Однако ее отношение, несмотря на испытываемую к нему благодарность, оставалось прежним.
– Занимался делами. – Я уловила в его взгляде не желание, а скорее холодок и сомнение. Моя улыбка погасла. Он посмотрел на Андре и протянул книгу. – У меня для тебя подарок, Андре.
– «Семья швейцарских Робинзонов»? – Андре с благоговением взял книгу. – Спасибо.
– Пожалуйста. – Мистер Тревельян улыбнулся, глаза его потеплели.
– Вы пришли как раз вовремя, чтобы услышать игру Жинетт на арфе. Садитесь рядом с Жюльет. – Миньон подвела его к свободному месту рядом со мной на маленьком канапе. Я в смятении закрыла глаза и плотнее закуталась шалью, которую он мне подарил. «Пора прекратить попытки Миньон сосватать меня!» – подумала я, в то же время понимая, насколько тепло мне от его присутствия.
– Вы получите большое удовольствие, мистер Тревельян, – сказал мистер Галье. – Нам предстоит услышать очаровательный голос Жинетт.
– Можно организовать ее концерт перед нашим представлением. Ведь это было бы чудесно, мистер Галье? – предложила миссис Галье, вдохновляясь собственной идеей.
– Не слишком хорошая идея, дорогая, – покачал головой мистер Галье. – Мисс Де-Перри настолько очарует аудиторию, что наше представление покажется скучным. Кроме того, сцена развращает ангелов, а чистая натура мисс Де-Перри должна остаться неприкосновенной.
– Сцена развращает не всякую женщину, мистер Галье, – с раздражением возразила мисс Венгль.
Тот улыбнулся ей.
– Для каждого правила существуют исключения, мисс Венгль, что вы часто доказываете.
Миссис Галье встала, откашлялась и с обиженным видом проговорила, адресуя свои слова к мистеру Галье:
– Должно быть, мне придется послушать мисс Де-Перри в другой раз. У меня страшно разболелась голова!
– Может быть, мне пойти и помочь тебе принять лекарство? – спросил мистер Галье, очевидно, не замечая раздражения жены.
– Нет, дорогой, не стоит. Ты оставайся и слушай мисс Де-Перри, – сказала миссис Галье и покинула гостиную.
Поднялся Дейвис.
– Я тоже должен уйти. Миньон, вы проводите меня?
– Только на минуту. Я не могу пропустить пение Жинетт.
Мистер Дейвис, похоже, хотел возразить, однако Миньон не позволяла, и ему ничего не оставалось, как быстро последовать за ней. Когда Миньон вернулась в гостиную с чуть порозовевшими щеками, Жинетт расположилась возле арфы.
При первом же прикосновении ее тонких пальцев к струнам установилась идеальная тишина. Я слышала, что существуют гипнотизеры – люди, которые подчиняют себе мозг пациентов и творят чудеса, но Жинетт обладала способностью растрогать любую аудиторию, заставить всех и каждого мечтать о любви и желать ее. Закончив пение, она склонила голову на арфу, словно обессиленная тем, что отдала всю душу песне.
– Спасибо, – негромко произнес мистер Тревельян. – Было бы неуместно аплодировать, но я обязан сказать от всей души «браво».
– Это было изумительно, мисс Де-Перри, – проговорил мистер Галье.
Жинетт подняла голову, лицо ее было бледно.
– Это я вас должна благодарить.
– Полагаю, что на этой торжественной ноте я должен удалиться и проведать миссис Галье, – сказал мистер Галье. – Вы идете, мисс Венгль?
Мистер Фитц распрямился.
– Думаю, мне тоже пора.
Мисс Венгль помахала обоим джентльменам:
– Спокойной ночи! Я хотела бы еще послушать музыку.
– Да, – сказала Жинетт. – Я хотела бы послушать игру кого-нибудь еще. Андре?
Щеки у сына вспыхнули, он энергично покачал головой. Хотя он отлично играл на скрипке, ему не хватало уверенности для того, чтобы играть на публике. Правда, он способен был целенаправленно устраивать какофонию, и в этом случае смог бы играть для тысяч слушателей.
– А вы, месье Тревельян? Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросила Жинетт.
– Ни в коем случае не могу состязаться с вами, но могу сыграть на пианино.
– В таком случае сыграйте нам пару мелодий.
– Пожалуйста. Я выучил несколько забавных песен моряков во время своих путешествий за границу.
– Настоящих песен моряков? – спросил Андре; в глазах его зажегся искренний интерес. – А вы можете научить меня?
– Да-да, приятель. У меня в репертуаре есть даже две-три пиратские частушки. – Мистер Тревельян подсел к пианино и пробежал пальцами по клавишам. – Проблема с этими песенками моряков в том, что они не записаны. Их можно выучить только на слух, а это довольно трудно.
– Я смогу это сделать, месье. Позвольте мне показать это. – Андре быстро извлек скрипку и подошел к пианино. – Сыграйте что-нибудь, а я повторю.
– Если ты так уверен, – сказал мистер Тревельян. Андре кивнул.
Через минуту мистер Тревельян заиграл, и сыну пришлось повторять вслед за ним ритмичные мелодии, уже не обращая внимания на то, слушают его или нет. Постепенно мистер Тревельян усложнял мелодии, вынуждая Андре делать то же. Я слушала их импровизацию и спрашивала себя, что же было в мистере Тревельяне такого, что позволяло ему легко устанавливать контакт с сыном, чего не удавалось мне?
Вскоре к ним присоединилась Миньон и стала подыгрывать на клавесине, несколько нот на арфе взяла Жинетт, затем от души запела мисс Венгль. Мистер Тревельян умел наслаждаться жизнью. Я слушала и наблюдала за ними, расслабившись. Смех и музыка так редко звучали здесь со времени окончания войны. Я была постоянно погружена в ежедневные заботы, и все эти годы мало думала о развлечениях, по которым мы все, очевидно, соскучились.
Миновала полночь, я все еще не могла заснуть, растревоженная мыслями о причинах сдержанного поведения мистера Тревельяна. Он обратил внимание на то, что я надела подаренную им шаль, но не произнес ни единого слова или комплимента, обращенного ко мне. Размышляя об этом, я не сразу услышала скрип лестницы. Я села в кровати, сердце мое заколотилось при звуках шагов. Я сознательно оставила дверь приоткрытой и положила рядом чугунную сковородку и кочергу, хотя в общем-то не рассчитывала на появление незваного гостя. Несколько мгновений я сидела, оцепенев от страха, глядя в темную щель двери. Затем снова услышала шаги, и это побудило меня к действиям.
Я натянула шелковый халат на ночную батистовую рубашку, взяла сковородку и кочергу и, крадучись, вышла из комнаты, сделав вслепую несколько шагов по коридору. Я помнила, что в моем доме проживают несколько человек, и любой из них мог сейчас бодрствовать. Прежде чем покинуть третий этаж, я тихонько заглянула в комнаты Жинетт, Миньон и Андре. Все они спокойно спали. Ступая со всей осторожностью по лестнице, я спустилась на второй этаж, где обитали пансионеры, все двери были закрыты. Я предположила, что все они тоже спят, и на цыпочках спустилась на первый этаж, при этом ни одна половица подо мной не скрипнула.
В тот момент, когда я ступила в гостиную, я почувствовала перемену настроения, словно возникла какая-то открытая угроза, подобная охотящемуся в темной воде аллигатору. Мои ладони стали влажными, во рту пересохло. Я еще крепче сжала сковородку и кочергу. Ничто не нарушало тишины, кроме тиканья настенных часов моего деда в центре зала. В конце концов мне требовался воздух. Я сделала глубокий вдох и почувствовала едкий запах сигарного дыма. Скрипнула половица.
Кто-то направлялся ко мне. Гостиная находилась в нескольких шагах от лестницы. Мамаша Луиза всегда говорила, что нет ничего такого, чего не могут поправить Господь и добротная сковородка, и я намерена была подтвердить ее правоту. Переместившись под прикрытием теней к дверям, я отставила кочергу, подняла сковородку, сотворила молитву и стала ждать.
Я не знаю, что именно ожидала увидеть, но уж никак не дуло пистолета. И внезапно поняла, насколько глупо себя веду. У меня оставался единственный шанс – ударить незваного гостя и броситься бежать с криком о помощи. Рука и темноволосая голова появились в проеме двери, и я что есть силы ударила сковородкой. Я услышала стук удара, стон боли, однако вместо того, чтобы упасть, человек бросился вперед и выбил сковородку из моих рук.
В следующую секунду я была сбита с ног и оказалась на полу. Белые круги заплясали у меня перед глазами, когда я сделала попытку вдохнуть воздух. Я не могла и закричать, моих сил хватило лишь на то, чтобы захрипеть. Я попыталась сбросить с себя навалившегося человека и позвать на помощь, прежде чем он придет в себя. Слезы отчаяния застилали мне глаза. Мне не удавалось его столкнуть, тем более что навалившаяся на меня масса начала обретать упругость и мускулатуру.
Как ни странно, я почувствовала себя спокойнее, вознамерившись встретить угрозу с достоинством.
– Не шевелитесь, – угрожающе произнес знакомый голос.
Теперь, когда незнакомец заговорил, я узнала запах свежего сандала и мяты. Шок, который я испытала, парализовал меня до кончиков пальцев. Я внезапно ощутила каждый дюйм его тела, и мгновенно родившееся желание воспламенило мою кровь.
– Месье Тревельян, – прошептала я.
Он приподнялся на локтях и посмотрел на меня, давая мне возможность наконец-то вздохнуть. Мои груди прижимались к его мускулистой груди, и я снова сделала вдох, наслаждаясь тем, что прикасаюсь к нему и ощущаю его запах. Лунный свет проник через окно, упал на его лицо, добавив опасной привлекательности красивым чертам.
– Миссис Бушерон, ради Бога, объясните мне, чем это вы меня приложили? – Рокот его грудного голоса возбуждал меня.
– Сковородкой, месье. Как вы себя чувствуете?
– Сковородкой? – Он издал стон. – А что за сковородка?
«Уж не валяет ли он дурака?»
– Какая разница?
Он пошевелился, перенес тяжесть тела влево и слегка приподнял голову.
– Просто ответьте мне, – сказал он сквозь стиснутые от боли зубы.
Правая нога его пошевелилась и дерзко расположилась между моими. Он был совсем близко, такой реальный, такой привлекательный мужчина! Я не могла думать ни о чем другом.
– Чугунная сковородка, месье. Гм... поскольку вы пришли в себя настолько, что способны задавать вопросы, не могли бы вы освободить меня от вашей тяжести, месье?
Он продолжал смотреть на меня, сердце мое отчаянно заколотилось, мною овладело странное предчувствие.
– Я уверен, что он ушел, входная дверь была открыта, и темная тень промелькнула в парке, когда я в первый раз спускался по лестнице. Я проверил дом и выходил из кладовой, когда почувствовал, что в помещении находится кто-то еще, и притом не один. Должно быть, это были вы.
– Как он проник внутрь?
– Скорее всего через открытое окно на четвертом этаже. Все остальное заперто. Вопрос в том, кто оставил окно открытым?
– Я оставила. Мы убирались на чердаке, и я не подумала, что какой-нибудь болван заберется так высоко. Месье, я уверена, вы можете теперь сдвинуться, – проговорила я, пытаясь воспротивиться возраставшим во мне ощущениям.
– Я мог бы, мадам, если бы вы объяснили мне, почему бегаете по дому и лупите своих пансионеров сковородкой.
В его голосе мне послышалось некоторое раздражение, что, в свою очередь, разозлило и меня.
– В мои намерения, месье, входило свалить незваного гостя. Если бы вы не болтались по моему дому с пистолетом, то не напоролись бы на мою сковородку.
– Неужели вы так неразумны, о женщина?
– Но ведь это сработало, не так ли? Я сбила вас с ног.
– На время, но посудите, где сейчас находитесь вы и где я? – Как бы в подтверждение своих слов он самым интимным образом прижался к моему женскому естеству. – Разве вы не понимаете, что мог сделать неразборчивый в средствах мужчина, если бы он оказался в подобной ситуации?
– Месье Тревельян, я не вижу смысла обсуждать этот вопрос, поскольку вы не относитесь к категории неразборчивых в средствах мужчин.
– Вы не осознаете той опасности, которой себя подвергали. – Он закрыл глаза, словно от боли. – Вы должны были постучать в мою дверь, в дверь любого другого пансионера, а не выходить в коридор и на лестницу одна. При определенных обстоятельствах и в отчаянной ситуации любой мужчина способен сделаться неразборчивым в средствах. Вы красивы, желанны, и если мужчина окажется...
Я не спускала взгляда с его губ и глаз.
– Мужчина может... позволить себе вольности, на которые он не имеет права, – сказал он, при этом последние слова произнес почти шепотом. – Я предупредил вас.
Он перевел взгляд на мой рот, опустил голову, и его губы оказались настолько близко к моим, что на меня пахнуло теплом, его дыхание овеяло мое лицо. Несмотря на то что я едва знала этого человека, я хотела его как ни одного другого мужчину в своей жизни. Мой разум предостерегал, зато мое тело жаждало его. Что-то снизошло на меня, усыпив мою бдительность в тот самый день, когда он заговорил со мной под тенью раскидистого дуба. В течение многих лет я не хотела ничего и никого, и вдруг в мгновение ока он изменил мой настрой и заставил меня хотеть всего... именно от него.
Я схватила его за плечи, чтобы оттолкнуть, спасти себя от внезапного, неодолимого искушения. Но вместо этого мои пальцы вцепились в мягкую ткань его рубашки и притянули к себе. Я была готова отдать ему все.
– Месье Тревельян, вы должны...
– Я должен, – тихим шепотом произнес он и в следующий момент завладел моим ртом.
Его губы были теплыми и упругими, и я подчинилась их требованиям. Он застонал, крепче прижался своей твердыней к моей женственности и стал ласкать ее через тонкую ткань моего халата. Его язык соблазнительно ласкал мой, заставляя меня стонать от этой возбуждающей ласки. Страсть и желание разлились по всем клеточкам моего тела. Я с жаром ответила на его поцелуй. Он перекатился на спину, увлекая меня за собой, так что я оказалась сверху.
Его руки скользнули под мой халат, я выгнула спину, давая ему доступ к грудям. Он накрыл их ладонями, прикасаясь пальцами к чувствительным соскам, разливая всплески сладострастных ощущений внутри, которые сосредоточивались в том месте, где его возбужденное мужское начало ритмично прижималось ко мне, Я обхватила его за волосы и прижалась к нему ртом в полном экстазе.
Мои пальцы ощутили теплую жидкость. Подняв руку, я увидела кровь.
– Что это! – воскликнула я, скатываясь с него.
– Возвращайтесь назад, – простонал он.
– У вас кровь!
– Да, но я умираю в другом месте.
Я встала на колени, но не могла рассмотреть рану из-за черных волос, но, в общем, определила, в каком месте он ранен. Я приложила край своего халата к его к голове, он застонал. Какой мужчина способен совершить любовный акт с женщиной, будучи раненным? «Совершенно безрассудный мужчина!» – воскликнул мой разум. «Страстный мужчина», – тихо шепнуло мое сердце. Когда кровь просочилась сквозь шелк к моим пальцам, я заволновалась.
– Оставайтесь здесь. Я принесу бинты и пошлю за доктором.
– Нет! – Он схватил меня за руку. – Я чувствую себя прекрасно. Я знаю, что делать.
– Но...
– Я некоторое время изучал медицину. Поверьте, со мной ничего серьезного, все будет в порядке, а вот вашей репутации это может повредить. – Взяв край моего халата, он прижал его плотнее к голове и сел.
Я встала, стянув с себя халат, чтобы использовать его как компресс. Он покачнулся, когда садился, и я схватила его за руку, чтобы поддержать.
– Похоже, я не настолько крепко держусь на ногах, как думал, – пробормотал он. – Ваша страсть ослабила меня.
– Будьте серьезны. Это нешуточное дело. Я ранила вас.
– Поверьте, эта шишка менее болезненна, чем сон в комнате под вами, когда представляешь вас лежащей в кровати надо мной, слышишь ваши шаги по комнате в поздний час. Вот это действительно болезненно.
– Вы мелете вздор. Возможно, вы пострадали гораздо сильнее, чем думаете. У вас кружится голова? Вы хотите пить?
– Нет. Я дал зарок не пить спиртное. Если я отправлюсь к себе в комнату, я побеспокою вас просьбой о том, чтобы вы принесли таз с водой.
– Я принесу вам воду и бинты, чтобы наложить повязку на рану, и мазь. Она избавит вас от жжения и поможет заживлению.
– Я сам справлюсь со своей раной. Если вас увидят в моей комнате среди ночи, у вас будут неприятности.
– Вздор! Я виновата в том, что у вас рана, и не успокоюсь до тех пор, пока не осмотрю ее. А если вы не позволите оказать вам помощь, я разбужу папашу Джона и пошлю за доктором.
Несмотря на сумрак, я могла видеть, как он пожирал меня взглядом, вновь пробуждая жар, который полыхал в нас обоих.
– Извините, если обидел вас, однако нисколько не жалею, что касался вас, – прошептал он.
– Я тоже, – сказала я, чувствуя, что у меня пересыхает во рту.
Я услышала в его голосе желание, оно не покидало и меня в течение всего времени, пока я помогала ему добраться до комнаты. Стараясь не шуметь, я поспешила к себе, надела плотный халат, взяла мазь, бинты и воду. Я чувствовала, как бешено бьется мой пульс, и понимала, что переступаю безопасные границы.
Мистер Тревельян оставил дверь приоткрытой. Он сидел возле своей неразобранной кровати на деревянном стульчике для ног перед зеркалом, пытаясь разглядеть рану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– Занимался делами. – Я уловила в его взгляде не желание, а скорее холодок и сомнение. Моя улыбка погасла. Он посмотрел на Андре и протянул книгу. – У меня для тебя подарок, Андре.
– «Семья швейцарских Робинзонов»? – Андре с благоговением взял книгу. – Спасибо.
– Пожалуйста. – Мистер Тревельян улыбнулся, глаза его потеплели.
– Вы пришли как раз вовремя, чтобы услышать игру Жинетт на арфе. Садитесь рядом с Жюльет. – Миньон подвела его к свободному месту рядом со мной на маленьком канапе. Я в смятении закрыла глаза и плотнее закуталась шалью, которую он мне подарил. «Пора прекратить попытки Миньон сосватать меня!» – подумала я, в то же время понимая, насколько тепло мне от его присутствия.
– Вы получите большое удовольствие, мистер Тревельян, – сказал мистер Галье. – Нам предстоит услышать очаровательный голос Жинетт.
– Можно организовать ее концерт перед нашим представлением. Ведь это было бы чудесно, мистер Галье? – предложила миссис Галье, вдохновляясь собственной идеей.
– Не слишком хорошая идея, дорогая, – покачал головой мистер Галье. – Мисс Де-Перри настолько очарует аудиторию, что наше представление покажется скучным. Кроме того, сцена развращает ангелов, а чистая натура мисс Де-Перри должна остаться неприкосновенной.
– Сцена развращает не всякую женщину, мистер Галье, – с раздражением возразила мисс Венгль.
Тот улыбнулся ей.
– Для каждого правила существуют исключения, мисс Венгль, что вы часто доказываете.
Миссис Галье встала, откашлялась и с обиженным видом проговорила, адресуя свои слова к мистеру Галье:
– Должно быть, мне придется послушать мисс Де-Перри в другой раз. У меня страшно разболелась голова!
– Может быть, мне пойти и помочь тебе принять лекарство? – спросил мистер Галье, очевидно, не замечая раздражения жены.
– Нет, дорогой, не стоит. Ты оставайся и слушай мисс Де-Перри, – сказала миссис Галье и покинула гостиную.
Поднялся Дейвис.
– Я тоже должен уйти. Миньон, вы проводите меня?
– Только на минуту. Я не могу пропустить пение Жинетт.
Мистер Дейвис, похоже, хотел возразить, однако Миньон не позволяла, и ему ничего не оставалось, как быстро последовать за ней. Когда Миньон вернулась в гостиную с чуть порозовевшими щеками, Жинетт расположилась возле арфы.
При первом же прикосновении ее тонких пальцев к струнам установилась идеальная тишина. Я слышала, что существуют гипнотизеры – люди, которые подчиняют себе мозг пациентов и творят чудеса, но Жинетт обладала способностью растрогать любую аудиторию, заставить всех и каждого мечтать о любви и желать ее. Закончив пение, она склонила голову на арфу, словно обессиленная тем, что отдала всю душу песне.
– Спасибо, – негромко произнес мистер Тревельян. – Было бы неуместно аплодировать, но я обязан сказать от всей души «браво».
– Это было изумительно, мисс Де-Перри, – проговорил мистер Галье.
Жинетт подняла голову, лицо ее было бледно.
– Это я вас должна благодарить.
– Полагаю, что на этой торжественной ноте я должен удалиться и проведать миссис Галье, – сказал мистер Галье. – Вы идете, мисс Венгль?
Мистер Фитц распрямился.
– Думаю, мне тоже пора.
Мисс Венгль помахала обоим джентльменам:
– Спокойной ночи! Я хотела бы еще послушать музыку.
– Да, – сказала Жинетт. – Я хотела бы послушать игру кого-нибудь еще. Андре?
Щеки у сына вспыхнули, он энергично покачал головой. Хотя он отлично играл на скрипке, ему не хватало уверенности для того, чтобы играть на публике. Правда, он способен был целенаправленно устраивать какофонию, и в этом случае смог бы играть для тысяч слушателей.
– А вы, месье Тревельян? Вы играете на каком-нибудь инструменте? – спросила Жинетт.
– Ни в коем случае не могу состязаться с вами, но могу сыграть на пианино.
– В таком случае сыграйте нам пару мелодий.
– Пожалуйста. Я выучил несколько забавных песен моряков во время своих путешествий за границу.
– Настоящих песен моряков? – спросил Андре; в глазах его зажегся искренний интерес. – А вы можете научить меня?
– Да-да, приятель. У меня в репертуаре есть даже две-три пиратские частушки. – Мистер Тревельян подсел к пианино и пробежал пальцами по клавишам. – Проблема с этими песенками моряков в том, что они не записаны. Их можно выучить только на слух, а это довольно трудно.
– Я смогу это сделать, месье. Позвольте мне показать это. – Андре быстро извлек скрипку и подошел к пианино. – Сыграйте что-нибудь, а я повторю.
– Если ты так уверен, – сказал мистер Тревельян. Андре кивнул.
Через минуту мистер Тревельян заиграл, и сыну пришлось повторять вслед за ним ритмичные мелодии, уже не обращая внимания на то, слушают его или нет. Постепенно мистер Тревельян усложнял мелодии, вынуждая Андре делать то же. Я слушала их импровизацию и спрашивала себя, что же было в мистере Тревельяне такого, что позволяло ему легко устанавливать контакт с сыном, чего не удавалось мне?
Вскоре к ним присоединилась Миньон и стала подыгрывать на клавесине, несколько нот на арфе взяла Жинетт, затем от души запела мисс Венгль. Мистер Тревельян умел наслаждаться жизнью. Я слушала и наблюдала за ними, расслабившись. Смех и музыка так редко звучали здесь со времени окончания войны. Я была постоянно погружена в ежедневные заботы, и все эти годы мало думала о развлечениях, по которым мы все, очевидно, соскучились.
Миновала полночь, я все еще не могла заснуть, растревоженная мыслями о причинах сдержанного поведения мистера Тревельяна. Он обратил внимание на то, что я надела подаренную им шаль, но не произнес ни единого слова или комплимента, обращенного ко мне. Размышляя об этом, я не сразу услышала скрип лестницы. Я села в кровати, сердце мое заколотилось при звуках шагов. Я сознательно оставила дверь приоткрытой и положила рядом чугунную сковородку и кочергу, хотя в общем-то не рассчитывала на появление незваного гостя. Несколько мгновений я сидела, оцепенев от страха, глядя в темную щель двери. Затем снова услышала шаги, и это побудило меня к действиям.
Я натянула шелковый халат на ночную батистовую рубашку, взяла сковородку и кочергу и, крадучись, вышла из комнаты, сделав вслепую несколько шагов по коридору. Я помнила, что в моем доме проживают несколько человек, и любой из них мог сейчас бодрствовать. Прежде чем покинуть третий этаж, я тихонько заглянула в комнаты Жинетт, Миньон и Андре. Все они спокойно спали. Ступая со всей осторожностью по лестнице, я спустилась на второй этаж, где обитали пансионеры, все двери были закрыты. Я предположила, что все они тоже спят, и на цыпочках спустилась на первый этаж, при этом ни одна половица подо мной не скрипнула.
В тот момент, когда я ступила в гостиную, я почувствовала перемену настроения, словно возникла какая-то открытая угроза, подобная охотящемуся в темной воде аллигатору. Мои ладони стали влажными, во рту пересохло. Я еще крепче сжала сковородку и кочергу. Ничто не нарушало тишины, кроме тиканья настенных часов моего деда в центре зала. В конце концов мне требовался воздух. Я сделала глубокий вдох и почувствовала едкий запах сигарного дыма. Скрипнула половица.
Кто-то направлялся ко мне. Гостиная находилась в нескольких шагах от лестницы. Мамаша Луиза всегда говорила, что нет ничего такого, чего не могут поправить Господь и добротная сковородка, и я намерена была подтвердить ее правоту. Переместившись под прикрытием теней к дверям, я отставила кочергу, подняла сковородку, сотворила молитву и стала ждать.
Я не знаю, что именно ожидала увидеть, но уж никак не дуло пистолета. И внезапно поняла, насколько глупо себя веду. У меня оставался единственный шанс – ударить незваного гостя и броситься бежать с криком о помощи. Рука и темноволосая голова появились в проеме двери, и я что есть силы ударила сковородкой. Я услышала стук удара, стон боли, однако вместо того, чтобы упасть, человек бросился вперед и выбил сковородку из моих рук.
В следующую секунду я была сбита с ног и оказалась на полу. Белые круги заплясали у меня перед глазами, когда я сделала попытку вдохнуть воздух. Я не могла и закричать, моих сил хватило лишь на то, чтобы захрипеть. Я попыталась сбросить с себя навалившегося человека и позвать на помощь, прежде чем он придет в себя. Слезы отчаяния застилали мне глаза. Мне не удавалось его столкнуть, тем более что навалившаяся на меня масса начала обретать упругость и мускулатуру.
Как ни странно, я почувствовала себя спокойнее, вознамерившись встретить угрозу с достоинством.
– Не шевелитесь, – угрожающе произнес знакомый голос.
Теперь, когда незнакомец заговорил, я узнала запах свежего сандала и мяты. Шок, который я испытала, парализовал меня до кончиков пальцев. Я внезапно ощутила каждый дюйм его тела, и мгновенно родившееся желание воспламенило мою кровь.
– Месье Тревельян, – прошептала я.
Он приподнялся на локтях и посмотрел на меня, давая мне возможность наконец-то вздохнуть. Мои груди прижимались к его мускулистой груди, и я снова сделала вдох, наслаждаясь тем, что прикасаюсь к нему и ощущаю его запах. Лунный свет проник через окно, упал на его лицо, добавив опасной привлекательности красивым чертам.
– Миссис Бушерон, ради Бога, объясните мне, чем это вы меня приложили? – Рокот его грудного голоса возбуждал меня.
– Сковородкой, месье. Как вы себя чувствуете?
– Сковородкой? – Он издал стон. – А что за сковородка?
«Уж не валяет ли он дурака?»
– Какая разница?
Он пошевелился, перенес тяжесть тела влево и слегка приподнял голову.
– Просто ответьте мне, – сказал он сквозь стиснутые от боли зубы.
Правая нога его пошевелилась и дерзко расположилась между моими. Он был совсем близко, такой реальный, такой привлекательный мужчина! Я не могла думать ни о чем другом.
– Чугунная сковородка, месье. Гм... поскольку вы пришли в себя настолько, что способны задавать вопросы, не могли бы вы освободить меня от вашей тяжести, месье?
Он продолжал смотреть на меня, сердце мое отчаянно заколотилось, мною овладело странное предчувствие.
– Я уверен, что он ушел, входная дверь была открыта, и темная тень промелькнула в парке, когда я в первый раз спускался по лестнице. Я проверил дом и выходил из кладовой, когда почувствовал, что в помещении находится кто-то еще, и притом не один. Должно быть, это были вы.
– Как он проник внутрь?
– Скорее всего через открытое окно на четвертом этаже. Все остальное заперто. Вопрос в том, кто оставил окно открытым?
– Я оставила. Мы убирались на чердаке, и я не подумала, что какой-нибудь болван заберется так высоко. Месье, я уверена, вы можете теперь сдвинуться, – проговорила я, пытаясь воспротивиться возраставшим во мне ощущениям.
– Я мог бы, мадам, если бы вы объяснили мне, почему бегаете по дому и лупите своих пансионеров сковородкой.
В его голосе мне послышалось некоторое раздражение, что, в свою очередь, разозлило и меня.
– В мои намерения, месье, входило свалить незваного гостя. Если бы вы не болтались по моему дому с пистолетом, то не напоролись бы на мою сковородку.
– Неужели вы так неразумны, о женщина?
– Но ведь это сработало, не так ли? Я сбила вас с ног.
– На время, но посудите, где сейчас находитесь вы и где я? – Как бы в подтверждение своих слов он самым интимным образом прижался к моему женскому естеству. – Разве вы не понимаете, что мог сделать неразборчивый в средствах мужчина, если бы он оказался в подобной ситуации?
– Месье Тревельян, я не вижу смысла обсуждать этот вопрос, поскольку вы не относитесь к категории неразборчивых в средствах мужчин.
– Вы не осознаете той опасности, которой себя подвергали. – Он закрыл глаза, словно от боли. – Вы должны были постучать в мою дверь, в дверь любого другого пансионера, а не выходить в коридор и на лестницу одна. При определенных обстоятельствах и в отчаянной ситуации любой мужчина способен сделаться неразборчивым в средствах. Вы красивы, желанны, и если мужчина окажется...
Я не спускала взгляда с его губ и глаз.
– Мужчина может... позволить себе вольности, на которые он не имеет права, – сказал он, при этом последние слова произнес почти шепотом. – Я предупредил вас.
Он перевел взгляд на мой рот, опустил голову, и его губы оказались настолько близко к моим, что на меня пахнуло теплом, его дыхание овеяло мое лицо. Несмотря на то что я едва знала этого человека, я хотела его как ни одного другого мужчину в своей жизни. Мой разум предостерегал, зато мое тело жаждало его. Что-то снизошло на меня, усыпив мою бдительность в тот самый день, когда он заговорил со мной под тенью раскидистого дуба. В течение многих лет я не хотела ничего и никого, и вдруг в мгновение ока он изменил мой настрой и заставил меня хотеть всего... именно от него.
Я схватила его за плечи, чтобы оттолкнуть, спасти себя от внезапного, неодолимого искушения. Но вместо этого мои пальцы вцепились в мягкую ткань его рубашки и притянули к себе. Я была готова отдать ему все.
– Месье Тревельян, вы должны...
– Я должен, – тихим шепотом произнес он и в следующий момент завладел моим ртом.
Его губы были теплыми и упругими, и я подчинилась их требованиям. Он застонал, крепче прижался своей твердыней к моей женственности и стал ласкать ее через тонкую ткань моего халата. Его язык соблазнительно ласкал мой, заставляя меня стонать от этой возбуждающей ласки. Страсть и желание разлились по всем клеточкам моего тела. Я с жаром ответила на его поцелуй. Он перекатился на спину, увлекая меня за собой, так что я оказалась сверху.
Его руки скользнули под мой халат, я выгнула спину, давая ему доступ к грудям. Он накрыл их ладонями, прикасаясь пальцами к чувствительным соскам, разливая всплески сладострастных ощущений внутри, которые сосредоточивались в том месте, где его возбужденное мужское начало ритмично прижималось ко мне, Я обхватила его за волосы и прижалась к нему ртом в полном экстазе.
Мои пальцы ощутили теплую жидкость. Подняв руку, я увидела кровь.
– Что это! – воскликнула я, скатываясь с него.
– Возвращайтесь назад, – простонал он.
– У вас кровь!
– Да, но я умираю в другом месте.
Я встала на колени, но не могла рассмотреть рану из-за черных волос, но, в общем, определила, в каком месте он ранен. Я приложила край своего халата к его к голове, он застонал. Какой мужчина способен совершить любовный акт с женщиной, будучи раненным? «Совершенно безрассудный мужчина!» – воскликнул мой разум. «Страстный мужчина», – тихо шепнуло мое сердце. Когда кровь просочилась сквозь шелк к моим пальцам, я заволновалась.
– Оставайтесь здесь. Я принесу бинты и пошлю за доктором.
– Нет! – Он схватил меня за руку. – Я чувствую себя прекрасно. Я знаю, что делать.
– Но...
– Я некоторое время изучал медицину. Поверьте, со мной ничего серьезного, все будет в порядке, а вот вашей репутации это может повредить. – Взяв край моего халата, он прижал его плотнее к голове и сел.
Я встала, стянув с себя халат, чтобы использовать его как компресс. Он покачнулся, когда садился, и я схватила его за руку, чтобы поддержать.
– Похоже, я не настолько крепко держусь на ногах, как думал, – пробормотал он. – Ваша страсть ослабила меня.
– Будьте серьезны. Это нешуточное дело. Я ранила вас.
– Поверьте, эта шишка менее болезненна, чем сон в комнате под вами, когда представляешь вас лежащей в кровати надо мной, слышишь ваши шаги по комнате в поздний час. Вот это действительно болезненно.
– Вы мелете вздор. Возможно, вы пострадали гораздо сильнее, чем думаете. У вас кружится голова? Вы хотите пить?
– Нет. Я дал зарок не пить спиртное. Если я отправлюсь к себе в комнату, я побеспокою вас просьбой о том, чтобы вы принесли таз с водой.
– Я принесу вам воду и бинты, чтобы наложить повязку на рану, и мазь. Она избавит вас от жжения и поможет заживлению.
– Я сам справлюсь со своей раной. Если вас увидят в моей комнате среди ночи, у вас будут неприятности.
– Вздор! Я виновата в том, что у вас рана, и не успокоюсь до тех пор, пока не осмотрю ее. А если вы не позволите оказать вам помощь, я разбужу папашу Джона и пошлю за доктором.
Несмотря на сумрак, я могла видеть, как он пожирал меня взглядом, вновь пробуждая жар, который полыхал в нас обоих.
– Извините, если обидел вас, однако нисколько не жалею, что касался вас, – прошептал он.
– Я тоже, – сказала я, чувствуя, что у меня пересыхает во рту.
Я услышала в его голосе желание, оно не покидало и меня в течение всего времени, пока я помогала ему добраться до комнаты. Стараясь не шуметь, я поспешила к себе, надела плотный халат, взяла мазь, бинты и воду. Я чувствовала, как бешено бьется мой пульс, и понимала, что переступаю безопасные границы.
Мистер Тревельян оставил дверь приоткрытой. Он сидел возле своей неразобранной кровати на деревянном стульчике для ног перед зеркалом, пытаясь разглядеть рану.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23