— Обычаи и нравы, которые вы способны показать, меня не интересуют. Я не намерена быть ученицей в вашей сомнительной школе.
Он почти застенчиво коснулся ее руки, хотя в глазах пряталась прежняя ухмылка.
— Чего ты боишься? Что влюбишься в меня? Или ты ревнуешь, потому что я имел глупость поцеловать нескольких хористок?
— Хористок? — насмешливо воскликнула Белла. — Если бы все ограничилось хористками! Судя по тому, что я сегодня видела, в театре нет ни одной женщины, которой бы вы, сэр, не оказывали предпочтение. Да что там в театре — вы не пропускаете ни одну хорошенькую женщину в городе!
Жак потер затылок с потерянно-застенчивым видом.
— Что тебе сказать? Разве я виноват, что ни одна женщина не может устоять передо мной?
Белла смерила его ледяным взглядом.
— Считайте, что вы уже встретили такую женщину, мистер Лефевр.
— Если ты такая стойкая, то отчего же боишься провести вечер со мной?
Он явно дразнил ее. Видя колебания девушки, он шагнул поближе к ней, соблазняя манящей близостью, призывным блеском в глазах.
— Если ты не пойдешь со мной, я засохну от тоски и умру.
Белла уже собиралась хлестко ответить, но слово «умру» заставило ее осечься. О Господи, подумала Белла, глядя на это красивое, цинично оживленное лицо. Пусть он негодяи и волокита, но ведь ему через месяц суждено умереть страшной смертью! Прка она здесь, пока есть время, разве не ее долг — спасти его… или по крайней мере попытаться спасти от злой судьбы?
— Отлично, мистер Лефевр. Я пойду с вами. Но только ужин — и ничего больше, Жак победно улыбнулся и подхватив Беллу под руку. По его довольному виду было ясно, что в «ничего больше» он ни на секунду не поверил.
* * *
Темнокожий возница правил закрытой четырехместной каретой, которая двигалась по улицам Французского квартала в мягком предвечернем свете. Внутри на роскошных голубых бархатных сиденьях сидели друг против друга Белла и Жак. Скрытые от посторонних глаз задвинутыми занавесками, они были словно одни на целом свете. B их уединение проникали только звуки с улицы: чье-то банджо наигрывало мелодию «Дикси», своего рода гимн Юга; доносились зазывные крики уличных торговцев; позванивали трамваи; мимо проезжали кареты и повозки. Выглянув в щелочку занавески, Белла увидела самую бедную часть Ройал-стрит. У входа в магазинчики стояли нищие с протянутой рукой. Еще дальше располагался ряд ночлежных домов.
Откинувшись снова на спинку сиденья, девушка заметила, что Жак пристально смотрит на нее. Сердце так и подпрыгнуло у нее в груди. В черном сюртуке, с жабо на белой рубашке Жак выглядел настоящим франтом. Густые волосы с отливом, правильные черты лица — в конце двадцатого века он бы точно стал кинозвездой! Его длинные ноги в идеально начищенных черных кожаных туфлях были скрещены. Он смотрел на Беллу сосредоточенно, будто она некий деликатес, на который он готов наброситься но, будучи истинным и тонким ценителем, нарочно оттягивает удовольствие. Этот многоговорящий, нагло-спокойный, умудренный взгляд смущал и волновал Беллу в гораздо большей степени, чем ей бы хотелось. Теперь согласие поужинать с ни казалось ей глупой затеей — он был и сексуально привлекателен, и опасен.
Чего же она боялась больше? Его самого? Или все-таки собственного желания? Возможно, себя-то она и боялась более всего. Боялась темного, невнятного и непознанного в себе. И вместе с тем — если она будет избегать Лефевра, то как же ей узнать его получше, чтобы иметь возможность помочь ему и спасти от гибели?
Не нужно ли ей сказать ему прямо, что его жизни грозит смертельная опасность, а заодно и признаться, кто она и откуда?.. Без долгих размышлений этот вариант был отброшен. Если она заявит, что явилась из другого времени, он просто не поверит ей, примет за сумасшедшую и, уж конечно, не последует совету остерегаться.
— Расскажи мне про себя, та belle, — тихим, вкрадчивым голосом произнес Жак.
Его вопрос привел ее в еще большее замешательство.
— А что вы хотите узнать?
Он сделал неопределенный широкий жест.
— Ну, откуда ты родом, кто твои родители. Надо сказать, ты произвела немалый переполох на сцене, когда появилась вчера в костюме валькирии.
Теперь ее появление на сцене было делом давним, будто это случилось год назад, Белла не могла без смеха вспомнить свой дурацкий костюм.
На вопрос Жака решила отвечать правду. Не всю, разумеется.
— Я родилась и выросла в Сан-Франциско. Мои родители пели в опере. Солисты.
Это, видимо, заинтересовало Жака. Он даже выпрямился на сиденье.
— Любопытно, — сказал он. — И как их зовут?
— Марио и Кармита де ла Роза.
Он наморщил лоб.
— Нет, не могу припомнить.
— Они погибли шесть лет назад.
Он ласково пожал ей руку, и в его глазах она прочитала сочувствие.
— Мои искренние соболезнования, ma cherie.
Его добрый жест и теплота руки были приятны. Тем не менее Белла медленно высвободила свои пальцы.
— Оставшись круглой сиротой, я вынуждена была сама заботиться о себе. Имея неплохое музыкальное образование, я стала зарабатывать на жизнь пением — ездила из города в город, работала в разных оперных труппах.
— Но как вышло, что вчера вечером ты угодила незваной гостьей на нашу сцену — и в таком комическом костюме?
Белла ожидала этого вопроса и решила рассказать ему ту же байку, которой удовлетворилась Элен.
— Видите ли, я пела в концерте на пароходе, и наш директор… сделал мне нехорошие предложения. Для краткости скажу так: мне пришлось спешно покинуть пароход — прямо в чем была, в костюме валькирии.
Жак мрачно насупился.
— Я бы с удовольствием застрелил на дуэли мерзавца, который домогался тебя! Девушка улыбнулась.
— Боюсь, это невозможно. Сейчас пароход уже где-нибудь возле Мемфиса.
Жак выглядел по-прежнему озадаченным.
— И что же потам? Ты в растерянности бродила по Французскому кварталу, пока не услышала звуки музыки из оперного театра?
Белла не могла удержаться от самодовольной улыбки — врать оказалось так легко!
— Да, что-то в этом роде, — сказала она, — Когда я увидела театр, меня как громом ударило: вот мое спасение, я должна поступить в эту труппу! Я прошла через служебный вход, долго бродила по пустынным коридорам, потом заблудилась за кулисами и — сама не знаю как — очутилась прямо на сцене…
— Стало быть, заблудилась, а на сцену посреди «Кармен» вылетела случайно? — спросил Жак с усмешкой.
— Примерно так.
— Белла, Белла… Бедная заблудшая овечка. С таким богатым воображением романы писать, а не в опере петь.
Белла упала духом.
— Вы мне не верите? — спросила она, стараясь вложить в вопрос побольше надменности.
Он издал смешок и дружелюбно потрепал ее по руке.
— Cherie, не то чтобы не верю, просто некоторые детали твоей истории кажутся мне… неправдоподобными.
Она то краснела, то бледнела, но ничего сказать не решалась. Ее смущение только забавляло Жака.
— Не дуйся, — наконец сказал он. — Что бы с тобой ни приключилось прежде, теперь ты под моей защитой.
Слова были хорошие, но тон возмутительно снисходительный, поэтому Белла выпалила:
— Я не нуждаюсь в вашей защите, мистер Лефевр!
— А-а-а! — негромко отозвался Жак с многозначительным блеском в глазах. — Выходит, ты особа независимая, с большим жизненным опытом?
Белла рассмеялась.
— На ваше скептическое отношение трудно обижаться. Я обратила внимание, что хористки здесь, в беспечные девяностые, вовсе не ангелочки.
— В беспечные девяностые? — повторил тенор, задумчиво потрогав свой подбородок. — Странное выражение. Слышу его впервые. А впрочем, оно действительно подходит к нашему времени. Что же касается репутации… — Тут его голос сошел почти на шепот, а глаза прожгли ее насквозь. — Что касается репутации, то я могила, никто ничего от меня не узнает.
Белла чуть не расхохоталась.
— Да вы, оказывается, лицемер! — сказала она.
— Отчего же я вдруг лицемер? — удивленно отозвался Жак.
— Две минуты назад вы горели желанием вызвать на дуэль подонка, который хотел взять меня силой. А теперь лелеете те же планы, что и он.
— Таких планов у меня нет! — так и взвился он, явно уязвленный. — Бог мой, никогда в жизни я не применю силу к женщине! Впрочем, от меня никогда и не требовалось чрезмерного упорства. Думаю, и тебя мне не придется слишком долго упрашивать.
— О-о! — задохнулась она от гнева. — Какого же вы обо мне мнения, сэр!
Жак рассмеялся.
— Стало быть, ты все-таки не такая искушенная, какой хочешь казаться. Что ж, милая, это меня даже больше возбуждает.
— Все-таки вы не понимаете, — произнесла Белла строго. — Каков бы ни был мой жизненный опыт — большой, или маленький, или никакой, — это не ваше дело!
Медленная улыбка расползлась по его загорелому лицу.
— Ты, похоже, все еще боишься меня, Белла?
— Я вас нисколько не боюсь.
— Жак только рассмеялся.
В этот момент карета остановилась у входа в ресторан «У Антуана». Жак распахнул дверцу, спрыгнул сам и помог сойти Белле.
Она узнала заведение — историческую достопримечательность Нового Орлеана конца двадцатого века. Те же колонны, вместо неоновых огней — множество газовых ламп, даже тяжелые портьеры тех же приглушенных тонов, и привычные пестрые флажки на втором этаже, и знакомая резная чугунная решетка на галерее.
Сзади подъехала еще одна карета, откуда вышли двое мужчин и две женщины, а через открытую дверь было видно, как метрдотель любезно проводит внутрь пару с детьми.
— А тут почти ничего не изменилось, — невольно пробормотала Белла.
Жак изумленно вздернул одну бровь, но промолчал. Он повел девушку ко входу, где их приветствовал широкой улыбкой швейцар, мгновенно позвавший из зала официанта — элегантного молодого человека во фраке, с черной бабочкой, в накрахмаленной белой сорочке. Тот перебежал через вестибюль и, низко кланяясь, произнес:
— Рад видеть вас снова, мсье Лефевр!
— Здравствуй, Пьер, — отозвался Жак. — Познакомься с новейшим счастливым приобретением Нового Орлеана — мисс Белла де ла Роза.
* * *
Пьер поклонился.
— Добро пожаловать, мисс Белла де ла Роза.
— Спасибо.
— Мой обычный столик приготовлен? — спросил Жак.
— Не сомневайтесь, сэр, — ответил официант.
В просторном, роскошном зале их встретили упоительные запахи горячего свежего хлеба и пикантных креольских блюд. Белла отметила про себя, что и внутри ресторан остался прежним: белые плиты пола; на столах белоснежные льняные скатерти и небольшие лампы с абажурами; многочисленные медные канделябры. Публика солидная, степенная — пары и семьи с детьми. Ели в основном устрицы, рыбу и блюда из курицы. Пьер провел их к столику в дальнем углу и усадил Беллу. Жак с уверенностью знатока заказал изысканный и обильный ужин: белое вино, хлеб и картофельное суфле, затем черепаховый суп, устрицы, рыбное филе по-флорентийски, цыпленок Рошамбо, сладкие блинчики и, наконец, кофе.
Когда официант удалился, Белла удивленно воззрилась на Лефевра:
— Боже мой, Жак, зачем вы заказали так много?
Этим же можно целую армию накормить!
Он взял ее руку в свою и заглянул ей в глаза.
— Ma belle, я намерен доставить тебе как можно больше удовольствия. Хочу, чтобы ты отведала самые изысканные блюда. Пусть это будет пиршество вкуса. Поскольку ты новичок в наших краях, не все наши блюда могут тебе понравиться. — Он закончил задумчиво: — Когда я с женщиной, я обычно трепетно забочусь о том, чтобы она была удовлетворена… во всех отношениях!
Белла искоса насмешливо посмотрела на него.
— А как насчет очереди?
— Очереди? — озадаченно повторил Жак.
— Очередь девиц, готовых броситься вам на шею!
— Жак рассмеялся.
У столика возник Пьер с корзинкой разных сортов хлеба и с блюдечком картофельного суфле. Он налил в бокал Жака белого вина — на пробу. Лефевр вдохнул аромат из бокала, отведал глоток вина и одобрительно кивнул. Наполнив бокалы Жака и Беллы, официант удалился.
Тенор поднял бокал и произнес торжественно; — За нас. — За нас? — фыркнула Белла.
— Ma cherie, ведь ты же сегодня моя гостья. Будь поласковей.
Подавив желание возмущенно закатить глаза, девушка смиренно чокнулась с Жаком.
— За нас!
Отметив победный блеск в его глазах, она взяла ложечку нежнейшего суфле и положила его в рот. — Божественный вкус! — воскликнула Белла.
— Ты права. Отведай хлеба. «У Антуана» пекут особенный, бесподобный хлеб.
— Я знаю.
Он нахмурился.
— Ты уже бывала здесь? А я-то воображал, что ты впервые приехала в наш город.
Белла проворно исправила свою невольную оговорку.
— Жак, — сказала она кокетливо, — по одному запаху этих французских булок можно понять, насколько они хороши!
Он ухмыльнулся и, успокоенный, положил ей еще. — Ешь.
— А теперь расскажите о себе, Жак, — попросила Белла. — Вы из музыкальной семьи?
— Не совсем, — ответил он. — Музыкой занималась только моя бабушка.
— Да ну?
Лицо Жака гордо засияло, когда он заговорил о бабушке.
— Я обязательно покажу тебе рояль, который она мне оставила. Бесподобный инструмент!
— Я бы с удовольствием взглянула на него когда-нибудь.
— Непременно взглянешь, — проговорил он с нахальным блеском в глазах. — Маленьким я засыпал под тихие звуки колыбельных песен, которые бабушка пела мне, играя на рояле. Ее голос… — Он сделал паузу и поцеловал себе кончики пальцев. — Это был божественный голос! Я думаю, ангелы сейчас заслушиваются ее серенадами!
Белла вспомнила о своей бабушке, и в ней всколыхнулось горестное чувство разлуки.
— Я понимаю, как вам должно не хватать любимой бабушки… Ваша семья жила в Новом Орлеане?
Да, Отец владел несколькими складами для хранения хлопка и играл на бирже, А мать была очень занятой светской дамой, Родители пытались воспитать меня на традиционный креольский манер — сделать из меня джентльмена, богача. Но у меня с раннего детства была страсть к музыке. Пока другие мальчишки занимались с преподавателями фехтованием и верховой ездой, я прилежно учился петь и играть на рояле. Пятилетним мальчишкой я настоял на том, чтобы меня еженедельно водили в оперу. Оглядываясь на свое детство, я могу сказать, что большую его часть я провел в закрытой ложе своих родителей во Французской опере. Я слышал, как Аделина Патти пела дуэт с Николини. Был и на концерте прославленной Лиллиан Нордика — она первое американское сопрано, чей талант признали даже привередливые европейские критики. Я ревел в три ручья на премьере «Силы судьбы» и мечтал, что в один прекрасный день сам начну петь и стану знаменитым тенором.
Такое благородно-мечтательное и восторженное выражение лица у него было впервые. Белла была приятно поражена и удивлена.
— Вы и впрямь обожаете оперу, — сказала она. — И сколько вам было, когда вы решили покорить публику?
— Когда состоялась премьера «Силы судьбы»? Мне было пятнадцать. То есть тринадцать лет назад. Моя страсть к опере не стала меньше.
— Сейчас вам двадцать восемь. Всего лишь двадцать восемь… — пробормотала она.-»Боже, каким молодым ему суждено умереть!» — подумала Белла.
— Вы неплохо учили арифметику в школе, юная леди.
Белла скорчила гримаску и продолжала свой допрос:
— Ваши родители по-прежнему живут в Новом Орлеане?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, здешний чрезмерно влажный климат вредно сказывался на здоровье отца. Поэтому несколько месяцев назад они с матерью переехали в Нью-Мексико, где еще раньше поселилась на ранчо мужа моя сестра. — Жак вздохнул. — Я скучаю по родителям. Временами друзья и подруги мамы приглашают меня то на именины, то на официальный бал. Но это уже не то. Впрочем, я здесь посещаю достаточно светских сборищ. С другой стороны, отсутствие родителей дает мне больше… ну, скажем, больше свободы.
Белла удивилась:
— Взрослый мужчина вроде вас боится, что мамочка отчитает его за шумные приключения с хористками?
Жак расхохотался.
— Ну, думаю, мне лучше не комментировать твое замечание.
— Я тоже так думаю.
Оба замолчали — появился Пьер с черепаховым супом. Когда официант отошел, Жак спросил:
— А как тебе сегодняшняя репетиция? Понравилось?.
Отведав первую ложку черепахового супа, сдобренного чесноком, лавровым листом, тимьяном и гвоздикой, Белла небрежно произнесла:
— Репетиция как репетиция.
Ее слова заметно огорчили Лефевра. Он слегка нахмурился.
— Ты намерена остаться в труппе?
— Зачем вам знать? — дразнящим тоном сказала она. — Боитесь, что я улизну прежде, чем вы запишете меня в список своих побед?
Ложка Жака застыла на полпути ко рту. Однако слова девушки нисколько не уязвили его.
— Я взял за принцип знакомиться с каждой новенькой, которая поступает в хор. Что-то вроде эксперимента.
— Эксперимента?
Он кивнул, отправил ложку супа в рот и внимательно посмотрел Белле в глаза.
— Видишь ли, ma cherie, я ищу идеальную женщину, с которой я мог бы связать свою судьбу… в том числе и свою оперную судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он почти застенчиво коснулся ее руки, хотя в глазах пряталась прежняя ухмылка.
— Чего ты боишься? Что влюбишься в меня? Или ты ревнуешь, потому что я имел глупость поцеловать нескольких хористок?
— Хористок? — насмешливо воскликнула Белла. — Если бы все ограничилось хористками! Судя по тому, что я сегодня видела, в театре нет ни одной женщины, которой бы вы, сэр, не оказывали предпочтение. Да что там в театре — вы не пропускаете ни одну хорошенькую женщину в городе!
Жак потер затылок с потерянно-застенчивым видом.
— Что тебе сказать? Разве я виноват, что ни одна женщина не может устоять передо мной?
Белла смерила его ледяным взглядом.
— Считайте, что вы уже встретили такую женщину, мистер Лефевр.
— Если ты такая стойкая, то отчего же боишься провести вечер со мной?
Он явно дразнил ее. Видя колебания девушки, он шагнул поближе к ней, соблазняя манящей близостью, призывным блеском в глазах.
— Если ты не пойдешь со мной, я засохну от тоски и умру.
Белла уже собиралась хлестко ответить, но слово «умру» заставило ее осечься. О Господи, подумала Белла, глядя на это красивое, цинично оживленное лицо. Пусть он негодяи и волокита, но ведь ему через месяц суждено умереть страшной смертью! Прка она здесь, пока есть время, разве не ее долг — спасти его… или по крайней мере попытаться спасти от злой судьбы?
— Отлично, мистер Лефевр. Я пойду с вами. Но только ужин — и ничего больше, Жак победно улыбнулся и подхватив Беллу под руку. По его довольному виду было ясно, что в «ничего больше» он ни на секунду не поверил.
* * *
Темнокожий возница правил закрытой четырехместной каретой, которая двигалась по улицам Французского квартала в мягком предвечернем свете. Внутри на роскошных голубых бархатных сиденьях сидели друг против друга Белла и Жак. Скрытые от посторонних глаз задвинутыми занавесками, они были словно одни на целом свете. B их уединение проникали только звуки с улицы: чье-то банджо наигрывало мелодию «Дикси», своего рода гимн Юга; доносились зазывные крики уличных торговцев; позванивали трамваи; мимо проезжали кареты и повозки. Выглянув в щелочку занавески, Белла увидела самую бедную часть Ройал-стрит. У входа в магазинчики стояли нищие с протянутой рукой. Еще дальше располагался ряд ночлежных домов.
Откинувшись снова на спинку сиденья, девушка заметила, что Жак пристально смотрит на нее. Сердце так и подпрыгнуло у нее в груди. В черном сюртуке, с жабо на белой рубашке Жак выглядел настоящим франтом. Густые волосы с отливом, правильные черты лица — в конце двадцатого века он бы точно стал кинозвездой! Его длинные ноги в идеально начищенных черных кожаных туфлях были скрещены. Он смотрел на Беллу сосредоточенно, будто она некий деликатес, на который он готов наброситься но, будучи истинным и тонким ценителем, нарочно оттягивает удовольствие. Этот многоговорящий, нагло-спокойный, умудренный взгляд смущал и волновал Беллу в гораздо большей степени, чем ей бы хотелось. Теперь согласие поужинать с ни казалось ей глупой затеей — он был и сексуально привлекателен, и опасен.
Чего же она боялась больше? Его самого? Или все-таки собственного желания? Возможно, себя-то она и боялась более всего. Боялась темного, невнятного и непознанного в себе. И вместе с тем — если она будет избегать Лефевра, то как же ей узнать его получше, чтобы иметь возможность помочь ему и спасти от гибели?
Не нужно ли ей сказать ему прямо, что его жизни грозит смертельная опасность, а заодно и признаться, кто она и откуда?.. Без долгих размышлений этот вариант был отброшен. Если она заявит, что явилась из другого времени, он просто не поверит ей, примет за сумасшедшую и, уж конечно, не последует совету остерегаться.
— Расскажи мне про себя, та belle, — тихим, вкрадчивым голосом произнес Жак.
Его вопрос привел ее в еще большее замешательство.
— А что вы хотите узнать?
Он сделал неопределенный широкий жест.
— Ну, откуда ты родом, кто твои родители. Надо сказать, ты произвела немалый переполох на сцене, когда появилась вчера в костюме валькирии.
Теперь ее появление на сцене было делом давним, будто это случилось год назад, Белла не могла без смеха вспомнить свой дурацкий костюм.
На вопрос Жака решила отвечать правду. Не всю, разумеется.
— Я родилась и выросла в Сан-Франциско. Мои родители пели в опере. Солисты.
Это, видимо, заинтересовало Жака. Он даже выпрямился на сиденье.
— Любопытно, — сказал он. — И как их зовут?
— Марио и Кармита де ла Роза.
Он наморщил лоб.
— Нет, не могу припомнить.
— Они погибли шесть лет назад.
Он ласково пожал ей руку, и в его глазах она прочитала сочувствие.
— Мои искренние соболезнования, ma cherie.
Его добрый жест и теплота руки были приятны. Тем не менее Белла медленно высвободила свои пальцы.
— Оставшись круглой сиротой, я вынуждена была сама заботиться о себе. Имея неплохое музыкальное образование, я стала зарабатывать на жизнь пением — ездила из города в город, работала в разных оперных труппах.
— Но как вышло, что вчера вечером ты угодила незваной гостьей на нашу сцену — и в таком комическом костюме?
Белла ожидала этого вопроса и решила рассказать ему ту же байку, которой удовлетворилась Элен.
— Видите ли, я пела в концерте на пароходе, и наш директор… сделал мне нехорошие предложения. Для краткости скажу так: мне пришлось спешно покинуть пароход — прямо в чем была, в костюме валькирии.
Жак мрачно насупился.
— Я бы с удовольствием застрелил на дуэли мерзавца, который домогался тебя! Девушка улыбнулась.
— Боюсь, это невозможно. Сейчас пароход уже где-нибудь возле Мемфиса.
Жак выглядел по-прежнему озадаченным.
— И что же потам? Ты в растерянности бродила по Французскому кварталу, пока не услышала звуки музыки из оперного театра?
Белла не могла удержаться от самодовольной улыбки — врать оказалось так легко!
— Да, что-то в этом роде, — сказала она, — Когда я увидела театр, меня как громом ударило: вот мое спасение, я должна поступить в эту труппу! Я прошла через служебный вход, долго бродила по пустынным коридорам, потом заблудилась за кулисами и — сама не знаю как — очутилась прямо на сцене…
— Стало быть, заблудилась, а на сцену посреди «Кармен» вылетела случайно? — спросил Жак с усмешкой.
— Примерно так.
— Белла, Белла… Бедная заблудшая овечка. С таким богатым воображением романы писать, а не в опере петь.
Белла упала духом.
— Вы мне не верите? — спросила она, стараясь вложить в вопрос побольше надменности.
Он издал смешок и дружелюбно потрепал ее по руке.
— Cherie, не то чтобы не верю, просто некоторые детали твоей истории кажутся мне… неправдоподобными.
Она то краснела, то бледнела, но ничего сказать не решалась. Ее смущение только забавляло Жака.
— Не дуйся, — наконец сказал он. — Что бы с тобой ни приключилось прежде, теперь ты под моей защитой.
Слова были хорошие, но тон возмутительно снисходительный, поэтому Белла выпалила:
— Я не нуждаюсь в вашей защите, мистер Лефевр!
— А-а-а! — негромко отозвался Жак с многозначительным блеском в глазах. — Выходит, ты особа независимая, с большим жизненным опытом?
Белла рассмеялась.
— На ваше скептическое отношение трудно обижаться. Я обратила внимание, что хористки здесь, в беспечные девяностые, вовсе не ангелочки.
— В беспечные девяностые? — повторил тенор, задумчиво потрогав свой подбородок. — Странное выражение. Слышу его впервые. А впрочем, оно действительно подходит к нашему времени. Что же касается репутации… — Тут его голос сошел почти на шепот, а глаза прожгли ее насквозь. — Что касается репутации, то я могила, никто ничего от меня не узнает.
Белла чуть не расхохоталась.
— Да вы, оказывается, лицемер! — сказала она.
— Отчего же я вдруг лицемер? — удивленно отозвался Жак.
— Две минуты назад вы горели желанием вызвать на дуэль подонка, который хотел взять меня силой. А теперь лелеете те же планы, что и он.
— Таких планов у меня нет! — так и взвился он, явно уязвленный. — Бог мой, никогда в жизни я не применю силу к женщине! Впрочем, от меня никогда и не требовалось чрезмерного упорства. Думаю, и тебя мне не придется слишком долго упрашивать.
— О-о! — задохнулась она от гнева. — Какого же вы обо мне мнения, сэр!
Жак рассмеялся.
— Стало быть, ты все-таки не такая искушенная, какой хочешь казаться. Что ж, милая, это меня даже больше возбуждает.
— Все-таки вы не понимаете, — произнесла Белла строго. — Каков бы ни был мой жизненный опыт — большой, или маленький, или никакой, — это не ваше дело!
Медленная улыбка расползлась по его загорелому лицу.
— Ты, похоже, все еще боишься меня, Белла?
— Я вас нисколько не боюсь.
— Жак только рассмеялся.
В этот момент карета остановилась у входа в ресторан «У Антуана». Жак распахнул дверцу, спрыгнул сам и помог сойти Белле.
Она узнала заведение — историческую достопримечательность Нового Орлеана конца двадцатого века. Те же колонны, вместо неоновых огней — множество газовых ламп, даже тяжелые портьеры тех же приглушенных тонов, и привычные пестрые флажки на втором этаже, и знакомая резная чугунная решетка на галерее.
Сзади подъехала еще одна карета, откуда вышли двое мужчин и две женщины, а через открытую дверь было видно, как метрдотель любезно проводит внутрь пару с детьми.
— А тут почти ничего не изменилось, — невольно пробормотала Белла.
Жак изумленно вздернул одну бровь, но промолчал. Он повел девушку ко входу, где их приветствовал широкой улыбкой швейцар, мгновенно позвавший из зала официанта — элегантного молодого человека во фраке, с черной бабочкой, в накрахмаленной белой сорочке. Тот перебежал через вестибюль и, низко кланяясь, произнес:
— Рад видеть вас снова, мсье Лефевр!
— Здравствуй, Пьер, — отозвался Жак. — Познакомься с новейшим счастливым приобретением Нового Орлеана — мисс Белла де ла Роза.
* * *
Пьер поклонился.
— Добро пожаловать, мисс Белла де ла Роза.
— Спасибо.
— Мой обычный столик приготовлен? — спросил Жак.
— Не сомневайтесь, сэр, — ответил официант.
В просторном, роскошном зале их встретили упоительные запахи горячего свежего хлеба и пикантных креольских блюд. Белла отметила про себя, что и внутри ресторан остался прежним: белые плиты пола; на столах белоснежные льняные скатерти и небольшие лампы с абажурами; многочисленные медные канделябры. Публика солидная, степенная — пары и семьи с детьми. Ели в основном устрицы, рыбу и блюда из курицы. Пьер провел их к столику в дальнем углу и усадил Беллу. Жак с уверенностью знатока заказал изысканный и обильный ужин: белое вино, хлеб и картофельное суфле, затем черепаховый суп, устрицы, рыбное филе по-флорентийски, цыпленок Рошамбо, сладкие блинчики и, наконец, кофе.
Когда официант удалился, Белла удивленно воззрилась на Лефевра:
— Боже мой, Жак, зачем вы заказали так много?
Этим же можно целую армию накормить!
Он взял ее руку в свою и заглянул ей в глаза.
— Ma belle, я намерен доставить тебе как можно больше удовольствия. Хочу, чтобы ты отведала самые изысканные блюда. Пусть это будет пиршество вкуса. Поскольку ты новичок в наших краях, не все наши блюда могут тебе понравиться. — Он закончил задумчиво: — Когда я с женщиной, я обычно трепетно забочусь о том, чтобы она была удовлетворена… во всех отношениях!
Белла искоса насмешливо посмотрела на него.
— А как насчет очереди?
— Очереди? — озадаченно повторил Жак.
— Очередь девиц, готовых броситься вам на шею!
— Жак рассмеялся.
У столика возник Пьер с корзинкой разных сортов хлеба и с блюдечком картофельного суфле. Он налил в бокал Жака белого вина — на пробу. Лефевр вдохнул аромат из бокала, отведал глоток вина и одобрительно кивнул. Наполнив бокалы Жака и Беллы, официант удалился.
Тенор поднял бокал и произнес торжественно; — За нас. — За нас? — фыркнула Белла.
— Ma cherie, ведь ты же сегодня моя гостья. Будь поласковей.
Подавив желание возмущенно закатить глаза, девушка смиренно чокнулась с Жаком.
— За нас!
Отметив победный блеск в его глазах, она взяла ложечку нежнейшего суфле и положила его в рот. — Божественный вкус! — воскликнула Белла.
— Ты права. Отведай хлеба. «У Антуана» пекут особенный, бесподобный хлеб.
— Я знаю.
Он нахмурился.
— Ты уже бывала здесь? А я-то воображал, что ты впервые приехала в наш город.
Белла проворно исправила свою невольную оговорку.
— Жак, — сказала она кокетливо, — по одному запаху этих французских булок можно понять, насколько они хороши!
Он ухмыльнулся и, успокоенный, положил ей еще. — Ешь.
— А теперь расскажите о себе, Жак, — попросила Белла. — Вы из музыкальной семьи?
— Не совсем, — ответил он. — Музыкой занималась только моя бабушка.
— Да ну?
Лицо Жака гордо засияло, когда он заговорил о бабушке.
— Я обязательно покажу тебе рояль, который она мне оставила. Бесподобный инструмент!
— Я бы с удовольствием взглянула на него когда-нибудь.
— Непременно взглянешь, — проговорил он с нахальным блеском в глазах. — Маленьким я засыпал под тихие звуки колыбельных песен, которые бабушка пела мне, играя на рояле. Ее голос… — Он сделал паузу и поцеловал себе кончики пальцев. — Это был божественный голос! Я думаю, ангелы сейчас заслушиваются ее серенадами!
Белла вспомнила о своей бабушке, и в ней всколыхнулось горестное чувство разлуки.
— Я понимаю, как вам должно не хватать любимой бабушки… Ваша семья жила в Новом Орлеане?
Да, Отец владел несколькими складами для хранения хлопка и играл на бирже, А мать была очень занятой светской дамой, Родители пытались воспитать меня на традиционный креольский манер — сделать из меня джентльмена, богача. Но у меня с раннего детства была страсть к музыке. Пока другие мальчишки занимались с преподавателями фехтованием и верховой ездой, я прилежно учился петь и играть на рояле. Пятилетним мальчишкой я настоял на том, чтобы меня еженедельно водили в оперу. Оглядываясь на свое детство, я могу сказать, что большую его часть я провел в закрытой ложе своих родителей во Французской опере. Я слышал, как Аделина Патти пела дуэт с Николини. Был и на концерте прославленной Лиллиан Нордика — она первое американское сопрано, чей талант признали даже привередливые европейские критики. Я ревел в три ручья на премьере «Силы судьбы» и мечтал, что в один прекрасный день сам начну петь и стану знаменитым тенором.
Такое благородно-мечтательное и восторженное выражение лица у него было впервые. Белла была приятно поражена и удивлена.
— Вы и впрямь обожаете оперу, — сказала она. — И сколько вам было, когда вы решили покорить публику?
— Когда состоялась премьера «Силы судьбы»? Мне было пятнадцать. То есть тринадцать лет назад. Моя страсть к опере не стала меньше.
— Сейчас вам двадцать восемь. Всего лишь двадцать восемь… — пробормотала она.-»Боже, каким молодым ему суждено умереть!» — подумала Белла.
— Вы неплохо учили арифметику в школе, юная леди.
Белла скорчила гримаску и продолжала свой допрос:
— Ваши родители по-прежнему живут в Новом Орлеане?
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, здешний чрезмерно влажный климат вредно сказывался на здоровье отца. Поэтому несколько месяцев назад они с матерью переехали в Нью-Мексико, где еще раньше поселилась на ранчо мужа моя сестра. — Жак вздохнул. — Я скучаю по родителям. Временами друзья и подруги мамы приглашают меня то на именины, то на официальный бал. Но это уже не то. Впрочем, я здесь посещаю достаточно светских сборищ. С другой стороны, отсутствие родителей дает мне больше… ну, скажем, больше свободы.
Белла удивилась:
— Взрослый мужчина вроде вас боится, что мамочка отчитает его за шумные приключения с хористками?
Жак расхохотался.
— Ну, думаю, мне лучше не комментировать твое замечание.
— Я тоже так думаю.
Оба замолчали — появился Пьер с черепаховым супом. Когда официант отошел, Жак спросил:
— А как тебе сегодняшняя репетиция? Понравилось?.
Отведав первую ложку черепахового супа, сдобренного чесноком, лавровым листом, тимьяном и гвоздикой, Белла небрежно произнесла:
— Репетиция как репетиция.
Ее слова заметно огорчили Лефевра. Он слегка нахмурился.
— Ты намерена остаться в труппе?
— Зачем вам знать? — дразнящим тоном сказала она. — Боитесь, что я улизну прежде, чем вы запишете меня в список своих побед?
Ложка Жака застыла на полпути ко рту. Однако слова девушки нисколько не уязвили его.
— Я взял за принцип знакомиться с каждой новенькой, которая поступает в хор. Что-то вроде эксперимента.
— Эксперимента?
Он кивнул, отправил ложку супа в рот и внимательно посмотрел Белле в глаза.
— Видишь ли, ma cherie, я ищу идеальную женщину, с которой я мог бы связать свою судьбу… в том числе и свою оперную судьбу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40