Кайла подтянула колени к груди и обхватила их руками. Когда Роланд вошел, она упрямо трясла головой, отказываясь от чая, который предлагала ей Марла.
Дверь с громким стуком ударилась о стену, когда он открыл ее. Роланд совсем не собирался этого делать. Просто так получилось.
Кайла чуть ли не подпрыгнула на месте, обратив на него взгляд раненой оленихи. Все, что Роланд сейчас смог, это удержаться от того, чтобы не упасть перед ней на колени, не прижать ее к себе и не заплакать над ее израненным ртом, взлохмаченными волосами, над этим отчаянием и страхом в ее глазах.
Вместо этого Роланд спокойно подошел, заставил себя все так же спокойно взять ее за руку, рассмотреть ее, не обращая внимания на повисшее вдруг молчание.
Тонкая, изящная. Ни ран, ни синяков. Ее пальчики сжались вокруг его руки. Он наклонился и провел губами по нежному бархату ее запястья, пробуя на вкус ее кожу, чувствуя губами биение пульса.
– Ты можешь говорить? – спросил он тихо.
– Конечно, – с вызовом ответила она. Впрочем, ее тон не мог его обмануть. За ним явно скрывался страх. – Это был тот, с черными волосами.
Он уже знал все детали от Дункана, но слышать то же самое от нее оказалось невыносимо трудно. И снова со дна его души поднялась тьма, снова забился этот отвратительный пульс, сводивший его когда-то с ума: убить, убить, убить…
– Что ты делала там одна? – спросил он, стараясь, чтобы поднимающаяся внутри ярость не проявилась в его голосе.
Она промолчала, отвернувшись и упрямо надув губы, но вид у нее при этом был виноватый.
Он подождал ответа и, не дождавшись, спокойно произнес:
– Неважно. Больше этого не повторится.
И, выпустив ее руку, он отвернулся и направился к двери.
– Роланд, подожди! – крикнула в отчаянии Кайла, но он не остановился, никак не показав, что слышит ее. Он вышел, предоставив стражнику, стоящему снаружи, запереть за ним дверь.
Марла сидела на своей постели, опустив взгляд на кружку с отваром трав, которую все еще держала в руках, всем своим видом выражая горькую покорность судьбе.
В эту ночь он не пришел к ней, не пришел и на следующую. И хотя Кайла обнаружила, что ее никто не собирается насильно удерживать в комнате, но зато вместо одного постоянного стражника к ней приставили сразу двух.
Они и стали ее постоянной компанией, Томас и Бертольд, оба высокие, крупные, молчаливые, отделывающиеся обычно короткими «да» и «нет» и становящимися непоколебимыми и твердыми, как скалы, если только видели, что где-то рядом с ней появлялось хоть что-то, с их точки зрения, подозрительное. А подозрительным им казалось практически все от котенка до служанки.
Это были два самых верных воина ее мужа. Кайла помнила их еще по путешествию из Шотландии. Она должна была бы чувствовать себя польщенной. Одна беда – с ними она ощущала себя еще более незащищенной, чем прежде. Теперь уже никто не мог ошибиться в том, где именно она находится. Теперь ей уже нельзя было тихо скользнуть в тень, чтобы шпионить за теми, кто выслеживал ее. Нельзя было тихо и незаметно войти в какую-нибудь комнату или выйти во двор, пройтись по саду, поговорить с детьми. И уж точно нельзя было бродить по тайному ходу. Роланд выполнил-таки свое обещание и привинтил шкаф к полу.
Когда она куда-нибудь входила, все сразу же расступались, едва не разбегаясь в разные стороны, как караси при появлении щуки. Томас и Бертольд по обеим сторонам от нее или впереди и сзади, всем своим видом предостерегая всякого, у кого могла возникнуть шальная мысль каким-либо образом навредить ей. Но заодно они распугивали и всех остальных. Кайла буквально задыхалась от этой защиты, ей казалось, что еще немного, и она просто сойдет с ума.
Общее настроение в самом замке становилось все более и более мрачным, и словно вместе со всеми из солидарности загрустила природа. Небо, постоянно затянутое облаками, потускнело, нависло низко над горами и время от времени проливалось холодным дождем. С моря постоянно дул ледяной, пронизывающий ветер, он ревел и выл в печных трубах, расположенных в стенах замка. Все это еще больше угнетало дух обитателей Лоремара. Они мало разговаривали, в большом зале во время еды уже не слышен был смех, громкие разговоры и шутки, никто уже даже и не улыбался. Мужчины мрачно молчали, сложив руки на груди, женщины с потерянным видом сидели, опустив головы. Даже дети, казалось, забились по углам, почти не выходя из детской, куда Кайлу также больше не приглашали.
Где бы ни появлялся Роланд, там сразу все замирало, даже ветер смолкал. Все бросали свои дела и только наблюдали за ним, за Кайлой. Все чего-то ждали. А Кайла никак не могла понять – чего?
Но она хотя бы знала, чего ждала она. Она ждала, когда к ней вернется Роланд. Она ждала, чтобы из его глаз, в которых когда-то пылал огонь, исчезла эта пустота, эта холодная зимняя стужа. Она ждала от него больше, чем те несколько ничего не значащих фраз, с которыми он теперь обращался к ней при редких встречах.
Сколько раз он окидывал ее своим внимательным взглядом с головы до ног, а затем отворачивался, словно ему было нестерпимо мучительно просто смотреть на нее. И это стало еще одной ее тайной болью, которую она скрывала за напускным безразличием. Но с ней он хотя бы не был таким вспыльчивым и нетерпимым, как с другими. А это было уже что-то. Когда он расспрашивал ее о деталях последнего нападения, то все, что она могла уловить, это его бесконечное терпение. Она рассказала ему все, что могла вспомнить с момента своей встречи в саду с Элисией. Но она не упомянула ни слова о той таинственной сказке, которую рассказала девочка и которая произвела на Кайлу такое жуткое впечатление. Она не рассказала об этом ни единой живой душе. Она просто не могла об этом говорить. Но зато дальше она не упустила ничего: и о том, как этот человек схватил ее, и что говорил, и каким образом ей удалось от него сбежать.
Когда Роланд спросил, что она думает о том, что именно или кого мог этот человек искать, о чем он говорил тогда в комнате, чего требовал от нее, Кайла честно отвечала, что не имеет никакого представления. В ответ последовало лишь молчание и отсутствующий взгляд в окно. Таким образом закончился самый длинный разговор между ними за последнее время.
На третий день после нападения Кайла отправилась в конюшню навестить Остера. Она ласково разговаривала с ним, извиняясь за то, что не может вывести его погулять. Остер открыто выражал свое огорчение, фыркая и перебирая ногами, и даже ущипнул губами рукоятку кинжала, который она снова теперь носила на поясе. Томас и Бертольд, стоящие по обе стороны от нее, поглядывали на коня весьма мрачно.
Стойла в конюшне были расположены так, что коней друг от друга отделяли только деревянные стенки из толстых жердей. За стойлом Остера находилось еще одно, открывающееся на другую сторону конюшни. Сквозь перекладины Кайла видела там белую лошадь и нескольких мужчин, что-то делающих с ее передней ногой.
Кайла прижалась щекой к шее Остера, поглаживала его нос и слушала разговор, который долетал до нее из соседнего стойла.
– Кузнец сказал, что только что подковывал эту лошадь. Только что.
Другой согласно хмыкнул.
– А теперь я спрашиваю тебя, как лошадь могла сбросить только что набитую подкову? У нашего Смита, как ты знаешь, подковы никогда не отваливаются. Только когда приходит срок и пора их менять.
– Я слышал, что гвозди вывалились. Паренек Кастора нашел их. Новые гвозди, именно такие, помеченные, какие делает Смит для наших лошадей. И там были специальные метки, которые Смит сделал для кобылы Дерека. Паренек Кастора обнаружил три гвоздя, валяющиеся около пня.
Белая лошадь заволновалась, недовольно заржала. Мужчины задвигались и на некоторое время умолкли. Потом заговорили вновь:
– Да, парень отнес эти гвозди прямо к капитану. Я был там. И вот что тебе скажу: никогда я еще не видел Дункана в таком гневе. А когда, как я слышал, он доложил обо всем его светлости, то, говорят, от его ярости чуть весь дом не взлетел на воздух.
– А я слышал, что он начал крушить мебель. А потом послал за беднягой Дереком, чтобы узнать, как это он выбрал себе лошадь без подковы.
– Нет, – вступил в разговор новый голос, более серьезный. – Я слышал другое. Я слышал, что его светлость ничего не сказал. Вы знаете, как он это делает. Ничего не говорит. Только потом, на следующее утро, обнаружили эти гвозди все скрученные, так, словно их гнули голыми руками.
В соседнем стойле воцарилось молчание, и даже лошадь, казалось, задумалась.
Кайла закрыла глаза и продолжала поглаживать морду своего коня.
В ночь четвертого дня Кайла внезапно проснулась от того, что почувствовала, как рядом с ней прогнулась кровать под тяжестью чьего-то тела. В испуге она открыла глаза, уставившись на свечу возле кровати.
– Не бойся, – Роланд сидел рядом с ней, держа в руке свечу.
Это показалось ей так странно, что она долгое время молчала и только смотрела на него, ожидая, что он или превратится в чудовище, или растает, как призрак, или, как в ее вчерашнем сне, наклонится и поцелует ее. Но он ничего этого не сделал. Он просто сидел, склонив го лову, и Кайла наконец начала понимать, что это не сон. Роланд действительно был здесь, рядом с ней.
Кайла села и почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Он был так красив сейчас! Золотые локоны до плеч обрамляли резко очерченный суровый профиль, и хотя его лицо оставалось в тени, она почти ощущала на себе его жаркий взгляд.
– Милорд?
Нет, это не сон. Он чуть поднял свечу, и ее пламя, чуть колеблясь от движения воздуха, позволило ей увидеть его сверкающий взгляд, прежде чем его глаза вновь приобрели свойственное им в последнее время пустое выражение.
– Ты совсем проснулась? Сможешь меня выслушать?
Она молча кивнула, охваченная нехорошим предчувствием.
– Одевайся. Мне нужно, чтобы ты пошла со мной.
– Куда? – спросила она, боясь ошибиться, но не в силах сдержать надежду, вдруг вспыхнувшую в сердце. Она подумала о береге океана под бархатным звездным шатром, о мягком песке, готовом принять их разгоряченные обнаженные тела…
Роланд встал и отвернулся. Его голос прозвучал глухо и отрешенно. Сердце у Кайлы упало.
– Мне нужно, чтобы ты опознала тело.
Она поспешно оделась, схватив первую попавшуюся нижнюю юбку, которую натянула через голову дрожащими пальцами. Затем никак не могла завязать тесемки на ней, а когда дело дошло до платья, она долго возилась с крючками, пока Роланд, что-то пробормотав сквозь стиснутые зубы, не принялся помогать ей. Его руки показались ей совсем чужими, как если бы ей помогал одеваться не мужчина, даривший ей ни с чем не сравнимые ласки, а совершенно незнакомый, равнодушный человек. Когда она наконец оделась, он взял ее за руку и вывел в коридор, где их тут же окружили стражники.
Никто не произнес ни слова, пока они шагали через темные коридоры и холлы замка, мимо спящих пажей и оруженосцев, мимо солдат, растянувшихся на лавках в главном зале.
Все так же молча они вышли в темную пасмурную ночь, прошли через двор замка до конюшни, но вместо того, чтобы войти внутрь, Роланд повел ее вокруг здания к группе стоящих возле стены мужчин. Те явно его ждали, но стояли молча и неподвижно, ожидая, когда граф и графиня приблизятся.
На покрытой травой земле лежало распростертое тело мужчины. Это был тот самый человек с черными волосами. Чтобы узнать его, Кайле понадобилось лишь бросить один короткий взгляд на его лицо. Его туника была разрезана, темное пятно крови заливало грудь. Один из солдат наклонился и поднес факел ближе к его лицу. Кайла смотрела всего несколько мгновений, затем отвернулась и кивнула в ответ на невысказанный вопрос Роланда.
– Ты уверена? – Роланд стоял позади нее, словно стараясь загородить от всего мира. Она услышала, как дрогнул его голос.
– Да, – только и сказала она.
Она чуть подалась назад, обхватив себя руками в тщетной попытке сдержать нервную дрожь. Роланд подал знак своим людям. Они тут же окружили тело, подняли и понесли куда-то в ночь. Кайла смотрела им вслед, пока темнота не поглотила их, и лишь светящиеся точки горящих факелов продолжали двигаться в кромешной тьме.
Возле Роланда и Кайлы остались лишь ее молчаливые верные стражи Томас и Бертольд. Кайла заставила себя заглянуть в лицо мужу, пытаясь найти там хоть какие-то следы того мужчины, которого, как она надеялась, начала узнавать.
– Жаль, что так вышло, – сказал он, обернувшись к ней. На его лице играла зловещая, безжалостная улыбка. – Я бы хотел сам его убить.
И Кайла ему поверила.
14
В конце недели Кайла поняла, что больше не в силах выдержать общей мрачной атмосферы, царящей в замке. После того как обнаружили тело черноволосого мужчины, Роланд стал, если такое вообще возможно, еще более холодным и опасным. Теперь она не только не видела его за столом в общем зале, но и по ночам, которые тянулись для нее бесконечно, сменяясь такими же пустыми днями, проведенными почти в полном одиночестве. Люди отшатывались от нее, словно она была ведьмой. Даже Марлу она ни разу не видела за все это время.
Кайла сейчас остро нуждалась в утешении и понимании, которые, как она думала, могла найти у одного-единственного человека на острове. Она очень надеялась на то, что он сможет вывести ее из этого мрачного темного лабиринта, в который затянул ее Роланд. Кайле было необходимо поговорить по душам с Харриком.
На Лорее не было церкви. Единственная месса, в которой Кайле пришлось принять участие на острове, происходила в главном зале замка. Поэтому ей надо было искать Харрика в местах, наиболее подходящих для монаха.
Не на кухне, полной молодых женщин, которые едва ли стали бы тратить свое время на бесплодные размышления о смысле бытия.
И не в конюшне, так как брат Харрик, по его собственным словам, не ездил верхом.
Не было его и на дворе, где Томас и Бертольд сразу заметили бы высокую фигуру монаха с любого расстояния.
Его не было даже в его собственной комнате, маленькой и совершенно пустой, по словам Томаса, который зашел туда, чтобы удостовериться, что там действительно никого нет.
Она нашла Харрика в детской, к своему удивлению, так как не собиралась его там искать, а забрела туда случайно, поскольку комната эта находилась недалеко от комнаты самого монаха. Когда Кайла со своими телохранителями проходила мимо, из-за двери детской раздался глубокий, спокойный голос, который нельзя было спутать ни с чьим другим.
Кайла остановилась в нерешительности в коридоре, не зная, может ли она врываться к ним и мешать их занятиям. Но Бертольд решил это проблему, просто открыв для нее дверь.
Харрик сидел в середине круга, образованного детьми, с расставленными широко в стороны руками и растопыренными пальцами.
– … с крыльями, больше, чем ширина этой комнаты, с глазами, горящими огнем, и с ниткой жемчуга, украшавшей его бороду.
Дети, затаив дыхание, смотрели на его распростертые в стороны руки, которыми он начал махать, как крыльями.
– А что было дальше? – закричал самый маленький мальчик.
Харрик увидел Кайлу. Мгновенно крылья дракона опустились, превратившись снова в человеческие руки. Дети издали дружный вздох сожаления.
– Мы закончим историю завтра. Святой Георг может и подождать.
Раздались громкие крики протеста, когда Харрик поднялся на ноги и осторожно двинулся к Кайле, окруженный обступившими его детьми.
– Завтра, – внушительно повторил он, и, словно по волшебству, все крики смолкли, и дети разбежались по разным углам комнаты, тут же занявшись своими делами. Лишь несколько малышей подошли к Кайле вместе с Элисией, которая снова казалась самой обычной маленькой девочкой. Некоторые дети просто молча стояли в стороне, с благоговейным страхом взирая на огромные фигуры Томаса и Бертольда.
– Здравствуй, тетя, – сказала Элисия, потянув Кайлу за юбку обеими руками. – Тебе сегодня уже лучше?
Кайла наклонилась и коснулась пальцами детской щеки, гладкой и нежной.
– Да, спасибо, – ответила она.
– Это хорошо. – Элисия быстро обняла Кайлу и прижалась к ней на мгновение. А затем отошла, уводя за собой других детей.
Женщины, приглядывавшие за детьми, поспешили всех успокоить. В комнате и в самом деле стало потише, так что можно было слышать ветер, завывающий в трубах и бьющийся о закрытые ставни детской, расположенной в высокой башне. Дети и взрослые выжидательно смотрели на Кайлу.
– Может, выйдем куда-нибудь отсюда? – спросил Харрик.
Кайла кивнула.
Во дворе замка, окруженном со всех сторон стенами, ветер почти не ощущался. Пока они шли, Харрик молчал, а Кайла раздумывала над тем, как приступить к тому, о чем она собиралась с ним поговорить. Они вышли за главные ворота, и, к ее удивлению, никто из ее стражников не возразил против такого явного нарушения строжайшего распоряжений Роланда. Они, как всегда, расположились по бокам, но Томас предоставил Харрику особую привилегию – идти рядом с Кайлой, сам же пошел чуть сзади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34