Обещай мне молчать, Кан.Индеец молча проводил девушку к ожидавшему ее экипажу. В последний момент он сунул ей в руку бумажку, а потом сразу вскочил на козлы и взял в руки вожжи. Пока Кан вел коляску обратно в город, Сара развернула бумажку и прочитала вслух:Десятый табачный ряд. Американец.Сара задумчиво смотрела на океан. Руки ее лежали на коленях, и в одной из них девушка держала отцовскую записку. Она была напугана, изнурена, рассержена и невероятно одинока – впервые за свои девятнадцать лет.Девушка закрыла глаза и подставила лицо прохладному ветерку. Удушающая жара уже становилась весьма ощутимой. Вскоре вокруг террасы опустят шторы, но сейчас она была доступна сладкому запаху гибискуса и бромелий. Сара с детства любила сидеть здесь и наблюдать, как просыпается Джорджтаун. Отец частенько мягко выговаривал Саре за то, что она поднимается в такую рань. Затем он сажал девочку себе на колени, отводил волосы от ее лица и целовал в лоб.Отец…Сара вернулась в Джорджтаун всего три дня назад, будучи твердо уверенной, что на пристани ее встретит радостный отец. Ведь недавно состоялась ее помолвка с лордом Норманом Шефилдом из «Шефилдской стальной компании». Сара надеялась, что отец будет сопровождать ее в Англию, чтобы присутствовать на свадьбе дочери. Вместо этого ее встретили угрюмые лица чиновников, сообщивших о его смерти.Сначала Сара отказалась этому верить. Ее отец умер? Видимо, это какая-то ошибка. Затем, когда мрачные незнакомцы проводили ее домой и ненадолго открыли гроб, чтобы дать взглянуть на мертвеца, девушка отказалась это сделать. И только когда она осталась одна в своей комнате, реальность дошла до ее сознания. Сара вернулась к гробу и потребовала снова открыть его. Затем потрогала отцовскую руку и поцеловала его пальцы.И только когда она стала постепенно выходить из шока, ей пришлось столкнуться с более страшными реальностями. Коллеги отца сообщили, что он случайно застрелился из собственного ружья. Но когда встала проблема погребения по христианским обрядам, они неохотно допустили, что роковой выстрел мог быть произведен преднамеренно, с целью самоубийства.Боже правый, Сара не могла в это поверить. Она стояла перед викарием и отвергала его подозрения о самоубийстве как абсурд! Ее отец слишком любил жизнь и никогда бы добровольно не причинил дочери такую боль! Это, должно быть, было случайностью, ожесточенно спорила Сара, и священник, который был явно не в своей тарелке, в конце концов согласился с ней и позволил похоронить Честера Сент-Джеймса в освященной земле.Вопреки уверенности в том, что ее отец не совершал самоубийства, девушка время от времени возвращалась к письму, которое вызвало ее поспешное и внезапное возвращение в Гвиану. Она искала какого-нибудь намека, объясняющего такой страшный поступок. Отец помногу и часто вкладывал деньги в сулящие быстрое обогащение прожекты, благо, что земля Бразилии была полна великими богатствами. В частности, он связался с сэром Клементом Маркхэмом, известным историком Южной Америки и его личным другом. Предполагалось придумать способ раздобыть семена Неrеа Brasiliensis – гевеи, особого вида каучукового дерева – и вывезти их в Англию. Бразилия владела мировой монополией на резину высокого качества, вынуждая все остальные страны платить за нее ужасающие цены. Сэр Джозеф Хукер из «Кью Гарденз» в Лондоне должен был вырастить сеянцы, перевезти их в Малайю или Цейлон и со временем разрушить монополию Бразилии. Многочисленные английские инвесторы, включая жениха Сары; потратили на это мероприятие массу денег, что было весьма рискованно в силу неписаного закона против вывоза семян из Бразилии. Но ее отец гарантировал их капиталовложения своими собственными деньгами, которых фактически не было.Он связался с каучуковым бароном в жапурском участке Амазонии, глубоко в центре Бразилии, и предложил плантатору Родольфо Кингу значительное состояние за примерно семьдесят тысяч семян. Прославленный своими весьма сомнительными делишками, Кинг согласился на сделку, но когда курьеры передали ему деньги, они получили не семена, а пули в спину. Через несколько дней их тела были найдены плывущими вниз по реке Жапуре.Отец вознамерился было обратиться к властям, но тогда ему пришлось бы раскрыть свою роль в этом деле, что неизбежно означало бы конец его губернаторству и личный крах.Сара вздохнула и встала. Она судорожно мяла письмо в руке. Ее подмывало швырнуть его о стену, но она не смела. Это было все, что ей осталось от отца. Скоро даже дом, где выросла Сара и где умерла ее любимая мама, передадут какому-нибудь неизвестному дипломату, который приедет с семьей из Англии и обоснуется здесь так, словно Честер Сент-Джеймс и его дочь никогда не жили и никогда не смеялись и не играли на этой самой террасе, никогда не смотрели отсюда в ночное небо, любуясь сказочным звездопадом.На глаза навернулись слезы. Сара боролась с ними, понимая, как близка к истерике.Остаток дня девушка бродила по дому, вспоминая счастливые годы, когда она наслаждалась успехами отца. Мало кто в Гвиане сделал так много для улучшения положения индейцев и свободных негров. Честер Сент-Джеймс считал всех людей, независимо от цвета кожи, равными перед Богом, законом и человечеством. Он много сделал для образования и религии. Недавно стали поговаривать о возведении его в рыцари. Теперь его репутация бесповоротно испорчена.И Сара останется… ни с чем.Эта мысль остановила ее. Девушка была слишком оглушена горем в последние дни, чтобы понять последствия отцовских долгов. Сумма, упомянутая в письме, потрясала. В дополнение к его собственным обязательствам, одной задолженности вкладчикам в предприятие с гевеей было достаточно, чтобы поглотить не только их собственность в Джорджтауне, но и дом в Англии, и небольшое корабельное дело. Саре останется только надетое на ней платье, и не более того!Как отец мог поступить так и с собой, и с ней?Обед был подан на террасу, но у Сары не было аппетита. Уже давно она нормально не ела и не спала, одежда болталась на ней, но сама мысль о еде вызывала у Сары тошноту. Вместо этого девушка снова стала расспрашивать слуг.Она узнала, что в ночь смерти отца он вернулся с позднего заседания, заказал обед и запер за собой дверь. В десять часов он отпустил слуг. Как раз после полуночи Кан услышал одиночный выстрел и нашел губернатора мертвым на полу. Сент-Джеймс сжимал одной рукой ружье, а другой – пресс-папье с королевским гербом.Вдруг Сара встала из-за стола и прошла к комнате, где разыгралась трагедия. Дверь была заперта. Девушка до сих пор не решалась войти туда. Эта комната с переплетенными кожей книгами на полках и турецким ковром на полу несла столько воспоминаний о Честере Сент-Джеймсе, что Сара боялась упасть там в обморок. Однако теперь ей было необходимо это сделать, так как только там можно было найти хоть что-нибудь, что могло бы примирить ее с ужасной гибелью отца.Комната выглядела скромно, но элегантно. Стены ее были обиты местной древесиной. Они окутали девушку теплом, и на мгновение ей показалось, что это отец улыбается ей из-за своей конторки. Ковра не было, и вдруг Сара ясно поняла, почему он отсутствует. Это было ударом для нее! Внутри у девушки все сжалось, она была на грани истерики.Пересилив себя, Сара постаралась сосредоточиться на чем-нибудь другом. Но не смогла: годы, которые она провела за чтением в кресле у французского окна, в то время как отец был занят работой, оказались зачеркнуты какой-то пулей! Смерть смотрела на Сару из каждого угла, черная и удушающая, как земля, в которой был погребен Честер Сент-Джеймс.Девушка обошла то место, где слуги нашли мертвое тело, и прошла за конторку. Она изо всех сил пыталась представить себе такие похожие на ее собственные сине-зеленые глаза, веселый смех отца, то, как он называл ее «Солнышком» и клялся, что всякий раз, когда входила Сара, комната озарялась солнечным светом. Как мог человек, всегда учивший ее, что ничто не может быть столь скверным, чтобы нельзя было преодолеть его трудом и истинной верой, как мог такой человек дойти до последней черты и решиться на самоубийство.Сара опустилась в кресло. Внутренняя пустота быстро заполнялась гневом и неприятием того, как отец поступил со своей жизнью. Что бы там ни говорили власти и слуги! Девушка была уверена, что это случайность. Но зачем в конце концов отец вообще брал в руки ружье?Когда нашли тело, в руках у него были ружье и пресс-папье…Сара осмотрела конторку. Там были груды корреспонденции, гроссбухи, исписанные его почти нечитаемыми каракулями бумажки и ручка, брошенная на недописанную памятку самому себе. И наконец…Девушка подняла пресс-папье и взвесила его в своей руки. Тяжелая полусфера, с линзой, увеличивающей королевский герб. Сара положила его на место и достала из кармана отцовское письмо. Она перечитала его, затем решила отдохнуть, положив голову на конторку.Перед ее мгновенным взором возникли мрачные лица, встретившие ее на причале. Ей виделись гроб и скорбящие люди, слышалась похвальная речь викария: «…великий человек, чьи идеи обогатили столь многих…»Она вспомнила подошедшего к ней Канимапу, который прошептал:– Есть некто, миси Сара, кто может тебе помочь. «Некто ничего не может, – думала Сара. – Единственный шанс спасти себя и репутацию отца, это поехать в Жапуру и забрать семена, за которые отец заплатил такие большие деньги лишь для того, чтобы быть обманутым этим хладнокровным убийцей… Кингом».Но Сара всего лишь женщина. Как может она надеяться проникнуть в сердце Амазонии и потягаться с таким страшным человеком, как Родольфо Кинг?«Есть человек, живущий у реки. Великий маг и храбрец… Он был в зеленом аде и вернулся оттуда… Отец говорил с ним перед смертью. Губернатор предложил ему большие деньги за поездку в Жапуру…»Внезапно Сара смогла увидеть отца, лежавшего мертвым на полу с ружьем в одной руке и с пресс-папье в другой.На пресс-папье был королевский герб!Кинг! Родольфо Кинг. Это он – знаменитый убийца. Быть может, это он каким-то образом убил ее отца? Не поэтому ли отец сжимал в руке королевский герб?Сара слышала, как к двери подошел Кан. Слуга ждал в сочувственном молчании.– Кан? – позвала Сара, не поднимая глаз.– Да, миси Сара.– Вероятно, нам следует поговорить об этом американце.– Да, миси Сара.И Канимапу ушел. Глава вторая Все это казалось абсурдным, этот миф о человеке, который отважился проникнуть в Жапуру и вернулся, который в одиночку боролся с каннибалами и сам пожирал ягуаров и змей, будучи вооруженным одним лишь мачете. Называть его героем и одновременно считать бото, значит зайти в предрассудках слишком далеко. Представить себе розовых дельфинов, которые на закате покидают реку и принимают вид красивых мужчин, облаченных в белые одежды и разгуливающих в темноте по причалам, соблазняя девственниц. Да уж, поистине…И все же отец решился просить этого американца о помощи, и если ее собственный отец считал этого незнакомца способным на подвиг, то вполне возможно, что это и так. Если верить Кану, когда отец узнал, что этот человек действительно работал у Родольфо Кинга, он предложил ему уйму денег, чтобы тот вернулся в Жапуру и украл семена гевеи. И все же американец отказался.– Меня это не интересует, губернатор. Я слишком дорожу своей проклятой шеей.Это все, что удалось подслушать Кану из ответа незнакомца.Что-то от легенды, что-то от героя.Типичный американец.Если бы он согласился помочь, возможно, отец и не умер бы. Ну, герой он, этот американец, или нет, а ему есть что сказать.Узкие улочки вились через весь город, вдоль них тянулись ветхие домики с балконами и крутыми черепичными крышами, поблескивавшими под лунным светом, Сара выбирала самую темную дорогу и избегала случайных газовых фонарей. Время от времени мимо спешил очередной случайный прохожий, и она отворачивалась или ныряла в боковую улочку, делая все возможное, чтобы не быть узнанной.В прошлом ее экскурсии за Уотер-стрит были очень редки.Порой она, конечно, забредала за пределы богатого квартала с его рядами магазинов модной одежды, стекла и ювелирных изделий. Нижний причал был чуждым миром, от которого отец тщательно оберегал Сару. Вместе с запахами чеснока, едкого табака, острых специй: перцев, куркумы и имбиря, – и раздражающего дыма жженой конопли каналы несли тошнотворный болезненный дух затхлой воды и гнилой древесины. На пристанях зловоние разлагающихся фруктов и овощей привлекало полчища мух и комаров, которые облаком кружили над водой.Решение встретиться с американцем и лично изложить ему свою просьбу возникло импульсивно, когда Сара мерила шагами спальню и боролась со сном. Она обдумывала факты, которые накануне изложил ей Кан. Затейливо украшенная железная кровать с противомоскитной сеткой не особенно манила к себе. Жара и лунный свет наполняли Сару необъяснимым разочарованием и ощущением абсолютной беспомощности, которую она, к сожалению, слишком хорошо понимала.Быстро приняв решение, девушка поспешила одеться. Она оставила без внимания корсеты и бюстгальтеры, а вместо этого вынула из гардероба и накинула на плечи кружевную мантилью, а на голову надела шляпку с вуалью, чтобы скрыть лицо. Губернаторская карета привлекла бы нежелательное внимание, поэтому Сара на цыпочках вышла в ночь и постаралась не разбудить слуг.Добравшись до Табакко-Роуд, Сара остановилась. Ветер доносил до нее далекую музыку каримбо. Потом залаяли собаки. Хижины с заросшими сорняками садиками перед ними лепились к каналу на всем пути к реке. Все огни здесь были погашены, и только в одной из хижин усталая мать пела своему ребенку колыбельную. Очарованная этой убаюкивающей мелодией Сара почувствовала то, что не чувствовала с тех пор, как четыре года назад отплыла в Лондон. Она вдруг поняла, почему ее отец бесповоротно влюбился в Южную Америку.Было нечто магическое в жарких тропиках: в пропитанном ароматом цветов воздухе, в приятных лицах людей, разговаривающих, улыбающихся, машущих рукой, когда они встречаются на улице с незнакомцем. Сара была слишком молода, чтобы вполне оценить климат и пышную красоту сельской местности. Но, припоминая последние годы холодных дождей и промозглых зим, а также убогую забитость нищих детей, бродящих по лондонским улицам, девушка была потрясена очарованием окружающего ее сейчас мира… Очень скоро она навсегда покинет Джорджтаун ради степенного существования в Англии, прогулок по саду и случайных увеселительных поездок за город, чтобы посмотреть сетки мужа с бабочками. Ее жених объездил весь мир, чтобы поймать самых редких бабочек, которые прикалывались затем к картонкам булавками и помещались под стекло. Как раз перед ее отъездом из Лондона он потратил на малиновокрылого Cymothoe coccinata из Камеруна сумму, на которую семья из пяти карибцев в Гвиане могла бы прожить целый год.Сара заставила себя отбросить мысли об отъезде из Джорджтауна. Ведь она не просто вернется в Лондон, но поедет к Норману Шефилду, к спокойной и безопасной жизни. Затем Сара припомнила, что она не в состоянии расплатиться с долгами отца и поэтому ни о каком браке с Норманом Шефилдом или с каким-либо иным представителем высших слоев общества теперь вообще не могло быть речи.Отчаяние овладело ею, и Сара еще один, последний раз проверила написанный Каном на бумажке адрес: 10, Табакко-Роуд. Затем она вышла из темноты на лунный свет, и каблучки ее застучали в тишине, а юбки траурного наряда шелестели, как ветер в сухой листве.Американец жил на самом конце Табакко-Роуд. Его садик, если только так можно было назвать клочок заросшей сорняками земли, спускался к самому берегу реки. На пристани было пришвартовано какое-то рыбацкое судно. Сара слышала плеск воды о нос корабля и едва различила в темноте его контуры. Она была и удивлена, и смущена тем, что человек с такой репутацией живет в подобном районе Джорджтауна и в такой очевидной нищете. Вероятно, он просто хотел быть рядом с людьми, которые обожали и почитали его. Сара направилась к лагуне, потом остановилась. Звук приближающихся шагов заставил ее укрыться в тени каменной стены, окружающей соседский садик. Кто-то остановился всего в двух ярдах от нее, так близко, что Сара могла слышать позвякивание ключей или монет в кармане. Девушка затаила дыхание и стала наблюдать за двумя незнакомцами, внимательно разглядывавшими дом американца. На одном была широкополая шляпа и длинный свободно свисающий плащ. На другом – белая рубашка, заправленная в широкие белые бриджи, и хуарачи на ногах. Последний явно нервничал и поглядывал вниз по улице.Наконец они снова заговорили вполголоса, так, что Сара не все улавливала. Беседа шла попеременно то на английском, то на португальском.– Ты уверен, что это то самое место?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40