После победы ты по-прежнему станешь трокским князем. Но придется принять православие, — добавил он.— Твоя правда, надо сломать хребет ордену, — медленно ответил Витовт, сдерживая в себе гнев, — поэтому я в твоем стане. Главное — земля предков… А с тобой мы всегда сочтемся, люди свои.— Великий московский князь скоро будет моим тестем, — сказал Ягайла. — Он обещал помощь, если понадобится.— Что ж, поздравляю. — Витовт поднял чашу с вином. — А скоро ли московский князь сможет помочь тебе?— Я не просил его об этом, — отозвался Ягайла, — пока нет необходимости… Как драгоценное здоровье Анны? — перевел он разговор на другое. — Мне помнится, она тяготилась сердцем.— Она здорова, — ответил Витовт.— Брат, — сказал, помолчав, Ягайла, — я виноват перед тобой и постараюсь искупить свою вину. Не сердись.Двоюродные братья разошлись мирно, поклонившись друг другу и пожелав победы на завтра. Но о прежней дружбе не могло быть и речи.Еще до восхода солнца все было готово к решительному наступлению.Жрецы снова приносили жертвы и снова советовались с богами.Перкун благословил наступление.Ягайла в золоченой броне, полученной в подарок от московского князя, сидел на сером коне под красным сафьяновым седлом и смотрел на мрачные стены крепости. И стремена у князя золотые, и стальная сбруя с золотой отделкой. На конской груди сияло круглое золотое украшение величиной с человеческую голову.Первый солнечный луч ударил в разноцветие стекол маленького церковного окошка в замке. Князь Ягайла вынул из ножен меч и поднял его кверху.Оглушительный рев многотысячного войска ответил великому князю. Литовцы и жемайты первые бросились на приступ. Медленно поползли к стенам закутанные в мокрые шкуры осадные машины.Перед воинами первой преградой встали глубокий вал и ров. Тысячи людей бросали в ров охапки хвороста. Многие падали, сраженные стрелами противника. Но ров быстро заполнялся. Как опара из квашни, хворост выпирал кверху… По хворосту воины полезли на вал и многоголовой лавиной перевалили через него.У самых крепостных стен был еще один ров. Литовцы и его завалили хворостом. По приставным лестницам и прямо из осадной башни они полезли на стены. Но самая ожесточенная схватка шла у пробитой бреши. Бой длился несколько часов. Рыцари защищались храбро. Около полудня литовцы, жемайты и русские ворвались внутрь крепости.Увидев, что дальнейшая защита бесполезна, рыцари бросились в главную башню, не имевшую дверей, а только узкое оконце вверху. В оконце рыцари влезли с помощью приставной лестницы.Благородный рыцарь из Австрии, не успевший подняться на башню, стал выпрашивать себе жизнь, двигая пальцами, будто считая деньги. Но жемайты на деньги не польстились.Князь Скиргайла въехал на крепостной двор, покрытый телами раненых в убитых.— Эй, вы! — зычно крикнул он. — Великий князь Ягайла дарует вам жизнь, если без промедления сдадите крепость. Если нет — будете уничтожены огнем.Князя Скиргайлу из верхнего оконца башни легко можно было поразить стрелой, но у рыцарей не поднялась рука.Новый комтур, избранный старцами вместо убитого Генриха Клея, видя бесполезность дальнейшего кровопролития, решил сдаться на милость победителя.Пятьдесят пять немецких рыцарей, двести пятьдесят рыцарей из других стран, орденские священники с хмурыми лицами без оружия вышли из крепостного двора, направляясь на поклон к великому князю. Орденские братья шли молча, перешагивая через убитых и раненых, один за одним, в белых плащах с черными крестами… Иноземные рыцари чувствовали себя не столь угнетенно; они шли, улыбаясь и оживленно разговаривая.Князь Ягайла, открыв забрало шлема, подбоченясь, сидел на своем коне неподалеку от шатра.Наклонив голову, скрестив в знак смирения на груди руки, проходили рыцари мимо великого литовского князя.Ягайла обратил внимание на двух рослых рыцарей. Они шли рядом, опустив глаза в землю. Ягайла успел подумать, что хорошо бы таких богатырей иметь в своей охране. В эту минусу один из них выхватил спрятанное в плаще короткое копье и бросился на князя. Мелькнув словно молния, телохранители смяли конями немца. Великий князь пришел в неистовство. Не помня себя от гнева, он выхватил меч и отсек голову высокому рыцарю.— Рубите изменников! — выкатив глаза, крикнул Ягайла.Началась расправа. Телохранители обрушились на безоружных немецких рыцарей. Несколько человек упали, обливаясь кровью.Князь Скиргайла подскакал к брату и, нагнувшись, тихо сказал:— Помни о княжеском слове!— Довольно! — опомнившись, крикнул Ягайла. — Остальных заковать в цепи!Начался праздник победы. В крепостных подвалах нашли много съестных припасов и напитков. Вокруг замка горели костры. Воины пили и ели сколько хотелось. Тела убитых еще валялись во множестве, стонали раненые. Русские попы отпевали своих воинов, в небо поднимался дым от кадильниц. Раненых укладывали на телеги, подостлав сена. Словно тени, двигались жрецы; у каждого через плечо на ремне висела большая баклага с водой. Они утоляли жажду раненых, оказывали им помощь.Опасаясь разгрома, великий маршал Конрад Валленрод увел свои войска. Победа литовцев была полная. Сто пятьдесят рыцарей немецкого ордена и много рыцарей из других стран были убиты… На поле боя осталось множество кнехтов и полторы тысячи простых ратников. Мощь ордена была сломлена, и рыцари отброшены от границ Литвы.Ночью в присутствии жреца Палутиса и всех остальных жрецов Витовт принес клятву верности великому князю. Ярко горели смолистые факелы.Жрецы подвесили на колья огромного живого быка. Князь Витовт бросил в него нож и попал в жилу, брызнула кровь. Князь вымазал кровью руки и лицо и торжественно произнес клятву. Жрецы, обмакнув пальцы в кровь, хором запели священную песню.Под песню жрецов Витовт отрубил быку голову и медленно прошел между его туловищем и головой.Через несколько дней после победы, 23 августа 1384 года, князь Витовт был крещен в Рождественском монастыре возле Трок и наречен в православии Александром.Великий князь Ягайла передал новокрещенному пергамент на владение Берестьем, Драгичином, Гродной, Белостоком, Суражем, Луцком и другими городами. Троки, вопреки обещанию, Ягайла оставил за своим братом Скиргайлой.В столице Вильне победа над рыцарями была отпразднована торжественно. Праздновали и примирение великого князя Ягайлы с князем Витовтом.Две недели длилось пиршество…Проснувшись на мягкой постели в своей спальне, Ягайла услышал за дверью собачий лай. Откинув бархатный полог, князь толкнул голой пяткой стремянного, храпевшего на медвежьей шкуре, и велел отворить дверь.Радостно повизгивая, ворвалась любимая охотничья собака Змейка и бросилась к хозяину. Великий князь был очень доволен. Он приласкал собаку, встал, подошел к окну и увидел родной лес.Держалась теплая солнечная осень.Ягайла почувствовал приятное волнение, как-то сразу охватившее его. «Кабаны жируют в лесах, в этом году на желуди урожай», — подумал он и понял, что настала пора поохотиться. Глава двадцать пятая. МОСКВА, ЩИТ ЗЕМЛИ РУССКОЙ Князь Дмитрий, большой и грузный, сидел под образами в просторной гридне, пропахшей смолой. Янтарные капли обильно сочились из свежих еловых бревен. Дом ставили в прошлом году, после ухода из Москвы Тохтамышевых полчищ.Перед князем на столе, покрытом красным сукном, стояла запотевшая серебряная чаша с холодным квасом.В гридне было жарко. С вечера Москву прихватило морозцем, и княжеские истопники постарались, натопили печи. А под утро на дворе потеплело, будто снова вернулось лето.Князь расстегнул ворот просторной холщовой рубахи, сопел и отдувался. После Куликовской битвы он еще больше пополнел. Но не от здоровья шло дородство, а от сердечной хвори.Тяжел стал князь, но по-прежнему ходил быстро и поворачивался круто.Рядом с князем сидел окольничий боярин Федор Андреевич Кобыла, ведавший посольскими делами. Родом он был прусс, прадед его, Камбила Дивонович, владел обширными землями в Самбии и Земландии. Но пришли немецкие рыцари, и Камбила Дивонович после многих кровавых боев покинул свою землю и выехал на Русь, к великому князю Александру Невскому. На Руси имя Камбила переиначили на свой лад и стали прозывать его Кобылой.Боярин Федор Андреевич служил верой и правдой, Дмитрий любил его за светлый ум, за твердость и прямое слово.Заметив, что князь мучается от жары, боярин распахнул окно. Ветер вдохнул в горницу густой запах хвойного леса. Где-то близко пропел горластый петух и кудахтали куры.— Спасибо, Федор Андреевич, — сказал великий князь, — ты всегда вперед меня успеваешь.Дмитрий посмотрел на зеленевшие вокруг Москвы еловые леса, на синее небо, на темные воды реки, на людей, толпившихся на торгу, и задумался. Мысли князя уплывали в орду, к сыну Василию. В прошлом году Василий повез большую дань хану — восемь тысяч серебряных рублей, — а Тохтамыш оставил его заложником в орде.Тяжело, беспокойно на душе у Дмитрия. Несмотря на свои совсем не старые годы, он часто стал задумываться о смерти, скрывал даже от близких свое больное, ослабевшее сердце. Пусть все думают, что князь здоров и проживет еще долгие годы…По ночам, пересиливая тупую боль в груди, князь Дмитрий думал о русской земле. Все ли он сделал, может ли спокойно умереть?Часто он видел свою смерть, себя — лежащим под иконами, видел, как с плачем припадает к его ногам верная Авдотьюшка, а дети жмутся в углу и пугливо смотрят на неподвижное отцовское тело.И тут же приходила мысль: «Что станет за моей смертью? Что сделает рязанский князь Олег, тверской князь Александр, как поведут себя литовец Ягайла, татарский хан и немецкие рыцари?» Московский князь старался заглянуть вдаль, постичь, что таится в тумане будущего.«Разве я жил? — думал князь. — Я всю жизнь ждал. И все же дождался своего часа — разбил татарского хана, заклятого врага. Я могу умереть спокойно, — утешал он себя. — Но сколько осталось дел!» Хотелось еще многое свершить, облегчить первые шаги своему наследнику. Только бы не ошибиться! Неверный шаг может погубить все, отбросить назад.После Куликовской битвы московский князь стал подумывать о Малой Руси, находящейся под Литвой. Надо избавить всю русскую землю от плена и разорения…В прошлом году от полоцкого князя Андрея Горбатого в Москву прискакал боярин Федор Тризна и предложил выступить вместе против литовца Ягайлы.Князь Дмитрий заколебался. Федор Тризна обещал, что магистр немецкого ордена окажет поддержку. Против Ягайлы поднимется Жемайтия. «Мы обложим Ягайлу со всех сторон, как бешеного волка», — говорил Федор Тризна.Долго думал князь Дмитрий. Хотелось ему соединить русские земли на западе и на юге. И Ягайловы дела в Литве были из рук вон плохи, и отомстить хотелось за помощь татарам. Но, посоветовавшись с боярами, он отклонил предложение сына Кейстута Андрея Горбатого.Нет, не пришло еще время, осторожность и благоразумие взяли верх. Не простое дело вырвать изо рта у злой и сильной собаки жирную кость.«Хорошо, что я не вступился за кейстутовичей, — размышлял Дмитрий, — драка могла обойтись для Руси очень дорого».Когда Ягайла стал свататься к его дочери Софии, князь Дмитрий согласился. Он мыслил через замужество дочери породниться с тверским князем Михаилом, главным своим врагом, обезвредить его, а если можно, привлечь на свою сторону.Но время шло, и сейчас тверской князь Михаил не так опасен, как был еще недавно, хоть и получил из рук хана ярлык. Дмитрий твердо стоял на ногах, невзирая на разгром Москвы. Сейчас, пожалуй, рязанский князь Олег больше всего мешал объединению русских земель. И будет мешать впредь, а сила тверского князя идет на убыль. Так с кем же выгоднее вступить в родство?И князь Дмитрий досадовал, что послал согласие литовскому владыке.Пение горластого петуха отвлекло его от мрачных мыслей.— Ну и кочет, на всю Москву распелся! — с одобрением сказал он и вспомнил вдруг про боярина Романа Голицу. Он ведь в Москву сегодня ночью вернулся.Князь нашарил на груди серебряную свистелку, дунул в нее. В дверях появился слуга.— Пришел ли боярин Голица? — спросил князь.— Тут боярин Роман Голица, великий князь, за дверью, в сенях стоит.— Зови в гридню.Дверь снова скрипнула, вошел боярин Голица в синем атласном кафтане, с рукой на перевязи и стал кланяться великому князю низко.— Благословен буди, государь Дмитрий Иванович!— Довольно, боярин, кланяться, подойди ближе.Боярин Голица сделал несколько шагов, остановился на середине горницы.— Что с рукой? — спросил князь, погладив черную бороду.— Под Можайском с татарами рубились.— Все дороги татары заложили! Подождите, придет время… Рассказывай, как посольство правил.Боярин Голица: стал подробно рассказывать и о Полоцке, и новгородских делах, и как плыли на лодье по морю, и о жемайтских кунигасах. И о том, что поведал ему отец Федор. Слово в слово боярин передал беседу с великим литовским князем Ягайлой.Два раза отзванивали часы в кремлевской церкви. Боярин Голица все рассказывал, а великий князь слушал внимательно.— Выходит, и по сей день плохи дела литовского князя? — спросил наконец Дмитрий. Ему понравился обстоятельный рассказ боярина.— Плохи, великий князь.— На кого он надеется, откуда помощи ждет?— На тебя, великий князь. Думает, если возьмет Софию Дмитриевну, дочь твою, в жены, ты ему войско пошлешь немцев воевать, а то и сам прискочишь.— А еще на кого надежда у князя Ягайлы?— Надеяться ему больше не на кого, великий князь.— Мне впору самому помощи просить, — с невеселой усмешкой сказал Дмитрий. — Татарва опять грозится. И Олег Рязанский нож точит. Правильно я сказал?Князь поднялся с места и, тяжело переступая отечными ногами в красных кожаных сапогах с голенищами, спущенными до половины толстых икр, близко подошел к боярину Голице.Голица из учтивости отступил назад.— Отвечай, — сказал Дмитрий и снова подошел к боярину.— Выходит, правильно, великий князь, если ты говоришь, — пробормотал боярин Голица, продолжая отступать, но не рассчитал и стукнулся спиной о бревенчатую стену.Московский князь расхохотался, положил ему на плечо руку и велел сесть на скамью рядом с собой.— Немцы не дадут Ягайле на татар войска повести, — успокоившись, продолжал боярин Голица. — С другого бока Витовт с поганским жрецом и жмудскими боярами воду баламутят. И у русских князей не в чести Ягайла. Потому и дочь твою, великий князь, он сватать стал. Нас торопил, скорей-де ему жениться надо… Не много тебе, князь, прибытку от такой родни.— Так зачем ты мне этот договор привез? — вспылил Дмитрий, ткнув крупным пальцем в пергамент.— Разве мог я менять твое княжеское слово? — с испугом ответил боярин Голица.— То правда, не мог, прости, боярин, — другим, спокойным голосом сказал князь.Он взял большими мягкими руками серебряную чашу и сделал несколько глотков.Боярин Голица, вытянув шею, ждал дальнейших слов.— Ну что ж, боярин, — помолчав, сказал московский князь, — спасибо тебе за верную службу. Хорошо справил посольство. Федор Андреевич, — обернулся князь к боярину Кобыле, — прикажи выдать послу Голице сто рублей серебром: чай, поистратился он в дороге. И шубой со своего плеча жалую… Иди домой, боярин, соскучился небось по молодой-то жене и детишкам.Боярин Голица поцеловал княжескую руку и с поклоном вышел из гридни.Московский князь почувствовал боль в груди и откинулся к стене — так было легче. «Не надо пить холодный квас, — подумал он, — лекарь все время о том твердит».На этот раз боль скоро прошла.— Как мыслишь, Федор, — отдышавшись, сказал князь, — нужно ли мне за Ягайлу дочь свою отдавать?— А ежели, великий князь, княжну Софию Дмитриевну не литовцу Ягайле отдать замуж, — ответил боярин Кобыла, — а Федору, сыну Олега Рязанского, и заключить вечный мир с Рязанской Украиной?— А как же сговор? А посольство мое? Ягайла за бесчестье сие сочтет, а меня за лжеца.— Если русская земля в опасности, — негромко сказал боярин Кобыла, — что тебе чужое бесчестье, великий князь? С Олегом Рязанским ты свои силы удвоишь, а поможет бог, то и другие русские земли под свою руку приведешь.— А русские земли под Литвой, ты забыл о них, боярин? — горячо сказал Дмитрий. — Киевское княжество. Черниговское. А Полоцк, а другие земли? И Смоленску тяжко: того гляди, Литва его проглотит.— Не время, великий князь, мыслить про то, — смотря в глаза князю, ответил боярин. — Пока татары в Москве, о Киеве говорить рано. Тохтамышу ты не малую платишь дань, а без денег меча не поднять. Прежде Рязанскую Украину, Тверь и Нижний Новгород надо в одни руки взять. Вспомни, князь, во Владимире татарский посол Адаш сидит… С немцами воевать не пришло время. А принять под свою руку князя Ягайлу — это и есть война с немцами, а то и с ляхами. Ты найдешь неверного друга в литовском князе и сильного врага — немецких рыцарей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46