Ему так и не удалось получить подпись Хью, а на подделку он не осмеливался. Все же теперь, со смертью Кэбота, он снова обрел власть над племянницей. Она сделает так, как потребует он, иначе он просто задушит ее голыми руками.Генри прикрыл глаза умершему, вышел из спальни и, вернувшись в зал, объявил:— Твой муж снова заснул, Розамунда, и передал, что поговорит с тобой завтра.— Ты останешься на ночь, дядя? — осведомилась она. — Я отведу тебя и кузена в спальню.— Покажи юному Генри дорогу, девочка. Я знаю, где в этом доме комнаты для гостей. Пожалуй, поживу тут немного. Но сначала принеси мне вина.Она выполнила просьбу, а потом повела кузена в комнату для гостей, пожелала доброй ночи и поспешно удалилась, решив посмотреть, хорошо ли себя чувствует Хью. Но, к своему величайшему потрясению, обнаружила, что муж мертв.Сдержав крик тоски, она позвала служанку и велела:— Немедленно беги за мастером Эдмундом. Смотри, чтобы мой дядя тебя не заметил. И позови сюда Мейбл.Она уже посылала за Эдмундом, но тот не явился, очевидно, его не было поблизости. Хоть бы сейчас он оказался в доме.Служанка кивнула и снова оставила ее одну. Вошедшая Мейбл немедленно поняла, что случилось, и в ужасе прижала ладонь ко рту.— Как? — воскликнула она.— Мы должны подождать Эдмунда, — глухо объявила Розамунда и, усевшись рядом с усопшим мужем, взяла его остывающую ладонь, словно этим могла вернуть жизнь.Наконец в спальне появился Эдмунд и, сам того не зная, повторил вопрос жены:— Как?!— Подозреваю, к этому приложил руку дядюшка Генри, — пояснила Розамунда. — Ничего, он свое получит.Слезы потоком струились по ее бледному лицу.— Расскажи, — попросил Эдмунд. — Если сумеешь убедить меня, я сам его прикончу и обставлю все так, будто произошел несчастный случай.Его серые глаза были очень серьезны.— Он пошел поговорить с Хью, а вернувшись, сказал, что Хью заснул, но велел передать, что поговорит со мной утром. Я оставила дядю в зале, отвела его отродье спать, а когда пришла в спальню, обнаружила, что мой муж мертв.Эдмунд нагнулся и тщательно осмотрел леденеющее тело старого друга. Ни малейшего признака насильственной смерти. На тонких синих губах даже играла легкая улыбка.Выпрямившись, Эдмунд покачал головой:— Розамунда, он умер своей смертью. Мы этого ожидали. — Он обнял измученную племянницу. — Ты вне себя от горя, дитя мое. Все случилось быстрее, чем мы предполагали.— Генри Болтон виноват в его смерти, — упрямо твердила Розамунда. — Не знаю, каким образом, но чувствую это сердцем. Хью был бодр и весел, когда я его оставила.Кого же еще винить?— Даже если ты права, Розамунда, доказательств все равно нет. Хью был смертельно болен, и все это знали. Однако поскольку Генри не ведает, что он скончался, или хочет, чтобы мы поверили, будто он тут ни при чем, мы ничего не скажем ему до утра. Где мой брат сейчас?— Потягивает вино в зале. Сомневаюсь, что он сильно изменился, а это означает, что пока не напьется до полусмерти, с места не встанет, — с горечью ответила Розамунда и, глубоко вздохнув, расправила плечи. — Мы с Мейбл приготовим тело моего мужа к похоронам. Эдмунд, ты обнаружил доносчика?— Нет, племянница. Возможно, кто-то просто распустил язык, не думая ни о чем плохом. Сама знаешь, с какой быстротой разносятся слухи!— Я приказываю положить моего мужа в зале, чтобы все могли отдать ему последние почести, — объявила Розамунда. — И всю ночь стану молиться у его смертного ложа.Вряд ли дядюшка заметит это в своем пьяном бреду.Она вопросительно взглянула на Эдмунда:— Хью говорил, что нашел средство защитить меня от Генри и что ты знаешь, в чем дело.— Знаю, — тихо хмыкнул Эдмунд. — Мой братец не знал, что совершает роковую ошибку, выдавая тебя за Хью Кэбота, и что Фрайарсгейт навеки уплывет из его загребущих лап. Будь уверена, племянница, я не позволю Генри захватить тебя и Фрайарсгейт и заставлю уважать последнее желание твоего мужа. Кое-кто уже на пути сюда. Хью надеялся сам встретить гонца, но он скоро будет здесь, и все станет ясным. Нам понадобится власть нашего гостя. Ты мне веришь?— Всегда, дядя, — спокойно кивнула она.Мейбл благоговейно перекрестилась и прижала Розамунду к пышной груди, сочувственно прищелкнув языком. К ее величайшему удивлению, девочка разрыдалась. Так долго копившиеся горести вырвались наружу.Ни Мейбл, ни Эдмунд не произнесли ни слова, пока Розамунда изливала печаль.Наконец она стихла, вытерла глаза рукавом, ощущая необычайные покой и облегчение. Она никогда не была плаксой и сейчас гордо выпрямилась и тряхнула головой:— Давайте начнем. Нужно обмыть его и зашить в саван.Эдмунд позаботится о том, чтобы сколотили гроб и принесли наверх, в комнату Хью.— Немедленно, госпожа, — кивнул Эдмунд и торопливо вышел.— Все равно это Генри убил Хью, — настаивала Розамунда. — Пусть Эдмунд твердит, что не нашел на теле ни раны, ни синяка, я знаю, что это так. Когда-нибудь я отомщу!— Думаю, Эдмунд не стал бы ничего скрывать от тебя, — задумчиво протянула Мейбл, — хотя это еще не значит, что ты не права. Чтобы справиться с таким слабым больным, достаточно прижать подушку к его рту.Розамунда задумчиво кивнула:— Он еще сильно пожалеет о том, что наделал. Я не позволю Хью уйти неотмщенным. Он был мне добрым другом. Это мой супружеский долг по отношению к нему.Женщины стали готовить Хью к погребению: раздели и осторожно обмыли тело теплой водой из кувшина, стоявшего на углях камина. Мейбл подошла к сундуку, что стоял у изножья кровати, вытащила кусок полотна, оторвала длинную полосу и подвязала подбородок Хью, чтобы рот не открылся. Потом заколола повязку маленькой булавкой, а Розамунда тем временем вынимала из сундука саван. Женщины с трудом уложили тело в полотняный мешок. Снаружи оказалась одна голова, но и ту прикроют перед самыми похоронами. Длинные руки сложили на груди и сверху придавили простым деревянным распятием. Розамунда осторожно пригладила серебристо-белые волосы мужа. И снова почувствовала, как слезы щиплют глаза, но на этот раз сумела взять себя в руки.— Генри в самом деле пьян, — объявил вернувшийся Эдмунд. — Я велел оттащить его в постель. Пришли мужчины с гробом. Сейчас Хью снесут вниз и зажгут свечи по четырем углам гроба. Аналой с молитвенником ожидает тебя.Розамунда кивнула и с последним взглядом на мужа покинула спальню. Когда гроб поместили на длинный стол, она сама зажгла свечи и преклонила колени в молитве.— Я не сойду с места, пока его не опустят в могилу, — сказала она слугам. — Постарайтесь выкопать яму поглубже.— Все будет сделано, — заверил Эдмунд и вопросительно взглянул на жену, но та повелительно махнула рукой, и он удалился.— Я побуду с тобой, — предложила Мейбл.— Нет, — отказалась Розамунда. — Предпочитаю побыть одна.— Но, дитя мое… — запротестовала Мейбл.— Я больше не дитя, — тихо ответила Розамунда. — Теперь иди, но возвращайся за час до рассвета.Ее колени упирались в маленькую подушечку, руки были молитвенно сложены, голова низко склонена.Мейбл горестно вздохнула. Нет, Розамунда уже не ребенок, но еще и не взрослая женщина. Что с ней будет теперь?Она медленно вышла из зала. И без того все ясно. Генри Болтон выдаст племянницу замуж за своего мерзкого сыночка. Гадкий мальчишка, которого он привез с собой, станет новым хозяином Фрайарсгейта, а сама Розамунда будет в подчинении своего дядюшки.Она снова вздохнула. Правда, Эдмунд говорил что-то насчет того, как умно Хью обеспечил безопасность Розамунды. Но, насколько она знает Генри, тот наверняка пренебрежет последней волей Хью, и они ничего не смогут сделать.Расстроенная женщина вошла в спальню, где уже сидел муж.— Ты оставила ее одну? — спросил он.— Она так хотела, — пояснила Мейбл, снимая вуаль и опускаясь на сундук. — Я очень устала, муженек. А молодая хозяйка, разумеется, измучена еще больше и все же собирается молиться до восхода за добрую душу своего супруга.И, немного помедлив, добавила:— Думаешь, Розамунда права, утверждая, что Генри Болтон каким-то образом виновен в смерти Хью?— Он сильно ослабел и едва дышал, — ответил Эдмунд, — но я не думал, что смерть придет за ним так рано. Правда, я не видел следов насилия, и вряд ли Генри отважился на преступление. На губах Хью даже играла слабая улыбка, словно перед смертью его что-то рассмешило. И все же его веки были кем-то закрыты. Хотя скорее всего Генри прикрыл глаза умершему. — Он пожал плечами:— Возможно, Хью просто пришло время отправляться к праотцам. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле. Поэтому следует придерживать язык и хозяйку предупредить, чтобы сто раз подумала, прежде чем сказать что-то. Мы ничего не можем доказать. Мало ли какие подозрения или мысли у нас возникнут!— — Но что теперь будет? — тревожилась Мейбл. — Разве не ты сказал, что Хью позаботился о нашей Розамунде? Что он сделал такого, против чего твой брат бессилен?— Немного терпения, жена, — хмыкнул Эдмунд. — Я буду держать язык за зубами до нужного момента. Обещаю, что Генри останется в дураках и ничего не сможет предпринять. Ни Розамунда, ни Фрайарсгейт никогда ему не достанутся.— Если для того чтобы увидеть чудо, нужно потерпеть, я все вытерплю, — пообещала Мейбл, снова вставая и принимаясь расшнуровывать платье. — Уже поздно. До утра осталось немного. Пойдем в постель, муженек.— Согласен, — кивнул он, тоже вставая. — Завтра нас ждет долгий и трудный день. Глава 3 — Твой муж мертв? — притворно удивился Генри Болтон. — Но в таком случае, племянница, мне не понадобится его подпись, чтобы выдать тебя за своего сына, не так ли?Ты снова под моей опекой и будешь делать, как тебе ведено. — Он широко улыбнулся девочке. — Давай поскорее похороним его и покончим с этим. Думаю, мне стоит взять тебя с собой в Оттерли, чтобы наставить в правилах хорошего поведения, подобающего достойной жене. Хью вбил тебе в голову идеи, не подобающие твоему положению. Я же пойду против своих правил и поручу присматривать за Фрайарсгейтом бастарду моего отца, Эдмунду Болтону.— Погребение состоится на закате, — твердо ответила Розамунда. — Арендаторы хотят оказать Хью последние почести и поэтому с самого рассвета приходят в дом.Она говорила медленно и размеренно, хотя сердце трепыхалось, как пойманная птичка. Она просто сбежит, прежде чем позволит Генри Болтону разлучить ее с Фрайарсгейтом.Но Розамунда доверяла Эдмунду так же беззаветно, как Хью, упокой Господь его безгрешную душу.— Если хочешь опустить его в землю вечером, мне придется остаться еще на одну ночь, — пожаловался Генри.— Хью Кэбот был мне хорошим супругом, а здешним обитателям — добрым хозяином, дядюшка. И поэтому заслуживает достойных похорон. Я не позволю наспех бросить его в яму и засыпать землей только потому, что это устраивает тебя и твое отродье, — резко бросила Розамунда. Она была бледна как смерть. Под глазами темнели круги.— О, как знаешь, — мрачно буркнул Генри. — Совсем неплохо провести еще одну ночь вдали от Мейвис и ее постоянного нытья. Но утром мы уезжаем, Розамунда.— Вряд ли я смогу так быстро собраться, — запротестовала она. — Кроме того, завтра утром священник прочтет завещание Хью.— Его завещание ничего не изменит, племянница, — злобно пропыхтел Генри с таким негодующим видом, что мясистые щеки затряслись.— Он был моим супругом и имел на меня все права. Я должна повиноваться его последним желаниям, каковы бы они ни были, — мило улыбнулась Розамунда.— Его желания совершенно не важны. Я твой ближайший родственник. С этой минуты ты — моя подопечная, каковой была всегда, со смерти твоих родителей. Закон, Божий и человеческий, гласит, что ты должна повиноваться моим приказам, и я ничего не желаю больше слышать!Генри потянулся к чаше с вином и, выпив содержимое одним глотком, стукнул чашей о столешницу.— Ты поняла меня, племянница? Я твой хозяин, и никто другой.— Последняя воля моего мужа будет исполнена, — решительно заявила Розамунда и, повернувшись, покинула зал.— Дрянная сучонка! — прошипел Генри. — Придется пороть ее кнутом каждый день, пока ее дьявольская гордость не будет сломлена. Ну а потом я буду драть ее дважды в неделю, чтобы не забывала, в чьих руках ее судьба. Да, девчонке нужна твердая рука и неуклонная дисциплина. Все это она получит в моем доме.Кроме того, он заметил, что у нее растут груди. Это означает, что ее связь с луной прерывается ежемесячно. Нельзя с нее глаз спускать, иначе она опозорит семью. Она должна оставаться девственницей до тех пор, пока Генри не сможет ее объездить!Он намеревался положить сына в постель к племяннице, когда ему исполнится двенадцать. Розамунде к тому времени будет двадцать. Ничего, он раздобудет пояс целомудрия и наденет на племянницу, чтобы не беспокоиться о ее добродетели. Именно его внук унаследует Фрайарсгейт, иного он не допустит.Он хмуро уставился на слугу, стоявшего рядом, и тот поспешил налить ему вина. Генри Болтон выпил, рыгнул и, поднявшись, взглянул на тело Хью Кэбота.Жители Фрайарсгейта один за другим длинной цепочкой проходили мимо гроба. Лица у всех были грустными, многие, не скрываясь, плакали. О чем они рыдают? Хью Кэбот был чужаком и женился на Розамунде, чтобы сберечь Фрайарсгейт для Генри. Вероятно, он распустил здешних обитателей. Они скорбят по нему, потому что боятся нового строгого хозяина, только и всего.К удивлению Генри Болтона, оказалось, что погребальную службу справляет его единокровный брат Ричард.— Почему это вдруг послали за тобой? — грубо спросил он. — Где отец Бернард?— И тебе добрый день. Генри, — усмехнулся Ричард Болтон. — Бедный старый Бернард умер три года назад, и с тех пор здесь нет постоянного священника. Эдмунд позвал меня похоронить Хью.Священник проницательно оглядел младшего брата:— А ты все толстеешь? Слишком много вина и еды вредно для человека.Сам Ричард был высоким, стройным, с худощавым, благородным лицом аскета. Черная сутана, подпоясанная белым поясом, смотрелась на нем так же элегантно, как придворное платье.— Давай лучше похороним Кэбота без лишнего шума и суеты, — огрызнулся Генри. — Я должен уехать завтра и забираю с собой Розамунду.— Ты не можешь уехать, пока я не зачитаю завещание Хью, — спокойно возразил Ричард и, кивком показав на племянника, осведомился:— Это твой сын?Генри Болтон-младший увлеченно сосал палец. Отец ударил его по руке и подтолкнул вперед:— Это брат Ричард, новый священник.— Видели, какое владение? Это мое! — объявил мальчишка вместо приветствия. — Старик помер, и теперь все достанется мне, только жена, которую выбрал отец, очень противная. Дерзкая такая и все время злится на меня. Вы должны сказать, что она непременно отправится в ад, если не будет уважать мужа. Мой отец говорит, что я должен стать ее господином и повелителем.Ричард Болтон проглотил неуместный смех, едва не сорвавшийся с губ. Серо-голубые глаза лукаво блеснули при виде досадливо хмурившегося брата.— В самом деле? — обронил он как мог серьезнее. Генри наградил наследника подзатыльником, и парнишка взвыл от неожиданности. Слезы полились по грязным щекам.— У тебя есть завещание? — допытывался Генри. — И что там говорится? Правда, какое это имеет значение, если Розамунда принадлежит мне и я могу делать с ней все, что пожелаю.— Завещание будет оглашено после поминального пира, как полагается по обычаю, — ответил святой отец.— О, если так уж угодно, можешь делать из этого великую тайну, но это ничего не изменит, — раздраженно отмахнулся Генри и, повернувшись к сыну, рявкнул:— Да прекрати ты свое нытье! * * * Хью Кэбота похоронили на склоне холма с видом на долину. Розамунда поцеловала холодные губы, прежде чем в крышку гроба заколотили первый гвоздь, и долго плакала по прекрасному человеку, все эти годы заменявшему ей отца. После того как могилу зарыли, она постояла еще немного, глядя, как солнце опускается за зеленые холмы, а потом вернулась в дом, чтобы проследить за приготовлениями к поминальному пиру. Трое ее дядьев уже сидели за столом. Какой контраст между благородными лицами Эдмунда и Ричарда и жирной недовольной физиономией Генри. Маленькие глазки беспрестанно шарили по залу, словно их владелец мысленно составлял опись находившихся здесь вещей.Розамунда села между ним и кузеном.Ужин получился сытным и обильным и наверняка понравился бы Хью. Сначала подали лососину. Розовая плоть была усыпана шариками редкого зеленого перца. За рыбой последовали жареная оленина и пирог с оленьим мясом. А слуги все вносили новые блюда: кролика, гуся и утку под различными соусами, тушеный салат и крошечные вареные луковки, свежие хлеб, масло и сыр. На десерт кухарка приготовила последние зимние яблоки, печенные с корицей и политые густыми сливками. Вина и эля было в достатке, и на все столы подавалась одинаковая еда, к великому удовольствию тех, кто сидел «ниже соли» и не ожидал ничего большего, кроме густой похлебки и кроличьего рагу.
1 2 3 4 5 6 7