Эрнест Медзаботт: «Папа Сикст V»

Эрнест Медзаботт
Папа Сикст V



Scan Mobb Deep, OCR&Spellcheck by Zavalery
«Папа Сикст V. Иезуит: романы/ Э. Медзаботт»: Совместное предприятие «Бук Чембэр Интернэшнл»; Москва; 1993

ISBN 5-85020-134-3 Эрнест МедзаботтПапа Сикст V ПАСТУШОК МОНТАЛЬТО, маленькая деревушка близ Лорето в провинции Марка-Оккона, принадлежит к плодороднейшим местностям Италии. Многие города этого округа в старину были свидетелями великих событий, но, постепенно приходя в упадок, превратились в руины, наводящие на грустные мысли о непрочности мирского величия. История стала заниматься Монтальто, этим скромным провинциальным уголком, с тех пор, как папа Сикст V учредил там епископство. В 1545 году Италия была крайне истощена франко-испанской войной и внутренними раздорами. Солдаты неприятельские и свои опустошали ее. В Риме царствовал папа Павел III (Фарнезе); его наследники и дети, к числу которых принадлежал знаменитый в истории негодяй Петр Людовик, варварски уничтожали все церковные доходы. В ту эпоху учение Лютера, как пламя пожара, охватило уже Европу. Германия, Англия, Голландия и Швейцария отпали от св. Престола. Ересь стала проникать во Францию, возбудив в ней гражданскую войну. Италия тоже не была ограждена от реформации, последователи Лютера являлись туда из Германии и Швейцарии и совращали народ. В это злосчастное время на всем полуострове царил страшный произвол; под прикрытием знамени, якобы интересов святой католической церкви совершались великие злодейства. Микеланджело в своих «Notu» рисовал страшную картину несчастного положения Италии. Папа Климент VII, желая возвести на престол своего незаконного сына Александра, продал Флорентийскую республику королю Карлу V. Таким образом, папство соединилось с императорством и породило страшный бич, угнетавший Европу в продолжение нескольких столетий, — инквизицию. В Италии лишь в некоторых городах остались слабые проблески науки и искусства. В Ферраре был Ариосто; Урбино поощрял науку и литературу. В Риме, хотя слабо, но еще бился пульс Юлия II и Карла I. Но все эти проблески вскоре угасли. Насытить алчность папских племянников [1] уже не могли ни доходы государства, ни сокровища церкви, бессовестно расхищаемые ими.Но если в городах порой блестели слабые лучи цивилизации, то в провинциях царил полнейший мрак невежества. Феодалы в своих неприступных замках жили вне закона: формировали банды преступников, грабили по большим дорогам путешественников, насиловали женщин, поджигали целые селения и вообще безнаказанно совершали страшные злодейства.Вот в каком положении была несчастная Италия, когда пастушок Феликс Перетти сидел под развесистым дубом монтальтоского леса и вырезал ножом буквы на своем посохе. Лицо молодого пастушка было красиво, черты правильны, полны энергии, в особенности были замечательны его большие черные глаза, они блестели, точно два раскаленных угля. Масса черных волос и бронзовый цвет лица, служили доказательством южного происхождения юноши. Он был замечательно хорош собой. Стадо, состоящее из десятков двух свиней, расположилось тут же под дубом, скрываясь от полуденных лучей солнца. Это был час, когда, по мнению крестьян, прилетает il Demonio meridionale и усыпляет людей. Перетти также находился в полудреме, вдруг слух его был поражен стуком копыт скачущих лошадей, он быстро вскочил и начал прислушиваться. Вскоре из-за деревьев показались трое всадников; на седле одного из них лежала в обмороке молодая красивая крестьянка в изорванном платье. Первым движением Феликса было спасти девушку; он кинулся вперед, но тотчас же остановился, горькая улыбка появилась на губах юноши: что он мог сделать со своей пастушеской дубинкой с этими вооруженными разбойниками? Они быстро проскакали на своих лошадях, и догнать их не было никакой возможности. Вслед за похитителями бежал какой-то старик, оглашая лес отчаянными криками.— Что с тобой, добрый человек, кого ты ищешь? — спросил, подходя к нему, пастушок.— Мою дочь похитили разбойники синьора Сан-Фиоренцо, — отвечал старик, рыдая. — Мою милую Анну-Марию!.. О, я несчастный!.. Они убьют ее, непременно убьют!— Успокойся, старичок, уверяю тебя, что дочь твоя не будет убита, — говорил пастушок, — напротив, ее богато разоденут, ты это увидишь в самом непродолжительном времени. Ты крестьянин синьора Сан-Фиоренцо?— Нет, я из Монтальто. О, моя дорогая Анна-Мария!..— Когда похищали твою дочь, разве вокруг никого не было?— Как не быть, все были налицо, на их глазах мою дочь украли, и никто, ни один человек не сделал шага, чтобы помешать злодеям, что и весьма понятно: кому же весело болтаться между небом и землей. Ты, чай, знаешь, кто такой синьор Сан-Фиоренцо.— Знаю, — угрюмо ответил юноша. — К несчастью, страх сковывает руки простому народу; знатные пользуются этим и угнетают его. Горсть синьоров совершенно безнаказанно совершает самые неслыханные злодейства. Это грустно, очень грустно, — прибавил он, опуская свою красивую голову на грудь.После краткого молчания юноша продолжал:— К несчастью, тот, кто был должен защищать бедный народ от насилия разбойников, сам соединился с ними. О, если бы у нас был честный и энергичный папа, вникающий в нужды народа, синьоры не посмели бы обижать нас! К несчастью, пока это только мечта, наши правители слепы к народным бедствиям. Кому какое дело, что твоя несчастная дочь сегодня будет служить игрушкой знатному развратнику? Разве магистрат Анконы и благочестивейшие кардиналы станут заниматься такими пустяками?Старик ничего не возразил; безнадежно махнув рукой, он тихо побрел обратно в Монтальто. Между тем полуденное солнце стало сильно припекать. Пастушок, выбрав самый развесистый дуб, лег под него и продолжал думать об угнетении простого народа знатными синьорами. Но трагические происшествия этого дня еще не окончились. Дума пастушка была прервана другой сценой, в те варварские времена самой обыкновенной. На дороге показался экипаж, запряженный шестью мулами. Внутри экипажа сидела красивая молодая женщина, богато одетая, и старый синьор с окладистой седой бородой, очень почтенного вида. Пастушок был поражен необыкновенной красотой молодой дамы. Время от времени она обращалась к сидевшему рядом с ней старику, и последний, склоня голову, очень почтительно отвечал ей. Феликс наблюдал эту сцену, любуясь красивой путешественницей, экипаж медленно двигался вперед и наконец поравнялся с дубом, под которым сидел пастушок. Вдруг точно из-под земли выросли два бандита, с головы до ног вооруженные. Один из них взял под уздцы мулов и остановил их, а другой приставил пистолет к груди старого синьора. Пастушок видел, как сверкнули глаза молодой красавицы, в них не было заметно страха, они пылали негодованием. Старый синьор, напротив, очень испугался и побледнел, как полотно. Юноша, глядя на эту сцену, задыхался от волнения, ему, во что бы то ни стало, хотелось спасти прелестную синьору, сохранившую присутствие духа в минуту опасности. Но разве он, безоружный юноша, мог вступить в борьбу с этими людьми, за поясами которых были громадные кинжалы, а в руках заряженные пистолеты?«Тем не менее, я должен спасти храбрую красавицу, хотя бы мне самому и пришлось погибнуть», — прошептал пастушок, и случайно его взор упал на груду камней, лежавших у его ног. Феликс вспомнил бой Давида с Голиафом. Выбрав самый крупный камень, он стал прицеливаться. «Промахнусь — меня ожидает смерть, попаду, она будет спасена», — подумал он и, мысленно прочтя молитву, швырнул камень в бандита, стоявшего с поднятым пистолетом около старого синьора. Феликс Перетти был молод и очень силен, а главное, отличался необыкновенной ловкостью; камень, брошенный им, попал в лоб разбойника и свалил его с ног. Пользуясь моментом, пастушок с ловкостью кошки прыгнул на другого бандита и изо всей силы ударил его по голове дубинкой; этот также упал без чувств на землю. Увидав, что красавица синьора избавлена от опасности, юноша с благоговейным восторгом устремил на нее свой взор. Самая приветливая улыбка синьоры была ответом на этот взгляд. Между тем из-за деревьев показался отряд солдат, то были телохранители красивой синьоры и старика. Начальник отряда, увидав молодого человека с дубинкой в руках, стоявшего около экипажа, выхватил шпагу и бросился на него. Но молодая синьора, сделав повелительный жест, вскричала:— Остановитесь, синьор Оливерто, вложите вашу шпагу в ножны и поблагодарите этого молодого человека, он спас нам жизнь; если бы не он, бандиты убили бы меня и синьора Бальтассара почти на глазах ваших солдат, неизвестно почему так далеко отставших.Начальник отряда побледнел.— Клянусь вашему высочеству… — лепетал он.— Напрасно оправдываетесь, синьор Оливерто, — строго возразила дама, — факт налицо, вам не следовало так отставать. Подойди ближе, храбрый юноша, — обратилась она к пастушку, — скажи мне, как тебя зовут?По своей застенчивости, юноша уже готов был убежать в кусты, но красавица синьора до такой степени его очаровала, что он невольно исполнил ее желание, приблизился к экипажу и сказал:— Меня зовут Феликс Перетти, синьора.— Ты спас мне жизнь, милый юноша, — продолжала красавица, — и в награду можешь просить все, что ты пожелаешь.— Разве можно просить награду за то, что я, как христианин, подал руку помощи ближнему, — это мой долг, — с достоинством отвечал Перетти.— Все это прекрасно, великодушный молодой человек, — заметил старый синьор, уже оправившийся от испуга, — но герцогиня Пармская, дочь властителя Франции не может быть в долгу ни у короля, ни у простого рабочего, а потому я прошу тебя сказать, какую награду ты хочешь получить?Юноша, как было видно, не слушал старого синьора, он не мог оторвать глаз от герцогини. Его вовсе не поразил громкий титул молодой дамы, он любовался ее красотой. Глаза юноши горели страстным огнем, точно ему явилось какое-то божественное видение. С прозорливостью, свойственной каждой хорошенькой женщине, герцогиня поняла, что ее чарующая красота поразила этого дикого пастушка, и она приятно улыбнулась. Между тем старый синьор Бальтассар продолжал допытываться, какую награду пастушок желает получить.— У нас нет времени долго стоять здесь, — сказал он, — до вечера мы должны поспеть в Лорето, а пока прошу тебя принять вот эту безделицу, — продолжал он, протягивая Феликсу кошелек, туго набитый золотом. — Эти деньги могут обеспечить всю твою жизнь.— Синьора, — сказал юноша, обращаясь к герцогине и отстраняя рукой протянутый ему кошелек, — если вы уже так милостивы ко мне, то не откажите мне объяснить: может ли простого звания человек, не дворянин, стать священником?— Без всякого сомнения, — отвечала герцогиня, крайне удивленная таким странным вопросом пастушка, — святая церковь призывает в свое лоно всех верных сынов, и простой крестьянин, если будет достоин, может достигнуть высших рангов, даже быть избранным папой; но для этого, прежде всего, необходимо много и долго учиться.— Синьора, — сказал живо пастушок, — я сам выучился грамоте, без помощи учителя, и мне бы очень хотелось учиться дальше.Герцогиня с удивлением посмотрела на честного юношу, черты лица которого были выразительны и энергичны.— Ты, значит, хочешь быть священником? — спросила она.— Это мое самое пламенное желание!— Хорошо. Отправляйся завтра к настоятелю монастыря св. Франциска в Лорето; он получит от меня приказание на этот счет. Но, пожалуйста, не забудь: если тебе понадобится что-нибудь в жизни, обращайся прямо к герцогине Пармской Юлии и верь, дитя мое, твоя просьба будет исполнена. Граф, прикажите трогаться, — попросила она затем старого синьора Бальтассара и, любезно кивнув головой пастушку, откинулась внутрь экипажа.Когда кортеж скрылся из глаз и бубенчики замолкли, Феликс Перетти опомнился и тихо прошептал:— Итак, благодаря этой прекрасной синьоре, я вступаю на новое поприще. Что же меня ожидает впереди: скромная ли сутана простого монаха или пурпурная мантия кардинала? Это ведает один Господь Бог.
На другой день Феликс Перетти отправился в Лорето. Одет он был в самое роскошное платье, которое нашлось в его гардеробе. В кармане его коротеньких брюк лежала серебряная монета — его единственное богатство. Небо было сумрачно, в воздухе парило, все предвещало грозу. Взглянув на небо, покрытое тучами, юноша подумал, что ему было бы гораздо удобнее оставаться в своей хижине. Эта мысль вызвала улыбку на его губах, и он прошептал: «Я оставляю мое скромное ремесло для того, чтобы броситься в водоворот страстей, управляющих миром. Быть может, и мне суждено быть уничтоженным в нем. Но лучше пасть от небесной стрелы, чем сгнить, подобно павшему с дерева листу!»Между тем гроза приближалась, уже слышались раскаты грома. Феликс с беспокойством смотрел кругом; на расстоянии нескольких миль не было видно никакого жилья. Среди поля стоял лишь один старый ветвистый дуб, и пастушок, видя приближение тучи, направил шаги к дубу. В прежнее время так же, как и теперь в деревнях, не знали, что высокие деревья служат проводником скопившегося электричества. Подойдя к дубу, юноша увидал странную фигуру старухи, сидевшей прислонившись к стволу дерева. То была известная Беттина, признанная всеми за колдунью. Перетти узнал ее и невольно попятился назад. Он хотя был и очень умный юноша, не верящий в сверхъестественное, но в те мрачные времена, когда святая коллегия и сам папа верили в колдовство, было весьма естественно для простого деревенского необразованного человека разделять общее мнение о колдовстве. Юноша со страхом смотрел на старуху.
— Ты, Феликс, также боишься колдуньи! — вскричала Беттина. — Ты, один из самых разумных юношей округа. Жаль, очень жаль, что гордый сокол превратился в трусливого голубя. Неужели твой рассудок тебе не говорит, что вся эта вера в дьявольщину есть прямое доказательство невежества? Подойди ко мне ближе, добрый мальчик, и сядь тут.Феликсу стало совестно, он подошел к старухе и сел под дерево по ее указанию.— Вот так-то лучше, — продолжала старуха, — здесь ты сидишь хотя и рядом с ведьмой, но тебя, по крайней мере, не мочит дождь; а эта христианская купель не всегда бывает приятна. Не правда ли? — спрашивала старуха, разразившись сатанинским хохотом.В это время блеснула молния, загремел гром и застучали крупные капли дождя. Старуха и юноша, защищенные развесистыми ветвями дуба, сидели точно под крышей, дождь их почти не касался. Колдунья пристально смотрела на Феликса. Наконец это надоело последнему, и он вскричал:— Что ты на меня так уставилась, затеваешь какую-нибудь дьявольщину? Смотри, старуха, я уложу тебя этой дубинкой прежде, чем явится к тебе на выручку черт.Старуха не обратила внимания на эту угрозу юноши и прошептала:— Шестьдесят лет я занимаюсь изучением физиономий людей, и в жизни моей я не видала таких ясных указаний будущей судьбы человека. — И обращаясь к Перетти, громко сказала: — Ты знаешь, что я умею предсказывать будущее? Недаром ты меня считаешь за колдунью.— В таком случае скажи, что меня ожидает? — спросил юноша.— Дай мне твою руку и не забудь, Феликс, что бедная нищая не имеет другого хлеба, кроме милостыни.Пастушок вынул из кармана свою единственную монету и подал ее старухе.— Великодушен, как король! — прошептала старуха. — И странно, что такая великая душа облечена в тело пастуха. Дай мне твою руку.Рассматривая ладонь Перетти, ворожея говорила:— Вот линия долгой жизни, а вот другая, которая прямо указывает, что ты, Феликс Перетти, достигнешь высших рангов.— Вот видишь, старуха, какую ты чушь несешь! — вскричал сконфуженный юноша. — Ну как я могу достигнуть высших рангов, я, простой пастух?!— Я тебе говорю, — настаивала ворожея, — что ты будешь могущественнейшим из всех могущественных, и никто — ни люди, ни даже ты сам — не в состоянии изменить судьбы, назначенной тебе свыше.— Но доказательство! — нетерпеливо вскричал юноша.— А доказательство? Ты многого хочешь, небо не…Она не кончила, страшный удар грома разразился близ дуба.— Боже, помилуй нас грешных! — прошептал с ужасом юноша.— Ты требуешь доказательства, — торжественно продолжала старуха, — и вот тебе само небо шлет это доказательство в огненном письме. Говорю тебе, Феликс Перетти, ты достигнешь высших рангов, ты будешь папой, и короли будут целовать твои ноги!— Молчи, несчастная, — вскричал Перетти, — ты меня с ума сводишь! — И, не дождавшись окончания дождя, он вскочил и скоро зашагал по дороге в Лорето. СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ МОНАСТЫРЬ францисканского ордена в Рипа — один из замечательных памятников, воздвигнутых католическими монахами в средние века. Почитание знаменитого медика Дассизи и его последователей дошло до того, что народ называл их серафимами. Ни один орден не имел такого влияния на католический мир, как орден, основанный св.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30