, — но во Франции и, как мне кажется, в целой Европе итальянцев боятся, считают их скептиками, не верящими ни в папу, ни в Кальвина.— В ваших словах, монсеньор, есть доля правды. Нас попы так хорошо воспитали, что идея религиозная окончательно улетучилась из наших голов. Но кроме догматов католической религии, к которым мы действительно несколько равнодушно относимся, у нас есть другая религия, и в ней мы очень сильны. Неужели вы думаете, что знаменитый луккский герой Бурламакки погиб на эшафоте ради кальвинизма или лютеранства? Если вы так думаете, то вы ошибаетесь, монсеньор. Бурламакки был великий философ, он хорошо знал, что для Господа Бога все одинаковы: и католики, и лютеране, и кальвинисты. Но Бурламакки хотел освободить Италию от ига синьоров, попов и иностранцев. И так как самые главные враги Италии, папский Рим и католическая Испания, то Бурламакки и поднял протестантское знамя. Но протестанты Европы по своей подлости и невежеству бросили его одного и, луккский инквизитор поспешил избавить святейшего отца папу от опасного врага.Ледигиер с удивлением слушал бандита, последний продолжал:— Я командую несколькими тысячами, и все они до одного жертвы римского правительства. В городе и провинциях у народа страшная злоба против папского правления; в школах горячо, логически опровергают догматы католической церкви и доказывают гнусность так называемой святой инквизиции. Чтобы спасти католическую религию от окончательной гибели, необходим благородный, энергичный папа, который бы очистил святую коллегию от сорной травы, вырвал бы ее с корнем; а пока этого нет, мы накануне революции религиозной, но в сущности политической.— Со всем этим я не могу не согласиться, — сказал герцог, — но извините, мне все-таки хотелось бы знать ваше мнение по поводу моего предложения.— Мое мнение? Я вам его выскажу в нескольких словах. Я готов принять от короля Франции помощь деньгами и людьми, и буду служить ему с тем, чтобы свергнуть папу и его правительство и чтобы с высоты Кампидомо были провозглашены свобода и протестантство.— Но это невозможно! — вскричал герцог. — Тот, кто возьмет на себя такую смелость, будет разорван римскими гражданами на куски.— Напрасно вы так думаете, — возразил Малатеста, — римляне уже не раз указывали попам на двери. Народ ненавидит попов, он их сносит только по необходимости.— А остальные итальянские владетельные князья?— Народ их так же ненавидит, как и попов.— Наконец, иностранные короли, — продолжал французский вельможа, — неужели же вы думаете, что, например, Испания осталась бы равнодушна к подобному факту?— О, монсеньор, верьте мне, не так черт страшен, как его малюют; для итальянского народа не страшно нашествие иноземцев, он с ними справится так же, как всегда справлялся.Герцог с восторгом любовался этим молодым, полным энергии авантюристом-патриотом и думал о другом авантюристе, не менее отважном, — о короле Наваррском Генрихе. Он также объявил войну самому святейшему отцу папе, всем тупым фанатикам и всемогущей католической лиге.— Хорошо, — сказал, несколько подумав, Ледигиер. — Я передам ваши слова государю и, если он пожелает вступить с вами в союз, вы будете своевременно извещены. Но прежде мне бы хотелось знать, где ваши силы?— Повсюду!— Среди феодалов?— Феодалы разделились на две части. Одна из них вступила со мной в союз, помогает мне людьми, деньгами и оружием. Она более чем из пятидесяти замков, где слово Ламберто Малатесты имеет такое же значение, как здесь, в лагере, — другая, самая незначительная, держит нейтралитет.— А народ?— О, народ меня обожает, я его защитник и вместе с тем мститель.— Но вы не забывайте, что римский первосвященник и его попы имеют поддержку, и не в одной Италии, но в целом свете. Положим я, — продолжал герцог, — найду поддержку везде, пытки и костры уже давно надоели всем, но для успеха дела нам необходимо иметь энергичного и разумного союзника в самом Ватикане, в святой коллегии. В Германии реформа уже пустила глубокие корни. Теперь остается только, чтобы князь Бранденбургский, эта высокопоставленная и всеми уважаемая личность, присоединился к нам, и реформация в Германии будет обеспечена окончательно.В это время снаружи послышался шум. Малатеста приятно улыбнулся и сказал:— Так вы находите, монсеньор, что для успеха нашего дела необходимо заручиться союзом одного из чинов святой коллегии?— Да, я в этом глубоко убежден, — отвечал герцог.— Прекрасно. Благоволите удалиться вот за эту драпировку, — сказал Ламберто, — и вы сейчас услышите много любопытного.— О, мне бы этого не хотелось делать! — вскричал с невольным отвращением французский вельможа.— Простите, монсеньор, но для дела это необходимо: вы сейчас узнаете самые сокровенные тайны флорентийского и римского дворов, — сказал Малатеста.— Увы, должен покориться ради дела, — отвечал герцог, уходя за драпировку.В это время Малатеста поднял выходную занавесь палатки и сказал:— Покорно прошу пожаловать, господин кардинал; я вас ожидаю. МЕДИЧИ НОВЫЙ посетитель был мужчина лет тридцати шести, высокого роста, полный, тщательно завернутый в плащ. Войдя в комнату, он внимательно осмотрелся кругом. То был кардинал Фердинанд Медичи, который должен был наследовать флорентийский престол после смерти его брата Франциска. Вот что мы читаем о нем в истории.«Фердинанд Медичи, 36 лет, очень преданный своей фамилии, внешне показывал расположение к своему брату Франциску; но в душе не любил его. В Риме он пользовался славой знатока и покровителя искусств и имел большое влияние на всех членов св. коллегии. Единственным соперником его был кардинал Фарнезе; хотя наружно Медичи старался быть любезным со своим врагом. Черты лица кардинала Фердинанда были правильны, кроме чересчур высокого лба. Холодный, сдержанный, он всегда вел себя с большим тактом».— Знаете ли вы новость? — сказал он, входя в комнату.— А именно?— Папа Григорий XIII умер.— Быть не может! — вскричал Малатеста. — Представьте себе, я его недавно видел, и мне казалось, что он поправится.— Да, умер, Провидению было так угодно, — холодно отвечал кардинал.— Покоримся воле Провидения, — сказал Ламберто. — Я слушаю приказания вашей имененции.— Мы, кажется, друзья, Малатеста, не правда ли? — спросил кардинал.Бандит молча поклонился и сказал:— Друзья, если возможна дружба между отверженным бандитом и именитым кардиналом. Я скорее считаю себя покорнейшим слугою вашей имененции.— Не будем играть словами, — возразил нетерпеливо кардинал, — в настоящее время вы мне нужны, Малатеста.Малатеста снова поклонился.— Через десять дней откроется конклав, — продолжал кардинал, — и мне хотелось, чтобы он окончился сообразно моим целям.— Вашей имененции, по всей вероятности, угодно быть избранным в папы? — спросил бандит.— Совсем нет! — вскричал кардинал. — Ты знаешь, у меня другие виды. Но дело в том, что есть слухи, будто хотят выбрать Фарнезе, а это будет, естественно, вредно Тоскане. Подумай сам: тогда Модена, Парма, Ломбардия составят одно целое под управлением племянника кардинала Фарнезе; Тоскана неизбежно должна будет пасть. Ты знаешь, милый Ламберто, как богат и силен Александр Фарнезе. С падением Тосканы окончится владычество дома Медичи. Ты один можешь спасти нас.— Каким образом?— Фарнезе сумел заручиться популярностью в Риме, необходимо и нам, в свою очередь, иметь народ на своей стороне. Четыре — пять тысяч граждан, которые бы окружили дворец и протестовали, могли бы иметь большое значение для выбора.— Это, без всякого сомнения!— Скажи, Малатеста, — спросил вдруг кардинал, — ты аккуратно получаешь субсидию от моего брата?— Аккуратно.— Ты, кажется, всегда имел верный кров в Тоскане?— Понятно.— В чем же дело? Следовательно, в твоих собственных интересах помочь нам.— Я готов, ваша имененция, но меня одно удерживает. Конклав иногда бывает, оригинален и идет прямо вопреки желанию черни. Что, если тем способом, который вы рекомендуете, мы не поможем, а, напротив, навредим делу?— Я тебе должен сказать, что избрание любого, кроме Фарнезе, для нас было бы желательно, — сказал кардинал.Ламберто задумался.— Значит, вопрос лишь в том, чтобы помешать избранию Фарнезе? — спросил он.— Только это и ничего более.— А если вновь избранный папа не потерпит господства свободной банды близ Рима и в моем лагере устроит пытку и виселицу?— Об этом не беспокойся, милый Ламберто, владения флорентийского герцога чересчур обширны, в царствование моего брата Франциска папа не достанет там тебя, а если Богу будет угодно призвать брата к себе и я наследую флорентийский престол, то даю тебе честное слово не духовного лица, — нет, ты духовному лицу не поверишь, — а дворянина, что твоя свобода будет вполне гарантирована.— Благодарю вас, синьор кардинал, — отвечал, кланяясь, Малатеста, — вы сами знаете причины, побудившие меня быть отщепенцем общества; я не вор и не разбойник, я служу правому делу, защищаю невинных от произвола беззаконников.— Знаю, милый Малатеста, — отвечал кардинал. — И еще раз повторяю тебе мое обещание.— А я еще раз благодарю вас и заверяю словом Малатесты, что Александр Фарнезе не будет избран в папы.— Значит, я могу на тебя надеяться? — спросил живо кардинал.— Вполне. Ни Фарнезе, ни Сирлетти, который был бы также неудобен для нас, не будут папами, — отвечал Малатеста.— Я не спрашиваю тебя милый Ламберто, какие ты употребишь для этого меры, но повторяю: Тоскану ты можешь считать своим верным убежищем. Фердинанд Медичи никогда не забудет твоей услуги.— Буду рассчитывать на покровительство вашей имененции, — сказал Малатеста, провожая кардинала.Около палатки дожидались два вооруженных бандита, которые должны были проводить почетного гостя, и оседланная лошадь. Фердинанд вспрыгнул в седло с легкостью юноши и поскакал по дороге к Риму.Возвратившись в палатку, Малатеста сказал вышедшему из-за драпировки Ледигиеру.— Изволите ли видеть, монсеньер, я правду вам сказал, что у меня есть некоторые связи со святой коллегией.— Вижу, вы человек сильный и ловкий, — отвечал герцог, — и если мой государь послушается меня, то вы в скором времени будете иметь важные известия.— Кто, король Франции?— Нет, не король Франции, он представляет собой полное ничтожество, а король Наварры, глава моей религии. Если он захочет вступить с вами в союз, то мы на голландских и английских кораблях перевезем в Рим сильное войско и одним ударом уничтожим гнездо фанатиков. Прекратятся пытки и потухнут костры!— Спешите, монсеньер, пользуйтесь моментом, если вы его пропустите, все будет потеряно. Через десять дней соберется конклав, изберут нового папу, и тогда наш план рухнет, — сказал Малатеста.— Знаю и, не говорю вам прощайте, а до свидания в Ватикане, — отвечал, уходя, герцог Ледигиер.Таким образом, избранию главы католической церкви предшествовали: оргия благочестивых синьоров с куртизанками и совещание с бандитом. АВСТРИЙСКИЙ ПРИНЦ АНДРЕА СОГЛАСНО приглашению Диомиры, влюбленный австрийский принц явился к ней вечером в назначенный час. Он представлял собой вполне немецкий тип: высокий ростом, совершенный блондин, с правильными чертами лица. Несмотря на то, что принц еще не был окончательно посвящен в чин кардинала и не получил так называемые gli ordini sacri, Андреа был одет в пурпурную мантию кардинала; последнее он делал по приказанию отца. Андреа был плод любви эрцгерцога Фердинанда Австрийского и красавицы Филиппины Вельсер, которая впоследствии сделалась морганатической супругой Фердинанда. Этот курьёзный закон в Австрии давал полную возможность князьям и эрцгерцогам удовлетворять их страсти, не нарушая интересов династии. Таким образом, Андреа по рождению не имел никаких прав, но, любимый отцом, он получил титул принца и кардинальскую мантию. От природы очень добрый и общительный, Андреа пользовался любовью кардиналов и всех, кто его знал. В данный момент австрийский принц-кардинал сидел у ног красавицы Диомиры и не спускал с нее влюбленных глаз. Всякий, видевший эту влюбленную парочку, сказал бы, что молодой кардинал и Диомира ни о чем не могут говорить, кроме любви, между тем разговор их касался важного вопроса дня: выборов папы.— Итак, ваше высочество… — говорила куртизанка.— Мое высочество, — отвечал Андреа, — находится в самом затруднительном положении. Рассуди сама, моя прелестная Диомира. Я прислан сюда моим дядей, императором Рудольфом, исполнять инструкции, данные мне в конклаве при выборе папы. В Риме я встретил кардиналов Мадруччио, Дестэ, Альтана и других, все они прожужжали мне уши о предстоящем конклаве. И что ужасно — все это вырывает из моих объятий Диомиру, для которой я живу на этом скверном свете, и к довершению моих несчастий она сама своими коралловыми губками лепечет мне о конклаве, о выборе папы по ее желанию. Вся эта история кончится тем, что я брошусь в Тибр, — прибавил с комической важностью принц-кардинал.— Бросаться в Тибр совершенно лишнее, — возразила, улыбаясь Диомира, — а надо меня выслушать. Итак, австрийский принц Андреа, — сказала куртизанка, разглаживая своей белой рукой волосы кардинала, — приказываю вам быть внимательным.Принц сделал гримасу.— А если я уйду? — сказал он.— Вы можете делать, что вам угодно, — серьезно отвечала Диомира, — но я предупреждаю вас, что после этого вы уже не переступите никогда порога моего дома.Принц, было уже вставши, снова опустился, как покорный ребенок.— Я вас слушаю, Диомира, — сказал он.— Мой бедный лев заперт в клетку! — вскричала, смеясь Диомира. — Но я успокою вас. Наш деловой разговор не будет продолжаться долго. Но вы обещаете следовать моим советам?— Вы меня забавляете, Диомира, — отвечал, улыбаясь, Андреа. — Святой Дух ищет нового папу, я-то, что тут могу сделать?— Оставим шутки, мой милый ребенок, — сказала Диомира, — теперь они не кстати. Мне немножко знакомы члены святой коллегии. Все эти будущие папы лежали у моих ног, я могу вам сказать, чего они стоят.— Ничего не стоят!— Среди них только двое заслуживают внимания: Александр Фарнезе и кардинал Медичи. Если бы они вместе соединились, они бы могли сделать многое. Но дело в том, что они ненавидят друг друга и ведут между собою самую ожесточенную войну. Фарнезе непременно хочет быть папой, а Медичи, хотя и не добивается папской тиары, надеясь быть преемником эрцгерцога флорентийского, но противится всеми силами избранию Фарнезе.— Медичи не прав, — заметил Андреа. — Более достойного быть избранным папой, чем кардинал Александр Фарнезе, трудно себе представить. Умный, благородный, энергичный, Фарнезе-папа дал бы истинное величие церкви. Я думаю подать голос за Фарнезе.— Напрасно, — холодно сказала Диомира. — Подумайте хорошенько, и вы со мной согласитесь. Скажите мне, Андреа, — продолжала куртизанка, — австрийский император Рудольф, ваш дядя, по могуществу и богатству играет первую роль в католическом мире. Не правда ли?— Еще бы!— Ну, а когда папой будет Александр Фарнезе, обстоятельства несколько переменятся. Прежде всего, его родственники займут все престолы в Италии. Затем, весьма естественно, Фарнезе будет в союзе явном и тайном со своим другом испанским королем Филиппом II, и влияние Австрии отойдет на второй план.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30