Волосы были коротко острижены, как в тот день, когда она впервые увидела его в крепости.Казалось, он прочитал ее мысли, потому что поднял руку и провел ладонью по волосам.— Я… я не был уверен… — Голос звучал непривычно робко, почти нервно. Он зажал шлем под мышкой. — Может быть, мне не следовало приходить. Стоит тебе сказать слово, и я уйду. Но я…Что еще хотел сказать Гален, осталось неизвестным, потому что она уже была в его объятиях. Шлем упал на землю. Он стиснул ее обеими руками и поцеловал так крепко, что причинил боль. Его язык проник внутрь, и поцелуй стал еще глубже. Сейчас все его мысли были с ней, ему нужна была только она. Им двигало не желание обладать этой женщиной, а сознание того, что она принадлежит ему.Ее язык скользнул внутрь его рта, и он почувствовал руки, расстегивающие его доспехи.Он перенес ее через комнату и положил на ложе, которое они делили только несколько коротких ночей. Каждый понимал, что это была их последняя ночь. Она прошептала его имя, потянулась к нему, и он забыл обо всем.Стоя на коленях перед ложем, он сорвал с нее рубашку, стянул доспехи через голову и бросил на пол. За доспехами последовали туника и нижняя рубашка. Затем он наклонился и своими широкими ладонями начал ласкать ее тело — бедра, груди, лицо. Этой ночью он изучит и запомнит каждый изгиб ее тела.Рика протянула к нему руки, узнавая пальцами знакомые места: тугие узлы мышц за плечами, массивную колонну шеи, нашла на ощупь шрамы на животе и потянулась туда, куда раньше стеснялась дотрагиваться. Пробежала пальцами по обнаженной груди и ниже, до той части тела, которая указывала на его желание.Никто, кроме этого человека, не смог бы удовлетворить то, что Гален разбудил в ней. Со вновь обретенной смелостью Рика направила его и, ожидая воссоединения их тел, закричала, когда он вошел. Он медленно продвигался все глубже, пока не дошел до конца. Тогда Гален наклонился и приник к ней опять.На него нахлынула волна страсти. Желание помедлить, сохранить и продлить каждое мгновение боролось с непреодолимым порывом слиться с ней воедино, чувствовать ее тепло, ее руки вокруг себя, чувствовать ее как себя самого. Почти грубо, он начал.Рика обхватила его за плечи и прижалась к нему, чтобы дать ему войти в нее глубже, вскрикнула и полностью отдалась, понимая его первобытное желание взять ее почти насильно, а Гален любил ее яростно и самозабвенно. Она не была его врагом — она была наградой. Он дрался за нее, сметая все, что их разлучало. На эту последнюю ночь они отреклись от богов и своих судеб, и даже от римской армии.Гален продолжал, отдаваясь желаниям своего тела, пока не достиг ослепительно-жгучей вершины. Уже опустошенный, он все же не покинул ее сразу. Наконец он приподнялся и, перекатившись, лег рядом с ней, лаская ее, играя ее волосами, ощущая пальцами их мягкость. Она пошевельнулась, глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Он посмотрел ей в лицо, но ее глаза были крепко закрыты, голова покоилась на его груди. Длинные волосы покрывали их тела, как шелковое покрывало.Они не разговаривали — не было ни нужды, ни желания. Между ними существовала связь, дарованная лишь тем, чьи души слились воедино. Но они не спали, они просто отдыхали перед тем, как начать все снова, потому что это была ночь их Любви.
Проснувшись, Гален долго смотрел на Рику, опершись на локоть и ощущая на себе ее теплое дыхание. Ее красота никогда не изгладится из его памяти, не потускнеет и не забудется. Внутри него как будто стоял комок глухой боли. Перспектива жизни без нее делала его пустым и холодным внутри. Он передвинулся, чтобы снять нагрузку с правого плеча, обнял ее и прижал к себе. Рика закинула руки ему за спину и уткнула голову ему в грудь.Он погрузил лицо в ее волосы и постарался привести свои мысли в порядок. Наконец он отстранил ее, повернул лицом к себе и отвел от лица спутанные волосы.— Рика, я получил приказ вернуться в Дэву после того, как договор с Церриксом будет подписан.Она замерла в его объятиях, но промолчала, просто кивнув в знак того, что расслышала сказанное.— Согласна ли ты покинуть все это и уйти со мной?— Уйти с тобой? — По лицу ее прокатилась волна чувств, которые он не смог разобрать. — В качестве кого? Твоей шлюхи?— Нет, — он сел, увлекая ее за собой, — в качестве моей жены.Она взглянула ему в глаза. Против ее воли глаза наполнились слезами.— Ты знаешь, что это невозможно, — прошептала она. — Ты сам мне говорил, что в вашей армии солдатам не разрешено жениться.— Они не могут этому помешать — только отказываются признавать брак. Пока я могу платить за твое проживание за воротами лагеря и перевозку вслед за мной, когда меня перемещают…— Перемещают? Куда? В эти чужие страны, о которых ты говорил и названия которых я даже не могу выговорить? — Рика тихо и невесело рассмеялась. — Нет, Гален. Это не для меня. Хотя я и люблю тебя так, как никогда, никого и ничего не любила, я не хочу прожить жизнь, наблюдая, как ты шагаешь от битвы к битве, все время зная, что когда-нибудь ты можешь не вернуться. А если это произойдет, что тогда? Должна ли я буду, чтобы выжить, найти себе другого вместо тебя, как сделала твоя мать, когда не вернулся отец? А потом другого и еще, пока не стану настолько стара, что не буду нужна никому?Она помолчала и продолжила с решительным выражением на лице:— Как ты не можешь уйти от своей судьбы, так я не могу от своей. Мое место здесь… с Дафиддом. Боюсь, что это только вопрос времени, когда муж Лунед заставит ее избавиться от него. Если меня не будет здесь, его никто не возьмет. С тех пор, как ты ушел, он почти все время был со мной. Я даже удивляюсь, почему он согласился покинуть меня этим утром, когда я настаивала, чтобы он вернулся для безопасности в крепость. Теперь ты видишь, я не могу уйти.Рика потрясла головой. Ее горе угрожало захватить ее целиком, в ушах у нее шумело, и она боялась, что упадет в обморок. Ей был нужен этот человек, она хотела его, но всегда знала, что он не будет с нею. Собрав последние силы, она закрыла глаза и нежно поцеловала его.— Ты предложил это из чувства вины передо мной, Гален, и, я думаю, на самом деле перед тем, как спрашивать, уже знал ответ. Ты не можешь остаться. А я не могу пойти с тобой. Между нами все кончено.Он обнял ее. Она была права — во всем. Он действительно знал ее ответ, но ему нужно было спросить.Они в последний раз легли вместе, и он овладел ею с такой нежностью, какую прежде не мог от себя ожидать. Он овладел ею не как мужчина женщиной — от страсти, а как муж женой от любви. Он любил ее всеми силами своей души.Потом он нежно поцеловал ее, поднялся и начал одеваться. Она подошла к очагу и, помешав угли, добавила новые поленья, чтобы разжечь огонь и разогнать предрассветный холод.Гален закончил застегивать доспехи и надел перевязь, на которой крепились ножны меча, плащ и поднял с пола шлем. Рика по-прежнему стояла на коленях перед огнем, глядя на языки пламени. Он подошел к ней.— Рика…Она посмотрела на него снизу. На какое-то мгновение при виде его, возвышающегося над ней, в форме и вооруженного, у нее перехватило дыхание. Она всегда чувствовала в нем силу, верность чести и чувство долга — качества, неотделимые от мужчины. И все же при виде его, солдата, она поняла, что иным он быть не может. Всплыли ее слова, сказанные Дафидду после того, как он ушел — он не фермер… он воин. Внезапно она поняла, что, будь он другим, она не любила бы его так. Но он принадлежал войне настолько, насколько человек вообще может принадлежать чему-либо.Рика не могла понять, что успокаивающего было в этом внезапном озарении, но это было именно так. Возвращая его собственной судьбе, она делала ему величайший подарок.Вставая, она попыталась улыбнуться.— Ты должен идти. Что подумает твой наместник, если ты опоздаешь? — Она подняла руку и разгладила складки плаща, собравшиеся на груди. Это был предлог коснуться его, еще раз только коснуться.Он поймал ее руку, повернул и приложил к губам. С невысказанной нежностью провел пальцами другой руки вдоль щеки.— Ты знаешь, что ты значишь для меня!— Я знаю, — шепнула она, чувствуя, как подступают слезы, которые она поклялась не показывать. — А теперь иди, любимый, иди, пока у меня есть силы сказать тебе это. Иди со спокойной душой, но больше никогда не возвращайся, потому что я не в состоянии жить постоянной жестокой надеждой на то, что однажды ты сможешь вернуться. Я должна знать, что все кончено. Обещай мне. Пожалуйста, Гален.— Мое сердце навеки отдано тебе.— Мое тоже не свободно. Но ты должен обещать мне, Гален. Прошу тебя.Когда он кивнул, ей снова захотелось заплакать, но она сделала героическое усилие и удержалась. Он дал ей все, что мог.— Иди же! — Крик вырвался из самой глубины ее сердца.Он погладил ее по голове и вышел. Глава 22 Солнце, похожее на огненный шар, поднялось из-за темных холмов. Его лучи слепящими бликами отражались в полированных доспехах и оружии построившейся когорты.Гален зажмурился. Затем краем глаза заметил движение, тень на земле от чего-то над его головой. Взглянув на небо, он увидел орла, который, изредка взмахивая крыльями, парил над ними, направляясь к лесу. Жрецы легиона, увидев его, несомненно обрадовались бы этому счастливому предзнаменованию.Криво усмехнувшись про себя, Гален перенес свое внимание с небес на грешную землю.На нейтральной территории перед лагерем римлян возвышался церемониальный шатер. На шестах развевались золотые и малиновые вымпелы. Под навесом в кресле спокойно сидел британский наместник. Его окружали трое старших офицеров, блистая отделанными бронзой парадными доспехами и алыми плащами, обшитыми золотом.Накануне Гален вежливо отклонил приглашение Агриколы присоединиться к этим офицерам из двадцатого легиона, расквартированного в Британии, потому что его место было не там. Его легион остался в Дэве. Кроме того, он предпочитал стоять среди солдат, где он вызывал гораздо меньшее подозрение у ордовиков. Он не видел необходимости растравлять рану, подчеркивая, что сыграл свою роль в происходящем. Он также предпочитал находиться в позиции постороннего, независимого наблюдателя и поэтому выбрал точку левее и немного позади передних шеренг.Хотя он верил в то, что Церрикс не нарушит перемирия, его преследовало постоянное и все растущее тревожное ощущение опасности. Человек на опыте учится доверять некоторым чувствам. Инстинктивное предчувствие неминуемой беды было одним из них, другим — почти физическое ощущение того, что все не так. Но он не мог понять, была ли какая-то материальная, внешняя причина для беспокойства, или оно коренилось внутри него. Но эмоции эмоциями, а он оставался солдатом, и все еще мог заметить недостатки оборонительной позиции.Расположенные как сейчас, по одной центурии с каждой стороны шатра и остальными четырьмя, плотно стоящими за ними, они, хотя и прикрытые с тыла собственным лагерем, все же были не защищены. Более того, при подобном парадном строе каждое подразделение, стоящее плотным квадратом по восемьдесят человек в каждом, представляло собой превосходную мишень для стрел и дротиков. Почти невозможно метнуть оружие в плотную массу и не попасть в человека. Один-единственный тщательно нацеленный залп достаточно большой группы людей мог сразу вывести из строя треть сил Агриколы.Гален медленно взглянул на ряды солдат, стоящих слева от него. Каждый стоял как вкопанный, с мечами и кинжалами в ножнах, держа дротики и щиты наготове. По крайней мере, это боевой легион, подумал он, снова прикидывая возможности.Его движения не ускользнули от внимания человека, стоящего рядом с ним. Сита понимающе скосил на него глаза, ветерану тоже не нравилась вся эта позолота и пурпур. Но такой ритуал был важен для обеих сторон, и побежденной и победившей.Гален не видел рыжего фракийца до самой команды на построение. Ему хотелось бы с ним поговорить. Собственно, он поговорил бы и с другими освобожденными, с Фацилом и юным Гаем, которые стояли в строю, и даже с молчаливым Валерием, находившимся сейчас на попечении врача. Его, вероятно, должны были уволить из армии. При виде обезглавленного товарища внутри юноши что-то сломалось, и эту болезнь не могли вылечить никакие лекарства.Гален выругал себя за небрежность. Он должен был настоять на встрече со своими людьми либо до, либо после встречи с Церриксом и старейшинами. Слухи иногда основываются на фактах, и они всегда распространяются быстрее. Не исключено, что римляне получили от ордовиков какие-то сведения, но приняли их за досужие сплетни.Прошло уже четыре дня с момента исчезновения Маурика. Разведчики Церрикса не обнаружили никаких следов его отряда. Гален и воины, сопровождающие его к Агриколе, тоже не заметили присутствия изменников. И все же Гален знал, что этот человек не откажется от своих претензий на власть. Он с сотней присоединившихся к нему бунтовщиков просто поджидал удобного момента. И без сомнения, этот день — день подписания договора между Римом и последним племенем западной Британии — может показаться ему самым подходящим.Еще более обеспокоенный, Гален перенес внимание на крепость. По сланцевой тропинке спускалась группа — около пятидесяти воинов во главе со старейшинами и друидом в белом одеянии.Гален посмотрел вокруг. Хотя вид британцев с намазанными клеем волосами внешне не произвел впечатления на дисциплинированных солдат, все же напряжение, вызванное приближением ордовиков, было заметно на каждом лице. Пальцы на древках копий сжались сильнее, а щиты поднялись немного выше. Однако, к чести центурионов, командующих ими, люди не шевельнулись — даже тогда, когда воины заняли позицию лицом к шатру и прямо напротив передних рядов. Вооруженных людей разделяло не более пятидесяти ярдов. Такая близость давала римлянам, с их тактикой рукопашной схватки, преимущество. Однако Гален сомневался, что нервничающие легионеры понимали и оценивали этот факт.Краем глаза он старался особенно следить за передней линией центурии, поглядывая время от времени в сторону ордовиков. Держа руки на рукоятках мечей, висевших на поясах, они стояли нестройными рядами позади старейшин и друида, бросая взгляды на римлян. Римляне отвечали им молчаливо-недоверчивыми взглядами.Наконец в открытых воротах крепости появился Церрикс, один, на лошади, покрытой богато разукрашенной попоной. Крепкий жеребец медленно и осторожно спускался по крутой сланцевой дорожке. Солнце сверкало на золотых браслетах и торке короля.Когда он подъехал ближе, Гален увидел, что его широкая мантия была расцвечена синими и зелеными квадратами, символизирующими небо и землю, а туника была черная и отделана золотом, что символизировало ночь и солнце. За поясом у него была хвойная ветка. К узде лошади прикреплены такие же ветки.Спустившись по тропе, он подъехал к шатру и перед тем, как остановиться, совершил вокруг ритуальный круг. Через некоторое время из шатра появилась одинокая фигура. Церрикс спешился, бросил оружие на землю, молча опустился на колени у ног своего покорителя.Гален почувствовал, как сжались его челюсти. Он понимал, чего стоил этот бессловный акт Церриксу.Агрикола помог подняться сдающемуся противнику.— Я знал тебя в качестве достойного противника, Церрикс, Верховный король воинов Молота. В будущем я буду приветствовать тебя, как друга. — Он протянул руку, Церрикс схватил ее повыше запястья и повысил голос, чтобы его слова были слышны всем. На кельтском языке он торжественно провозгласил:— Пусть черное облако войны не закрывает больше наши небеса. И пусть с этого дня встанет над Британией славное солнце мира. — Потом он повторил это заявление на латыни.На латыни и на кельтском были зачитаны вслух условия мира. По жесту Агриколы Мирддин вышел вперед, чтобы провести официальную церемонию. Кинжалом, который он вытащил из-за пояса, жрец осторожно уколол четвертый палец левой руки у обоих мужчин. Затем выдавил немного крови каждого в чашу и смешал с вином. Чтобы закрепить соглашение, Агрикола и Церрикс должны были выпить эту чашу. Такой ритуал предполагал большее, чем просто подтверждение и узаконивание мирного договора. Когда каждый из мужчин выпьет кровь другого, в жилах обоих правителей будет течь одна кровь. Таким образом они породнятся друг с другом, и между управляемыми ими народами установится нерушимый мир.Когда смесь была готова, Мирддин, держа чашу обеими руками, повел ею из стороны в сторону, вперед и назад, на все четыре стороны света. Затем протянул сосуд Церриксу. Поскольку сдавался именно он, его глоток будет самым горьким.Церрикс поднес чашу к губам, без колебаний отпил и передал победителю. Агрикола осушил ее.Когда римский наместник опустил чашу, в тишине раздался резкий звук. Он казался частью задуманной церемонии, хотя Гален и сотня других людей узнали его — это звучал кельтский боевой рог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Проснувшись, Гален долго смотрел на Рику, опершись на локоть и ощущая на себе ее теплое дыхание. Ее красота никогда не изгладится из его памяти, не потускнеет и не забудется. Внутри него как будто стоял комок глухой боли. Перспектива жизни без нее делала его пустым и холодным внутри. Он передвинулся, чтобы снять нагрузку с правого плеча, обнял ее и прижал к себе. Рика закинула руки ему за спину и уткнула голову ему в грудь.Он погрузил лицо в ее волосы и постарался привести свои мысли в порядок. Наконец он отстранил ее, повернул лицом к себе и отвел от лица спутанные волосы.— Рика, я получил приказ вернуться в Дэву после того, как договор с Церриксом будет подписан.Она замерла в его объятиях, но промолчала, просто кивнув в знак того, что расслышала сказанное.— Согласна ли ты покинуть все это и уйти со мной?— Уйти с тобой? — По лицу ее прокатилась волна чувств, которые он не смог разобрать. — В качестве кого? Твоей шлюхи?— Нет, — он сел, увлекая ее за собой, — в качестве моей жены.Она взглянула ему в глаза. Против ее воли глаза наполнились слезами.— Ты знаешь, что это невозможно, — прошептала она. — Ты сам мне говорил, что в вашей армии солдатам не разрешено жениться.— Они не могут этому помешать — только отказываются признавать брак. Пока я могу платить за твое проживание за воротами лагеря и перевозку вслед за мной, когда меня перемещают…— Перемещают? Куда? В эти чужие страны, о которых ты говорил и названия которых я даже не могу выговорить? — Рика тихо и невесело рассмеялась. — Нет, Гален. Это не для меня. Хотя я и люблю тебя так, как никогда, никого и ничего не любила, я не хочу прожить жизнь, наблюдая, как ты шагаешь от битвы к битве, все время зная, что когда-нибудь ты можешь не вернуться. А если это произойдет, что тогда? Должна ли я буду, чтобы выжить, найти себе другого вместо тебя, как сделала твоя мать, когда не вернулся отец? А потом другого и еще, пока не стану настолько стара, что не буду нужна никому?Она помолчала и продолжила с решительным выражением на лице:— Как ты не можешь уйти от своей судьбы, так я не могу от своей. Мое место здесь… с Дафиддом. Боюсь, что это только вопрос времени, когда муж Лунед заставит ее избавиться от него. Если меня не будет здесь, его никто не возьмет. С тех пор, как ты ушел, он почти все время был со мной. Я даже удивляюсь, почему он согласился покинуть меня этим утром, когда я настаивала, чтобы он вернулся для безопасности в крепость. Теперь ты видишь, я не могу уйти.Рика потрясла головой. Ее горе угрожало захватить ее целиком, в ушах у нее шумело, и она боялась, что упадет в обморок. Ей был нужен этот человек, она хотела его, но всегда знала, что он не будет с нею. Собрав последние силы, она закрыла глаза и нежно поцеловала его.— Ты предложил это из чувства вины передо мной, Гален, и, я думаю, на самом деле перед тем, как спрашивать, уже знал ответ. Ты не можешь остаться. А я не могу пойти с тобой. Между нами все кончено.Он обнял ее. Она была права — во всем. Он действительно знал ее ответ, но ему нужно было спросить.Они в последний раз легли вместе, и он овладел ею с такой нежностью, какую прежде не мог от себя ожидать. Он овладел ею не как мужчина женщиной — от страсти, а как муж женой от любви. Он любил ее всеми силами своей души.Потом он нежно поцеловал ее, поднялся и начал одеваться. Она подошла к очагу и, помешав угли, добавила новые поленья, чтобы разжечь огонь и разогнать предрассветный холод.Гален закончил застегивать доспехи и надел перевязь, на которой крепились ножны меча, плащ и поднял с пола шлем. Рика по-прежнему стояла на коленях перед огнем, глядя на языки пламени. Он подошел к ней.— Рика…Она посмотрела на него снизу. На какое-то мгновение при виде его, возвышающегося над ней, в форме и вооруженного, у нее перехватило дыхание. Она всегда чувствовала в нем силу, верность чести и чувство долга — качества, неотделимые от мужчины. И все же при виде его, солдата, она поняла, что иным он быть не может. Всплыли ее слова, сказанные Дафидду после того, как он ушел — он не фермер… он воин. Внезапно она поняла, что, будь он другим, она не любила бы его так. Но он принадлежал войне настолько, насколько человек вообще может принадлежать чему-либо.Рика не могла понять, что успокаивающего было в этом внезапном озарении, но это было именно так. Возвращая его собственной судьбе, она делала ему величайший подарок.Вставая, она попыталась улыбнуться.— Ты должен идти. Что подумает твой наместник, если ты опоздаешь? — Она подняла руку и разгладила складки плаща, собравшиеся на груди. Это был предлог коснуться его, еще раз только коснуться.Он поймал ее руку, повернул и приложил к губам. С невысказанной нежностью провел пальцами другой руки вдоль щеки.— Ты знаешь, что ты значишь для меня!— Я знаю, — шепнула она, чувствуя, как подступают слезы, которые она поклялась не показывать. — А теперь иди, любимый, иди, пока у меня есть силы сказать тебе это. Иди со спокойной душой, но больше никогда не возвращайся, потому что я не в состоянии жить постоянной жестокой надеждой на то, что однажды ты сможешь вернуться. Я должна знать, что все кончено. Обещай мне. Пожалуйста, Гален.— Мое сердце навеки отдано тебе.— Мое тоже не свободно. Но ты должен обещать мне, Гален. Прошу тебя.Когда он кивнул, ей снова захотелось заплакать, но она сделала героическое усилие и удержалась. Он дал ей все, что мог.— Иди же! — Крик вырвался из самой глубины ее сердца.Он погладил ее по голове и вышел. Глава 22 Солнце, похожее на огненный шар, поднялось из-за темных холмов. Его лучи слепящими бликами отражались в полированных доспехах и оружии построившейся когорты.Гален зажмурился. Затем краем глаза заметил движение, тень на земле от чего-то над его головой. Взглянув на небо, он увидел орла, который, изредка взмахивая крыльями, парил над ними, направляясь к лесу. Жрецы легиона, увидев его, несомненно обрадовались бы этому счастливому предзнаменованию.Криво усмехнувшись про себя, Гален перенес свое внимание с небес на грешную землю.На нейтральной территории перед лагерем римлян возвышался церемониальный шатер. На шестах развевались золотые и малиновые вымпелы. Под навесом в кресле спокойно сидел британский наместник. Его окружали трое старших офицеров, блистая отделанными бронзой парадными доспехами и алыми плащами, обшитыми золотом.Накануне Гален вежливо отклонил приглашение Агриколы присоединиться к этим офицерам из двадцатого легиона, расквартированного в Британии, потому что его место было не там. Его легион остался в Дэве. Кроме того, он предпочитал стоять среди солдат, где он вызывал гораздо меньшее подозрение у ордовиков. Он не видел необходимости растравлять рану, подчеркивая, что сыграл свою роль в происходящем. Он также предпочитал находиться в позиции постороннего, независимого наблюдателя и поэтому выбрал точку левее и немного позади передних шеренг.Хотя он верил в то, что Церрикс не нарушит перемирия, его преследовало постоянное и все растущее тревожное ощущение опасности. Человек на опыте учится доверять некоторым чувствам. Инстинктивное предчувствие неминуемой беды было одним из них, другим — почти физическое ощущение того, что все не так. Но он не мог понять, была ли какая-то материальная, внешняя причина для беспокойства, или оно коренилось внутри него. Но эмоции эмоциями, а он оставался солдатом, и все еще мог заметить недостатки оборонительной позиции.Расположенные как сейчас, по одной центурии с каждой стороны шатра и остальными четырьмя, плотно стоящими за ними, они, хотя и прикрытые с тыла собственным лагерем, все же были не защищены. Более того, при подобном парадном строе каждое подразделение, стоящее плотным квадратом по восемьдесят человек в каждом, представляло собой превосходную мишень для стрел и дротиков. Почти невозможно метнуть оружие в плотную массу и не попасть в человека. Один-единственный тщательно нацеленный залп достаточно большой группы людей мог сразу вывести из строя треть сил Агриколы.Гален медленно взглянул на ряды солдат, стоящих слева от него. Каждый стоял как вкопанный, с мечами и кинжалами в ножнах, держа дротики и щиты наготове. По крайней мере, это боевой легион, подумал он, снова прикидывая возможности.Его движения не ускользнули от внимания человека, стоящего рядом с ним. Сита понимающе скосил на него глаза, ветерану тоже не нравилась вся эта позолота и пурпур. Но такой ритуал был важен для обеих сторон, и побежденной и победившей.Гален не видел рыжего фракийца до самой команды на построение. Ему хотелось бы с ним поговорить. Собственно, он поговорил бы и с другими освобожденными, с Фацилом и юным Гаем, которые стояли в строю, и даже с молчаливым Валерием, находившимся сейчас на попечении врача. Его, вероятно, должны были уволить из армии. При виде обезглавленного товарища внутри юноши что-то сломалось, и эту болезнь не могли вылечить никакие лекарства.Гален выругал себя за небрежность. Он должен был настоять на встрече со своими людьми либо до, либо после встречи с Церриксом и старейшинами. Слухи иногда основываются на фактах, и они всегда распространяются быстрее. Не исключено, что римляне получили от ордовиков какие-то сведения, но приняли их за досужие сплетни.Прошло уже четыре дня с момента исчезновения Маурика. Разведчики Церрикса не обнаружили никаких следов его отряда. Гален и воины, сопровождающие его к Агриколе, тоже не заметили присутствия изменников. И все же Гален знал, что этот человек не откажется от своих претензий на власть. Он с сотней присоединившихся к нему бунтовщиков просто поджидал удобного момента. И без сомнения, этот день — день подписания договора между Римом и последним племенем западной Британии — может показаться ему самым подходящим.Еще более обеспокоенный, Гален перенес внимание на крепость. По сланцевой тропинке спускалась группа — около пятидесяти воинов во главе со старейшинами и друидом в белом одеянии.Гален посмотрел вокруг. Хотя вид британцев с намазанными клеем волосами внешне не произвел впечатления на дисциплинированных солдат, все же напряжение, вызванное приближением ордовиков, было заметно на каждом лице. Пальцы на древках копий сжались сильнее, а щиты поднялись немного выше. Однако, к чести центурионов, командующих ими, люди не шевельнулись — даже тогда, когда воины заняли позицию лицом к шатру и прямо напротив передних рядов. Вооруженных людей разделяло не более пятидесяти ярдов. Такая близость давала римлянам, с их тактикой рукопашной схватки, преимущество. Однако Гален сомневался, что нервничающие легионеры понимали и оценивали этот факт.Краем глаза он старался особенно следить за передней линией центурии, поглядывая время от времени в сторону ордовиков. Держа руки на рукоятках мечей, висевших на поясах, они стояли нестройными рядами позади старейшин и друида, бросая взгляды на римлян. Римляне отвечали им молчаливо-недоверчивыми взглядами.Наконец в открытых воротах крепости появился Церрикс, один, на лошади, покрытой богато разукрашенной попоной. Крепкий жеребец медленно и осторожно спускался по крутой сланцевой дорожке. Солнце сверкало на золотых браслетах и торке короля.Когда он подъехал ближе, Гален увидел, что его широкая мантия была расцвечена синими и зелеными квадратами, символизирующими небо и землю, а туника была черная и отделана золотом, что символизировало ночь и солнце. За поясом у него была хвойная ветка. К узде лошади прикреплены такие же ветки.Спустившись по тропе, он подъехал к шатру и перед тем, как остановиться, совершил вокруг ритуальный круг. Через некоторое время из шатра появилась одинокая фигура. Церрикс спешился, бросил оружие на землю, молча опустился на колени у ног своего покорителя.Гален почувствовал, как сжались его челюсти. Он понимал, чего стоил этот бессловный акт Церриксу.Агрикола помог подняться сдающемуся противнику.— Я знал тебя в качестве достойного противника, Церрикс, Верховный король воинов Молота. В будущем я буду приветствовать тебя, как друга. — Он протянул руку, Церрикс схватил ее повыше запястья и повысил голос, чтобы его слова были слышны всем. На кельтском языке он торжественно провозгласил:— Пусть черное облако войны не закрывает больше наши небеса. И пусть с этого дня встанет над Британией славное солнце мира. — Потом он повторил это заявление на латыни.На латыни и на кельтском были зачитаны вслух условия мира. По жесту Агриколы Мирддин вышел вперед, чтобы провести официальную церемонию. Кинжалом, который он вытащил из-за пояса, жрец осторожно уколол четвертый палец левой руки у обоих мужчин. Затем выдавил немного крови каждого в чашу и смешал с вином. Чтобы закрепить соглашение, Агрикола и Церрикс должны были выпить эту чашу. Такой ритуал предполагал большее, чем просто подтверждение и узаконивание мирного договора. Когда каждый из мужчин выпьет кровь другого, в жилах обоих правителей будет течь одна кровь. Таким образом они породнятся друг с другом, и между управляемыми ими народами установится нерушимый мир.Когда смесь была готова, Мирддин, держа чашу обеими руками, повел ею из стороны в сторону, вперед и назад, на все четыре стороны света. Затем протянул сосуд Церриксу. Поскольку сдавался именно он, его глоток будет самым горьким.Церрикс поднес чашу к губам, без колебаний отпил и передал победителю. Агрикола осушил ее.Когда римский наместник опустил чашу, в тишине раздался резкий звук. Он казался частью задуманной церемонии, хотя Гален и сотня других людей узнали его — это звучал кельтский боевой рог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33