»
Лэнс дернулся, как от удара.
– Ради всего святого! Какого черта тебе нужно, Риво? Неужели ты думаешь, что Катрин обычная женщина? Именно ты утверждал, что нет! Боже мой! Боже мой! Она любит только тебя. Тем не менее ты хочешь заставить ее платить. Хочешь, чтобы она ползала перед тобой, моля о прощении? Она не унизилась бы так ни перед каким другим мужчиной!
– Неужели? – тихо спросил Найджел. – Значит, княгиня Катрин не унижалась, когда во время отступления из Москвы сделала своим любовником Бонапарта?
Лэнс побледнел. Фрэнсис видела, что губы его шевелятся, но он не произнес ни звука.
Катрин встала и схватила Найджела за руку.
– Ты ревнуешь? К Наполеону? К этому маленькому человечку? Перестань! Радуйся, что он сохранил меня для тебя.
Найджел позволил ее рукам скользнуть себе под сюртук. У него был спокойный, невозмутимый вид.
– А Лэнс? Я ведь не ошибся, правда?
– Какое это имеет значение? – глухо произнес Лэнс. – В жизни бывает всего лишь одна большая любовь, не правда ли? Такая, как у тебя и Катрин. Я уступаю ей дорогу.
Фрэнсис хотела уйти, но кресло, казалось, крепко держит ее. Сердце то бешено колотилось, то замирало.
Катрин подняла руки и обхватила ладонями лицо Найджела.
– Лэнс любит тебя так же, как я. Он понимает. Найджел ласковым движением убрал ее руки.
– Какое милое предложение – любовь втроем? Фрэнсис не заметила, как Лэнс пересек комнату и подошел к ней. Он взял ее за руки и стащил с кресла. Чадра сползла, и Фрэнсис увидела его глаза. У Лэнса был почти безумный вид – падший ангел, перед которым разверзся ад.
– Мисс Вудард! Фрэнсис! Разве вы не видите? Риво сдерживает свои чувства из-за нас! Черт возьми, вы ничего не значите для него, и я тоже здесь лишний. Пойдемте со мной! Оставьте их с Катрин вдвоем. Сейчас мы больше ничего для него не можем сделать.
– Бог мой, какая благородная жертва! – Голос Найджела, холодный и ясный, слегка вибрировал. – Черт бы тебя побрал, Лэнс, не впутывай в это дело Фрэнсис! Ты уже достаточно напакостил! Что ты во всем этом понимаешь? Ты без всяких колебаний толкнул Фрэнсис ко мне в постель, но захлебнулся в сантиментах по поводу Катрин. В какие игры ты играешь?
– Значит, эта индийская шлюха не давала остынуть твоей постели? – Катрин откинулась на спинку кресла и улыбнулась Найджелу. – А почему бы и нет? Мы не дети. Но какое право тогда ты имеешь ревновать меня? Я же не ревную. Мы оба не без греха. Это ничего не меняет. Верни мне свою верность, любовь моя. – Она соблазнительно подалась вперед. – Пойдем со мной.
– Я не ревную, – бесстрастно ответил Найджел. – И ни на что не претендую. Весь этот абсурд, эта гадкая маленькая мелодрама не моих рук дело. А если кто-то и забыл, то я могу напомнить: у нас с Лэнсом есть долг перед Англией. Будущее Европы висит на волоске. Тебе не кажется, что это гораздо важнее, чем все эти дьявольски неуместные эмоции?
Найджел шагнул к двери, но Катрин удержала его, ухватив за рукав.
– Нет, Найджел, не сейчас. Скажи мне! Я должна знать прежде, чем ты уйдешь.
Он остановился и взглянул на нее сверху вниз. Его голос источал сарказм.
– Кроме всего прочего, мы заключили сделку. Ты нарушила ее.
Лэнс шагнул вперед, но Катрин жестом остановила его.
– Найджел прав, дорогой. Ты не понимаешь. Спускайся вниз к остальным. Скажи Пьеру, пусть делает то, что я сказала. – Лэнс колебался, и тогда Катрин спокойно подошла к нему и обняла. Во время страстного поцелуя голубые глаза ангела закрылись.
– Иди, – сказала она. – Все в порядке.
Лэнс вышел из комнаты, не поднимая глаз на Фрэнсис и Найджела.
Катрин закрыла дверь и прижалась к ней спиной.
– Ты убьешь меня, Найджел, чтобы исполнить свой мерзкий долг? Я не сойду с этого места. Не отрицай, что любишь меня!
Он взглянул на нее, разыгрывая легкое удивление.
– Я никогда не любил тебя. В конце концов, ты ненавидела меня с момента нашей первой встречи той ночью на Арбате, когда я отверг твое предложение.
Атмосфера в комнате изменилась: явственно прозвучали раскаты грома, за которыми должна последовать буря. Фрэнсис смахнула слезы с глаз и проглотила застрявший в горле огненный ком. Она ощущала горький привкус во рту.
Катрин вновь подняла руку и провела пальцем по его губам.
– Но ты не можешь отрицать страсти! В нашей власти все вернуть назад, любимый, а заодно и завладеть всем миром. Если я могу простить тебя, то почему этого не можешь сделать ты? – Ее ладонь скользнула ему на затылок.
Найджел мгновенно высвободился.
– О нет, милая. Времена изменились. Какую бы цену ты ни потребовала за поцелуй, на этот раз я не готов заплатить ее.
Ее щеки порозовели от ярости, губы приоткрылись в злобной усмешке.
– Тогда будь ты проклят!
Найджел вернулся к окну. Он не знал, насколько можно доверять своей интуиции, но был уверен, что изменить что-нибудь уже поздно. Он понял это сразу, увидев Лэнса и Катрин. Почему он не прозрел раньше? Он потерпел сокрушительное поражение! Произошло то единственное, чего он не допускал в своих рассуждениях: Катрин жива. Это объясняло все: провалы, нестыковки времени и места, сомнения в преданности соратников. Что он говорил Уиндхему? «Кому еще известны наши секреты в России и то, чем мы занимались во Франции? Мне хотелось бы думать, что какой-то незнакомец сумел проникнуть в нашу маленькую группу». Это не был незнакомец. Это была Катрин.
Одного взгляда из окна было достаточно, чтобы его предположения подтвердились. Он не мог бы убежать, даже если бы бросил на произвол судьбы Фрэнсис. Несколько вооруженных мужчин входили в дом. Он был безоружен, если не считать спрятанного в сапоге небольшого ножа. Его пистолеты и шпага были приторочены к седлу донского жеребца. И Фрэнсис – из-за него она подвергалась смертельной опасности.
– Значит, я не поеду к Веллингтону? – тихо спросил он. – Даже если я сломаю твою прелестную шейку, ценные сведения не покинут Парижа. Хотя теперь это уже не любовь втроем. Нас теперь четверо, включая Наполеона.
– Как ты догадался? – спросила Катрин.
Теперь ее пальцы сжимали пистолет. Твердой рукой она направила его прямо на Фрэнсис, единственного человека – Катрин это точно знала, – жизнью которого он не станет рисковать.
Он опустился на диван и раскинул руки на его спинке, стараясь продемонстрировать веселую беспечность.
– Потому что другого быть не может, моя дорогая. Все это время я позволял своему вниманию отвлекаться на факты и забыл о здравом смысле. Нас предавали в Москве. Нас предавали в Париже. Изменником мог быть любой из нас. Но никто не мог выдать тебя Фуше, кроме тебя самой. Это ты подбросила бумаги в комнаты Доннингтона? Свидетельства его и моего предательства, а также милые подробности твоей смерти? Поэтому бедняга Доннингтон должен был умереть? Ты с самого начала была двойным агентом?
Она рассмеялась, но не отвела взгляда от Фрэнсис. Пистолет в ее руке не дрогнул.
– Я работала только на Наполеона, Найджел. Великого человека, которого я повстречала когда-то в Париже и который после сожжения Москвы вновь стал моим любовником. Он гений нашего времени, человек, который принесет нам будущее.
Фрэнсис сидела не шевелясь, ее широко раскрытые голубые глаза не отрывались от лица Катрин. Она казалась абсолютно спокойной, но Найджел чувствовал ее страх. К чему бы это ни привело, но будь он проклят, если из-за своей глупости погубит эту храбрую душу!
– Император хороший любовник? – сухо спросил он. Катрин бросила на него кокетливый взгляд.
– Он лучше Уиндхема, но не так хорош, как ты. Уиндхем был моим агентом в Англии. Он отравил тебя.
Это было больно.
– Ты его тоже убила, Катрин?
– Он мертв, – пожала она плечами. – А для тебя у меня есть предложение.
– Значит, мне позволено выбирать?
Ее глаза были прикованы к Фрэнсис. Пистолет по-прежнему был направлен на соперницу.
– Мир перекраивается. Этот Веллингтон – кто он такой? Генерал сипаев! Его забудут. Его имя сотрется из памяти людей. А Наполеон Бонапарт возвышается, подобно колоссу, над всеми современниками.
Он откинул голову и заставил себя говорить непринужденно, словно угроза жизни Фрэнсис его нисколько не беспокоила.
– Если мне не изменяет память, оригинал на Родосе рухнул под собственной тяжестью. Не трать слов понапрасну, Катрин. В этом деле я не перейду на твою сторону.
На лестнице послышался шум.
– Я даю тебе неделю на размышление.
– Какое благородство! Ты не уничтожишь меня прямо здесь и сейчас?
Катрин опустила пистолет и направилась к двери.
– Твои мозги слишком ценны, чтобы ими разбрасываться. В этом все дело. Наполеон это знает. И Фуше это знает. Когда армия союзников будет разгромлена, а Британия уничтожена, ты поймешь, что нужно заботиться о себе, отбросив эту дурацкую преданность. Ты перейдешь на нашу сторону, Найджел, поскольку другой стороны просто не будет.
Найджел тщательно оценивал расстояние и время – сможет ли он выхватить нож, прежде чем Катрин успеет заметить? Фрэнсис может умереть первой!
Он пожал плечами.
– Значит, я не еду в Бельгию? Надеюсь, Лэнс позаботится о моем донском жеребце?
Дверь распахнулась.
– Почему я должен брать твою лошадь? – спросил Лэнс. – Потому что ты не простил Катрин? Ты не можешь проглотить свою проклятую гордость и признать, что любишь ее?
Рука Катрин крепко сжимала пистолет. Найджел мельком подумал о том, как мало известно Лэнсу.
– Нет, Лэнс, к сожалению, не могу. Лэнс шагнул к нему.
– Но почему? Почему?
Найджел смело встретил взгляд его голубых глаз.
– Хотя бы ради Англии. Катрин предавала нас, Лэнс, и в Москве, и в Париже. Ты слышал, как она призналась, что Наполеон был ее любовником. Все это ее рук дело. Она убила Доминика Уиндхема.
Лэнс резко отвернулся.
– Уиндхем! Он был предателем! Катрин лишь исполнила свой долг!
– Ах, Лэнс! Мне всегда претила твоя мораль, но я надеялся, что ты хотя бы уважаешь своих друзей. А как насчет хорошенькой мисс Марш? У тебя есть выбор: Катрин или все то, что ты когда-то любил. Что выберешь?
Лэнс прислонился головой к стене. Глаза его закрылись.
– Ты не понимаешь! Не обо мне речь. Ты единственный человек, кто может изменить ход истории. Тем не менее ты предал Катрин и свою страну. Ради чего? Ради страсти? Я могу это понять. Но она предлагает тебе искупление. Почему ты отвергаешь ее? Все дело во Фрэнсис? Страсть к ней сильнее? Ты любишь ее?
Фрэнсис неподвижно сидела в кресле – живая мишень. Катрин все еще сжимала в руке пистолет. Пальцы ее слегка ослабили хватку. Найджел вложил в свои слова все презрение, на какое только был способен:
– Боже милосердный! Какое мне дело, черт возьми, до них обеих? В темноте одну женщину не отличишь от другой.
Катрин рассмеялась. Лэнс побагровел.
– Тогда оставайся гнить здесь! Я возьму твоего донского жеребца – думаю, тебе нет дела и до него!
В дверях ждали пятеро вооруженных до зубов мужчин. Лэнс проскользнул между ними и быстро сбежал по ступенькам. Прежде чем последовать за ним, Катрин взяла перчатки и ударила ими Найджела по лицу.
Вооруженные люди шагнули вперед. Они ухмылялись. Найджел понимал, что, несмотря на нож в сапоге и всю его ловкость, шансов у него нет. Но какое-то звериное упрямство заставило его сражаться – одного против пятерых. Чтобы подтвердить это?..
Что-то прошелестело. Чья-то рука мыла его подбородок холодной водой. Повинуясь безошибочному инстинкту, Найджел выбросил вперед руку. Запястье было тонким и изящным – женским. Он открыл глаза.
– У вас только синяки, – сказала Фрэнсис. – Удивительно, но лицо совсем не пострадало. Вероятно, Катрин приказала своим людям, чтобы они не причиняли вам серьезного вреда.
Она наклонилась над ним и вновь приложила к его подбородку влажную холодную губку. Боже, как она прекрасна! Вероятно, здесь где-то есть горящая лампа, потому что волосы ее окружал светящийся нимб. Она невредима! Слава Богу! Слава Богу!
Найджел осторожно разлепил губы. Все зубы были целы, хотя подбородок немного саднил, а каждый вдох отдавался жгучей болью.
– Очень мило с ее стороны. Я сожалею, Фрэнсис.
Ему хотелось прижаться губами к ее губам и пить ее, как вино, но он смог выдавить из себя лишь пустые извинения.
– О, я тоже, – сказала она. – Трое из этих мужчин были вынуждены вынести тех двоих из комнаты.
Похоже, его тело серьезно не повреждено. Это особое искусство – избить человека так, чтобы причинить ему максимум боли, не нанося серьезных увечий. Подручные Катрин оказались опытными мастерами.
– Они уже ушли?
– Дом кажется пустым, по точно сказать не могу. Мы заперты в кухне в подвале. Окон здесь нет, только решетка под потолком. Каменные стены такие старые, что кажется, будто комната вырублена прямо в скале.
– И уверен, такие же крепкие, – усмехнулся он.
– И такие же крепкие, – улыбнулась ему в ответ Фрэнсис. Неужели ей дано безграничное терпение – его девушке с цимбалами? Тут ведь нет ничего личного? Всего лишь абстрактное сострадание.
Он лежал на длинном кухонном столе. Под голову ему положили какие-то тряпки. Вероятно, это сделала Фрэнсис. Кто-то другой снял с него сюртук – не особенно аккуратно, если судить по состоянию его рубашки. Наверное, один из них подумал, что в складках его одежды спрятаны деньги или донесения. Чертов дурак! Но и он сам не лучше, под конец показал себя полным болваном. Он обвел взглядом комнату, надежную, как средневековая тюрьма.
Проявлять героизм теперь поздно, и Найджел остался лежать, позволив Фрэнсис ухаживать за ним. Над его головой уходили вверх арки сводчатого потолка. Красноватый свет слабо мерцал. В комнате было тепло – значит, где-то должен был гореть очаг. Фрэнсис двигалась почти бесшумно. Он слышал звяканье миски и шорох ее одежд. Голос девушки в каменных стенах казался странным.
– Почему ты не догадался, кем была эта Катрин? Он закрыл глаза, наслаждаясь звуками ее голоса.
– Твои слова успокаивают, как бальзам Галаада. «Смотри, они спустились с Галаада с верблюдами, нагруженными пряностями, бальзамом и миррой». Я не заслужил твоего доверия. Спасибо, Фрэнсис.
– Моего доверия? Если бы ты совершил хоть одну ошибку, она бы убила меня.
– Ты простишь мне мои слова? Если бы я этого не сделал, она бы выстрелила. Я рад, что ты раскусила ее. «Вавилон внезапно обрушился и был уничтожен». Было невероятно утомительно поддерживать иллюзию, что Катрин святая.
Он не знал, приняла ли она его извинения. Голос ее звучал холодно и отстраненно.
– Зачем ты это делал?
– Ради Лэнса. Мне казалось, что жестоко разрушать его идеалы. Как это было недальновидно! Разумеется, я думал, что она мертва, и поэтому все остальное не имеет значения.
Послышался звук льющейся из насоса воды и скрип рукоятки, которую качала Фрэнсис.
– Все это время Лэнс тоже был предателем?
– Он едва ли сознает свое предательство и сейчас. Лэнс ненавидит Наполеона. На Марсовом поле он пытался убить его.
Она охнула и вернулась к нему, мягко ступая туфлями по каменному полу.
– Лэнс пытался убить Наполеона?
При свете лампы ее кожа приобрела золотистый оттенок и вся она словно светилась изнутри. Лучезарная Фрэнсис! Найджел улыбнулся, прекрасно сознавая, что выглядит в ее глазах деревенским дурачком.
– Его рыцарские инстинкты подсказали ему, что император должен умереть. Я остановил его. Гибель Наполеона приведет лишь к тому, что Францию зальют потоки крови.
Фрэнсис в ужасе отпрянула. Да, это еще один факт, который он утаил от нее, еще одно свидетельство его отвратительного двуличия.
– Так, значит, вот в чем ты заставил его поклясться – чтобы он этого больше никогда не делал? О Боже! Теперь я понимаю.
Сможет ли он объяснить ей?
– Лэнс всегда был подвержен романтическим порывам. Иногда это было похоже на попытки оттащить сэра Галахэда от святого Грааля. Хотя среди всей этой невыносимой святости было в нем что-то действительно светлое. Он с чистой и пламенной страстью следовал своим идеалам. У него было нелепое убеждение, что женщины изначально неспособны творить зло. Но из попыток взять на себя моральную ответственность за кого-то обычно ничего не получается.
Она подняла его рубашку и приложила прохладную губку к покрытым кровоподтеками ребрам.
– Именно это ты пытался для него сделать – взять на себя моральную ответственность?
Найджел вглядывался в ее лицо, понимая, что губка должна была пропитаться кровью, но Фрэнсис даже не поморщилась.
– Не совсем. Я сомневался, что смогу переменить его взгляды, но не хотел, чтобы это удалось Катрин. У нее были… жестокие вкусы. Я не хотел, чтобы она разрушила его личность или развратила его. С моей стороны это было чертовски самонадеянно, но война и так разбила немало чистых душ. Неужели хотя бы Лэнс не мог вернуться к своей мисс Марш, сохранив в неприкосновенности идеалы?
Фрэнсис выжала губку, а затем осторожно протерла ссадины на его груди.
– Катрин хотела сделать Лэнса своим любовником?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Лэнс дернулся, как от удара.
– Ради всего святого! Какого черта тебе нужно, Риво? Неужели ты думаешь, что Катрин обычная женщина? Именно ты утверждал, что нет! Боже мой! Боже мой! Она любит только тебя. Тем не менее ты хочешь заставить ее платить. Хочешь, чтобы она ползала перед тобой, моля о прощении? Она не унизилась бы так ни перед каким другим мужчиной!
– Неужели? – тихо спросил Найджел. – Значит, княгиня Катрин не унижалась, когда во время отступления из Москвы сделала своим любовником Бонапарта?
Лэнс побледнел. Фрэнсис видела, что губы его шевелятся, но он не произнес ни звука.
Катрин встала и схватила Найджела за руку.
– Ты ревнуешь? К Наполеону? К этому маленькому человечку? Перестань! Радуйся, что он сохранил меня для тебя.
Найджел позволил ее рукам скользнуть себе под сюртук. У него был спокойный, невозмутимый вид.
– А Лэнс? Я ведь не ошибся, правда?
– Какое это имеет значение? – глухо произнес Лэнс. – В жизни бывает всего лишь одна большая любовь, не правда ли? Такая, как у тебя и Катрин. Я уступаю ей дорогу.
Фрэнсис хотела уйти, но кресло, казалось, крепко держит ее. Сердце то бешено колотилось, то замирало.
Катрин подняла руки и обхватила ладонями лицо Найджела.
– Лэнс любит тебя так же, как я. Он понимает. Найджел ласковым движением убрал ее руки.
– Какое милое предложение – любовь втроем? Фрэнсис не заметила, как Лэнс пересек комнату и подошел к ней. Он взял ее за руки и стащил с кресла. Чадра сползла, и Фрэнсис увидела его глаза. У Лэнса был почти безумный вид – падший ангел, перед которым разверзся ад.
– Мисс Вудард! Фрэнсис! Разве вы не видите? Риво сдерживает свои чувства из-за нас! Черт возьми, вы ничего не значите для него, и я тоже здесь лишний. Пойдемте со мной! Оставьте их с Катрин вдвоем. Сейчас мы больше ничего для него не можем сделать.
– Бог мой, какая благородная жертва! – Голос Найджела, холодный и ясный, слегка вибрировал. – Черт бы тебя побрал, Лэнс, не впутывай в это дело Фрэнсис! Ты уже достаточно напакостил! Что ты во всем этом понимаешь? Ты без всяких колебаний толкнул Фрэнсис ко мне в постель, но захлебнулся в сантиментах по поводу Катрин. В какие игры ты играешь?
– Значит, эта индийская шлюха не давала остынуть твоей постели? – Катрин откинулась на спинку кресла и улыбнулась Найджелу. – А почему бы и нет? Мы не дети. Но какое право тогда ты имеешь ревновать меня? Я же не ревную. Мы оба не без греха. Это ничего не меняет. Верни мне свою верность, любовь моя. – Она соблазнительно подалась вперед. – Пойдем со мной.
– Я не ревную, – бесстрастно ответил Найджел. – И ни на что не претендую. Весь этот абсурд, эта гадкая маленькая мелодрама не моих рук дело. А если кто-то и забыл, то я могу напомнить: у нас с Лэнсом есть долг перед Англией. Будущее Европы висит на волоске. Тебе не кажется, что это гораздо важнее, чем все эти дьявольски неуместные эмоции?
Найджел шагнул к двери, но Катрин удержала его, ухватив за рукав.
– Нет, Найджел, не сейчас. Скажи мне! Я должна знать прежде, чем ты уйдешь.
Он остановился и взглянул на нее сверху вниз. Его голос источал сарказм.
– Кроме всего прочего, мы заключили сделку. Ты нарушила ее.
Лэнс шагнул вперед, но Катрин жестом остановила его.
– Найджел прав, дорогой. Ты не понимаешь. Спускайся вниз к остальным. Скажи Пьеру, пусть делает то, что я сказала. – Лэнс колебался, и тогда Катрин спокойно подошла к нему и обняла. Во время страстного поцелуя голубые глаза ангела закрылись.
– Иди, – сказала она. – Все в порядке.
Лэнс вышел из комнаты, не поднимая глаз на Фрэнсис и Найджела.
Катрин закрыла дверь и прижалась к ней спиной.
– Ты убьешь меня, Найджел, чтобы исполнить свой мерзкий долг? Я не сойду с этого места. Не отрицай, что любишь меня!
Он взглянул на нее, разыгрывая легкое удивление.
– Я никогда не любил тебя. В конце концов, ты ненавидела меня с момента нашей первой встречи той ночью на Арбате, когда я отверг твое предложение.
Атмосфера в комнате изменилась: явственно прозвучали раскаты грома, за которыми должна последовать буря. Фрэнсис смахнула слезы с глаз и проглотила застрявший в горле огненный ком. Она ощущала горький привкус во рту.
Катрин вновь подняла руку и провела пальцем по его губам.
– Но ты не можешь отрицать страсти! В нашей власти все вернуть назад, любимый, а заодно и завладеть всем миром. Если я могу простить тебя, то почему этого не можешь сделать ты? – Ее ладонь скользнула ему на затылок.
Найджел мгновенно высвободился.
– О нет, милая. Времена изменились. Какую бы цену ты ни потребовала за поцелуй, на этот раз я не готов заплатить ее.
Ее щеки порозовели от ярости, губы приоткрылись в злобной усмешке.
– Тогда будь ты проклят!
Найджел вернулся к окну. Он не знал, насколько можно доверять своей интуиции, но был уверен, что изменить что-нибудь уже поздно. Он понял это сразу, увидев Лэнса и Катрин. Почему он не прозрел раньше? Он потерпел сокрушительное поражение! Произошло то единственное, чего он не допускал в своих рассуждениях: Катрин жива. Это объясняло все: провалы, нестыковки времени и места, сомнения в преданности соратников. Что он говорил Уиндхему? «Кому еще известны наши секреты в России и то, чем мы занимались во Франции? Мне хотелось бы думать, что какой-то незнакомец сумел проникнуть в нашу маленькую группу». Это не был незнакомец. Это была Катрин.
Одного взгляда из окна было достаточно, чтобы его предположения подтвердились. Он не мог бы убежать, даже если бы бросил на произвол судьбы Фрэнсис. Несколько вооруженных мужчин входили в дом. Он был безоружен, если не считать спрятанного в сапоге небольшого ножа. Его пистолеты и шпага были приторочены к седлу донского жеребца. И Фрэнсис – из-за него она подвергалась смертельной опасности.
– Значит, я не поеду к Веллингтону? – тихо спросил он. – Даже если я сломаю твою прелестную шейку, ценные сведения не покинут Парижа. Хотя теперь это уже не любовь втроем. Нас теперь четверо, включая Наполеона.
– Как ты догадался? – спросила Катрин.
Теперь ее пальцы сжимали пистолет. Твердой рукой она направила его прямо на Фрэнсис, единственного человека – Катрин это точно знала, – жизнью которого он не станет рисковать.
Он опустился на диван и раскинул руки на его спинке, стараясь продемонстрировать веселую беспечность.
– Потому что другого быть не может, моя дорогая. Все это время я позволял своему вниманию отвлекаться на факты и забыл о здравом смысле. Нас предавали в Москве. Нас предавали в Париже. Изменником мог быть любой из нас. Но никто не мог выдать тебя Фуше, кроме тебя самой. Это ты подбросила бумаги в комнаты Доннингтона? Свидетельства его и моего предательства, а также милые подробности твоей смерти? Поэтому бедняга Доннингтон должен был умереть? Ты с самого начала была двойным агентом?
Она рассмеялась, но не отвела взгляда от Фрэнсис. Пистолет в ее руке не дрогнул.
– Я работала только на Наполеона, Найджел. Великого человека, которого я повстречала когда-то в Париже и который после сожжения Москвы вновь стал моим любовником. Он гений нашего времени, человек, который принесет нам будущее.
Фрэнсис сидела не шевелясь, ее широко раскрытые голубые глаза не отрывались от лица Катрин. Она казалась абсолютно спокойной, но Найджел чувствовал ее страх. К чему бы это ни привело, но будь он проклят, если из-за своей глупости погубит эту храбрую душу!
– Император хороший любовник? – сухо спросил он. Катрин бросила на него кокетливый взгляд.
– Он лучше Уиндхема, но не так хорош, как ты. Уиндхем был моим агентом в Англии. Он отравил тебя.
Это было больно.
– Ты его тоже убила, Катрин?
– Он мертв, – пожала она плечами. – А для тебя у меня есть предложение.
– Значит, мне позволено выбирать?
Ее глаза были прикованы к Фрэнсис. Пистолет по-прежнему был направлен на соперницу.
– Мир перекраивается. Этот Веллингтон – кто он такой? Генерал сипаев! Его забудут. Его имя сотрется из памяти людей. А Наполеон Бонапарт возвышается, подобно колоссу, над всеми современниками.
Он откинул голову и заставил себя говорить непринужденно, словно угроза жизни Фрэнсис его нисколько не беспокоила.
– Если мне не изменяет память, оригинал на Родосе рухнул под собственной тяжестью. Не трать слов понапрасну, Катрин. В этом деле я не перейду на твою сторону.
На лестнице послышался шум.
– Я даю тебе неделю на размышление.
– Какое благородство! Ты не уничтожишь меня прямо здесь и сейчас?
Катрин опустила пистолет и направилась к двери.
– Твои мозги слишком ценны, чтобы ими разбрасываться. В этом все дело. Наполеон это знает. И Фуше это знает. Когда армия союзников будет разгромлена, а Британия уничтожена, ты поймешь, что нужно заботиться о себе, отбросив эту дурацкую преданность. Ты перейдешь на нашу сторону, Найджел, поскольку другой стороны просто не будет.
Найджел тщательно оценивал расстояние и время – сможет ли он выхватить нож, прежде чем Катрин успеет заметить? Фрэнсис может умереть первой!
Он пожал плечами.
– Значит, я не еду в Бельгию? Надеюсь, Лэнс позаботится о моем донском жеребце?
Дверь распахнулась.
– Почему я должен брать твою лошадь? – спросил Лэнс. – Потому что ты не простил Катрин? Ты не можешь проглотить свою проклятую гордость и признать, что любишь ее?
Рука Катрин крепко сжимала пистолет. Найджел мельком подумал о том, как мало известно Лэнсу.
– Нет, Лэнс, к сожалению, не могу. Лэнс шагнул к нему.
– Но почему? Почему?
Найджел смело встретил взгляд его голубых глаз.
– Хотя бы ради Англии. Катрин предавала нас, Лэнс, и в Москве, и в Париже. Ты слышал, как она призналась, что Наполеон был ее любовником. Все это ее рук дело. Она убила Доминика Уиндхема.
Лэнс резко отвернулся.
– Уиндхем! Он был предателем! Катрин лишь исполнила свой долг!
– Ах, Лэнс! Мне всегда претила твоя мораль, но я надеялся, что ты хотя бы уважаешь своих друзей. А как насчет хорошенькой мисс Марш? У тебя есть выбор: Катрин или все то, что ты когда-то любил. Что выберешь?
Лэнс прислонился головой к стене. Глаза его закрылись.
– Ты не понимаешь! Не обо мне речь. Ты единственный человек, кто может изменить ход истории. Тем не менее ты предал Катрин и свою страну. Ради чего? Ради страсти? Я могу это понять. Но она предлагает тебе искупление. Почему ты отвергаешь ее? Все дело во Фрэнсис? Страсть к ней сильнее? Ты любишь ее?
Фрэнсис неподвижно сидела в кресле – живая мишень. Катрин все еще сжимала в руке пистолет. Пальцы ее слегка ослабили хватку. Найджел вложил в свои слова все презрение, на какое только был способен:
– Боже милосердный! Какое мне дело, черт возьми, до них обеих? В темноте одну женщину не отличишь от другой.
Катрин рассмеялась. Лэнс побагровел.
– Тогда оставайся гнить здесь! Я возьму твоего донского жеребца – думаю, тебе нет дела и до него!
В дверях ждали пятеро вооруженных до зубов мужчин. Лэнс проскользнул между ними и быстро сбежал по ступенькам. Прежде чем последовать за ним, Катрин взяла перчатки и ударила ими Найджела по лицу.
Вооруженные люди шагнули вперед. Они ухмылялись. Найджел понимал, что, несмотря на нож в сапоге и всю его ловкость, шансов у него нет. Но какое-то звериное упрямство заставило его сражаться – одного против пятерых. Чтобы подтвердить это?..
Что-то прошелестело. Чья-то рука мыла его подбородок холодной водой. Повинуясь безошибочному инстинкту, Найджел выбросил вперед руку. Запястье было тонким и изящным – женским. Он открыл глаза.
– У вас только синяки, – сказала Фрэнсис. – Удивительно, но лицо совсем не пострадало. Вероятно, Катрин приказала своим людям, чтобы они не причиняли вам серьезного вреда.
Она наклонилась над ним и вновь приложила к его подбородку влажную холодную губку. Боже, как она прекрасна! Вероятно, здесь где-то есть горящая лампа, потому что волосы ее окружал светящийся нимб. Она невредима! Слава Богу! Слава Богу!
Найджел осторожно разлепил губы. Все зубы были целы, хотя подбородок немного саднил, а каждый вдох отдавался жгучей болью.
– Очень мило с ее стороны. Я сожалею, Фрэнсис.
Ему хотелось прижаться губами к ее губам и пить ее, как вино, но он смог выдавить из себя лишь пустые извинения.
– О, я тоже, – сказала она. – Трое из этих мужчин были вынуждены вынести тех двоих из комнаты.
Похоже, его тело серьезно не повреждено. Это особое искусство – избить человека так, чтобы причинить ему максимум боли, не нанося серьезных увечий. Подручные Катрин оказались опытными мастерами.
– Они уже ушли?
– Дом кажется пустым, по точно сказать не могу. Мы заперты в кухне в подвале. Окон здесь нет, только решетка под потолком. Каменные стены такие старые, что кажется, будто комната вырублена прямо в скале.
– И уверен, такие же крепкие, – усмехнулся он.
– И такие же крепкие, – улыбнулась ему в ответ Фрэнсис. Неужели ей дано безграничное терпение – его девушке с цимбалами? Тут ведь нет ничего личного? Всего лишь абстрактное сострадание.
Он лежал на длинном кухонном столе. Под голову ему положили какие-то тряпки. Вероятно, это сделала Фрэнсис. Кто-то другой снял с него сюртук – не особенно аккуратно, если судить по состоянию его рубашки. Наверное, один из них подумал, что в складках его одежды спрятаны деньги или донесения. Чертов дурак! Но и он сам не лучше, под конец показал себя полным болваном. Он обвел взглядом комнату, надежную, как средневековая тюрьма.
Проявлять героизм теперь поздно, и Найджел остался лежать, позволив Фрэнсис ухаживать за ним. Над его головой уходили вверх арки сводчатого потолка. Красноватый свет слабо мерцал. В комнате было тепло – значит, где-то должен был гореть очаг. Фрэнсис двигалась почти бесшумно. Он слышал звяканье миски и шорох ее одежд. Голос девушки в каменных стенах казался странным.
– Почему ты не догадался, кем была эта Катрин? Он закрыл глаза, наслаждаясь звуками ее голоса.
– Твои слова успокаивают, как бальзам Галаада. «Смотри, они спустились с Галаада с верблюдами, нагруженными пряностями, бальзамом и миррой». Я не заслужил твоего доверия. Спасибо, Фрэнсис.
– Моего доверия? Если бы ты совершил хоть одну ошибку, она бы убила меня.
– Ты простишь мне мои слова? Если бы я этого не сделал, она бы выстрелила. Я рад, что ты раскусила ее. «Вавилон внезапно обрушился и был уничтожен». Было невероятно утомительно поддерживать иллюзию, что Катрин святая.
Он не знал, приняла ли она его извинения. Голос ее звучал холодно и отстраненно.
– Зачем ты это делал?
– Ради Лэнса. Мне казалось, что жестоко разрушать его идеалы. Как это было недальновидно! Разумеется, я думал, что она мертва, и поэтому все остальное не имеет значения.
Послышался звук льющейся из насоса воды и скрип рукоятки, которую качала Фрэнсис.
– Все это время Лэнс тоже был предателем?
– Он едва ли сознает свое предательство и сейчас. Лэнс ненавидит Наполеона. На Марсовом поле он пытался убить его.
Она охнула и вернулась к нему, мягко ступая туфлями по каменному полу.
– Лэнс пытался убить Наполеона?
При свете лампы ее кожа приобрела золотистый оттенок и вся она словно светилась изнутри. Лучезарная Фрэнсис! Найджел улыбнулся, прекрасно сознавая, что выглядит в ее глазах деревенским дурачком.
– Его рыцарские инстинкты подсказали ему, что император должен умереть. Я остановил его. Гибель Наполеона приведет лишь к тому, что Францию зальют потоки крови.
Фрэнсис в ужасе отпрянула. Да, это еще один факт, который он утаил от нее, еще одно свидетельство его отвратительного двуличия.
– Так, значит, вот в чем ты заставил его поклясться – чтобы он этого больше никогда не делал? О Боже! Теперь я понимаю.
Сможет ли он объяснить ей?
– Лэнс всегда был подвержен романтическим порывам. Иногда это было похоже на попытки оттащить сэра Галахэда от святого Грааля. Хотя среди всей этой невыносимой святости было в нем что-то действительно светлое. Он с чистой и пламенной страстью следовал своим идеалам. У него было нелепое убеждение, что женщины изначально неспособны творить зло. Но из попыток взять на себя моральную ответственность за кого-то обычно ничего не получается.
Она подняла его рубашку и приложила прохладную губку к покрытым кровоподтеками ребрам.
– Именно это ты пытался для него сделать – взять на себя моральную ответственность?
Найджел вглядывался в ее лицо, понимая, что губка должна была пропитаться кровью, но Фрэнсис даже не поморщилась.
– Не совсем. Я сомневался, что смогу переменить его взгляды, но не хотел, чтобы это удалось Катрин. У нее были… жестокие вкусы. Я не хотел, чтобы она разрушила его личность или развратила его. С моей стороны это было чертовски самонадеянно, но война и так разбила немало чистых душ. Неужели хотя бы Лэнс не мог вернуться к своей мисс Марш, сохранив в неприкосновенности идеалы?
Фрэнсис выжала губку, а затем осторожно протерла ссадины на его груди.
– Катрин хотела сделать Лэнса своим любовником?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41