А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Казалось, в ее жилах течет жидкий огонь, кости тают, и глубокая боль желания распространяется по всему телу.
Она опустила ресницы, чтобы он ничего не увидел в ее глазах. Она приучила себя скрывать эмоции, но ей никогда не встречался человек, подобный капитану Девро.
— Да, — наконец вызывающе сказала она. — Это очень любезно с моей стороны, верно? — она надеялась, что эти слова звучат достаточно глупо и заносчиво. Может, он оставит ее.
Но нет, он не ушел. Он, как статуя, стоял перед ней и, прежде чем ответить, внимательно на нее посмотрел.
— Сейчас посмотрим, насколько любезно. — И прежде чем она успела сообразить, поцеловал ее.
Это был казнящий поцелуй, возмездие, которое он про себя пообещал ей в ответ на публичное оскорбление. Она пыталась вырваться, колотя руками по его груди, но он, казалось, не ощущал ее ударов.
Поцелуй, немного смягчаясь, стал глубже, и пламя разгорелось между ними. Она опустила руки, а губы сами по себе стали отвечать ему, мягкому давлению его рта, внезапной неожиданной силе, притягивающей их друг к другу; как и на “Лаки Леди”, она опять была беззащитной, ее тело, язык, руки подчинялись ему. Сама того не осознавая, она потянулась к нему, поудобнее приспосабливаясь к острым углам его тела, руки поднялись к его шее, пальцы запутались в густых черных волосах. Ее язык жил собственной жизнью, приветствуя каждое движение языка Квинна, каждый его вызов.
Рассудок кричал “нет! ”, но тело не внимало предупреждению. Оно слишком было захвачено теми изысканными чувствами, которые пробудил в нем поцелуй.
Наверное, он пытался соблазнить Дафну или даже взял ее не обращая внимания на ее чувства. Как и на ее собственные. Ему не было до нее дела. Он хотел лишь наказать ее. Господи, как он это делал!
Она вырвалась с такой силой, что покачнулась, и его рука поддержала ее. Его лицо было сейчас не насмешливым, а озадаченным. Так они и стояли среди теней, в ночной темноте, глядя друг на друга, Мередит — с ненавистью, разрушающей ее собственную защиту, а Квинн — со смущением оттого, что увидел, какой огонь в ней бушует, и оттого, что этот огонь разбудил в нем нечто яростное. Больше всего ему хотелось опять прикоснуться к ее губам, ответить на ее желание.
— Вы… вы подлец, — сказала она, жалея, что не может выразиться покрепче.
Эти слова рассеяли чары, довлевшие над Квинном. Он прислонился к стене дома и рассмеялся. Он приставил палец к ее подбородку и поднял ее лицо, требуя, чтобы она посмотрела ему в глаза.
— Я не ожидал столько огня, мисс Ситон.
— Это гнев. Вы злоупотребляете гостеприимством нашего дома.
— А что еще можно ожидать от игрока и подлеца? Этот самодовольный тон вывел ее из себя. Она сжала руку в кулак, подавляя желание ударить его.
— И не пытайтесь, Мередит, — он впервые назвал ее по имени, и его губы чуть задержались на нем. Она с неудовольствием отметила, что никогда еще ее имя не звучало так чувственно. Чтобы успокоиться, она спросила себя, ласкает ли он так же имена других женщин. Ну конечно. Все это были тщательно разработанные приемы соблазнения.
— Я не давала вам позволения называть себя по имени, — сказала она.
Он засмеялся, и опять смех не коснулся его глаз.
— Неужели, Мередит? Как я мог так ошибиться? Она выпрямилась.
— Я хочу, чтобы вы уехали из Бриарвуда.
— Но мои дела еще не закончены, — возразил он мягко. — Я скажу брату.
— Что вы ему скажете? Что вы ответили на мой поцелуй? Прежде чем вы это сделаете, я должен предупредить вас, что очень хорошо стреляю, — его глаза похолодели. Со злостью он подумал, что она всегда вызывает в нем самое худшее. А сейчас, он не мог устоять от искушения позлить ее, не зная, зачем он это делает.
Он увидел, как она крепко сжала кулачки, а затем, не говоря больше ни слова, повернулась и убежала. Прядь волос выпала из вычурно заколотого локона и упала на спину, и мягкое золото волос заблестело в лунном свете.
Квинн молча смотрел, как она неуклюже движется в своем расшитом оборками платье и удивлялся, что же стало с его ранее безупречным вкусом в выборе женщин.
ГЛАВА 9
В той части дома, где размещались слуги, Квинн нашел Кэма, который в одиночестве нетерпеливо расхаживал по комнате.
— Она согласна, — сказал Кэм.
Квинн кивнул. Сейчас он сильно сомневался в том, что Мередит Ситон продаст Дафну, особенно ему. Он думал, что Мередит и говорить с ним больше не станет.
— Ее брат подтвердил, что Дафна принадлежит мисс Ситон, — сказал он. Ударение, сделанное на последних двух словах, удивило Кэма. — Думаю, нам надо надеяться на Пастора. Завтра мы к нему съездим. Будем надеяться, что застанем его.
Кэм согласился.
— Если я вам не нужен, то пойду разузнаю все, что можно о Ситонах и о том, что они делают, если у них кто-нибудь убегает.
Квинн кивнул. Некоторые хозяева объявляли вознаграждение за поимку беглых рабов, и это привлекало множество охотников за ними. Другие, не желая лишних проблем, записывали пропажу раба в графу “производственные потери”.
После того как Кэм ушел, Квинн разделся и еще некоторое время держал в руках свою одежду из дорогой шерсти и тонкого полотна. Теперь хорошая одежда стала одним из его увлечений. В зеркале он увидел свою спину и поморщился. Он всегда морщился. Он ненавидел рубцы, исполосовавшие его спину. Они всегда будут выдавать в нем каторжника…
Он испытал облегчение, когда к нему в камеру вошли стражники и сказали, что его переводят на тюремный корабль. Он был даже рад, когда они надели кандалы ему на руки и соединили их с ножными.
Очень скоро он осознал, как он был наивен. Ньюгейт, по сравнению с его новым жилищем, был просто дворцом.
Вместе с другими приговоренными к ссылке его доставили на “Черную Мери” в конной повозке, специально предназначенной для перевозки арестантов. Это было уникальное транспортное средство, и, не будь Квинн одной из его жертв, он, с его пытливым умом, не мог бы не подивиться его необычности. Его пихнули в проход в середине повозки, с каждой стороны были двери; он был помещен за одну из них. Он оказался в крохотном отсеке, слишком маленьком, чтобы в нем можно было стоять или сидеть. В полной темноте ему ничего не оставалось делать, как скрючиться и слушать, как открываются и закрываются другие двери. Наконец, он почувствовал, как повозка затряслась по булыжной мостовой. Казалось, его ноги онемели от боли, и отчаяние, которое ему удавалось подавлять, черной безнадежностью окутало все вокруг него. Впервые он понял, что совершенно беспомощен. Они могли делать с ним все что угодно, он был совсем беззащитен, он обессилел.
Когда повозка, наконец, остановилась и дверь открылась, он едва мог двигаться, так онемели и затекли его ноги. Но удар дубинки сделал возможным то, что казалось невозможным. Волоча цепи, он выбрался с другими арестантами на солнечный свет, который почти ослепил их, но следующий удар заставил его спотыкаясь двигаться вперед. Когда его глаза привыкли к свету, он понял, что находится в Портсмуте, а перед ним, на сколько мог видеть глаз, стояли корпуса старых кораблей, плавучие тюрьмы; не те грациозные парусники, которые привезли его из Америки в Европу, а потом из Европы в Англию, а мерзкие, отслужившие свой срок военные корабли с боками в заплатах.
Толпу заключенных подогнали к длинному кораблю и заставили по веревочным лестницам вскарабкаться на шканцы. Когда с заключенных сняли цепи, капитан корабля указал на Квинна и велел ему встать отдельно от остальных. Затем им приказали раздеться и каждого тщательно обыскали, это была болезненная и крайне унизительная процедура. Но все это было только началом. Его искупали в ледяной воде, и его волосы, которыми он всегда гордился, были сострижены наголо, а усы, изрядно к тому времени отросшие, неряшливо сбриты; после бритья на щеках остались порезы и кустики щетины. Потом ему выдали тюремную одежду: штаны из холста, грубую рубашку, которая царапала кожу, и серую куртку.
К нему подошел кузнец и, быстро переговорив с капитаном, наклонился и приладил к ногам Квинна тяжелые железные кандалы. Когда были забиты последние заклепки, Квинн обнаружил, что вес новых кандалов позволяет лишь едва передвигать ноги. Затем его толкнули на узкую лестницу, ведущую в трюм. Деревянные решетки огораживали обширное пространство, и в свете фонарей было видно, что в гамаках и на полу лежат десятки людей. Его толкали дальше, по узкому коридору, в другой трюм с решетками, который напоминал клетку: четыре фута в длину и шесть в ширину. На полу лежал человек; он заморгал при приближении фонарей.
— Это тебе для компании, О’Коннел, — сказал один из охранников, отпирая замок.
— Какого черта, — сказал улыбаясь этот человек, его рыжие волосы заполыхали в свете фонарей. Он, казалось, нисколько не был удручен ни своим местоположением, ни тем, что на нем тоже были двойные ножные кандалы, да еще и прикованные к стене.
В ответ на доброе приветствие стражник только сердито посмотрел на говорившего и грубо втолкнул Квинна в камеру. Он сковал одной цепью Квинна и О’Коннела и ушел, забрав фонарь.
— Тебя, похоже, как и меня, не очень-то любят, — сказал человек в темноте. — Терренс О’Коннел к вашей услуге. — Слова звучали не очень грамотно, но в них не было ни смущения, ни унижения.
— Девро, — сказал Квинн. — Квинн Девро.
Он знал, что его собственный голос выдавал его поражение в борьбе с этой жизнью, но ничего не мог поделать. Сетвик пообещал ему, что отправит его в ад, и, Бог свидетель, у этого слова нашлось и еще одно значение. Он протянул руку к своей стриженой макушке и затем к тяжелым кандалам на лодыжках и подумал: “Может быть, лучше повеситься? ”
И почувствовал на плече тяжелую руку.
— Не давай чертовым ублюдкам одолеть себя, кореш, — утешал его рокочущий голос. — У них ничего не выйдет, ежили ты им не поддашься.
Зги слова и дух О’Коннела помогли Квинну выжить в последующие восемь лет.
Квинн надел льняную ночную рубашку. В своей каюте на “Лаки Леди” он спал без нее, но здесь не мог рисковать.
Его прошлое было тайной. И ему не хотелось, чтобы какой-нибудь расторопный слуга, войдя, увидел шрамы на его лодыжках. Его руки с твердыми мозолями и так давали достаточно пищи для размышлений.
Он подошел к окну и посмотрел на улицу. Бриарвуд был чудесным местом, ухоженным и заметно процветающим. Вдоль подъездной аллеи выстроились магнолии, а сам дом окружали огромные дубы. Но все же здесь ощущалась какая-то пустота, не было той любви, которая наполняла дом его детства. Эта же плантация, казалось, была совершенно бездушной.
Но он подозревал, что мисс Ситон вовсе не была той бесстрастной глупышкой, которую все привыкли видеть в ней. Он понял, что тем вечером он никак не ожидал от нее такого огня в ответ на его поцелуй.
Хотя — что ему до того? Ему надо держаться от нее подальше. Они с Кэмом найдут Пастора, подготовят все для побега Дафны, и он забудет об этой плантации.
“У них ничего не выйдет, ежили ты им не поддашься”.
Квинн лег в постель, надеясь, что сон скоро придет к нему.
О’Коннел. Учитель. Защитник. Спаситель. Я скучаю по тебе, друг. Скучаю.
Мередит яростно расчесывала свои волосы, как бы пытаясь вычесать смущение и тоску. Все-таки она была достаточно уверена в себе и даже чувствовала некоторое удовлетворение, хоть ей немного портило настроение то, что она до сих пор не может найти Лизу. Она делает нечто важное, и делает хорошо. Это и занятия живописью давали ей чувство собственной значимости, которое однажды разрушили отец и брат.
Но сейчас вся ее защита рушилась как карточный домик, и все из-за поцелуя. Насмешливого, ничего не значащего поцелуя мошенника и мерзавца.
Наверное, сама того не зная, она искала искренней дружбы. С тех пор, как увезли Лизу, не проходило ни дня, чтобы она не ощущала одиночества. Наверное, на его поцелуй и ответило это самое одиночество, эмоциональное и физическое. И ничего больше. Конечно, ничего больше.
Она по-прежнему поражалась тому, как можно было человеку так сильно перемениться. Наклонившись, она откинула крышку сундука, подняла со дна обшивку и вытащила те два портрета Девро. Она вспомнила, как он однажды взъерошил ей волосы и назвал ее “милой маленькой Мерри”.
Но больше не было “милой маленькой Мерри”, так же, как и того нежного юноши. Он стал самым высокомерным человеком из всех, кого она знала. И одним из самых жестоких. То, что она чувствовала интерес к нему, заставляло ее сомневаться в самой себе.
Если бы только у него была отталкивающая внешность. Или хотя бы обыкновенная. Никто не имел права быть столь красивым, столь мрачно привлекательным. Особенно человек с черной душой. Его комната была неподалеку, и ощущение близости заставляло ее вздрагивать и согревало ее кровь.
Чтобы отвлечься, она стала думать о том коротком разговоре с Дафной, который состоялся, когда та помогала Мередит раздеваться. Она ничего не смогла выяснить и даже запуталась.
Когда Мередит упомянула, что она видела Дафну выходящей из конюшни, девушка замерла как статуя.
Почти бессознательно она протянула руку, чтобы дотронуться до Дафны, но та отшатнулась.
— Что с тобой? — спросила Мередит. — Тебя кто-нибудь обидел?
Дафна покачала головой.
— Мне захотелось подышать свежим воздухом. Я не знала, что меня долго не было.
Мередит слегка нахмурилась, пытаясь разобраться.
— К тебе… никто не приставал?
Дафна опустила голову.
— Нет, мисс Мередит.
— Ты бы сказала мне, если бы…
— Да, мисс Мередит… мэм.
— А капитан Девро с тобой не разговаривал?
— Нет, мисс Мередит. Я просто вышла на воздух, и все. Мередит поняла, что ничего больше из девушки не вытянет. Ей остается только следить за тем, чтобы Дафна была подальше от капитана Девро, пока он в Бриарвуде, а она очень надеялась, что долго он здесь не задержится.
— Тебя не накажут, — сказала она мягко. — Тем более, если кто-то другой виноват.
Дафна замерла.
— Я еще нужна вам, мисс?
Мередит поняла, что потерпела поражение. Она отрицательно покачала головой.
Светало. Наступало золотистое и яркое утро. А она не спала. Чувствуя усталость и туман в голове, Мередит приняла молчаливые услуги Дафны, включающие горячий шоколад и фрукты, а затем и горячую ванну. Если потребуется, она просидит в своей комнате хоть целый день. Опять как в тюрьме в доме собственного брата, в своем собственном доме. Зато она больше не увидит Девро, не услышит его скрытых и не очень скрытых насмешек, на которые не имела возможности должным образом ответить.
Она потянулась и подошла к окну, и ее внимание привлекли два человека на лошадях, один — в черном, на золотистом жеребце, другой — на гнедой лошади, немного позади. Они направлялись к главной дороге.
Насовсем, решила она. Наверное, они уезжают насовсем.
Она почти бегом спустилась по лестнице, желая поскорее отыскать Роберта и увериться, что Девро действительно уехал насовсем. Она искренне молила Бога, чтобы так оно и оказалось.
Роберт Ситон беседовал с гостями, которые у них оставались ночевать, а Мередит, с трудом удерживаясь от желания прервать разговор, пошла искать Эвелин, которая давала указания поварам.
— Что, капитан Девро уехал? — спросила она. Эвелин широко раскрыла глаза.
— А ты им интересуешься?
— Только тем, чтобы он поскорее уехал, — невпопад ответила Мередит. — Не понимаю, как можно приглашать такого… человека в приличный дом.
— Он сегодня не уедет. Он поехал повидать Гила Мак-Интоша и владельцев других плантаций. Он собирается уехать послезавтра.
Мередит охватило смятение. Еще два дня. Но хотя бы несколько часов у нее было. Она сходит к реке и вернется задолго до того, как он приедет.
Квинн и Кэм ехали быстрой рысью. Они собирались посетить плантацию Мак-Интоша, а затем поехать к Пастору. В памяти Квинна четко сохранилось описание дороги, хотя он ни разу не был у Пастора. Он встречался с ним в Цинциннати вскоре после того, как впервые перевез свой нелегальный груз.
Квинн запомнил его как простого человека, которого он сразу полюбил и которому поверил. Что было хорошо, подумал он сбивчиво, так это то, как этот человек держал в руках жизнь его и Кэма.
Но сначала он должен съездить к Мак-Интошу. Он был достаточно любезен, когда их только что познакомили, но позднее заметил, что взгляд плантатора становился холодным, как только обращался на него. Он понял, что скорее всего за это надо благодарить Мередит Ситон.
Это было плохо, но он сам виноват. Черт возьми его взгляд, а вернее рот, за то, что не сдержался. Ему нужны были контракты на фрахт. Увеличение грузоперевозок в этой местности даст ему причину часто наезжать в Виксбург, что будет выгодно Подпольной железной дороге. Но еще ему хотелось, чтобы его пароход приносил доход. Он полюбил “Лаки Леди”, хотя знал, что когда-нибудь ему придется с ней расстаться. Он уже сделал все необходимые приготовления, чтобы, если с ним что-нибудь случится, корабль законным образом достался Джамисону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44