Ноэль намеренно устроился подальше от нее, но Кэти села на ручку его кресла.— Что-то ты слишком далеко от меня.Воздух, казалось, звенел от напряжения. Ноэль почувствовал дрожь во всем теле, встал, отошел к камину и оперся о мраморную доску. На этот раз Кэти осталась там, где сидела. Он знал, что она больше не подойдет. Она села с ним рядом, а он ушел. Но достаточно ему вернуться и протянуть руку, а ей улыбнуться — и вся его хрупкая защита рухнет в одно мгновение. Если только он коснется ее, то уж ни за что от себя не отпустит.Ноэль сделал глоток, взглянул на Кэти и едва не поперхнулся. Аристотель пытался взгромоздиться к ней на колени всем своим увесистым телом, но Кэти смеялась, глаза ее так и сияли добротой и весельем, она была неотразима.— Аристотель!Пес оглянулся и разнеженно посмотрел на хозяина.— Аристотель, — повторил Ноэль более повелительным тоном, и тот нехотя, но сполз на пол.— Все в порядке, — сказала Кэти.— Он едва не раздавил тебя.— Ну не совсем. И потом, мне нравится, как тепло он меня встречает.Ее глаза смеялись, и, господи помоги, Ноэль приблизился и наклонился к ней. Она взяла его руку в свои, и глаза ее уже не смеялись. Магическое притяжение, что всегда существовало между ними, обратилось в желание, которое оба подавляли двадцать лет. У него задрожали губы — так ему хотелось ее обнять, но он все еще боролся. Однако их тянуло друг к другу, как два магнита, и он уступил все подавляющей жажде обладания, раскрыв ей объятия. Кэти упала в них и подняла лицо, чтобы губы их встретились.— Кэти, — прошептал он хрипло.Ноэль приник губами к ее рту сначала с бесконечной нежностью, которая уступила место чувству более сильному и требовательному. Кровь Кэти разливалась по жилам теплым медом, медленно и томительно, и она отдалась его поцелуям и ласкам. Вот наконец она и дома. И какой же он чудесный, этот дом. Тело ей уже не принадлежало. Никогда не испытанные ощущения обуревали ее: жгучий голод, мучительное напряжение пронизывало всю ее от шеи до больших пальцев ног. Все, что было в них с Ноэлем разного, противостоящего, вдруг расплавилось в огне невыносимой, непреодолимой жажды обладания. Он был ее героем, ее любовью. Ее жизнью. Она потратила даром столько времени из-за одного импульсивного поступка.Больше она не потеряет и минуты. И наверстает упущенное.Сейчас Кэти хотела только чувствовать, не думая ни о чем. Ведь она чуть с ума не сошла, представляя, как все могло быть и чего не случилось в ее жизни. Ноэль на мгновение оторвался от нее, и глаза их встретились. Кэти провела пальцами по морщинам, оставленным на его лице усталостью. Дыхание их участилось, и они теснее прижались друг к другу. Кэти ощущала все его тело, а ее собственное сгорало от желания, которое еще никогда не было удовлетворено полностью.— Кэти, — произнес он снова, и самый звук ее имени звучал лаской на его губах, которые только что ласкали ее рот, — это ведь глупо.— Пусть я глупа, — сказала она печально, — но я ждала тебя всю мою жизнь.Взгляд Ноэля проникал в самое ее сердце.— Значит, для тебя неважно, что я роялист?— Да будь ты хоть самим дьяволом во плоти, — прошептала Кэти. Да, ей было все равно. Ведь это Ноэль, больше ей ничего не требуется знать.Он стал развязывать ленты на ее корсаже, и ей казалось, что естественнее этого ничего быть не может. Внезапно Ноэль остановился.— Наверное, нам лучше подняться наверх.— Прекрасная мысль, — ответила Кэти и, придерживая одной рукой корсаж и юбку, другую вложила в его ладонь. * * * — Я люблю тебя, Кэти, — сказал он позже. В его голосе звучало и удивление, и еще что-то, от чего она вздрогнула.Кэти попыталась улыбнуться, но это была неудачная попытка. Она любила его, любила так давно. И теперь боялась того, что последует через несколько мгновений. Кэти хотела остановить время и потянулась к Ноэлю, чтобы поцеловать его. Это было ее признание в любви. Губы их стали мягче, неистовость желания несколько утихла, но отчаяние, которое усиливало жажду обладания друг другом, осталось.Наконец Ноэль оторвался от нее. Сидя на краю постели, он так крепко стиснул ее руку в своей, что, казалось, никакая сила не заставит его разжать ее. Но выражение его лица, тревожное, почти отчаянное, пугало.— О Кэти, я не хотел, не хотел, чтобы это случилось. Во всяком случае, сейчас.Она тоже села, забыв о своей наготе.— Но почему? Мы можем теперь вместе уехать домой.— Ты уедешь домой, — сказал он. — Если я действительно тебе не безразличен, ты уедешь.Кэти увидела боль в его глазах, и эта боль пронзила ее, уничтожая радость, которую она только что испытала. Он бы не стал просить ее уехать, если бы не жизненная необходимость. Надо быть непроходимой дурой, чтобы думать иначе.А если это важно для него, значит, для нее тоже. Теперь она с ним связана неразрывно, и это как долг, как обещание верности и преданности.— Хорошо, — сказала она. — Я буду ждать тебя дома.От его улыбки у нее защемило сердце — такая это была благодарная, печальная, сожалеющая улыбка. Ноэль был так красив, так предан тем, кто его любил, и принципам, в которые верил. Если это другие принципы, чем у нее, ну что ж, значит, у него для этого есть свои причины и они, разумеется, благородны.Ноэль наклонился и поцеловал ее. Это была чистая, сладостная и нежная любовь, которая трогала душу и наполняла жизнь смыслом. * * * Роджер Гэмбрелл сидел в своем экипаже, не сводя глаз с двухэтажного кирпичного особняка. Он ехал с визитом к миссис Кэнтрелл, когда увидел, что перед домом Тэйлоров остановился фаэтон. Из любопытства он остановился тоже. Из фаэтона вышел доктор Марш, позвонил в дверь и вернулся к своему экипажу вместе с таинственной миссис Кэтрин Кэнтрелл.Насколько помнится, он впервые видит доктора Марша в обществе женщины. Он часто приглашал его в гости, распространяя приглашение и на особу женского пола, если таковая имеется, но доктор всегда приходил один.Конечно, миссис Кэнтрелл его родственница. Но их отношения не очень похожи на родственные. Когда он стоял рядом с ними, то ощущал себя в эпицентре бури, хотя оба вели себя сдержанно. И это раздражало майора. Он всегда пользовался у женщин успехом, он знал, что они считают его красавцем. Однако, заглядывая с надеждой в глаза миссис Кэнтрелл, он не встречал в них отклика. Поэтому он был поражен, ощутив страстное притяжение между доктором и его тетушкой.И Гэмбрелл стал рассуждать. Известно, что Тэйлоры сочувствуют мятежникам, но их терпели постольку, поскольку открыто они своих симпатий не высказывали. А затем его размышления совершили неожиданный вольт в сторону. Тюремщик с Уолнат-стрит показал, что предводитель мятежников, который вывел своих людей из заключения, хромал. Теперь уже всеми это признано, что это не кто иной, как сам Звездный Всадник. А если он хромал, значит, очевидно, был ранен, когда затонула его шхуна, но выздоровел. А это, в свою очередь, означает, что у него был врач.Доктор Марш мало рассказывал о своей семье. Известно, что она живет в Мэриленде и что в семье произошел раскол, когда доктор принял сторону англичан. Никто никогда не сомневался в политических симпатиях доктора, потому что он был женат на квакерше, а большая часть квакеров осталась верна короне, и родственники его жены в том числе. Мятежники даже сажали его в тюрьму.И все же…Роджер решил поинтересоваться подробностями родословной миссис Кэнтрелл и доктора Марша.Он еще с час наблюдал за домом врача, с каждой минутой раздражаясь все больше. Наконец Гэмбрелл тряхнул вожжами. Да будь он проклят! Не станет он торчать под окнами, как какой-то ушибленный любовью школьник. 18. Аннетта стояла на палубе «Мэри Энн», опираясь на поручни, и смотрела, как вдали исчезают берега. Она рассчитывала сбежать, когда они бросят якорь в бухте, но ее заперли в каюте.Она хотела закричать, позвать на помощь, но матросы явно были преданы Джону Патрику душой и телом. Флирт тоже не поможет, да и не умела она строить глазки и хлопать ресницами.У нее не было другой одежды, кроме платья, в котором ее привезли на корабль. Оно уже стало жестким от морской воды. С волосами тоже дело обстояло не лучшим образом. У нее обветрили щеки, кожа сухая и чуть ли не шершавая. Ничего удивительного, что Джон Патрик едва замечает ее. В эти три дня, проведенные на корабле, он был вежлив, но и только. Он отвел ей капитанскую каюту, удостоверился, что ее регулярно кормят, но в остальном не обращал на нее никакого внимания. А на это она сердилась даже больше, чем на похищение. Второе похищение. Это начинает входить у пирата в очень неприятную привычку.Аннетта плотнее запахнулась в плащ. Ветер дул холодный, скорее даже леденящий, но она предпочитала мерзнуть. В каюте, несмотря на ее большие размеры, было душно.Земля окончательно исчезла из виду. Ее поглотило море, а море на горизонте слилось с небом. Корабль на всех парусах резал волны, спеша в более спокойные воды и теплый климат. Во всяком случае, об этом доложил ей пират, когда, постучав в дверь каюты, осведомился, не хочет ли она посмотреть, как они будут отплывать из Мэриленда.Да, он не ошибся. Аннетта хотела видеть все. Она была уверена, что ей станет грустно, но, напротив, всю ее охватило какое-то странное воодушевление. И, по всей вероятности, Джон Патрик это заметил. Карибы. Одно название чего стоит. Оно заставляло трепетать от волнения. Золотые берега. Бирюзовые волны. И солнце — такое яркое, что вода сияет вокруг бриллиантовым блеском. Аннетта читала об этом в книгах, и ей хотелось убедиться воочию, что так оно и есть на самом деле. Но сейчас она сидела, словно мышь в мышеловке. Так она не желала даже Карибских островов.Хотя можно быть спокойной за отца. Он в надежных руках. Опасалась она лишь за себя.Аннетта взглянула на капитанский мостик. Айви ловко справлялся с обязанностями рулевого, но не было в его движениях того изящества, что у капитана. Интересно, неужели Джон Патрик сейчас отдыхает? Такое впечатление, что ему никогда не хочется спать. Но что ей за дело? Проклятый тюремщик!Стало холодно даже в плаще, и Аннетта решила спуститься в каюту, хотя там совсем нечем заняться. Английский капитан «Мэри Энн», очевидно, не видел в книгах никакого проку. Ей оставалось только рассматривать географические карты, в которых она ничего не понимала.Аннетта открыла дверь каюты и вошла. На кровати лежала груда перевязанных ленточками пакетов. А когда она уходила на палубу, их не было! С минуту она смотрела на них. Это, разумеется, подарок пирата, который вчера утром съезжал на берег. Когда она стояла на палубе, он принес пакеты в каюту. Наверное, не хотел услышать ее отказ принять дары.Дары данайцев. «Помни о троянском коне», — мысленно предупредила она себя. Сейчас она вышвырнет их за дверь, даже не разворачивая, не доставит ему удовольствия.Однако Аннетта села на кровать и осторожно потрогала один из пакетов. Она сразу же поняла, что в нем платье. Интересно, какой у пирата вкус?Нет. Она останется в своем платье. Даже если оно превратится в лохмотья.Однако рука уже теребила ленточку, которой был перевязан пакет. Отец всегда говорил, что первый шаг к падению — ложная гордыня. Ей нужна одежда, и это пират виноват, что у нее ничего с собой нет.Руки развернули пакет, и Аннетта ощутила прикосновение мягкой хлопковой ткани, гораздо более практичной и скромной, чем шелк, и однако — это она знала — весьма дорогой. Платье было серо-голубое, отделанное прекрасными кружевами, и оно показалось Аннетте просто чудесным. Интересно, как это он нашел его? Подобные платья обычно шьют портнихи после долгих примерок.А пальцы уже развязывали второй пакет. Здесь было шерстяное платье, золотисто-коричневое, цвета коньяка, с высоким воротником и длинными рукавами. Вид у него был уютный. Наверное, в таком платье ей будет тепло.В третьем свертке лежали головная щетка, гребни, две пары шерстяных чулок, три пары нитяных, две пары испанских туфель, пара перчаток, нижняя юбка и сорочка. При виде нее она покраснела и уж совсем вспыхнула при виде белой полотняной ночной рубашки.В самом нижнем пакете были новые издания «Бури» Шекспира и сборника стихотворений Томаса Грея. А между ними был засунут весьма потрепанный экземпляр «Робинзона Крузо» Даниэля Дефо.На мгновение сердце ее смягчилось. Он подумал обо всем. Аннетта мысленно представляла себе, как он ходил из одной швейной мастерской в другую и, наверное, заплатил целое состояние за платье, предназначавшееся для другой женщины. Аннетта примерила шерстяное. Оно было немного свободно в талии и немного узко в груди. Лиф застегивался впереди, так что не требуется посторонней помощи, чтобы его надеть.Пират понимает толк в женской одежде. И разбирается в размерах. Сколько женщин было у него в прошлом? Аннетта прищурилась. Наверное, она самая некрасивая из всех. И самая несветская. Об этом свидетельствуют и его подарки. Он явно считает ее синим чулком.Аннетта никак не могла оторваться от платья и все пробовала ткань на ощупь. У нее никогда не было такого красивого дневного наряда. Она примерила и серо-голубое, и снова оно оказалось впору, хотя кое-что хотелось подправить. Интересно, есть ли на корабле иголки и нитки? Да, конечно: они же необходимы для парусов.И Аннетта поняла, что готова принять подарки. Тактика пирата удалась. Если бы он сам их преподнес, она бы швырнула их ему в лицо, но сейчас…Каким образом он успел узнать ее так хорошо? * * * Джон Патрик в нерешительности стоял перед капитанской каютой. Сначала он хотел прислать кого-нибудь с приглашением на ужин, но так поступил бы трус. Он сам должен пройти все стадии этого трудного ухаживания.Джон Патрик несколько раз постучал в дверь. Прошло некоторое время, прежде чем она открылась. На Аннетте было ее собственное платье, как в ту ночь, когда он ее похитил. А он-то, вопреки рассудку, надеялся, что она все же наденет одно из новых, в поисках которых он обрыскал весь Честертаун.Ее хорошенькое лицо хмурилось, и Джон Патрик почувствовал себя застенчивым подростком. Увидев у нее в руках потрепанную книжку, он несмело улыбнулся.— Любимая книга моего семейства.Она тоже посмотрела на книжку.— Тогда зачем вы мне отдали свое семейное сокровище?— Я подумал, что время для вас тянется очень медленно. Мои родные одобрили бы этот поступок.— Как они одобрили и ваше со мной обращение.— Нет, полагаю, они далеко его не одобряют.Он прислонился к двери. Теперь он, Джон Патрик, выступал в роли просителя и отдавал себе в этом отчет. Ему не хотелось проделать весь путь на Карибы и обратно в обществе женщины, которой, в лучшем случае, он просто не нравится.— Но это вас не остановило.— Для этого есть причины.— Знаю я ваши причины и не принимаю во внимание.— Вы не позволите мне вас переубедить?— С какой целью? — спросила она ледяным тоном.Аннетта сурово смотрела на него, и какое-то мгновение Джон Патрик думал, что она сейчас захлопнет перед ним дверь.— Надеюсь, вы разделите со мной ужин, — сказал он осторожно.Она снова приоткрыла дверь, и достаточно широко, чтобы он увидел: она развернула тщательно отобранные им вещи и как будто раздумывает: принять или не принять их. Волосы ее растрепал ветер. Аннетта связала их лентой на затылке, но несколько завитков все же выбились из общей волны.Черт побери, как ему хочется обнять ее и поцелуями прогнать сомнение из ее глаз, эту ее подозрительность. Раньше он никогда не испытывал неуверенности в отношениях с женщинами. Он нравился им без всяких усилий с его стороны, но ведь это были не то чтобы респектабельные дамы. Ему никогда не приходилось платить женщинам, которых он встречал в порту, но все они были «на одну ночь», все свершали свой жизненный путь с помощью мужской благосклонности. Он чертовски хорошо научился брать у них, что они предлагают, а затем прощался с ними навсегда.Но так нельзя поступить с мисс Кэри.Черт возьми, но этот долгий, пытливый взгляд почти доконал его.— Где? — наконец спросила она.Где? Он даже не подумал об этом. По правде говоря, он был уверен, что Аннетта отвергнет его предложение.— У вас в каюте?Аннетта бросила на него совсем уж ледяной взгляд:— У меня?Обычно на корабле ужинали в буфетной, но сейчас она доверху забита провиантом.— У меня нет свободных помещений.— А где ест ваш экипаж?— У себя в кубрике, и уверяю, вам там не понравится.— Тогда на палубе.Он заколебался. Недоставало только, чтобы вся команда глазела, как он устраивает на палубе пикник. Разговоров не оберешься. Всю жизнь будут поминать. Но она не сводила с него взгляда.Интересно, что она задумала? А о том, что у нее есть очередной план, он догадался по особому блеску в ее глазах.— Отличный выход из положения! — воскликнул он, изображая радость, которой не испытывал.— И я так думаю, — согласилась Аннетта.— На палубе холодновато.— Мне не привыкать, — Аннетта была непреклонна.— Значит, в шесть?Аннетта кивнула и закрыла дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34