– Не хочет ли твоя мамочка немного коула? Дочка принесла целый кувшин, мы можем поделиться.Не зная, что такое коул, но полагая, что это нечто подкрепляющее, Роуз с благодарностью приняла предложение.– Это суп, – сказала ей Лиззи, держа в ладонях кружку, в которой раньше был чай. – Суп с беконом. Что случилось, Роуз? Почему нет больше никаких новостей? Что происходит?Новости появились только в полдень: людей вывели через старые, давно заброшенные штольни. «Они живы! – разнесся крик. – Их всего двадцать, но они живы!»Некоторые из спасенных мужчин сами вышли на благословенный свет дня. Остальных вынесли на носилках. Среди последних был и Ноуэл.– Он сломал спину, девочка, – сказал Роуз весь черный от угля и дыма человек, когда она бросилась к носилкам, а за ней – Лиззи, Уолтер и Уильям. – Крепежный лес в старой штольне настолько сгнил, что то и дело обрушивался, пока мы были внизу. Этот парень поддерживал стойку у самого выхода сколько мог, а когда мы вынесли последнего из спасенных, стойка рухнула. Хоть он и англичанин, но герой. Настоящий герой, девочка.«Сейчас он находится в главной больнице в Суонси, – писала Роуз Лотти из Уэльса. – Они не уверены, что он когда-нибудь сможет ходить. Как только он немного оправится, его перевезут в Крэг-Сайд».«Говорят, он получит гражданскую медаль «За отвагу», – писал Лотти Уильям из Вестминстера. – Если бы он не поддерживал стойку так долго, его товарищи не смогли бы вывести из забоя последних пострадавших.Как ему это удалось, я в толк не возьму. Он тощий, как хворостина, и отнюдь не Геркулес».«Слава Богу, что у него повреждена спина, а не руки, – писала Лотти Нина из своего лондонского дома. – Я понимаю, что это ужасно, если он не сможет ходить, но было бы еще ужасней, если бы он не смог рисовать».На Рождество Нина прибыла в Крэг-Сайд в сопровождении некоего джентльмена. Он был старше ее на двадцать лет – лендлорд и член правительства.– Он именно тот, кто нужен Нине, – сказала Лиззи домашним с чувством глубокого облегчения. – Он ее остепенит. Кстати, он утсверждает, что теперь, когда Ллойд-Джордж стал премьер-министром, мы должны ожидать скорого окончания войны. Дай Бог, чтобы он оказался прав.Предсказание не сбылось. На Пасху, когда Ноуэла перевезли на машине «скорой помощи» из Суонси в Крэг-Сайд, стало известно о готовящемся наступлении союзников на знаменитую линию Гинденбурга в районе Арраса. «Слава Богу, это вечеринка, на которую я не приглашен, – писал Гарри Роуз. – Нахожусь в тылу и пробуду здесь еще некоторое время».Но за чувством. облегчения, которое испытала Роуз, прочитав открытку Гарри, тотчас последовал страх. Быть может, он в тылу потому, что ранен? Если это так, почему он не хочет сообщить ей о своем ранении? Потерял руку? Или ногу? Быть может, Нине он написал подробнее?«Тут все думают, что дело пойдет на лад, потому как наконец подключились янки, – сообщал Роуз Микки откуда-то из Пикардии. – Я так не считаю. Они только болтают, но не действуют».Ни Роуз, ни кто-либо из окружающих не знали хотя бы еще двух молодых людей, кроме Микки и Гарри, которые провели бы на фронте столько времени и не получили ни одного ранения.– Вы только подумайте, ведь они оба из Йоркшира, стало быть, должны воевать бок о бок, верно? – говорил Альберт Саре и Лиззи, расправляя у себя на колене написанное карандашом последнее послание Микки, которое собирался прочитать им вслух. – Если и так, то Микки об этом не упоминает. Ни разу не упомянул ни одним словечком. – Он уткнулся чуть ли не носом в еле видные каракули сына. – Не иначе как писал на шесте для палатки. Кривоногий паук сделал бы это лучше.Роуз делила свое время между помощью в уходе за ранеными в Крэг-Сайде и работой на фабрике. Война во многих отношениях упростила ведение дел. Можно было не думать о конкурентах: армейское ведомство размещало заказы, а вновь созданное Управление по контролю за расходованием шерсти определяло, сколько материи может быть выделено для гражданских нужд.– Так как женщины на фабрике выполняют работу за мужчин, мы и платим им, как мужчинам, – сказала она Ноуэлу, который сидел на террасе в кресле-каталке, положив себе на колени блокнот для эскизов. – Ты мог бы подумать, что и на других фабриках поступают точно так же, но ничего подобного нет. Генеральный союз рабочих текстильной промышленности с давних пор ведет споры с некоторыми местными фабрикантами. Фабрика Риммингтонов, тебе, наверное, приятно будет это узнать, просто свет в окошке, когда речь идет об условиях и оплате труда.Ноуэл ей не ответил. Он даже не слышал ее. По газону большой, освещенной солнцем лужайки, усеянной лежаками для пациентов и креслами-каталками, быстро двигалась по направлению к лестнице на террасу тоненькая фигурка. В одной руке у нее была дорожная сумка, через другую переброшено летнее пальто. Ее когда-то длинные, до самой талии, волосы теперь были коротко подстрижены, а каждая линия тела и каждое движение были отмечены элегантной уверенностью в себе.– Лотти! – произнес он, и блокнот для эскизов соскользнул на землю у него с колен, когда он так крепко вцепился в подлокотники кресла, что Роуз уверилась, что он намерен чудом встать на ноги и бежать. – Лотти!Один взгляд, брошенный на Лотти, сказал Роуз, что визит ее отнюдь не случаен. Что она приехала не затем, чтобы вскоре покинуть дом, а затем, чтобы здесь остаться. Она дома, потому что дома Ноуэл. Дома, потому что намерена ухаживать за ним, пока он не поправится. Дома, потому что поняла: в жизни есть не только один вид смелости. И больше никогда в жизни она не бросит Ноуэлу обвинение в трусости.– Вы слышите жаворонков? – спросил Гарри своего адъютанта. – Можно было бы считать, что грохот орудий прогнал их на много миль отсюда, правда? И тем не менее, как только в стрельбе наступает хотя бы десятиминутный перерыв, становится слышно, как они заливаются так, словно сердечки их вот-вот разорвутся.– Они не поют так радостно всего в нескольких милях от фронта, сэр, – ответил адъютант с насмешливой ухмылкой. – Французские фермеры стреляют их и употребляют в начинку для пирогов. Я считаю, что эти малыши чувствуют себя здесь в безопасности. Тут из-за каждой кочки торчит ружье, но мы не слишком часто пускаем их в ход, не так ли? Немцы на том же месте, где были три проклятых кровавых года назад, и я сомневаюсь, что Западный Йоркширский батальон, который присоединится к нам для следующей вылазки, поспособствует переменам.Гарри криво улыбнулся. Его не задевало, что адъютант обращается к нему запанибрата. Слишком много они пережили вместе. Неповиновение, разумеется, совсем другое дело. Французы были поражены этой болезнью до такой степени, что некоторые случаи превращались в открытый бунт. Гарри убрал пистолет в кобуру. Если в качестве нового пополнения прибудут брэдфордские парни, о неповиновении командиру и речи быть не может. Это будут закаленные в сражениях солдаты. Самые лучшие, которых пожелал бы иметь под своей командой любой офицер.Шагая по скрипучему деревянному настилу, Гарри отправился инспектировать пополнение. Брэдфорд. Кажется, он за миллион миль отсюда. В другом мире. Любопытно, плавают ли еще гребные лодки по озеру в Листер-парке? Гуляет ли Роуз вместе с Дженни в этом парке? Вряд ли. Дженни теперь замужняя женщина, у нее нет времени на долгие прогулки, да и у Роуз тоже.«Не с этой девушкой тебя я видел в Брайтоне, – запел кто-то из его солдат. – Так кто же, кто же, кто твоя подружка?»Гарри знал, кого бы он хотел считать своей подружкой. Это стало ясно ему уже давно. Самое скверное, что он не знает, как сказать ей об этом. Она всегда считала, что он любит Нину. Да он и сам очень долго, даже слишком долго верил, что любит ее. Пока у него наконец не открылись глаза, он воображал себя обездоленным, был уверен, что больше никогда не испытает такого глубокого чувства.А потом, стоя на холме среди вереска и глядя на обращенное к нему солнечно улыбающееся лицо Роуз, он понял, что все прошедшее было не более чем импульсивным, безрассудным юношеским увлечением. Роуз стала его настоящей, искренней любовью. Горячо преданный друг с неистребимым чувством юмора и запасом подлинных душевных ценностей, она и есть его судьба и его прибежище, его пламенная страсть и желанный покой.– Это правда, что завтра в ночь начнется большая заварушка, сэр? – обратился к нему с вопросом парень с золотой нашивкой за ранение на рукаве.– Я еще не получал об этом сведений, сержант, – просто ответил Гарри. – В ту же минуту, как услышу, доведу до общего сведения.Гарри гадал, как отнесется Роуз к его признанию в любви. Быть может, произойдет чудо и она скажет, что научится любить его. Проживут ли они остаток жизни в Крэг-Сайде? Станут ли вместе руководить фабрикой? Станут ли…– Взвод под командованием сержанта Поррита занимает пулеметный пост номер три, сэр, – нарушая ход его мыслей, произнес адъютант.– Поррит? – Гарри едва не упал, оступившись на узком настиле. – Вы сказали, Поррит?– Так точно, сэр. Он парень строптивый, но воюет с первого дня и заработал столько медалей, что ленточками от них можно было бы разукрасить майское дерево.Несмотря на дурное настроение, Гарри не удержался от смеха. Сержант Поррит не может быть никем иным, кроме Микки Поррита. Тот всегда был строптив, особенно по отношению к нему.Ускорив шаги, он прошел мимо группы солдат, разбирающих большой ящик с боеприпасами, и свернул к позиции пулеметного расчета. Солдаты растянулись на земле где пришлось, используя возможность, отдохнуть, пусть и без особых удобств. При появлении офицера все тотчас вскочили и вытянулись по стойке «смирно», отдавая честь.Гарри посмотрел на их сержанта и широко улыбнулся. Перед ним стоял Микки собственной персоной, но Микки посерьезневший и повзрослевший; плечи его раздались еще шире, а мускулы стали еще заметнее, чем в то время, когда он видел парня в последний раз.– Как здорово, что я встретил тебя, Микки, – произнес Гарри от всей души.– Сэр, – только и сказал Микки, приложив руку к фуражке.– Вольно, – скомандовал Гарри солдатам взвода. – Ну, Микки, я уж думал, нас с тобой так и не сведет война. Ты ведь был под Лусом, верно?– Да, сэр, – все так же лаконично ответил Микки, явно не собираясь вступать в разговор.Три распроклятых года провел он в распроклятой Бельгии, а теперь должен исполнять приказы распроклятого Риммингтона, пропади он пропадом, этот Гарри!Все благодушие Гарри словно ветром сдуло. Выходит, Микки не желает вспоминать об их коротких отношениях в Брэдфорде. Впрочем, и в те времена, когда Поррит жил на Бексайд-стрит, он ясно давал понять, что у него нет времени для щеголей из Крэг-Сайда, а теперь он не намерен вступать в дружелюбные отношения с офицером.– Ты осведомлен, что завтра нам вроде бы предстоит серьезное дело? – продолжал Гарри, удивляясь про себя, насколько он обескуражен и огорчен. Ему так хотелось поболтать о Бексайд-стрит, обменяться забавными анекдотами о Герти и Альберте, спросить, жива ли еще лошадка Альберта и все ли еще Бонзо готов растерзать любого чужака, который осмелится появиться на Бексайд-стрит.– Да, сэр. – В голосе у Микки прозвучала усталость.Еще одно «серьезное дело». Еще одно «большое наступление», Господь Всемогущий! Он получил свою долю в достаточной мере под Монсом. И вдоволь нагляделся на офицеров, руководивших сражением из тыла. Ему бы очень хотелось думать, что чертов Гарри Риммингтон относится именно к этой категории, но как-то не получалось. Как он уже слышал, все считали Риммингтона редким исключением, офицером, которого уважали солдаты.– Когда мы на марше, он на марше вместе с нами, а не гарцует на коне, как большинство из них, – говорил в присутствии Микки один из солдат своему приятелю. – Командир что надо.– Я проведу совещание в девятнадцать ноль-ноль, сержант, – сказал Гарри, понимая, что сражение за дружеские отношения с Микки он скорее всего проиграл. – Предупредите ваших людей, чтобы они отдохнули сколько смогут. Полагаю, им это понадобится.Гарри получил приказ на следующий день и прикрыл глаза ладонью. Какова цель? В чем она заключается, эта проклятая цель? Ему было приказано перейти высоту и вступить на нейтральную полосу, и он вернется оттуда, если вообще вернется, всего с одной третью, а может, и с четвертой частью своих людей. Сколько похоронных извещений он написал родителям и женам за последние три года? «С прискорбием должен сообщить вам… пусть вам послужит утешением, что он был храбрым и умелым бойцом, все его боевые товарищи любили его… ваше горе разделяет каждый человек в батальоне…» А через сорок восемь часов, если он сам останется жив, ему снова придется писать такие письма… много, очень много писем…– Официально нам дан приказ, – сообщил он собравшимся вокруг него офицерам, – завтра спрямить выступ возле Ипра и отвлечь на себя вражеский резерв. Неофициально это реальная возможность кровавой бойни. Фактор неожиданности исключается из-за продолжительной предварительной артподготовки. – Гарри запустил руку в густую шевелюру. – Когда же, во имя Господа, воинское высокое начальство сообразит, что длительная артподготовка превращает землю в болото, делает ее непроходимой, а нашу задачу – невыполнимой?– Когда ад замерзнет, сэр, – с горечью ответил один из лейтенантов.Микки слушал все это молча, но на него произвело сильное впечатление прямое и честное отношение Гарри Риммингтона к своим подчиненным. Это достойно уважения. Гарри не произносил напыщенных фраз вроде того, что вперед, мол, бравые парни, вперед, в сражение до победного конца, и тому подобное. Он, должно быть, хороший человек, и находиться под его командой в сложной обстановке дело толковое, а завтра обстановка будет очень сложной, это ясно. Микки подумал о своей книжке про Новую Зеландию, про снимки гор, овечьих ферм и бурных рек. Он не лишится своей мечты из-за каких-то там гуннов, черта с два! Он выживет хотя бы из чистого упрямства, он будет за это бороться до последнего вздоха, но он выживет, будь оно проклято!В пять ноль-ноль начался артобстрел, и немецкие батареи открыли ответный огонь. Находясь со своими людьми в передней линии окопов и дожидаясь команды Риммингтона, Микки чувствовал, как у него сжимаются мышцы живота. Снаряды падали вокруг, то тут, то там взлетали вверх мешки с песком. Человеческих тел не было. Пока.Микки пригляделся к людям своего взвода. Лица у них были бледные, но решительные. В свои двадцать два года он был среди них старшим. Счастливчик Поррит, так его называли, потому что знали, как долго пробыл он на войне. «Попасть во взвод Счастливчика Поррита – большая удача» – так говорили. Микки это знал. Слышал снова и снова. Микки крепче стиснул рукой приклад винтовки. Помоги, Боже, чтобы сегодня все они оказались правы.Наконец пришел приказ по линии: «Примкнуть штыки!»– Ладно, ребята, – сказал Микки. – Еще несколько минут, а там держись!Все они были парнями из Брэдфорда, пережившими сражение на Сомме. Эдди Фэрт родом из Эклсхилла. Молодой Бараклауф – из Уайка. Еще двое – с западной окраины города.Ружья взяты на изготовку. Микки увидел, что Гарри Риммингтон посмотрел на карманные часы. В голове у Микки промелькнула мысль об отце, о лошади и о Бонзо. И само собой, он подумал о Роуз. Он всегда думал о ней в такие минуты. Он не увидел, как Риммингтон дал сигнал, но услышал его.– Вперед, ребята! – рявкнул он во всю силу легких, как только послышался свисток и с вражеской стороны застрочили пулеметы. – За мной!Он первым был на высотке и упал на грязную землю; он и его взвод, а за ними еще двести человек.Перед ним простиралось пшеничное поле, испещренное цветущими маками. Пулеметная стрельба стихла, и Микки уже был на ногах, он бежал во весь мах, а за ним его солдаты.– Вперед, ребята! – снова выкрикнул он на бегу; позади осталось примятое поле пшеницы, а впереди показались вражеские окопы, из которых торчали дула пулеметов. – Мы им покажем! Пусть Брэдфорд гордится нами!Гарри бежал по полю, грудью раздвигая колосья. Он услышал свист над головой, увидел, что все вокруг озарилось яркой вспышкой огня, и почувствовал, как содрогнулась земля. Послышались крики раненых. Звали санитаров.– Вперед! – крикнул Гарри. – Вперед!Теперь уже стали видны проволочные заграждения немцев. Вокруг Гарри падали убитые и раненые, но тут он заметил, что взвод Микки достиг заграждений.Заработали вражеские пулеметы. Гарри видел, как фигуры в хаки падали на колючую проволоку.– Открыть настильный огонь! – крикнул он во всю силу легких, и, когда приказание было выполнено, тела, повисшие на колючей проволоке, превратились в кровавый фонтан оторванных конечностей. – Остерегайтесь гранатометчиков, заклинаю вас спасением Христовым! Остерегайтесь!Они захватили передовую линию немецких окопов. Ворвались в них на штыках, сплошь покрытых кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26